Параллели

— Да ты что? — ахнул Сергей Николаевич. — Уже лечу.

Анна Максимовна все-таки нашла кошелек в недрах своей сумки и уже держала купюру в руке.

— Извините, мне надо бежать, — сказал Сергей Николаевич, кивнул ей на прощание и быстро пошел прочь, на ходу застегивая пальто.

Он выбросил Анну Максимовну из головы в тот момент, как только отвернулся от нее, все его мысли были уже в рабочем кабинете. Поэтому и не заметил, как она ловким движением, сделавшим бы честь самому матерому щипачу, сунула ему в карман сторублевку, которую достала из своего кошелька.

Сергей Николаевич обнаружил деньги только поздним вечером, когда шарил по всем карманам в поисках зажигалки, развернул сторублевку и непонимающе уставился на нее.

— Шуточные сто рублей? — подумал он.

Сергей Николаевич включил настольную лампу, чтобы получше рассмотреть находку.

Он внимательнейшим образом разглядывал сторублевку под лупой, мял пальцами, смотрел на просвет. В конце концов положил купюру на стол, откинулся в кресле и задумался. Он ничего не мог понять. Судя по всему, купюра была подлинная. На ней присутствовали водяные знаки, микроволокна, муаровые полосы и рельеф для слабовидящих. Но она была не настоящая. Он даже вытащил из портмоне и положил рядом другую сторублевку. Купюры совпадали по размеру и цвету, использовался одинаковый шрифт и дизайн. Стороны с изображением Большого театра были практически идентичны, вот только в углу подброшенной купюры стоял не 1999 год (год денежной реформы), а 1997, и напечатан он был зеленым цветом, а не коричневым. А вот обратная сторона…

Там вместо четырех балерин, исполняющих танец маленьких лебедей, красовалась квадрига с фронтона Большого театра, вместо герба СССР — двуглавый орел, а вместо надписи: «Билет Государственного Банка СССР» — «Билет Банка России».

Все это было похоже на бред. Для чего была изготовлена такая купюра? Как шутка и розыгрыш? Слишком затратно. Подделка под настоящую? Исключено. Сергей Николаевич внимательно посмотрел на двуглавого орла. Царский орел, Банк России… Все это очень ему не понравилось. Антигосударственный заговор с целью развала страны? Похоже, что это дело для КГБ. А почему подсунули купюру именно ему? Откуда эта безумица взяла ее? Его хотят подставить или это просто совпадение? Одни вопросы. Да еще этот мокрый зонт и непонятные исчезновения. Сергей Николаевич взял зажигалку, которая, как оказалось, лежала на самом видном месте, и закурил прямо в комнате, хотя все время по старой привычке выходил на балкон, поскольку покойная ныне жена была против курения в доме. Когда он докурил сигарету и затушил ее в горшке с неубиваемым кактусом, единственным выжившим цветком, оставшимся в квартире, решение было принято.

Женщина назвала свой адрес во время разговора, и он его хорошо запомнил. Надо будет сходить и посмотреть, что там на самом деле. Сергей Николаевич аккуратно свернул подброшенную купюру, положил в целлофановый пакетик и спрятал ее между сиденьем и спинкой кресла. Тайник, конечно, аховый, но пусть будет. Так, на всякий случай.

В середине декабря Анне Максимовне позвонила старинная приятельница и предложила встретить Новый Год у нее на даче.

— Что ты будешь сидеть как сыч одна в квартире? Приезжай к нам, по лесу погуляем, шашлычки, глинтвейн. Хоровод во дворе водить будем — у нас елочка уже полутораметровая выросла, — соблазняла она подругу.

Анне Максимовне предложение пришлось по душе, и она даже приобрела новые теплые сапоги для прогулок по лесу.

Первый раз за много лет Сергей Николаевич встречал Новый Год в одиночестве. Два года после смерти жены он ходил 31 декабря в гости к дочери и зятю, а в этот раз они уезжали с друзьями на какую-то турбазу и планировали прожить там несколько дней. Они примчались к нему в три часа дня, поздравили, подарили красивый еловый букет в корзинке и бутылку армянского коньяка.

— Я так и знала, что ты даже елку наряжать не будешь, — сказала дочь. — Пусть хоть букет постоит, настроение новогоднее создаст.

— Да зачем мне эта елка, — отмахивался Сергей Николаевич. — Что я маленький что ли? Елка вон им нужна, — кивнул он на внуков, сосредоточенно разбиравших подарки от деда.

— У них сейчас полон лес будет этих елок, — хохотнул зять.

Сергей Николаевич открыл шампанское, принесенное дочерью, и выпил с ней за уходящий и наступающий. Зять чокался с ними чашкой кофе, а дети яблочным соком. Сергей Николаевич не любил шампанское, но не хотел обижать дочь, которая считала, что Новый Год без шампанского, елки, мандаринов и оливье — безнадежно испорченное мероприятие. Через полчаса шумная компания уехала, и Сергей Николаевич остался один.

Часов в десять вечера он накрыл на стол и уселся перед телевизором смотреть «Иронию судьбы», гайдаевские комедии и новогодние сказки. Дочь привезла ему множество контейнеров с салатами, закусками и запеченную курицу, зная, что в противном случае отец встретит Новый год бутербродами с колбасой и банкой шпрот. Сергей Николаевич открыл подаренный коньяк и к полуночи был сильно объевшимся и немного пьяным. Во время поздравительной речи Генерального Секретаря ему пришло в голову, что Новый Год все-таки надо встретить шампанским, он метнулся к холодильнику, напугав Несносного, и чуть не пропустил бой курантов, воюя с неподатливой пробкой.

Немного посмотрев на артистов, фальшиво изображавших веселье в «Голубом огоньке», Сергей Николаевич заскучал. Он зевнул, набросил на плечи куртку и вышел на балкон покурить. Погода была самая что ни на есть новогодняя. Небольшой, градусов пять-семь, морозец пощипывал нос и щеки, с неба тихо падали серебристые снежинки, поблескивал снег под светом уличных фонарей. Из соседнего дома вдруг вывалилась шумная компания, установила посреди дороги большую коробку и начала запускать фейерверки. Сергей Николаевич запахнул куртку и любовался огнями, вспыхивающими в вышине. Отбабахав все что было, компания со смехом и криками убежала греться назад в квартиру. Снова стало тихо. На улице не было видно ни одного человека.

Может сказочная новогодняя ночь с мерцающими снежинками создала романтическое настроение, а может волшебные пузырьки шампанского, вступив в преступный сговор с коньячными градусами, потянули его на приключения, но Сергей Николаевич почувствовал непреодолимое желание прогуляться. Он вернулся в комнату и позвал собаку:

— Несносный, ты где? Пойдем гулять!

Но шпиц, при первых звуках фейерверка забившийся под диван, ни на какие прогулки не соглашался. Сергей Николаевич обозвал его трусом и отправился бродить в одиночестве.

На ночной улице — ни души. Все сидят у телевизора, пьют шампанское и едят салаты. Сергей Николаевич не спеша шел по Первомайской, под ногами приятно хрустел свежевыпавший снежок, в окнах домов сияли новогодние гирлянды, вокруг тишина и спокойствие. Когда он дошел до Красногвардейской, обстановка изменилась. Появились группы людей, идущих к площади смотреть городской новогодний салют, слышались крики, смех, взрывы петард. Очарование тихой ночи исчезло. К тому же, Сергей Николаевич не взял перчатки, и руки у него замерзли. Сунув руки в карманы, он отправился назад. Поднялся ветерок, и снег неприятно летел в лицо колючими иголочками. Сергей Николаевич уже сердился на себя за спонтанную прогулку. Подняв воротник, сгорбившись, он повернул на Весеннюю и быстро дошел до дома. Дернул за ручку дверь подъезда, но она не открылась. В первый момент Сергею Николаевичу показалось, что он ошибся и подошел не к тому дому. Развернувшись, он сделал несколько шагов, остановился и внимательно огляделся. Он стоял на Весенней улице у своего дома, но окружающий мир был не тот, к которому он привык.

Анна Максимовна на дачу к подруге не поехала, так как за неделю до Нового Года свалилась с каким-то вирусом. К празднику она уже чувствовала себя вполне сносно, но отправиться за город не решилась. Днем она пообщалась с дочкой по скайпу, отправила и получила кучу поздравительных смс, встретила Новый год в одиночестве собственноручно открытым шампанским и задремала под натужное веселье телевизионных новогодних посиделок. Разбудил ее резкий звук домофона.

— Да кого это черти несут? — недовольно пробурчала она, шлепая босыми ногами по полу, но тут же подумала, что все-таки сегодня Новый Год и нечего зря бухтеть. Люди гуляют веселыми нетрезвыми компаниями и если и перепутали код, то ничего ужасного в этом нет. Не всем же сидеть в такую ночь одинокими сычами. Поэтому, когда она взяла домофонную трубку, то сказала довольно приветливо:

— Кто там?

— Анна Максимовна? — спросил напряженный мужской голос.

— Да.

— Это Сергей Николаевич, — облегченно выдохнул голос в трубке. — Мы с вами булочки в кафе ели.

— А… Да, помню. — только и смогла сказать ошеломленная Анна Максимовна.

— Я тут на такси подъехал, а у меня денег нет с собой. Триста рублей одолжите, пожалуйста.

— Да-да, конечно, сейчас спущусь.

Анна Максимовна заметалась, натянула сапоги на босу ногу, набросила пуховик и чуть было не ушла без денег. Уже перешагивая через порог, хлопнула себя по лбу и вытащила кошелек из сумки. Спустившись, немного помедлила, боясь открыть дверь и никого не увидеть, но потом глубоко вздохнула и осторожно ее приоткрыла. У входа стояли двое: таксист с ехидной усмешкой и Сергей Николаевич с непроницаемым выражением лица.

— С Новым Годом, — сказал Сергей Николаевич.

— С Новым Годом, — сказала Анна Максимовна.

— Триста рублей, — сказал таксист.

— Да-да, — Анна Максимовна порылась в кошельке и вытащила пятьсот рублей. — Вот.

— Без сдачи нет?

— Нет.

— Сейчас сдачу принесу, — вздохнул таксист и отправился к машине.

Сергей Николаевич, нервно улыбаясь, смотрел на Анну Максимовну, стоящую на пороге и придерживающую тяжелую дверь. Домофон отчаянно пищал.

— Ну вот, — он пожал плечами. — Как-то так получилось.

— Да уж, неожиданно, — согласно кивнула она и поежилась. — Холодно, пойдемте в квартиру.

Таксист возвращался со сдачей, когда увидел, что странный пассажир и его знакомая заходят в подъезд.

— Э! Э! А сдача? — замахал он рукой с зажатыми в ней купюрами.

Дверь захлопнулась, и ему никто не ответил. Таксист немного постоял, ожидая, что эти чудики опомнятся, но потом махнул рукой и уехал.

— Чай? Кофе? Шампанское? — спросила Анна Максимовна.

— Только не шампанское, — замотал головой Сергей Николаевич. — Лучше всего черный чай.

Анна Максимовна проявила недюжинную выдержку. Она подождала, пока ночной гость выпьет чаю, и только тогда спросила:

— Ну, что произошло? Рассказывайте. Или вы хотите, чтобы я лопнула от любопытства?

И Сергей Николаевич рассказал, как ему взбрело в голову погулять в новогоднюю ночь; как замерзнув, он решил вернуться и не смог попасть в подъезд, потому что там неожиданно появилась металлическая дверь с домофоном; как ходил по улице туда-сюда, не узнавая окружающее; как увидел свободное такси и поехал к ней, поскольку она знает, что происходит; как таксист отверг его деньги и потребовал нормальные.

— Он сказал, что мои белорусские зайчики не прокатят, — сказал Сергей Николаевич. — Я понимаю, что деньги тут другие, но почему зайчики? Тут нет никаких зайчиков.

Он достал из кармана купюру в пятьсот рублей. На одной стороне было изображение Брестской крепости, а на другой аисты в гнезде. Анна Максимовна вздохнула:

— В нашем мире очень многое не так, как у вас.

Они проговорили всю ночь. Когда за окном начало светлеть, Сергей Николаевич спохватился:

— Мне надо возвращаться, там Несносный один остался.

— Почему Несносный? — спросила Анна Максимовна. — Такой милый песик.

— На самом деле его зовут Гюнтер Шневайс из Долины Грез.

— О!

— Да. Не хухры-мухры. Породистый дальше некуда. Но как-то он напакостничал, и я назвал его несносным. Да так и прилипло.

— Обычно мужчины заводят более крупных собак, — сказала Анна Максимовна.

— Да я никакую не собирался заводить, — ответил Сергей Николаевич, — ни маленькую, ни большую. Тем более такую породистую фитюльку брехучую. Это дочь подарила после смерти жены, чтобы мне было не так одиноко, как она выразилась.

Ранним утром первого января любой российский город кажется вымершим. Изредка промчится такси, развозя по домам полусонных людей, или проедет пустой автобус с грустным водителем, которому не повезло с графиком. Редкие прохожие либо торопятся на работу, которая не останавливается даже в праздники, либо медленно тащатся домой после бурной ночи. Ветер носит по тротуарам конфетти и обрывки дождика, из сугробов торчат остатки фейерверков и петард.

Анна Максимовна и Сергей Николаевич стояли на перекрестке Весенней и Первомайской.

— Портал находится между пятым и седьмым домами, — говорила Анна Максимовна. — От третьего дома начинайте смотреть на носки ботинок и читать про себя какое-нибудь стихотворение.

— А вы что читаете? — поинтересовался Сергей Николаевич.

— Евгения Онегина. «Мой дядя, самых честных правил…»

— А я ни одного стиха не помню. А можно песню бубнить? Ой, мороз или что-нибудь еще?

— Все вам хиханьки, — вздохнула Анна Максимовна. — А Гюнтер Несносный уже всю квартиру вам описал. Бубните что хотите, хоть статьи Уголовного Кодекса.

— Точно, — обрадовался Сергей Николаевич. — Это я помню. Ну я пошел.

— Удачи.

Он опустил голову, уставился на ботинки и пошел вперед, бормоча под нос:

— Статья сто пятая. Убийство. Убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку…

Он дошел до своего дома, поднял голову и увидел металлическую дверь с домофоном. Вздохнул, повернулся и помахал рукой невысокой фигурке в начале улицы. Фигурка помахала в ответ. Сергей Николаевич опустил голову и повторил попытку.

— Статья сто восьмая…

Дойдя до перекрестка, выпрямился и осмотрелся. Перед ним стояла гостиница «Первомайская». Он снова был в своем мире.

Прошло совсем немного времени, и Сергей Николаевич с Анной Максимовной наладили устойчивое сообщение между двумя мирами. Читая стихи или повторяя положения Уголовного Кодекса, они свободно ходили туда-сюда, стараясь соблюдать меры предосторожности, в первую очередь — не привлекать внимания. Переходы совершались в сумерках, когда возникновение или исчезновение человека на улице можно принять за игру теней. Каждый теперь имел деньги другого мира, мог пользоваться транспортом и совершать покупки.

Анна Максимовна любила ходить в книжные магазины, разыскивать знакомые книги, а потом сравнивать с теми, что были в ее мире. То же самое касалось музыки и фильмов. Сергея Николаевича больше интересовала внутренняя и внешняя политика, он упорно пытался найти тот момент, когда два мира пошли в разных направлениях. Каждый день приносил новые открытия, например, что смартфоны, пронесенные через портал, умирали навсегда, а кнопочные телефоны работали нормально, но только в своем мире и со своей симкой. Сергей Николаевич постоянно экспериментировал с флешками и карточками, пытаясь обмануть портал и протащить информацию на них из мира в мир. Но все его попытки терпели неудачу.

Сергей Николаевич и Анна Максимовна сидели в одном из лучших ресторанов города, пили прекрасное грузинское вино, ели хинкали от шеф-повара и слушали живую музыку. За окном мела метель, редкие прохожие, подняв воротники и капюшоны, сгорбившись быстро шли по улице, стараясь побыстрее добраться до дома, а здесь в «Грузинском дворике» было тепло и уютно. Разглядывая красное вино в хрустальном бокале, Анна Максимовна сказала:

— Знаешь, мне с самого начала очень хотелось узнать, а какая я здесь. Как у меня все сложилось, как я живу. Но я так и не решилась пойти посмотреть.

Она подняла глаза и пристально посмотрела на Сергея Николаевича. Он наклонил голову и улыбнулся.

— Ты ведь все разузнал, правда?

Он кивнул. Она подалась вперед.

— Ну? — нетерпеливо спросила Анна Максимовна. — Рассказывай, не тяни.

Сергей Николаевич вздохнул.

— Видишь ли, Аня, тебя уже нет в нашем мире.

Она отшатнулась.

— Что значит уже нет? Я умерла?

— Да.