Учитель

– Ты чего? – спрашиваю у него. – Какой еще раз?

– Димочка! – Зикир вскакивает и мгновенно превращается в мою маму. – Ты очнулся!

Я смотрю на нее и понимаю, что это опять был всего лишь сон. В голове мелькнул вопрос про непонятное, совсем невпопад, какое-то системное сообщение о восстановлении, но я отбросил его – сон ведь, чего только не придет в голову.

– Ну, мам, сейчас еще минуточку и встаю. Не опоздаю я в эту школу! – снова закрываю глаза, пытаясь поймать хоть каплю сна.

– Димочка, солнышко мое, ты очнулся, как ты себя чувствуешь?

Не слышу в ее голосе знакомых ноток сарказма и приоткрываю один глаз.

Мама и в самом деле выглядит встревоженной и зареванной. И тут я понимаю, что стоит она вовсе не на фоне моих обоев. И вообще я нифига не в своей комнате.

Тревожно оглядываюсь: больше всего это похоже на больничную палату. Что за дела? Пытаюсь вспомнить, что со мной произошло, и, конечно же, вспоминаю. И аварию, и человека, спасшего меня и умершего на моих руках, и боль во всем теле.

Вытаскиваю руку из-под одеяла и рассматриваю тугую повязку на том месте, куда мне прилепил покойный свой пластырь.

– У тебя там страшенная рана была, – радостно затараторила мама, присаживаясь на кровать и хватая меня за руку. – Прямо в центре обратной стороны ладони. Откуда она взялась? Не болит? Как ты себя чувствуешь?

Вопросы летели друг за дружкой, как из скорострелки Зикира, причем отвечать на них не требовалось. Мама была рада, что я очнулся и теперь, чтобы не пугать ни меня, ни себя забалтывала свой страх.

– Мам, всё в порядке. Я чувствую себя совершенно замечательно, – приподнялся на локтях оглядываясь вокруг – блин, я и в самом деле в больнице. Заодно заглянул и в себя, внутрь, прислушался к ощущениям – всё ли со мной на самом деле в порядке. Вроде бы да, нигде и ничего не тревожило. Даже рука на месте страшной, по словам мамы, раны, нисколечко не болела.

Пришел врач в сопровождении медсестры. Осмотрел мою голову, заглянул в глаза, подержал за раненную руку, покрутив ее в разные стороны. Затем откинул одеяло, продолжая осмотр. Внезапно мама, вспыхнув щеками, отвернулась. Я бросил взгляд вниз – вот черт, на мне даже трусов не было. А медсестра, что характерно, даже не шелохнулась. И мне показалось, что на ее лице, скрытой тонкой медицинской маской, обрисовалась улыбка.

Врач же, казалось даже не замечавший этой неловкой сцены, деловито ощупывал меня с головы до ног, время от времени спрашивая: «Тут болит?», на что постоянно получал отрицательный ответ.

А вот кстати да! Я ж вчера хорошо так боком о бордюр приложился. Там же синяк должен быть в полспины. Должен, но не было. Я специально надавил на то место, ожидая резкой, стреляющей боли. Не-а. Ничего. Никаких неприятных ощущений.

Давайте попробуем тогда так. Пальцем большой руки я надавил на обмотанную бинтом рану. Слегка скривился в предчувствии.

Доктор, наконец, накинув на меня одеяло, с интересом смотрел на мои действия. А я тем временем разматывал свою повязку, пальцами срывая бинты. Медсестра, было, дернулась с возмущениями, но врач жестом остановил ее.

Один моток, два, три. Засохшая ватка, некогда пропитанная чем-то дезинфицирующим. Сейчас она побурела от вытекшей крови и прилипла к коже. Решительно отдираю ее. И слышу ахающую маму и задумчиво хмыкающего доктора.

На месте «страшной раны» сейчас белеет звездообразный свежий рубец.

– Вот так вот, – произносит врач. – Твой страшенный синяк на спине тоже исчез без следа. Потому-то я не мешал тебе.

– Но как так, Вячеслав Васильевич? – я впервые слышу голос медсестры. И он очень молодой. Снова смущаюсь, вспоминая свое лежание без одеяла.

– Я бы тоже хотел это знать, – доктор внимательно смотрит на меня, словно ждет ответов.

А я-то что? Я вообще без сознания лежал, ничего не знаю, ничего не помню.

– Ну, собственно, – продолжал врач, – мне и сказать-то больше нечего. Да и держать тебя на больничной койке, и в реанимации в частности, не вижу смысла. Повреждений ни внешних, ни внутренних не выявлено. Что рентген, что анализы доказывают это. Жалоб, как я понимаю, у тебя нет. Так что собирайся домой. Твоя жена («Мама», – скороговоркой перебивает его мамочка), ух, мама, принесла тебе вещи. Одевайся, жди документы на выписку и свободен. Но если что почувствуешь (головокружение, тошноту, боль за грудиной или в животе) – сразу звони в скорую или мне. Телефон я тебе дам.

Он черкнул на бумажке свой номер, отдал его мне, а затем повернулся к медсестре:

– Готовьте на выписку.

Мама радостно захлопала в ладоши.

И вот спустя пару часов, вцепившись в мою руку, она уже тащила меня к стоянке, где нас ждало такси. Всё напряжение, что копилось у нее, когда я валялся в отключке, сейчас выплескивалось из нее в виде непрекращающейся болтовни. Причем говорила буквально обо всем. Как тот чукча, который что видит, то и поет. И ей даже не нужно было отвечать, только изредка кивать головой, что я периодически и делал.

Сам же в это время занимался другим делом.

Интерфейсом.

Час назад, сидя у кабинета врача в ожидании документов, разум мой внезапно помутнился. Словно перед глазами натянули полупрозрачную пленку, за которой видны только общие силуэты.

Сказать, что я испугался, это ничего не сказать. В памяти еще были слова врача о возможных проблемах и тут, можно сказать, не отходя от кассы, они начали появляться. Схватился за сиденье двумя руками, зажмурился и, посидев так пару минут, осторожно открыл веки.

Тонкая непрозрачная пленка вдребезги разбилась, длинными и острыми осколками осыпавшись вниз. А прямо в воздухе начали появляться буквы, слова и предложения, которые повисев немного, исчезали, чтобы смениться следующими.

Биологический модуль установлен.

Сообщила мне первая надпись. От неожиданности я икнул и, зажав рот ладонью, судорожно посмотрел по сторонам, ища кого-то, чтобы спросить, видит ли он это, или это только у меня такие галюны. Но кроме старичка, сидевшего в другом конце коридора, никого не оказалось.

Первоначальная настройка завершена.

Выплыло второе сообщение. Вертя головой в поисках свидетеля чуда, я обнаружил, что надпись вертится в ту же сторону. Это что же получается, эти слова появляются не в коридоре, а в моих глазах?

Подключение к Лабиринту – стабильное.

Сообщило мне третье сообщение. К этому моменту я окончательно убедился, что всё это происходит в моих глазах. Выяснил, так сказать, экспериментально – начал махать рукой перед лицом. И как бы близко ни подносил я ладонь к носу, буквы, висящие передо мной, не перекрывались. Более того, рука была видна явно за ними.

Статус носителя – ноль.

А вот это даже обидно. Понятно, что речь обо мне, но почему ноль-то? Я ж вон и вышку почти закончил, и даже девушка... была. Когда-то. Зарплату даже получал уже несколько раз! Почему ноль-то?

Немного помучившись, я смог управлять этими буквами, перемещая их в разные стороны, так, чтобы они не мешали обзору. Всё же я дитя цифрового века, и интуитивно понятный интерфейс для меня не в новинку. Осталось только понять, как он в меня попал и что мне с ним делать дальше.

Этим я и занялся в такси. Закрыл глаза, и весело щебетавшая мама сразу замолчала. Скорее всего, подумала, мол, утомился парень, столько всего пережил, так что пусть подремлет немного. Тем более, что ехать нам долго – больница располагалась в центре города, а нам надо попасть в пригород, причем в дальний. Так что минут сорок, если не попадем в пробку, у меня есть.

Итак, мы, то бишь я, имеем интерфейс внутри. Прямо как в какой-то компьютерной игре или фантастическом фильме. Чудно, конечно, немного крышесносно, но какого-то непереносимого шока я не испытываю.

Теперь, осознав эту мысль, надо понять как его, интерфейс этот, вызвать. Вряд ли это голосовое управление – старо да и неудобно. Скорее всего это делается мысленно.

«Эм, ау?», «Хеллоу, ворлд», «Сим-сим, откройся!», – я пробовал всё, что пришло в голову, но никакого отзыва не получил.

И как же тебя вызвать?

А если грубо и по-простому?

Настройка!

Опа!

В уголке моего внутреннего взора засветилась шестеренка. Мысленно нажал ее, и тут она раскрылась в огромное меню. Глаз скользил по пунктам и подпунктам, не пытаясь выделить что-то конкретное, просто осознавая возможности. И тут я заметил, что все строчки серые, то есть неактивные. Я попробовал понажимать их, но никакой ответной реакции не заметил.

Какой-то тут интерфейс недружелюбный. Никаких подсказок, ничего.

Я по инерции листал дальше, глаз машинально цеплялся за названия, и стало понятно, что эта штука, которая оказалась внутри меня, предназначена для боев, сражений. Потому что названия пунктов весьма красноречиво говорили об этом.

Тактическое взаимодействие.

Системы управления огнем.

Боевая подготовка.

И много чего подобного, что вызывало внутри меня не очень приятные ассоциации.

Справка

О! Единственная активная строка, которую я незамедлительно нажал, тут же разделилась на две:

Информация об устройстве

Информация о носителе

Будем последовательны. Решительно тыкаю в верхний пункт.

Биологический модуль.

Боевой имплант.

Модель БСХ-10010. Вариант МТК

Комплектация:

1. Имплант – 1 шт.

2. Ячейка быстрого доступа, объем 20 литров – 2 шт.

3. Слот под оборудование/броню, объем 25 литров – 7 шт.

4. Конструктор МТК 1 уровня – 1 шт.

Очень интересно, но ничего не понятно. А что там во второй строке?

Данные о носителе:

Морозов Дмитрий Сергеевич

Раса: Хуман

Пол: Мужской

Биологический возраст: 21 год

Физические параметры: требуется калибровка (Пройти калибровку: да/нет?)

Уровень развития: 0

Класс: отсутствует

Наличие вооружения: нет

Наличие способностей:

1.Усиленная регенерация х5.

Тут всё понятнее, особенно если смотреть с точки зрения компьютерной игры. А если в реале, то возникает куча вопросов. На которые непонятно где искать вопросы. И самый первый из них: откуда во мне такая штука?

– Митенька, – я почувствовал нежное прикосновение к плечу. – Просыпайся, родной. Мы приехали.

Открыл глаза, окунаясь в реальный мир. Признаюсь честно, я настолько погрузился в себя, в изучение нового себя, что совсем позабыл, что мы едем в такси.

Потянулся, растягивая мышцы, и хлопнув дверью, вылез из такси. Мама тут же подхватила меня, пытаясь взвалить на себя часть моей не самой легкой тушки.

– Наталья, привет! – услышал я голос Степаныча, он как всегда сидел на своей лавочке и, если судить по цвету лица, был слегка подшофе, – Димон, как здоровье?

– Здравствуй, Вадим, – мама неплохо относилась к другу отца. Единственное, что ей не нравилось – это его периодические запои. – С Митей всё в порядке, только он очень слаб.

Я с удивлением посмотрел на маму: вот ведь, давненько я не видел в ней такое отношение ко мне. Как курица-наседка с цыплятами. Гиперопека, все дела...

– Мам, со мной всё хорошо, – я попытался вырваться из ее захвата, и в конце концов с большим трудом это удалось. Даже не знал, что она такая сильная.

Подошел к подъездной двери, которая, распахнувшись передо мной, буквально столкнула лбом с Лерой, выбегающей на улицу.

– О, Димка, привет! – улыбаясь, произнесла она, пронзая меня своим голубым взглядом. – Слышала, ты под машину попал?

Сердце заныло, ладони вспотели:

– Да не-е-е, – протянул я, – всё в порядке, жить буду.

Попытался рассмеяться, но получилось откровенно плохо, поэтому я сразу замолк.

Валерия стрельнула глазками куда-то за мою спину, и снова улыбнулась:

– Ну и хорошо тогда. Ладно, мне пора, пиши если что.

Девушка выпорхнула из подъезда, обдав меня цветочным ароматом. Я обернулся, наблюдая за ней и рассматривая, что же она увидела сзади меня. Еле шелестя шинами к нам приближался роскошный черный БМВ последней модели.

Негромко хлопнула дверь пассажирской двери, и машина стоимостью в шестьсот моих зарплат увезла Валерию, мою бывшую девушку, куда-то в дальние дали. Наверное, во дворец на берегу моря. Или, скорее всего, в ближайшее кафе. Очень уж Лера любила мартини с соком.