Помоги проекту - поделись книгой:
Мне не было дела даже до нашумевшего закона о титулах, из-за которого нашего императора едва не убили на День Альганны почти три месяца назад. Я всё равно не собиралась замуж. Да даже если бы собиралась… Никто меня туда не возьмёт.
— Всё очень просто, Айрин, — заговорил дознаватель и усмехнулся. Не язвительно, скорее, как-то устало. — Нам нужна от вас одна услуга. Незначительная. Естественно, взамен вы тоже кое-что получите.
Сразу хотелось ответить: «Нет, ни за что», но я понимала, что подобная роскошь мне недоступна. Этот человек, несмотря на то, что не ощущался врагом, мог устроить мне проблемы не хуже, чем отец. Скорее всего, даже более значительные. Хотя бы потому, что его непосредственным начальником был Гектор Дайд — главный дознаватель и личный пёс императора.
Если, конечно, мой сегодняшний визитёр — тот, за кого себя выдаёт.
— Что за услуга?
— Очень простая, — ответил мужчина вкрадчиво. — Нам нужно, чтобы вы стали любовницей его высочества Арчибальда.
Глава вторая. Решение
Несколько мгновений я просто таращилась на дознавателя, как рыба на того, кто её поймал, подцепив на крючок. И так же молчала, будто бы онемев. На самом деле, конечно, голос со мной остался, просто я никак не могла сообразить, что именно должна спросить, услышав подобное… неприличное предложение.
— Я? — кашлянула в конце концов и не нашла ничего лучше, как поинтересоваться: — Почему я?
— Вы подходите, — едва уловимо пожал плечами сотрудник первого отдела. И замолчал.
А мне захотелось нервно расхохотаться. Я — подхожу?! Да он шутит!
— По каким критериям? — процедила я, сцепив руки в замок перед собой. Если я этому человеку сейчас дам пощёчину, вряд ли мне это простят. — Вы думаете, что я…
— Как раз наоборот, — перебил меня мужчина, каким-то чудом поняв, о чём я хочу сказать. — Вы не похожи на женщину, у которой было много любовников. И не только не похожи — вы ею не являетесь, это нам известно точно. Его высочеству Арчибальду нравятся именно такие девушки, как вы. Красивые, целеустремлённые, неиспорченные. Вы подходите идеально, Айрин, не спорьте.
Вот он меня вроде бы похвалил, а ощущение было такое, словно в грязи измазал. Наверное, потому что я не представляла, как можно так рассуждать. «Вы подходите». Я что, пальто или обувь, чтобы подходить принцу или не подходить?!
— Хорошо, не буду спорить. Тогда объясните, что я получу взамен. Вы же сказали, что я что-то получу, правильно?
— Это деловой подход, — кивнул мой визитёр. — Да, правильно. А получите вы… вот это.
Он залез ладонью под пиджак и вытянул оттуда небольшую, но очень красивую бумажку с орнаментом по краю и гербовой печатью. И с подписью императора, от которой настолько фонило родовой магией Альго, что мне почудилось, будто в гримёрной стало на пару градусов жарче, когда я взяла документ в руки.
А потом я вчиталась в то, что там было написано… и задохнулась от шока.
Это был приказ императора о том, что право на опеку над семилетней Авророй Вилиус передаётся её сестре Айрин Вилиус. За отцом оставалось право навещать обеих дочерей, но порядок и условия свиданий, так же, как и их частоту, должен определять опекун девочки.
То есть я.
— Это шутка? — прошептала я, пытаясь скомкать документ. Все знали, что настоящие приказы императора печатаются на бумаге, которую нельзя ни скомкать, ни сложить. Хотя глупо… Я же чувствовала эманации родовой магии правящей династии, а её нельзя подделать, в отличие от особенностей бумаги. — Шутка, да?
— Нет, Айрин, — ответил дознаватель с понимающей мягкостью и улыбнулся. — Не шутка. Вы получите опекунство над сестрой, если согласитесь играть роль любовницы его высочества Арчибальда в течение нескольких месяцев. Точнее, до распоряжения его величества — мы пока не знаем точных сроков.
Я облизнула неожиданно пересохшие губы.
Да… Они знали, куда следует бить, чтобы я начала по-настоящему прислушиваться и обдумывать предложение, а не отмахиваться от него обеими руками.
— Я должна буду с ним спать?
— Не обязательно, — мотнул головой мужчина, удивив меня этим ответом до крайности. — Вам нужно будет просто увлечь его высочество. Пусть ухаживает за вами, встречается, приходит на спектакли. Допускать его до тела или не допускать — решайте сами.
Я не понимала, зачем это нужно. Арчибальд — не мальчик, неужели сам не может найти себе любовницу? Я прекрасно помнила его магпортреты*, в газетах они появлялись даже чаще портретов императора. Ещё бы — всё-таки Арчибальд был главой охранителей, специального подразделения, созданного для борьбы с демонами Геенны.
(*Магпортрет — в Альганне так называют фотографии.)
— Я должна буду что-то у него выведать? Шпионить за ним? — я ухватилась за другое объяснение. Что-то ведь надо делать с принцем, не просто же крутить с ним «любовь»?
— Нет, — в который раз за вечер огорошил меня дознаватель. — По крайней мере, пока таких инструкций не было. Его высочество Арчибальд в настоящий момент переживает болезненное расставание, его надо отвлечь.
Я нахмурилась. Как-то странно. Попереживает и перестанет, разве нет? Взрослый ведь. Глава охранителей, второй человек после императора. Не может он быть настолько чувствительным, словно какая-то барышня!
— Айрин, — усмехнулся визитёр, вновь каким-то образом поняв, о чём я думаю, — по сути — это не наше с вами дело. Я тоже человек подневольный, как и мой начальник, которому император дал задание найти подходящую для его высочества девушку. Что мы об этом думаем, его величеству неинтересно, у него свои резоны, в которые можно не вникать. Я нашёл вас и вашу кандидатуру утвердили. Теперь вы вольны соглашаться или не соглашаться. Я со своей стороны только могу пообещать, что документ, подписанный императором, не будет отозван. Больше ничего.
Я закусила губу, раздумывая над сказанным. По сути, дознаватель прав — можно не рассуждать о причинах, достаточно просто выполнить задание. Или не выполнить, отказаться. И как лучше сделать?
— Я могу подумать?
— До завтра, — кивнул мужчина. — Завтра в то же время я вновь приду, чтобы узнать ваш положительный ответ.
Я поперхнулась воздухом, а дознаватель, подмигнув мне, встал и быстро вышел из гримёрной, аккуратно прикрыв за собой дверь. Однако закрытой она долго не пробыла, почти сразу распахнулась вновь, и на пороге появился Тодд — один из наших охранников.
— Айрин, с вами всё в порядке? — поинтересовался он, обводя помещение хмурым взглядом ярко-голубых глаз. Бывший безопасник и отличный маг, он явно сейчас проверял гримёрную на наличие посторонних магических предметов или какой-нибудь следилки.
— Да, — я кивнула. — Всё отлично.
Через несколько секунд Тодд вышел за дверь, а я откинулась на спинку стула и прикрыла глаза.
«Ваш положительный ответ»…
Как ни прискорбно это признавать, но дознаватель, скорее всего, был прав.
.
Смыв грим и переодевшись, я поспешила домой — в квартиру, которую для меня чуть более полугода назад купил маэстро Родерик. До этого момента, начиная с семнадцати лет, я жила вместе с ним и его женой Мэган. А ещё раньше — в доме моего отца, сотрудника Судебного комитета Алана Вилиуса.
Я родилась в обеспеченной семье столичных аристократов, но по иронии судьбы мне никогда не было в ней места. Мой отец — сильный маг, мать тоже блистала талантами — она была отличным артефактором и работала до самой смерти. Умерла она семь лет назад, когда рожала Аврору, и если до этого дня отец меня просто игнорировал, как величайшее своё разочарование, — впрочем, мама тоже, — то после смерти жены он словно решил сделать меня виноватой во всех бедах и принялся мстить. Никак иначе я не могу назвать его неоправданную агрессию по отношению ко мне. Он наказывал меня за малейшую провинность, причём проявляя недюжинную фантазию — то в угол ставил, то лишал еды на несколько дней, то запрещал пить, то заставлял подтягиваться на турнике, отжиматься от пола или бегать, то усаживал за решение математических задач, то просто бил. Причём по-разному — мог отвесить оплеуху (это в принципе происходило почти каждый день), мог привязать к «столбу для наказаний» (был у нас такой в гостиной) и отхлестать хворостиной по обнажённой спине или ягодицам — смотря к чему у него лежало настроение. За особенно «тяжкие» с его точки зрения провинности отец, понимая, что именно неприятно мне сильнее всего, заставлял меня ходить по дому со спущенным с груди платьем. Мне бы уже тогда понять: это был первый звоночек о том, что у отца присутствуют нездоровые наклонности. И речь не только об агрессии, к сожалению. Однако я была ещё слишком маленькой, чтобы разобраться в происходящем. Слуги, кажется, понимали, жалели меня и сочувствовали. Я много раз слышала от них горькую фразу: «Лучше бы Рини родилась не аристократкой. И почему Защитник допустил такое?»
Что касается так называемых «провинностей»… Они зачастую возникали на ровном месте и не зависели от моих стараний. Конечно, я старалась всегда, не желая получить наказание, но всё равно получала. Слишком поздно встала, слишком быстро ела, недостаточно ровно держала спину, громко шла по коридору, говорила, когда нужно было молчать, молчала, когда нужно было говорить… и так далее. Особенно зверствовал отец в связи с уроками. В обычную школу для аристократов я не ходила — естественно, что мне было делать среди магов? — в школу для нетитулованных Алан Вилиус посылать меня не захотел, ему это казалось унижением. Поэтому меня учили приглашённые учителя. И не всему, только необходимому с точки зрения отца. Литературы у меня, к примеру, не было вообще, зато было много математики, истории и естественных наук. И за ужином — а ужинать отец предпочитал в моём присутствии — меня частенько спрашивали о чём-то, что я должна была знать, и наказывали, если я плохо или недостаточно полно отвечала. В результате многочисленные знания в буквальном смысле отскакивали у меня от зубов.
Единственной моей отдушиной всегда, с самого своего рождения, была Аврора. Она родилась недоношенной, был риск, что не выживет, но сестру выходили, и с того момента, как Аврору вернули к нам в дом из Императорского госпиталя, я стала проводить с ней времени не меньше, чем её аньян*. (*
Конечно, объяснить двухлетке, что не надо рассказывать папе о том, как к ней ходит «Лини», было невозможно. Хотя поначалу отец не понимал, о чём ему пытается поведать Аврора, он не воспринимал её тарабарщину. Однако время шло, и он разобрался. Понял, что я проводила с сестрой много времени — а ведь он изначально запретил мне приближаться к Рори. Я не знаю почему, но он не хотел, чтобы мы были близки. Может, потому что Аврора, в отличие от меня, родилась магом? Не таким сильным, как отец и мама, но и не пустышкой, как я.
В тот день Алан Вилиус рассвирепел. До сих пор помню, какую сильную оплеуху он мне влепил — синяк потом был на пол-лица. Но на этом отец, увы, не остановился.
Я тогда впервые по-настоящему испугалась. Нет, не того, что он может меня убить — об этом я совсем не думала. Но его лицо в тот момент, когда он, рыча, зачем-то рвал на мне одежду, было настолько бешеным, что я, холодея от страха, не могла двигаться. Застыв на месте, я тяжело дышала, беззвучно плача и ожидая, когда отец прекратит.
Он прекратил. Но вместо того, чтобы ударить, как я ожидала, зачем-то погладил. Эта ласка была настолько неожиданной и абсолютно неправильной, что я распахнула глаза — и всхлипнула, заметив, с каким выражением лица отец смотрит на меня.
— Я вот думаю, Рини, — усмехнулся он со злостью, сжав мне грудь обеими ладонями с такой силой, что я едва не заорала. Вместо этого только распахнула рот в беззвучном крике, пережидая приступ дикой боли — словно вместо ладоней у отца были кинжалы, которыми он меня проткнул. — Быть может, ты и не моя дочь, а? Ты на меня не похожа. И ты «пустышка». Вряд ли моя дочь может быть «пустышкой»…
Я позорно заскулила, словно побитая собака, ощущая, как по щекам от боли потоком текут слёзы. Из-за них я толком ничего не видела — кроме горящих вожделением глаз мужчины, которого до этого вечера всё-таки считала отцом. Пусть плохим, но отцом.
Но в тот вечер всё изменилось.
— Зато ты красивая, — продолжал Алан Вилиус, склоняясь к моему лицу. — Очень. И хочешь общаться с Рори… Значит, будешь делать, что я скажу. Будешь? Кивай.
Я не понимала, о чём он толкует, и просто стояла на месте, не шевелясь.
— Кивай! — рявкнул он и, подняв одну руку, влепил мне ещё оплеуху. Голова мотнулась в сторону, и я испуганно кивнула, мгновенно осознав, что от меня требуется.
— Умница, — заключил отец… и начал рассказывать. Что я должна буду сделать. И звучало это всё настолько отвратительно, что меня едва не стошнило ему на ботинки. Я с трудом сдерживалась, слушая всю эту грязь и понимая, что не смогу… даже ради Рори. Даже если отец будет угрожать мне смертью — не смогу!
При этом я отлично осознавала, что он не станет спрашивать. Он легко сломит любое моё сопротивление.
«Бежать!» — вспыхнула в воспалённом мозгу паническая мысль, неожиданно придавшая мне сил. Я вытерпела поцелуй, влажный и омерзительный, пообещала, что буду ждать ночью, а когда мою комнату наконец покинули, метнулась к шкафу.
Быстро покидала в сумку кое-какие вещи — хаотично, не разбираясь, что беру, — выскочила в коридор, стремительным шагом добралась до выхода из дома и на удивление легко выбралась на улицу.
Алан Вилиус просто не ожидал от меня подобной прыти. Не понимал, что я, насмерть перепуганная его поведением, решусь сбежать в никуда. Я всегда была разумной девочкой, но это был абсолютно глупый поступок. Я легко могла сгинуть или быть возвращённой домой первым же патрулем службы безопасности, но… судьба распорядилась иначе.
.
Я неслась по улице, не разбирая дороги и не обращая внимания, что одета не по погоде — тогда уже стояла поздняя осень, и, хотя листья ещё не опали до конца, было холодно. Однако я не ощущала никакого холода, даже наоборот — мне чудилось, что я бегу по огненной лаве, которая кусает меня за пятки… И нужно бежать быстрее, чтобы скрыться от неё. Быстрее, ещё быстрее, и ещё…
…Завернув за угол какого-то дома, я на полной скорости врезалась в мужчину, который шёл мне навстречу. Вечер был поздний, и в неярком свете фонарей я плохо его видела, но сразу поняла, что это не отец — Алан Вилиус был высокий и статный, поджарый, а мужчина, в которого я врезалась, — наоборот, невысокий, ростом почти с меня, но широкоплечий и крепко сбитый, не толстяк.
— Демоны меня раздери! — воскликнул он глубоким, хорошо поставленным голосом. Я даже замерла от неожиданности — никогда не слышала настолько красивый мужской голос. — Что это у тебя с лицом, девочка?!
— Н-н-ничего, — ответила я тихо, безумно заикаясь и дрожа, и опасаясь посмотреть на незнакомца. Нарочито отводила взгляд, стараясь спрятать повреждённую половину лица — чувствовала, что горит только одна щека. По второй отец меня тем вечером не бил.
— Вижу я это «ничего»! — возмутился мужчина. Я попыталась отойти в сторону, но он схватил меня за руку. — Стоять! Сейчас пойдём к дознавателям.
— Нет! — Я не понимала, зачем протестую. Вообще ничего не понимала, честно говоря. Я была в каком-то угаре, мне хотелось срочно вырваться из железной хватки незнакомца и убежать. Куда я не имела понятия. Просто — убежать. — Не надо!
— Надо! — отрезал мужчина, не собираясь меня отпускать. — Пока тот, кто вот это всё с тобой сделал, ещё не подправил следы собственного преступления при помощи магии. Мы сейчас у дознавателей зафиксируем побои, и ты подашь заявление на того, кто тебя побил. Он тебе кто?
Я открыла рот, облизнула пересохшие от волнения и быстрого бега губы, ощутив во рту солёный вкус крови, и едва слышно ответила:
— Отец…
— Отец, значит… — протянул мой новый знакомый. — А лет тебе сколько, девочка?
— Семнадцать.
— У-у-у… Ясно всё.
— Что вам ясно? — Я всхлипнула и неожиданно для себя самой расплакалась. — Ну что вам может быть ясно?! Что?..
Я не сопротивлялась, когда он легко притянул меня к себе, похлопал по спине, встряхнул, взяв за плечи, и произнёс, заглядывая в глаза:
— Соберись. Если ты сейчас сделаешь всё правильно, то уже к утру освободишься от опеки своего отца. До выяснения обстоятельств касательно твоего заявления о побоях он будет лишён прав на опеку над несовершеннолетней. И не сможет забрать тебя домой, даже если найдёт. У тебя на руках будет постановление от дознавательского комитета. Ты понимаешь меня?
Как ни странно, но, несмотря на шоковое состояние, я смогла понять всё, о чём говорил мне в тот вечер маэстро Говард Родерик.
Да, это был он. Отвёл меня в центральное отделение комитета к какому-то своему знакомому, где я под диктовку написала заявление о побоях и подала на отца в суд на этом основании — чтобы лишить его права на опеку окончательно. Потом вытерпела несколько магических манипуляций — дознаватели что-то делали с моей щекой, и не только с ней, со всем остальным телом тоже. Как сказал знакомый маэстро, это позволит определить, кто именно меня бил, почти со стопроцентной вероятностью. А затем выдали справку — постановление о том, что идёт разбирательство по делу номер такой-то и Айрин Вилиус имеет право не возвращаться в дом своего отца Алана Вилиуса, а он не имеет права её к этому принуждать.
Я вышла из отделения дознавательского комитета только ближе к утру, растерянная, но и окрылённая неожиданно свалившейся на меня свободой. И вздрогнула, услышав спокойный вопрос маэстро, который вышел следом за мной:
— Куда ты теперь-то пойдёшь, Айрин?
Я оглянулась. Несмотря на то, что этот человек помог мне, я серьёзно его опасалась. Потому что не верила в бескорыстную помощь. Да и в целом в людскую доброту.
— Я… не знаю.
— У меня скоро начнётся рабочий день, — огорошил меня маэстро. Я ожидала чего угодно, только не подобной фразы. — Пойдёшь со мной? А вечером что-нибудь придумаем.
— А-а-а… — Я глупо хлопнула глазами. — А где вы работаете?
— В театре.
— Вы актёр?
— Не совсем. Ну что, пойдёшь?
Мне всё равно некуда было больше идти. Хотя дознаватели говорили, что я могу обратиться в хозяйственный комитет и мне выдадут справку о праве на комнату в каком-нибудь общежитии. И можно было сделать так, да.
Но я никогда не была в театре. Я почти нигде не была — отец толком не разрешал мне даже из дома выходить, не то что посещать театр. И я решила хотя бы взглянуть на него одним глазком…
Взглянула. И влюбилась. То ли маэстро заразил, то ли я действительно встретила своё призвание…
.
В тот самый первый день я ещё не поняла, что в лице Говарда Родерика столкнулась с владельцем театра, — я посчитала маэстро всего лишь главным режиссёром, но мне и этого хватило, чтобы впечатлиться размахом увиденного. Для меня, чей мир все годы жизни в основном составляли только семейный особняк и небольшой внутренний двор, «Варьете Родерика» оказалось откровением. Я как заворожённая изучала коридоры, увешанные магпортретами актёров и сцен из спектаклей, зрительный зал, уставленный креслами, тяжёлый бархатный занавес лилового оттенка, деревянные подмостки, яркие декорации и, наконец, самих исполнителей. В тот день был финальный прогон перед премьерой одного из музыкальных спектаклей, поэтому все, кого я встречала, были в костюмах.
Я глядела на это всё, открыв рот и выпучив глаза, и изрядно веселила маэстро своей искренней реакцией. Он периодически посматривал на меня искоса, по-доброму улыбаясь, и всюду водил за собой, не позволял никуда отходить надолго, только в туалет отпустил. Как он потом признался — опасался, что в самый неподходящий момент в театр нагрянет мой отец, я испугаюсь и вновь убегу. А искать меня по всей Грааге* у маэстро не было времени.
(*Граага — столица Альганны.)
Вот так и получилось, что я весь день тенью ходила по варьете в компании Говарда Родерика. Он инспектировал осветителей и подсобных рабочих, потом проводил репетицию, а я сидела рядом, вслушивалась и всматривалась в происходящее. А во время обеда — да, маэстро потащил меня за собой и в столовую — мой неожиданный покровитель поинтересовался, нравится ли мне в его театре.
— Очень нравится! — восхитилась я, и Родерик понимающе улыбнулся. Он всё время смотрел на меня с доброй нежностью, но я не верила в его хорошее отношение. Жизнь научила, что на жалости далеко не уедешь — меня жалели слуги, но помогать не спешили. Равнодушие, ненависть и даже жестокость были мне понятны, а вот то, что демонстрировал маэстро, — нет.
— А давай-ка после обеда я тебя посмотрю… — задумчиво протянул Родерик, и я тут же перепугалась.
Поделиться книгой: