С тобой навеки

— Почти стемнело. Останься на ночь. Завтра разберёшься со своими планами.

Я хочу поспорить с ним, но меня не радует перспектива снова садиться в машину и теряться на этих петляющих дорогах обратно к аэропорту, особенно если мой желудок продолжит чудить.

Смирившись, я шагаю к дому следом за Акселем, который идёт впереди, отпирает дверь и открывает её.

Облегчение и отчаяние побеждают. Я натягиваю свою самую ослепительную улыбку, через плечо выдаю (надеюсь) бодрое «Спасибо!» и ускоренно шагаю внутрь.

* * *

По дороге я не успеваю осмотреть коттедж, но воспользовавшись туалетом, я способна оценить пространство. Тут красиво. Опрятно и минималистично. Чёткие линии. Знакомый, успокаивающий запах, который, как я готова поклясться, напоминает мне об Акселе, но я думаю, что после поездки в машине его сексуальный запах просто застрял в моём носу.

Основное помещение разделено на зоны, доминирующим предметом выступает кровать с основанием в виде деревянной платформы, гладко застеленная белыми простынями и подушками, и рядом такая же прикроватная тумбочка с лампой, приютившаяся в углу. По другую сторону кровати, справа от длинного неприметного комода, находится дверь, ведущая неизвестно куда… может, в гараж? В изножье лицом к кровати стоит дровяной камин, а парящие полки разных уровней прикреплены к дымоходу. В центральном пространстве доминирует прямоугольный стол из переработанной древесины, окружённый разномастными стульями. А за ним — длинный диван, приставленный к другой стене, узкий пристенный столик с ещё одной лампой и ещё больше полок над диваном. Кухонный островок отделяет пространство гостиной от небольшой, но безупречной кухни — в приборах можно увидеть своё отражение, а ничем не заваленные рабочие поверхности буквально сверкают. Это место выполнено в успокаивающей палитре облачно-белых цветов с тёмной древесиной и насыщенно землисто-зелёными и штормовыми серыми акцентами. Оно ощущается знакомым и успокаивающим.

Я испытываю искушение пошариться ещё, но у меня слишком много вопросов, например, почему Уилла послала меня в шалаш, если там какой-то структурный кризис, когда именно Аксель был там и явно не знал о моём приезде. У меня возникает странное чувство, что когда я получу ответы, они мне не понравятся.

Я выхожу наружу, ступив на ароматный ковёр из опавшей сосновой хвои и ищу Акселя. Но я нигде его не вижу. Только круг из аккуратных камней, явно уложенных в форме ямы для костровища. Рядом лежит стопка порубленных дров и тяжёлый с виду топор, вклиненный в пенёк. Джип тоже тут. Но Акселя нет.

Затем я вижу заметку, подсунутую под дворник и трепещущую на ветру. Я выхватываю и читаю слова, написанные вытянутым, аккуратным почерком.

«Мне жаль насчёт шалаша. Как я и сказал, ты можешь остаться здесь на ночь. Если нет, в джипе есть ключи, чтобы ты могла поехать обратно и забрать свою арендованную машину.

А.

П.С. Мой номер на случай чрезвычайной ситуации — 555-231-4542».

Я перечитываю его записку, проводя пальцами по буквам, пока усталость впивается в меня зубами. Из-за болезни и стресса, долгого перелёта, а потом езды на машине я вымоталась. И меня накрывает смиряющей реальностью.

Я устала. Слишком устала, чтобы сделать что-либо, кроме как принять это.

На пороге я слушаю тихие звуки дикой природы вокруг меня, шепоток ветра среди деревьев. Я смотрю на записку Акселя, вожу большим пальцем по одинокой букве А. Затем складываю её пополам и убираю в маленький кармашек свитера, прямо у моего сердца.

Глава 4. Аксель

Плейлист: Cage The Elephant — Social Cues

Какого чёрта я наделал?

«Останься здесь на ночь». Я просто… выпалил это, и это так не похоже на меня, а потом… будто я неясно выразился… я повторил это в проклятой записке.

С моим номером телефона.

Чтоб мне провалиться.

Я будто сделался одержимым, отвозя её в дом, говоря ей остаться, черкая эту записку, тогда как на деле я хочу, чтобы Руни была как можно дальше от меня. Потому что на протяжении двух лет, что я скрывал влечение к ней, это было возможно посредством лишь одного метода: дистанция.

И что я делаю, когда она вваливается в мою жизнь? Я приглашаю её остаться на ночь, бл*дь.

Гениально, Аксель. Просто гениально.

Лучшее, что я сейчас могу сделать — это не попадаться на глаза, и именно этим я занимаюсь. Не то чтобы это особо помогало. Я всё равно чувствую её запах, мягкий и умиротворённый, как луг в сумерках, где цветы покачиваются на ветерке. Большинство парфюмов такие удушающе сильные, что вызывают у меня головную боль. Но этот был таким… успокаивающим. Интересно, может, это просто запах её кожи и волос.

Но задаваться такими вопросами опасно. Потому что потом я представляю, как утыкаюсь носом в мягкие, тёплые, сладкие местечки тела Руни и вдыхаю её. А этому не бывать.

Никогда.

Я прибавляю темп, и каждый шаг создаёт больше расстояния между нами, хотя я знаю, что это бесполезно. Я до сих пор чую её успокаивающий запах, до сих пор чувствую её мягкое тело, прислонившееся к моему, пока я удерживал нас над лестницами. Её груди, прижавшиеся к моей груди. Тепло её ладоней, заклеймившее мою кожу.

— Бл*дь, — я ударяю по сорняку палкой, которую держал в ладони, затем выбрасываю палку.

Мои шаги быстро преодолевают расстояние, пока я начинаю пересекать небольшое футбольное поле за шалашом, ставшее домом для бесконечного множества семейных игр.

К слову о моей бл*дской семье. Я переехал на тысячу миль к северу от них, а они всё равно умудряются влезать в мою жизнь. Пусть они не знают, что происходит с шалашом, у Райдера и Уиллы нет хорошего оправдания, чтобы посылать Руни сюда. Это мой период времени здесь, и они оба это знали. Что-то происходит. Я не знаю, что именно, но тут за версту пахнет проделками Бергманов.

Пронёсшись по полю, я выхватываю телефон, открываю текстовые сообщения и переписку с Райдером, затем печатаю: «Что за игру ты ведёшь, чёрт возьми?»

Три маленькие точки появляются немедленно, затем приходит ответ: «Обожаю непонятные сообщения».

«Не делай вид, будто ты не знаешь, что Руни здесь, в шалаше, — пишу я. — Она сказала, что Уилла сказала ей приехать сюда. Значит, ТЫ сказал ей, что шалаш свободен. Это моё время в хижине. Чем ты думал, бл*дь?»

Его ответ: «Я думал, тут нет ничего страшного».

— Ничего страшного! — ору я, с топотом поднимаясь по крыльцу. Я открываю входную дверь, затем захлопываю её за собой.

Я не могу сказать ему о состоянии шалаша. Но я могу сказать ему, что присутствие Руни — это последнее, что мне нужно. «Ну, это не так. Она не может быть здесь».

«Почему нет?» — пишет он.

Я перебираю варианты, что сказать. Я не могу объяснить, насколько тут всё серьёзно, но Боже, надеюсь, он понимает, какой бардак это создаёт. Она повлияла на мою креативность, даже находясь в тысяче миль от меня. А теперь, когда я увидел её, ощутил её запах, прикоснулся к ней, каковы мои шансы написать картины, которые мне нужны? Я знаю, как работает мой мозг. Когда я возьму кисточку, я буду поглощён лишь одним, и это точно не абстрактное искусство.

Я расхаживаю туда-сюда по дому, и серьёзность ситуации затягивается как удавка на моей шее. У меня есть два месяца, чтобы провести и оплатить самые крупные ремонтные работы в шалаше. Команда Паркера и Беннета готова сделать работу. Нужны лишь деньги. Мне надо писать гениально и продавать быстро, или же смириться и жениться.

Иисусе.

Клянусь, фото дяди Якоба смотрит на меня и дразнит из коридора.

— С таким же успехом ты мог сказать мне взобраться на Эверест, — говорю я фотографии. — Чёрт, да там у меня были бы бОльшие шансы на успех!

Его серьёзное лицо смотрит на меня в ответ. Я упираюсь лбом в стену и несколько раз ударяюсь. Я схожу с ума.

Когда мой телефон пиликает сообщением от Райдера, я едва не выпрыгиваю из собственной шкуры.

«Уилла сказала, что Руни переживает непростое время, и ей нужно где-то остановиться на время, так что я сказал ей поехать туда. Ты вообще не живёшь в шалаше, Акс. Ты построил свой чёртов дом на участке. В чём проблема? Ты заразишься вшами, если несколько недель будешь делить с ней акр земли?»

О Боже. Недель? Она не может остаться тут на недели. Я не выдержу.

«Я не живу в шалаше, — печатаю я, — но у меня есть проекты, над которыми я работал».

«Поставь проекты на паузу, — отвечает он. — Или работай над ними и не лезь к ней. Будь большим мальчиком и поговори с ней сам».

Я не могу говорить с Руни, по крайней мере, вести длительный разговор и оставаться вразумительным. Я едва могу смотреть на неё и при этом нормально дышать. «Заставь Уиллу пригласить её пожить у вас», — печатаю я.

Мой телефон пиликает от следующего сообщения. «О нет, бл*дь. Мы живём в малюсеньком домике, и Уилла половину времени вообще отсутствует. Шалаш пустует, и абсолютно логично предложить его другу семьи. Если тебе приспичило быть мудаком, иди прячься в своём маленьком коттедже тролля и оставайся там, пока она не уедет».

И снова пиликает. «Между делом вытащи кол из своей задницы и привыкай к её присутствию, потому что она приглашена на День Благодарения, а это означает шарады после ужина с индейкой».

Чёрт. Воспоминание о поцелуе с Руни накатывает в полную силу — сладкая мягкость её губ на моих, румянец на её щеках, пока она смотрела на меня. Это не может повториться.

Моему брату-засранцу хватает наглости написать: «На сей раз брошу в корзинку задание "поцелуй взасос"».

«Отъе*ись», — печатаю я.

Его ответ приходит мгновенно. «Лол».

Я стону и убираю телефон в карман. Это ужасно. Райдер говорит, что Руни приехала, потому что переживает непростое время, и пусть я не знаю, что происходит, я вижу, что она сама не своя.

И вот это вывернуло меня на изнанку, заставило меня бросить её чемодан в багажник и подвезти её к дому. Я не думал. Я реагировал. Потому что после того, как я вытолкал её из шалаша, моё сердце как будто раскалывалось в груди.

Я смотрел на её профиль, пока она оглядывалась на дом. Её медовые волосы спадали на плечи, растрёпанные ветром и слегка покачивающиеся, будто ветерок не мог сдержаться и пропускал свои прохладные пальцы сквозь эти золотые завитки. И я знал, что что-то изменилось. Что-то не так. Её большие сине-зелёные глаза не искрили, а под ними пролегли тёмные мешки. Её обычно сияющая кожа была бледной, на щеках не было здорового розового румянца. Две глубокие ямочки, появлявшиеся при каждой её улыбке, вообще не были видны.

Она страдала. И я не хотел, чтобы она страдала. Я не хочу, чтобы она вообще испытывала боль.

Так что мне делать? Я не могу вышвырнуть её, если ей надо где-то остановиться. Но если я не отправлю её восвояси, то точно не напишу ни одной картины. Чёрт, да кого я обманываю? Даже если она уедет завтра первым делом с утра, стычка с ней сегодня пошлёт меня в крутое пике. Мне надо посмотреть в лицо фактам:

Я сейчас не в том состоянии, чтобы писать.

Если я не могу писать, я не могу продавать картины.

И поскольку я не могу продавать картины, я не могу зарабатывать деньги.

Без денег шалашу конец. Мои родители узнают. Они абсолютно точно запретят вкладывать необходимые финансы для приведения этого места в порядок, а значит, останется одно: продажа. И тогда это место будет потеряно для нас.

Если только я не стисну зубы и не приму предложение Беннета, позволю ему и Паркеру найти кого-нибудь, кто вступит в гражданский брак чисто ради денег, безо всяких других ожиданий, исключительно деловой брак. Это маловероятно, но это единственное решение.

Чтобы не успеть отговорить себя, я достаю телефон и набираю Беннета. Он отвечает с третьего гудка.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Справедливый вопрос. Я никогда не звоню.

— Когда ты сказал, что поможешь мне найти кого-нибудь, чтобы я получил наследство, ты говорил серьёзно?

Пауза.

— Конечно, Акс.

Я медленно вдыхаю, и облегчение расходится по моим лёгким.

— Я собираюсь принять твоё предложение.

— Думаю, ты принимаешь верное решение, — говорит он. — Это дохрена денег из-за сантехнической катастрофы.

Выйдя через раздвижные двери на заднюю террасу, я смотрю через поле в сторону коттеджа, где я оставил Руни.

— Ага. Я ни за что сейчас не выдавлю из себя картину.

— Он наконец-то образумился! — кричит Паркер.

Я хмурюсь.

— На громкой связи. Очаровательно.

— Привет, дядя Акс! — оглушительно ревёт Скайлер.

Я отдёргиваю телефон от уха.

— Привет, Скайлер.

— Я ем твоё любимое блюдо, — говорит она с громким чавканьем. — Морковка с виноградным желе.

— Гадость.

— Эй! Дайте дяде Аксу ещё одну чёрточку в его табличке. Он портит мою нямку!

Паркер смеётся на фоне.

— Скай, отдай телефон БиБи, пожалуйста.

— Эй, — говорит Беннет, и фоном раздаются шаги и звук закрывающейся двери. — Извини за это. Мы ужинали, но я ответил, потому что когда ты звонил мне в последний раз, ты попал в больницу, так что это создало прецедент.

Я тру лицо и стону.

— Я не знаю, зачем я позвонил. Надо было написать.

Мгновение спустя Беннет спрашивает:

— Акс, ты в порядке?

Мои глаза останавливаются на том участке леса, где располагается коттедж. Моё сердце гулко стучит.

— Я буду в порядке.

— Ладно. Я рядом, помнишь? Мы все трое с тобой.

— Я знаю.

— Вот и хорошо, — произносит он. — Ну, завтра поговорим.

— Ага, — я вешаю трубку и убираю телефон в карман. Прогулявшись и напомнив себе, почему я собираюсь жениться на незнакомом человеке ради денег (и это работает — это место так обманчиво хорошо скрывает свои проблемы, что я поражаюсь, как тут всё ещё не обрушилось), я запираю шалаш.