Медовый месяц для Реликта

Медовый месяц для Реликта

Медовый месяц начинался идеально…

Я толкнул дверь и вошел внутрь.

Типичная такая придорожная забегаловка для дальнобойщиков. В США, в отличие от России, грузоперевозки в большей степени полагаются на фуры с прицепами и в меньшей — на грузовые поезда. Так что дальнобойщиков много, времени вдали от дома они проводят много — а питаться им надо. Потому в определенных местах есть придорожный общепит, ориентированный на дальнобойщиков и байкеров.

Вот и эта забегаловка — типичная. Я к таким привык еще в шестидесятые годы прошлого века, и за добрых восемьдесят лет тут хрен что поменялось. И потому я люблю такие места, в которых гребаный технический прогресс немного приостановился.

Впрочем, прямо сейчас меня интересует не атмосфера, а еда.

Я подошел к прилавку и плюхнулся на барный стул.

Мое появление не прошло незамеченным: четверо дальнобойщиков, которые резались в карты за одним столом, сразу обратили на меня внимание.

— Парень, ты выглядишь так, словно за тобой волки гнались, — сказал один.

— Наоборот, это я за ними гнался, — ответил я и повернулся к хозяину заведения, немолодому мужику за пятьдесят: — мне пожрать. Барбекю, если есть, котлеты, яичницу с беконом, да побольше, побольше!!! Потому что волков-то я не догнал…

Водилы заржали, и другой заметил:

— Только, по правде говоря, волков тут давно нет. Вот вендиго — да, водятся. Мой кузен, который тут живет, их регулярно видит. Когда напьется.

И снова все ржут.

Ну да, я их понимаю. Я весь в листьях и земле, одежда местами рваная: восемь километров по ночному лесу это восемь километров. Причем не прогулки, а неистового забега во всю прыть. И теперь я просто безумно голоден, а они еще и ржут. Меня сложно вывести из себя, но сейчас я и так в крайне неважном расположении духа.

— Так ты, приятель, над кузеном зря смеешься, — сказал я. — Путаешь причины и следствия. Думаешь, твой кузен вначале напивается, потом видит вендиго? Не-а, наоборот. Вначале он встречает вендиго — потом напивается, чтобы испуг залить.

Они снова ржут.

Тут из кухни выглядывает деваха такая, лет под тридцать, то ли жена хозяина, то ли взрослая дочь, и говорит мне:

— У нас сейчас как раз есть спагетти с ростбифом.

— Траву и злаки к черту, а вот ростбиф тоже годится.

Она скрывается на кухне.

— Эй, парень, — говорит тот, у которого кузен, — а ты тоже веришь в вендиго?

— Верить можно в то, чего нет. Например, в бога. А вендиго существуют.

— Ну это я и называю верой. Так ты в них веришь постоянно или только после приема каких-то веществ? — и посмеивается, зараза.

— Могу сделать так, что и ты поверишь. Давай мы отсюда выйдем и я тебе организую встречу с вендиго?

— Нет-нет, спасибо, у меня не получится, потому что я веществ не принимаю и на работе не пью, — засмеялся он, тасуя колоду. — Да и занятие у меня тут поинтересней, чем шататься ночью хрен знает где и с кем.

Тут подоспела яичница с беконом и ростбиф, и я набросился на еду почти как голодный зверь. Сожрал все, потребовал добавки и стрескал еще столько же. А потом еще раз.

— А ничего так у парня аппетит, — заметил водила, до того молчавший. — Вендиго, типа, это духи голода, да?

— Вижу, ты немного приблизился к пониманию сути происходящего, — хмыкнул я.

Расплатившись и выйдя из забегаловки, я заметил в темноте фары. Оп-па, кажется, это машина шерифа.

Скрываюсь в темноте, на стоянке между двух грузовиков — те самые, на которых приехала эта четверка, других машин нет вообще — и наблюдаю. Да, точно, шериф, и прямо в забегаловку. Покушать решил или уже знает, что тут ночью в лесу случилось, и ищет свидетелей?

Уходя, я внезапно снова почувствовал злость. Ну, семь бед — один ответ.

И я распорол когтями брезент на обоих грузовиках, оставив на каждом «автограф» из четырех длинных распоротых прорех.

Пожалуй, теперь они поверят в вендиго.

* * *

Звоню в дверь.

Войс открыла мне так быстро, словно не могла дождаться моего возвращения. Мы целуемся, я снимаю обувь и верхнюю одежду, прохожу в гостиную и сажусь в кресло.

Ну вот, я снова дома.

— Умаялся, котик саблезубый? — спросила Войс.

— Не то чтоб очень.

— Выглядишь уставшим, на тебя это не похоже, Владди.

Я вздохнул.

— Просто старею.

— М-м-м… Интересное откровение от типа, которому за сорок тысяч лет, — хихикнула Войс. — Ты только сейчас заметил?

— Увы.

Она уселась вначале на подлокотник, затем перебросила ноги через мои и оказалась у меня на коленях.

— И что же заставило тебя так думать?

Я немного помолчал, прежде чем заговорить.

— Понимаешь… То дело, которое я упоминал по телефону — это был сэндвич якобы с ветчиной, но без ветчины. Я купил в автомате сэндвич из почти одного хлеба. А когда тебе сорок тысяч лет — ты уже не можешь поступиться принципами. Если я когда-то и был способен идти поперек принципа — то уже забыл, как это делается.

— Вот же ж блинский, — ужаснулась Войс. — Ты выследил того, чей это автомат, и…

— Я влез к нему в дом ночью, усыпил хлороформом его семью, а его самого вывез в лес в багажнике, детально расписал, зачем я это делаю, дал фору в сто секунд и отпустил. А потом бросился в погоню.

— И?..

— Ты не поверишь, но… я его не догнал. Я гнался за ним восемь километров по ночному лесу. Сам все еще отказываюсь в это верить, ведь я сильнее, быстрее и выносливее. Я много лучше вижу в темноте… но я его не догнал. Вот просто взял и не догнал. Впервые за всю мою жизнь такое случилось. Старею.

Войс нахмурилась и с некоторым скепсисом спросила:

— Ты хочешь сказать, что ни разу за сорок тысяч лет не упускал добычу? Знаешь, такое случается даже с лучшими охотниками…

Я притянул Войс к себе и закрыл глаза.

— Упускал, конечно же. Бывало всякое. Твои доисторические предки были много жестче нынешних людей, много опаснее. Я не то что упускал добычу — порой сам от нее отхватывал сказочных люлей и даже спасался бегством. Бывало и такое. Но убежать от меня было невозможно до этого момента. То есть, если совсем точно, то этого жулика я все-таки настиг, когда мы пробежали через весь лес и добежали до города. Но я догнал его на мосту через реку, мы оба были на последнем издыхании, и он просто бросился в воду. От меня и раньше спасались таким образом, я не люблю преследовать жертву в воде или болоте. От меня спасались даже совсем невероятными способами, один неандерталец как-то забежал в пещеру со львом-одиночкой внутри, хотя не мог не знать, что там лев. Не знаю, как он рассчитывал пропетлять меж двух хищников, но получилось идеально, потому что я сразу же сцепился со своим извечным врагом, неандертальцу я был даже благодарен за то, что он навел меня на логово льва… Но, в общем, до этого момента никому не удавалось спастись от меня, пробежав восемь километров так, чтобы я не смог догнать. Да что восемь — не бывало такого, чтобы я кого-то преследовал даже четыре километра. Я быстро бегаю, и либо жертва находит способ спастись в самом начале погони, либо она обречена. Но этого типа я догнать не смог. Наверное, это и есть старость.

Войс поерзала, устраиваясь поудобнее, и заметила.

— Ты знаешь, тут дело в другом, мне кажется. Был один человек, которого во время прогулки дважды в жизни била молния.

— Хренасе он живучий, если первого раза не хватило… — пробормотал я.

— О, на самом деле молния не настолько смертоносна, как кажется. Люди часто выживают после этого. Так вот, этот тип выжил и после второго удара. Много лет спустя, уже после его смерти, молния в третий раз ударила — в его надгробие.

— Если бы я верил в бога — подумал бы, что бог крепко прогневался на этого человека.

Войс хихикнула:

— В том-то и дело. Нам интуитивно кажется, что три удара в одного человека — это ну как-то уж больно невероятное совпадение. При этом мы забываем, что людей очень много, молнии регулярно бьют в людей. А человек, который занимается спортивной ходьбой по расписанию, невзирая на погодные условия, и в мороз, и в жару, и в грозу, имеет повышенные шансы получить удар молнии. Если мы добавим сюда фактор времени — то на самом деле, нет ничего удивительного, что за много сотен лет нашелся хотя бы один человек, которого молния била дважды. Таких было больше одного, на самом деле, и это закономерно, было бы удивительно, если б таких случаев не было вообще. А что потом третий удар в надгробие — ну, так в надгробия молнии тоже бьют часто. Три удара в одного человека — это не суперневероятное совпадение. Это закономерность, рано или поздно такое должно было случиться. Вот так и с тобой. Есть люди, которые, подстегнутые ужасом, совершают невероятные вещи. Бортмеханик одного полярного летчика, когда к нему сзади подошел белый медведь, просто запрыгнул на крыло самолета без рук, сразу в полный рост. Потом другие пытались достать до крыла в прыжке хотя бы кончиком пальцев — и не могли, там было три метра. Старушка, встретившись с медведем, забралась на верхушку сосны в несколько секунд, а туристка — опять же, встретившись с медведем — перепрыгнула расщелину с рюкзаком на спине.

— Надо же, на что медведи людей сподвигают…

— Ага. Так вот, такие люди, способные на невероятное от испуга, есть. И было бы страннее, если б ты такого никогда не встречал. А то, что наконец-то ты с таким встретился — это не старость. Это просто закономерность.

Я вздохнул.

— Ну ладно, почти утешила.

О том, что четверым водилам в закусочной удалось меня спровоцировать на небольшую месть, я говорить не стал. Но это тоже странный признак: я ведь хищник, у меня нет в генах инстинкта враждовать с моей едой. Удав не может мстить кроликам, ему просто не дано. Меня практически невозможно оскорбить и спровоцировать — а поди ж ты. Недаром говорится — с кем поведешься, от того и наберешься.

Затем Войс пошла на кухню жарить мне отбивные котлеты, а я — в душ.

Освежившись, иду в свою комнату, включаю ноутбук. Все-таки, прогресс, к которому приложили руку умные люди вроде Войс и Зеродиса, терпеть можно. Вот тут мне всего лишь нужно тыкнуть по иконке — и умная программа сама запускает все протоколы шифрования и через три плетеня и туеву хучу вещей, выходящих за рамки моего понимания, отсылает вызов Зеродису, причем так, что другие умные люди, имеющие туеву хучу других сложных штук, отследить этот вызов не смогут.

— «Фагоцит» на связи, — сказал я. — Операция прошла успешно.

— О да, — отозвался Зеродис. — Я уже в курсе. Забить подонку глотку его же дурью было гениальным ходом, мы все тут просто аплодировали стоя.

— Не моя заслуга, ты же знаешь, воображение у меня так себе. Просто когда я ему сказал, что он плохой человек и мир будет лучше без него — он принялся оправдываться. Мол, и дурь его не такая дурь, и в медицине используется, и многих произведений искусства без нее не было бы… А потом он обронил, мол, а что некоторые слабые дурачки от дури делают плохие вещи или умирают — ну, у всего есть своя цена… А меня выбешивает, когда вы, люди, ради денег и прочей хероты делаете друг с другом ужасные вещи, в то время как мы тяготились вас есть даже ради чистого пропитания… В общем, накормил урода его же собственным дерьмом.

— Хм… И знаешь, это прекрасно. Не хватило только надписи на стене. «Вы все еще барыжите наркотой? Тогда мы уже идем к вам!». Отличная работа, так-то его десять лет пытались посадить и не смогли. А что с его людьми? Он один был?

— Там были сообщники помельче, но их я просто перестрелял.

— То есть, свою природу ты не засветил?

— Нет.

— Идеально. В общем, очень красивая точка в долгих разработках, мир стал немного лучше и чище. У нас следующий на очереди, но его мы пока не нашли, займет время. Но он в Европе.

— Блджад!!! Опять мне на Аляску и через Сибирь переть за одним уродом?!!

— Лучше. Я зафрахтовал для вас с Войс самолет.

— Ну уж хрен.

— Я все продумал. Самолет спортивный, четырехместный, с катапультируемыми креслами и парашютами, есть самонадувной спасательный плот. Полет строго вдоль береговой линии. С Аляски в Японию, а там уже над сушей. Повидаешь с небес места, где никогда не бывал. Круто же. Да, забыл сказать. Наш фигурант не просто в Европе, он возле Альп где-то. Тебе же будет приятно увидеть родные края.

Я вздохнул.

— По правде, я не уверен, что у Альп родился. Я там много раз бывал, но те горы, которые я видел из материнской пещеры, могли быть и Карпатами. Ну, я подумаю. Но все же вряд ли я сяду в самолет.

— Ладно, вот тебе еще один довод: Мастерс завершил свои исследования и сумел на практике осуществить пересадку Х-хромосомы на место Y-хромосомы. Но на эти эксперименты у него ушел весь твой материал, ему надо взять у тебя новые пробы и сделать еще несколько анализов. Если ты двинешься своим классическим путем — в работе возникнет пауза на пару месяцев. Напоминаю, Мастерс и так уже не молод, он не вечный, как ты. Если он не успеет довести дело до конца — где мы найдем нового такого спеца?

— Этот «спец» угробил уже сколько потенциальных эмбрионов? — разозлился я. — Может, прежде чем возиться с женской версией меня, пусть хотя бы близнец мой родится, нет?

— Клонировать тебя — задача еще та, и ты это понимаешь. Но вообще, я тебе не говорил, но… два последних эмбриона погибли не напрасно. Мастерс установил, на каком именно этапе процесс дает сбой и что именно приводит к неудаче. Это значит, что мы близки к успеху, как никогда. Именно Мастерс настоял, чтобы новая попытка уже была с женским эмбрионом, потому что копия того же пола, что и ты — еще не решение проблемы. А Мастерс, ты уж его пойми, очень хочет успеть сделать величайшее достижение своей жизни и получить результат. Проще говоря, он хочет вырастить тебе пару и посмотреть, получится ли у вас произвести жизнеспособное потомство. И если да — тогда он сможет умереть спокойно, зная, что все-таки совершил невозможное и посмертно станет в один ряд с Ньютоном, Эйнштейном и Хокингом.

Я хмыкнул.

— Так тут даже в идеальном случае есть проблема. Мы взрослеем даже дольше вас. Это у вас девочки становятся половозрелыми в тринадцать, а у неандертальцев так даже в восемь… А у нас — примерно в девятнадцать-двадцать лет.

— Вот-вот, — согласился Зеродис. — Это значит, что до успеха даже в лучшем случае двадцать лет. Двадцать лет Мастерс протянет, но всякая заминка сильно увеличивает вероятность, что он не доживет до результата. И потому Мастерс очень просит тебя поторопиться. И мне кажется, что этот человек — последний в мире, кому ты можешь отказать в просьбе, если учесть, что он делает для тебя.

Я вздохнул.

— Справедливо.

После разговора я пошел на кухню, привлеченный запахом отбивных.

— Что там? — спросила Войс. — Зеродис уламывал тебя лететь самолетом в Италию?

— Угу. И уломал, зараза.

Передо мною оказалась тарелка с толстой сочной отбивной, в румяной корочке омлета. Ням-ням.

— Давно мечтала покататься на лыжах в горах, — протянула Войс. — В Альпах как раз сезон, если забраться повыше…

— Ну как всегда. Кому лыжи, кому разгребать всякое дерьмо…

— Хи-хи. Ну после того как разгребешь, никто не заставляет сразу же уезжать. Сделаем вид, что мы пара на медовом месяце, и отдохнем как следует. Не каждый же день в горах бываем.

* * *