Интродукция: от Патриарших до Воронцово

Как видим, Патриарши и Воронцово связывают не только ссылки на историю, но и общая тенденция развития нашего общества, когда одни имеют возможность выбирать то, что им понравится, а у других выбор ограничен — им достаются лишь объедки. Речь, конечно, не идёт о всенародных выборах в Госдуму.

Глава 3. Нечистая сила

Всё началось утром 17 сентября 2005 года. За давностью лет могу что-то напутать, но факт остаётся фактом — в дверь квартиры № 7 дома № 15 по Большому Козихинскому переулку позвонили. На лестничной площадке стояли двое симпатичных молодых людей, представились риэлтерами и с ходу заявили:

— Не хотите ли обменять вашу квартиру на другую?

— С чего бы это?

— Мы подберём жилую площадь в любом районе, в новостройке или в доме сталинской постройки.

— Да нам и здесь хорошо.

В общем, ни о чём не договорились. А через месяц почтальон принёс заказное письмо — владельцам квартиры надлежало явиться в суд, где будет слушаться дело о принудительном выселении из дома в Козихинском переулке в квартиру по другому адресу, то ли в Бутово, то ли в Капотне.

Прежде, чем продолжить рассказ, придётся объяснить, каким образом я оказался участником событий, хотя жил в то время у Воронцовских прудов. Начну с того, что появился на свет в роддоме имени Грауэрмана на Арбате, а первые три месяца провёл в корыте, предназначенном для стирки белья. Родители недавно возвратились из эвакуации, снимали комнату на Пироговке, недалеко от Новодевичьего монастыря, а достать детскую кроватку удалось не сразу. Уже в июне мы переехали на Большой Козихинский — отцу, инженеру-конструктору Первого Московского часового завода выделили комнату в коммуналке ведомственного дома — шестнадцать метров на четверых, включая мою старшую сестру. А через несколько лет, к тому времени, когда мне предстояло пойти в школу, мы перебрались в двухкомнатную квартиру в том же доме. Этому не стоит удивляться — негоже главному инженеру завода, лауреату Сталинской премии ютиться в коммуналке.

В квартире № 7 прежде жила какая-то семья, но к моменту нашего переезда там осталась только пожилая женщина — дочь отбывала наказание в местах не столь отдалённых, поэтому единственной жиличке предложили комнату на первом этаже. Вроде бы всё по справедливости, но до сих пор меня мучает вопрос — возможно, если бы не переехали в ту «нехорошую квартиру», жизнь сложилась бы куда удачнее. Хотя, с другой стороны, грех жаловаться — могло быть и гораздо хуже, но это тема для отдельного рассказа.

Я часто навещал маму и сестру, а осенью того проклятого года у мамы обнаружились серьёзные проблемы со здоровьем. Дожить до девяноста пяти лет не каждому дано, мама говорила, что даже девяносто лет — это уже слишком. А тут ещё квартирный вопрос встал во всей своей неприглядности, обнажив прежде скрытые от нас пороки чиновников высшего звена, по крайней мере тех, что правили в Москве. Вскоре выяснилось, что повестки в суд получили и другие жильцы — кто-то сразу сдался на милость победителей, кто-то намерен был отстаивать свои права. Ну вот и я решил бороться, не за себя, а за своих близких, — изучил иск о принудительном выселении, составленный в Департаменте жилья Центрального административного округа Москвы, проштудировал Конституцию, Гражданско-процессуальный, Уголовный, Жилищный и Гражданский кодексы, ознакомился с московскими законами и постановлениями по квартирному вопросу, не забыв и о судебных решениях по аналогичным делам. Короче, достаточно глубоко влез в эту тему, чтобы понять — дело тут нечисто, одно нарушение закона следует за другим. Итогом этого исследования стали три составленных мною документа: возражение на иск Департамента жилья, а также иски против правительства Москвы и префектуры ЦАО.

Кто-то сразу может возразить, мол, судиться с властью бесполезно, но я тогда ещё надеялся, что в этой Системе найдутся честные люди, способные встать на защиту прав российских граждан. Тут следует пояснить, что поначалу сестра обратилась за помощью в адвокатскую контору, однако вскоре выяснилось, что все усилия молодой адвокатессы свелись к попыткам отложить рассмотрение дела под разными предлогами — расчёт был на то, что сестра договорится с Департаментом. Ну а когда адвокатесса принялась переписывать текст моего возражения на судебный иск, намереваясь использовать его в аналогичных делах, стало ясно, что от нынешних адвокатов толку буквально никакого. Поэтому сестра оформила доверенность — теперь я мог самостоятельно защищать права мамы и сестры, и началась эпопея хождения по судам, затянувшаяся на целый год.

И вот, наконец, решающее заседание в Пресненском районном суде по иску Департамента жилья о выселении. В зале судья, пожилой юрист, представлявший истца, и девочка из прокуратуры, которая по должности обязана защищать права униженных и оскорблённых. После того, как юрист зачитал текст иска Департамента, слово было предоставлено ответчику. Без лишней скромности, которая в этом деле совершенно неуместна, признаюсь, что я камня на камне не оставил от этого иска, буквально смешав его с дерьмом. Юрист всё это время сидел с открытым ртом и приподняв брови глядел то на судью, то на меня — похоже, у судьи искал снисхождения, а у меня сочувствия к своим сединам. Однако, если злыдни пытаются нагло отобрать у моей родни приватизированную квартиру, тут все средства хороши — око за око, ни пяди земли им не отдам!

Моё возражение на иск состояло из восьми пунктов. Нет надобности их перечислять, отмечу лишь, что я мог бы потребовать отклонить этот иск и нет сомнения, что так бы и случилось. Но дело в том, что сестра вела в это время переговоры с юридическим отделом Департамента жилья, добиваясь более приемлемого варианта для отселения, а моя задача состояла в том, чтобы убедить истца — с нами шутки плохи, будем биться до конца. В итоге судебное заседание перенесли до завершения дела в Тверском суде, где предстояло рассмотрение моего иска к правительству Москвы.

Дальше начинается самое интересное — только ради этого и стоило написать главу о «нечистой силе». Настал момент рассмотрения моего иска к префектуре ЦАО, которая и должна была обеспечить выполнение распоряжения правительства Москвы о выселении. И вот сижу ни жив ни мёртв в предбаннике зала заседаний Таганского суда. Вдруг мимо проходит мужик, останавливается и спрашивает:

— Это ваше дело будем слушать?

— Да.

— Ну что ж вы приуныли? Сейчас разберёмся, всё будет хорошо.

Приободрил, а у меня по-прежнему нехорошее предчувствие. За пять минут до начала заседания судья выходит из двери и не глядя на меня бежит чуть ли не в припрыжку — уже потом я догадался, что его вызвал к себе председатель Таганского суда. Заседание началось через четверть часа и, хотя его вёл всё тот же судья, отношение ко мне в корне изменилось. Уткнувшись взглядом в бумаги, лежащие на столе, не меня он ни разу не взглянул, и всё шло к тому, что получу отлуп, покину суд не солоно хлебавши. Пришлось использовать проверенный приём — я попросил перенести заседание до завершения рассмотрения моего иска к правительству Москвы в Тверском суде, что и было сделано.

Уже когда покидал здание суда, услышал разговор судьи с коллегами — дверь, за которой они беседовали, была чуть приоткрыта:

— Коллеги! Хочу сообщить вам радостную новость. Не далее, как час назад, беседовал с нашим председателем и тот мне сообщил, что в ближайшее время будет принято решение о значительном повышении зарплаты федеральным судьям.

Тут всё встало на свои места.

Впереди было рассмотрение моего иска в Тверском суде, но оно откладывалось каждый раз из-за неявки представителя правительства Москвы по уважительным причинам. Вместо спора конфликтующих сторон мне предоставлялась возможность побеседовать с судьёй — каждый раз она задавала мне вопросы, по сути, намекая на кое-какие недостатки в моём иске, за что я был ей безмерно благодарен. Но вот, наконец, представитель правительства Москвы явился в суд, сидим в коридоре ожидая начала заседания, но тут моя «добрая фея» выходит из двери и направляется в конец коридора, а затем поднимается по лестнице на другой этаж, где расположен кабинет председателя суда. Прошло четверть часа, мы с «представителем» мило беседуем, а судьи всё нет. Только через полчаса вернулась, смотрю — вроде бы совсем другой человек, ситуация точь-в точь как на Таганке. Только там у меня имелся вариант отхода, но это заседание откладывать уже не имело никакого смысла.

Вот фрагмент из стенограммы, который даёт исчерпывающее представление о том, что происходило в здании суда:

Истец. Согласно закону о правительстве Москвы, принудительное выселение жильцов возможно только после принятия постановления правительства Москвы, что подразумевает коллегиальное рассмотрение вопроса. А в данном случае вице-мэр Валерий Шанцев единолично принял решение, подписав распоряжение.

Судья. Да какая разница?

И дальше всё в том же духе. В общем, суд я проиграл, хотя из текста «приговора» почти ничего не понял — сплошь ссылки на какие-то решения и постановления Верховного суда, а на мой взгляд, пустой трёп, призванный хоть как-то обосновать нелегитимное решение.

К этому времени я уже понял, что справедливости не добьюсь, но хотя бы узнаю, как работает Система. Поэтому и направил кассационную жалобу в Мосгорсуд. Три часа ожидания и три минуты на рассмотрение жалобы, а итог стал предельно ясен после того, как не получил ответа на вопрос:

— Ваша честь! Не могли бы объяснить, зачем принимаются законы, если некоторым людям позволено их безнаказанно нарушать?

У меня создалось впечатление, что судья хочет развести руками как бы говоря: «Ну что поделаешь, если Система так устроена?». Но сдержалась, только брови чуть-чуть приподняла.

Понятно, что продолжать прения сторон на Таганке теперь не имело никакого смысла, но оставалось ещё незаконченное дело в Пресненском суде. Но каково же было моё удивление, когда обнаружил, что дело ведёт уже другой судья — прежде он вёл только уголовные дела. Это заседание скорее напоминало цирковое представление с участием фокусников и эквилибристов. Когда до представителя прокуратуры дошло, что я поднял руку на святое, то есть на власть в лице Департамента жилья, он попросил прервать заседание:

— Мне бы надо в туалет.

Прокурор наверняка собрался звонить своему начальству, рассчитывая получить директивные указания.

— Ну так идите, если очень надо.

Таков был ответ судьи, хотя закон запрещает покидать зал заседаний по время слушаний. Дальше больше — представитель Департамента предъявил доверенность для ведения дела, которая судью вполне устроила, хотя на момент заседания она уже утратила свою силу. Но больше всего меня интересовал вопрос: что случилось с той судьёй, которая прежде вела дело. Сведущие люди пояснили:

— Она уже дважды пошла наперекор мнению председателя суда, приняв решение не в пользу Департамента жилья. Теперь от ведения таких дел её отстранили, поговаривают, что скоро будет принято более суровое решение. Якобы она уличена в беспробудном пьянстве.

Однако и это ещё не финал — на смену эквилибристике пришло что-то вроде чёрной магии. Когда все слушания завершились, я решил ознакомиться с актом экспертизы, согласно которому дом на Большом Козихинском вот-вот может развалиться. Прежде мне это не приходило в голову — ведь акт составлен специалистами солидного учреждения, в их компетентности нет оснований сомневаться. Читаю и вот обратил внимание на то, что в заключение каждого пункта акта экспертизы присутствует магическая цифра — 61. Причина в том, что здание признаётся аварийным, если процент износа перекрытий, стен и т. п. превышает 60 %. Когда выявил ещё кое-какие несуразности, написал заявление и направил его в РОВД по месту расположения МосжилНИИпроекта, где был составлен акт. Вполне логично, что в МосжилНИИпроекте не согласились с моими обвинениями, и РОВД не нашёл оснований для обвинения в мошенничестве. А через некоторое время меня вызывает дознаватель по этому делу и сообщает, что ещё в октябре 2005 года был составлен другой акт экспертизы, согласно которому дом подлежит… капитальному ремонту, а это означает, что жильцы сохраняют право на владение своей квартирой. Видимо, после того, как Департамент жилья обратился в суд с требованием о выселении, в МосжилНИИпроекте изготовили новый акт — подстраховались на тот случай, если кто-то обвинит их в фальсификации, и не зря. А у меня остался лишь один вопрос, который немедля задал лейтенанту-дознавателю:

— Как такое безобразие возможно?

Лейтенант ответил вопросом на вопрос:

— Вы что, не понимаете, в какой стране живёте?

До сих пор не жалею, что ввязался в это дело — получил много полезной информации. Побудительный мотив понятен, но тратить время на это занятие не стал бы, не прочитай в интернете решение суда по аналогичному делу о выселении жильцов из якобы аварийного дома по улице Красина, что совсем недалеко от Патриарших. Так и сказал руководителю юридического отдела Департамента жилья, когда зашёл разговор о моём «безрассудном» подвижничестве. В ответ дама улыбнулась и только бровью повела — стало понятно, что в том деле не обошлось без крупной взятки.

Ну а сестра кое-чего добилась. Сначала вместо Бутово ей предложили Бирюлёво — отказалась. Потом квартиру в новостройке недалеко от завода «Серп и молот» — тоже не понравилось. Наконец, после долгих уговоров добилась приемлемого результата — переехала в дом недалеко от Цветного бульвара, правда, за пределами Садового кольца, но всего-то метрах в пятистах. Мама к тому времени жила у меня, год болела и скоро её не стало. Ну а сестру через год уговорил перебраться поближе ко мне — риэлтеры подыскали двухкомнатную квартиру в соседнем доме. Так и живём, но всегда настороже — нечистая сила, продукт той самой интродукции, в любой момент может объявиться и окончательно испортить жизнь.

К счастью, силы её не беспредельны. Нуворишу, который собирался построить элитное жильё на месте нашего дома, надоело ждать решения суда — отказался от своего проекта, а дом больше десяти лет так и стоял с заколоченными дверьми и окнами. Теперь на этом месте «Бакст» — лучше бы назвали «Бегемот» или «Фагот», а то ни за что ни прошло испоганили имя хорошего художника. Успокаивает лишь то, что настоящая его фамилия — Розенберг.

Глава 4. Назад в СССР?

Иногда хочется, чтобы всё вернулось на круги своя, в СССР. К примеру, в 70-е — весёлая, беззаботная жизнь, а единственная проблема заключалась в том, чтобы поскорее заработать денег на покупку квартиры, а то ведь личная жизнь никак не складывается. Что было совершенно неприемлемо в то время, так это методы внедрения в головы убогой идеологии, но ведь и сейчас «кое-где ещё порой» примерно то же самое. Понятно, что человеческую породу нельзя улучшить за полвека, но создаётся впечатление, что процесс пошёл в обратном направлении, и вот сейчас мы уже почти на самом дне, если оценивать «уровень духовного развития подрастающего поколения». Говорят, что рыба гниёт с головы, но ведь о нынешней властной элите этого не скажешь. Поневоле возникает подозрение, что по какой-то неведомой нам причине аборигены постепенно отходят на второй план, а им на смену приходит некая «некоренная порода» — этот процесс в биологии и называется интродукцией.

В советское время существовало множество ограничений — запрещали генетику, импрессионизм, джаз и многое другое. А потом словно бы плотину прорвало, и вот побарахтавшись какое-то время в мутной тине 90-х мы вдруг обнаружили, что люди кругом нас уже не те, которыми мы гордились ещё сорок лет назад. Нет уже писателей, которых можно было бы поставить в один ряд с Булгаковым, Платоновым, Олешей, Трифоновым. Упрекнуть в недостатке мастерства актёров и кинорежиссёров язык не поворачивается — да потому что не в чем их винить, если хороших сценариев кот наплакал. Вот и приходится изображать ходульных персонажей в нескончаемой череде детективных сериалов или корячиться в юмористических поделках, рассчитанных только на дебилов. Теперь на первый план выходят герои интернета — те, что маячат на дисплеях ноутбуков и смартфонов целый день, и теперь уже они диктуют моду, правила поведения и прочее, и прочее. Они пришли на смену тем не шибко умным воспитателям, которые чуть что ставили нас в угол, поскольку не обладали даром убеждения, а вот блогерам такая задачка по плечу — им хочется поверить хотя бы потому, что больше верить некому.

Кто-то скажет: всему виной интернет! Но как же без него? Это же кладезь разнообразной информации, которая всегда под рукой. Не будь интернета, пришлось бы месяцами протирать штаны в библиотеке, а это наверняка затормозит научно-технический прогресс. Да что говорить, я бы и половины своих книг не написал, не будь интернета, а уж без компьютера совсем беда! Всё потому, что печатать и заново перепечатывать тексты на пишущей машинке — это адский труд. Так что все мы разом должны поклониться создателям технических новинок. Проблема в том, как всем этим распорядиться с умом, не нанося ущерба самому себе и окружающим. Ну а пока подходящего способа не нашли, так и будем числиться аборигенами, вымирающим поколением, не вписавшимся в так называемый тренд, хотя я не вполне представляю себе, что это такое. Попробуем разобраться.

На первом месте — умение приспособиться к окружающей среде, то есть, если не дают, надо найти способ, как это взять самому, не взирая на Уголовный кодекс и прочие моральные ограничения. Пример показали «герои» 90-х, которые скупали за бесценок заводы, рудники, телеканалы, издательства и киностудии. В почёте были те, кто сумел минимизировать налоговые отчисления или продать залежалый товар по высокой цене. Но если им можно было это делать в 90-е, почему другим нельзя сейчас? Понятно, что напролом действовать нельзя, поэтому сначала надо найти выход на власть имущих, заручиться их поддержкой в обмен на кругленькую сумму и дело будет сделано — концессия на добычу полезных ископаемых у вас в руках и будет странно, даже непростительно, если через несколько лет не станете миллиардером. Понятно, что речь идёт о евро, а не о рублях.

Ещё один способ обогащения — строительство жилья, которое необходимо всем, даже несмотря на демографический кризис. Находчивые и изворотливые перебираются в большие города, но, если возрастает спрос на жильё, должно быть не только предложение, но и соответствующие цены. Вот и застраивают пустыри, втискивают новостройки в жилые кварталы, уничтожая спортивные и детские площадки, не говоря уже о том, что личные автомобили их владельцы на ночь вынуждены оставлять на тротуарах.

Однако ни одна отрасль экономики не сравнится по доходности с фармацевтикой — там делают деньги, конечно, не из воздуха и не из воды, но кто сможет усомниться в эффективности нового лекарства, если к нему приложено «высочайшее» заключение экспертов госорганизации, осуществляющей такую экспертизу. А ведь «подмазать» кого-нибудь в Минздраве куда дешевле, чем тратить годы на разработку эффективного снадобья. Вот и плодятся вакцины, якобы защищающие от ковида, однако никто из власть имущих не станет поднимать шум, если через какое-то время у пациента обнаружится онкологическое заболевание, спровоцированное использованием такой вакцины.

Кому не стал бы предъявлять претензий, так это айтишникам. В эпоху всеобщей цифровизации их следует носить на руках, а зарплату устанавливать не ниже, чем у топ-менеджеров Роснефти или же Газпрома. А то ведь так может случиться, что в один прекрасный день «зависнет» программа бухгалтерского учёта или в налоговую службу поступит сообщение, будто питерский «Зенит» спонсируется с нарушением закона. Тогда уж поздно будет локти кусать — предвидя подобный разворот событий, надо зарплату повышать не тем, кто протирает штаны в огромных кабинетах, а малозаметным героям невидимого фронта, которые в скором времени могут стать властителями всего и вся — от содержимого моего ноутбука до программы обработки результатов голосования на региональных выборах. Не удивлюсь, если именно они будут «назначать» губернаторов и мэров, а там глядишь дойдёт и до президентов.

Вот на чём нельзя много заработать, так это на издании книг. Ещё лет тридцать назад владельцы издательств жировали, поскольку по сговору с типографиями производили левый товар, не облагаемый налогом. Я уж не говорю о серых схемах, когда с автором подписывали один договор, а налоговикам предъявляли совсем другой, что позволяло скрыть часть своих доходов. Теперь же, когда прожорливый бюджет требует всё больше налоговых поступлений, а потому надзор за производством книг и их продажей был ужесточён, даже издание электронных книг может стать убыточным — малоизвестный автор предпочтёт раздавать свои книги даром, поскольку мало толку от крохотного роялти, а зарубежные авторы вкупе с Донцовой и Марининой не спасут от банкротства, поскольку издательства вынуждены снижать цены, устанавливая скидки, чтобы не потерять читателя.

Впрочем, и блогерам теперь не сладко — одно за другим возбуждаются уголовные дела за уклонение от уплаты подоходного налога. Только специалистам разговорного жанра, выступающим на корпоративах, да бесчисленным музыкальным ансамблям, певичкам и певцам пока лафа — похоже, до них руки налоговиков ещё не дотянулись. Пусть погуляют напоследок, ну а потом всем любителям лёгкой наживы придётся искать новое место приложения своих сил — находчивости и изворотливости у них вполне достаточно, ещё что-нибудь придумают.

Так нужно ли возвращаться назад, в СССР? Пожалуй, поздно, как бы кому-то ни хотелось, поскольку на смену «аборигенам» уже пришли «некоренные виды», то есть произошли необратимые превращения в окружающей среде и смена политического строя мало что изменит.

Часть 2. Время действий

Глава 5. Сон наяву

Однажды утром ко мне в квартиру заявился некто по фамилии Грюнбаум, адвокат, и с порога заявляет:

— Владимир Алексеевич, у меня радостная весть! Вы можете стать наследником огромного состояния, а в придачу к нему автомобиль и квартиру в доме «Бакст».

Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, потому и спрашиваю:

— С чего бы это?

— Причина до чрезвычайности проста. Некая бездетная дама хочет вас усыновить.

Этого только не хватало! В моём возрасте впору внуков нянчить, а не ухаживать за дряхлой старушонкой, к которой прежде не имел никакого отношения. Ещё неизвестно, кто кого переживёт, однако не хотелось бы на старости лет стать кем-то вроде комнатной собачки. И всё же любопытно: кому в голову пришла эта абсурдная мысль? Так и спросил, однако адвокат развёл руками:

— Я не уполномочен раскрывать имя. Вы всё узнаете, как только согласуем основные положения договора, — и выкладывает на стол документ, который я должен подписать.

Читаю текст, особенно интересно то, что связано с обязанностями:

«Усыновитель обязуется выделить усыновлённому место для проживания по адресу город Москва, Большой Козихинский переулок, дом № 15, квартира № 7, и обеспечить полный пансион по высшему разряду».

Что ж, я не прочь вернуться туда, где прожил много лет почти с самого рождения. Там прошли лучшие годы, я был молод, полон сил, хотя и сейчас на здоровье вроде бы не жалуюсь. Вот только слово «место» вызывает некоторые сомнения — надеюсь, это будет не чулан.

Читаю дальше:

«Усыновитель обязуется внести имя усыновлённого в завещание, согласно которому усыновлённый после смерти усыновителя должен получить десять миллионов рублей, автомобиль «бентли» и право на владение квартирой усыновителя по указанному адресу».

Допустим, получу всё это. Но вот вопрос: какой ценой? Дальше следует разъяснение:

«Усыновлённый обязан три дня в неделю, далее называемые присутственными днями, находиться в квартире усыновителя по указанному адресу».

Это я как-нибудь переживу, если в доме есть интернет и телевизор.

«Усыновлённый обязан не менее восьми часов в присутственный день занимать усыновителя разговорами по тематике, интересующей усыновителя».

Тут многое зависит от качества питания и выбора напитков. Шампанское «брют», да под хорошую закуску — тогда с утра до вечера можно трепаться на любую тему, от перспектив начала ядерной войны до технологии производства галушек и пельменей.

И наконец, последний пункт этого договора:

«Усыновлённый обязан все свои литературные произведения, созданные полностью или частично после даты подписания договора, передавать в собственность усыновителю, не претендуя более на авторство».

— Это с какого перепугу?

Такого поворота я и впрямь не ожидал. Ведь что они замыслили — отобрать самое дорогое из того, что мне осталось в жизни. Понятно, речь не о деньгах, но творчество — это для меня и есть жизнь! Пусть всё, о чём пишу, происходит только на страницах книг, в некоем воображаемом мной мире, однако все эти чувства, и страх, и зависть, и ненависть, и любовную тоску — всё это я переживаю наяву, хотя и нет для этого реальных оснований. Создать свой мир — это ни с чем не сравнимое удовольствие, а теперь мне предстоит отдать его в чужие руки. Стать литературным негром — вот что предлагают мне!

Ну ладно, допустим, соглашусь и подпишу, однако под текстом договора стоит только моя фамилия.

— Как это понимать?

— Всё очень просто, — отвечает адвокат. — Если согласны с условиями договора, ставите здесь подпись, а затем я предложу вам документ, составленный по всей форме.

— Зачем такие сложности?

— Таково желание моего клиента.

Ну ладно, в конце концов, я могу писать под псевдонимом, они об этом даже не узнают. Им невдомёк, что для меня главное не слава, не всенародная известность, нет, — задача в том, чтобы нести просвещение уму и сердцу. Я мог бы даже согласиться с тем, чтобы на обложках книг стояло имя дамы, которая надумала меня усыновить, но где гарантия, что она текст не раскурочит на потребу публике, для которой даже «Мастер и Маргарита» всего лишь занимательное чтиво, а не образ времени, созданный воображением писателя?

В общем, договор я подписал. Но не потому, что надеялся когда-нибудь разбогатеть, чтобы хватило денег на бронзовый монумент посреди Ново-Хованского кладбища, причём во весь мой рост, а это под метр девяносто. Вовсе нет! На самом деле, словно бы внутренний голос подсказал или кто-то нашептал на ухо: «Сделай так, не пожалеешь!»

Тут и открылось то, что ранее было спрятано под покровом темноты, я имею в виду содержимое кейса адвоката. Читаю текст, всё то же самое, только внизу ещё одна фамилия — Волконская Ксения Антоновна, и даже паспортные данные приведены, а среди них дата рождения — 1981 год…

— Вы что, издеваетесь? Да я же ей в отцы гожусь!

Готов размозжить адвокату голову об стену, испепелить его взглядом, закатать в асфальт. А он только улыбается:

— Другой на вашем месте был бы только рад возможности хотя бы три дня в неделю пожить во дворце арабского султана. Что касается «бентли» и квартиры, не берите в голову, это только для приманки, — потом закатил глаза, словно обращаясь к богу. — А впрочем, все мы смертны, даже Ксения Антоновна, так что у вас ещё есть шанс заполучить десять миллионов.

Да подавись ты ими! Мне эти деньги ни к чему, а вот сознание того, что одурачили, что попал как кур в ощип…

— Послушайте! А не логичнее, если бы я её удочерил?

— Это невозможно! Ксения Антоновна не хочет отказываться от своего покойного отца, много сделавшего для становления нынешней демократии и либеральной экономики.

— Что-то я не припомню российского политика с такой фамилией. Ни при Советах, ни потом… А тут ещё какое-то «кн.» перед фамилией Волконская.

— Видите ли, дело в том, что Ксения Антоновна сочеталась браком с князем.

Ну и дела! Если так пойдёт, тогда, глядишь, и мне кое-что перепадёт.

— И где же она такого мужа раздобыла? Из Европы выписала?

— Потомки русских княжеских родов и у нас изредка встречаются. Требуется лишь подтвердить своё происхождение и всё, получайте титул.

Помнится, в одной из книг я писал об этой процедуре. Для признания некоего лица в потомственном дворянском достоинстве Российской Империи обычно полагалось обратиться в губернское дворянское собрание, которое, на основании представленных документов выносило определение о внесении лица в одну из шести частей Родословной книги. Далее это определение с копиями доказательств направлялось для рассмотрения в департамент герольдии Правительствующего Сената. Итогом рассмотрения в Сенате, при положительном исходе, являлся именной указ, согласно которому полагалось внести имя новоиспечённого дворянина в родословную книгу и выдать соответствующее свидетельство. Увы, ни Правительствующего Сената, ни дворянского собрания уже нет, но найден приемлемый вариант. С учётом форсмажорных обстоятельств решение принимал Совет Союза Русских Дворян, образованный в 1925 году в Париже. Вот какое свидетельство он выдал младшей из дочерей княгини Киры:

«Внести в пятую часть Родословной книги Союза Русских Дворян княжну Ирину Юрьевну Козловскую, рожденную двадцать пятого сентября тысяча девятьсот четырнадцатого года, дочь князя Юрия Михайловича Козловского и супруги его, рожденной Киры Алексеевны Блохиной».

Далее следовала весьма существенная оговорка: «В чём выдано настоящее свидетельство, действительное до утверждения оного законною в России властью».

— Неужто Федеральное собрание подтвердило право этого выскочки на титул?