Помоги проекту - поделись книгой:
Севир же отвернулся и очевидно для галочки поинтересовался у Элины:
− Вы в порядке?
Она кивнула. А как иначе? Смертельно ведь не ранена. Остальное уже не так важно.
Вскоре всё вернулось на круги своя. Они пошли по тропе дальше. И хотя никаких опасностей за поворотами не наблюдалось, Досифей ещё пару раз останавливался и вслушивался, всматривался. В конце пути их ждал сплошной кирпичный забор, защищённый от и до колючим терновником. Среди сухих ветвей скрылась такая знакомая и отныне горячо любимая лазурная дверь.
Положив на неё ладонь, Досифей заставил колючки исчезнуть, ослабить свои путы и открыть для них проход.
− Прошу.
Севир, источая уверенность, толкнул створки вперёд. Элина же напоследок обернулась, желая сохранить в памяти образы этих двух людей – кто знает, может им больше не суждено встретиться? Те не собирались идти с ними дальше, на этом их работа закончена. Прислонившись друг к другу, они яростно о чём-то шептались, лишь краем глаза приглядывая за Севиром.
− Не стойте долго, − тот без лишних раздумий шагнул в темноту.
Сделав глубокий вдох, Элина послушалась.
И вновь ощущение как прыжок в мутную воду, когда воздуха не хватает, а уши заложило. Но, так же быстро появившись, оно пропало, и вот она уже может дышать, и вот видит яркий свет. От столь резкой смены декораций начинала раскалываться голова.
Место, куда они попали, оказалось небольшой круглой площадью. Ровная гранитная брусчатка, парочка высоких фонарей и тёмный образ хвойного леса вдали ничем не выделялись, привычные и обычные. Думалось так до тех пор, пока не отойдёшь поближе к краю и не поднимешь вверх головы. Металлические прутья из кованого забора тянулись выше и выше, а затем сходились в одной точке − настоящая птичья клетка. А за ней, там, где кончалась площадь, простиралась, не трогаемая светом, пропасть. Силуэты деревьев – лишь приманка, маячившая на противоположном берегу. В воздухе зависли зеркала самых разных форм, вот только отражалось в них нечто совершенно иное: острые шпили, витражные окна, бескрайние луга и скалистые горы.
Севир не стоял без дела. Он уже склонился над каким-то сооружением, выглядящим ужасно одиноко в этой глуши. Оно было полностью сделано из дерева и походило на кукольный домик не только размером, но и пёстрым цветом: сочетанием красного и синего. Две башенки соединялись друг с другом навесным мостом, а внизу во дворе лежала пригоршня золотых и серебряных монет-кругляшков. Взяв одну из них и поддержав в руке достаточно долго, чтобы та нагрелась, Севир подбросил её в воздух. Она исчезла. В тот же момент лишь с секундной задержкой по всей округе пронёсся искажённый голос:
− Вы были услышаны. Ожидайте.
Элина рефлекторно вздрогнула. Похоже на фонарях прятались громкоговорители, а она опять ничего и не заметила. Севир глянул искоса, но промолчал, скучая в ожидании. Вскоре раздался противный скрежет металла о металл, и меж прутьев появился проход, а за ним – мост. На противоположном конце в чьих-то руках светился фонарь. Севир расценил это как приглашение и направился к свету. Обернувшись на мгновение, торжественно огласил:
− Не отставайте. Пришло время познакомиться с Академией Зеркал.
Элина кивнула и поспешила следом, как собачка на поводке. Она бы и не смогла отстать! Любопытство так и распирало. Как же выглядела эта их крутая магическая школа, отличалась ли чем-то от её обычной? Должна! Не могли же здесь учить этой занудной химии с математикой! Зачем оно магам?
Встречал их странный человек. Странный из-за своего вида. На нём была козлиная маска. Из головы выходили два рога, на каждом − по паре колокольчиков, что звенели при малейшем движении. Тяжёлый плащ обит мехом, руки в массивных перчатках-краги, а на спине берестяной короб с торчащими инструментами. То, что она приняла за фонарь, оказалось керосиновой лампой. Подойдя ближе, в нос ударил стойкий запах жжёных трав и какой-то сырости. Теперь точно, иначе чем лесничим или лешим не назовёшь.
Дождавшись их, тот развернулся и повёл за собой вдоль лесной тропы, в какой-то миг сменившейся на мощёную плитку. Местность стала обжитее, не те леса и поля, по которым её водили весь сегодняшний вечер. По бокам виднелась живая изгородь, за ней – остриженный по линейке газон. Жёлтые фонари и знакомые летающие огоньки никак не справлялись с безлунной темнотой, оставляя настораживающие тени по углам. Вдалеке размытыми фигурами выступали здания. Несмотря на относительно ранее время – всего-то около десяти часов – вокруг ни было ни души.
Или почти ни души.
Со стороны барбарисовых кустов раздался шорох, возня, а затем и сдавленный смех. Для ночной тиши, нарушаемой лишь сверчками, это было громко. Слишком громко. Как слон в посудной лавке. Провожатый резко остановился, но словно не знал, как поступить. Тогда вперёд выступил Севир, нагнав на себя образ строгого учителя: выпрямился ещё сильнее, заложил руки за спину. Не хватало только очков, чтобы поправлять важно и высокомерно.
− Господа, молодые люди, не находите ли Вы своё поведение в крайней степени неприемлемым? Все порядочные ученики давно греют постели.
Голоса тут же смолкли, будто надеялись ещё остаться незамеченными.
− Хотите в прятки со мной играть?
Распознав угрозу, парни быстро сдались и всей гурьбой вывалились на обозрение Севиру. Было их трое, все примерно её возраста. Один: с буйными чёрными кудрями и самой шальной улыбкой, в пижонских очках с красными стёклами и тлеющей сигаретой в ярко-накрашенных губах отвесил шутливый поклон.
− Севир Илларионович! Вот так встреча! Столь поздний час, а Вы не спите. Разве не боитесь получить наказание?
Двое за его спиной старательно боролись со смехом. Получалось, по правде говоря, у них так себе. Но Севир вопреки всему даже не разозлился. Наоборот, казалось, скрывал улыбку.
− Шутить вздумали? Посмотрю я на Вас завтра утром в своём кабинете…
Парни протестующе застонали, сразу сделавшись виноватыми. Да только глаза выдавали их: полные озорства и упрямства.
− Ну, не злитесь, Севир Илларионович!..
− Никаких «ну». И где это, позвольте заметить, вы потеряли ещё одного незаменимого члена своей братии? Надеюсь, не бросили одну под ближайшим деревом?
− Аделина точно не оценит, какого Вы о ней мнения, − встал на защиту другой парень, из них самый приятный. Он был светлым и каким-то мягким: медовые волосы растрёпаны, тонкая кожа покрыта красным румянцем. Короткие пальцы вцепились в не по размеру огромный свитер и накинутую поверх шаль. Элина позавидовала. − И вообще её с нами не было! Староста не может нарушать правила и гулять с такой плохой компанией как наша.
Если даже Элина не поверила, что уж говорить о Севире. Тот покачал головой, всем видом выказывая снисхождение не только к ним, но и всей ситуации в целом. Может, это его любимчики? Иначе как объяснить такое поведение? Оно никак не вязалось со сложившимся, пусть и за короткое время, образом в её голове – беспринципного сухаря и педанта.
− Ваше красноречие, как я вижу, совсем испарилось.
− У него просто горе, Севир Илларионович! – опять вклинился тот, что носил красные очки, − Представляете, Сорока, то есть Виолетта Демидовна не одобрила пьесу! «Банально», − сказала! А как пятый год подряд ставить «Предания», так это ей нравится!
− Действительно, горе, − покивал, соглашаясь, но ни в одной чёрточке лица не найти было отражения слов. – Теперь же попрошу Вас отправляться спать. Попадётесь мне ещё раз, так легко не отделаетесь, господа. Доманский, полагаюсь на Вас, как самого здравомыслящего. Доведите своих дорогих друзей до кроватей и впредь без происшествий.
− Будет исполнено.
Элина робко окинула заговорившего взглядом. В отличие от двух других, тот был сдержаннее и аккуратнее: русые волосы зачёсаны назад, спина прямая-прямая, будто палку проглотил, на распахнутом плаще ни единого пятна или складки. Но даже так, его губы тоже украшала улыбка, а в глазах плясали черти. Красивый. Ужасно, непозволительно красивый. Она сразу опустила голову. Рядом с таким и стоять нельзя близко. На прослушиваниях мама всегда твердила держаться как можно дальше. Элина и сама знала. На их фоне становишься лишь уродливее: подчёркиваешь чужие достоинства и свои недостатки. И всё равно, что-то тянуло взглянуть ещё раз.
Именно в тот момент он заметил её, и глаза их встретились. Миг показался вечностью. Улыбка его сделалась шире. Чуть наклонив голову, он прищурился, а после и вовсе подмигнул. Лис, натуральный лис! Румянец мгновенно залил щёки, даже уши горели, но благо в полумраке никто не заметил. Какое-то ощущение, мягкое и обволакивающее, не давало покоя. Было в этом образе что-то знакомое и незнакомое одновременно. Как будто дежавю или забытый сон.
Парни давно ушли, а чувство так и осталось рябить, путать мысли. Наверно, очередное действие магии? Иные варианты рассматривать не хотелось.
«О чём ты?»
Опять исчез, ничего не объяснив, зачем только появлялся? Молчал бы и дальше.
− Смотритель, инцидент решён. Севир Зорин разобрался с нарушением.
Прозвучало довольно грубовато. Севир относился к провожатому не как к человеку, а как к какому-то механизму для исполнения приказов. И ведь тот в ответ не возмутился даже, не сказал и слова, только покорно кивнул и развернулся, готовый продолжить путь.
Заметив потуги её мышления, Севир сжалился и пояснил:
− Не смотрите так. Он − не человек и не живое существо. Он − подарок от Дома Перехода и создан был специально для академии, чтобы следить за барьером, чинить, иногда отгонять нечистых. С недавних пор у него прибавилось в полномочиях, и теперь по ночам гоняет непослушных школяров и назначает им отработки. К сожалению, не заложено ему чувство сострадания. Иногда дети – это просто дети, им нужно давать свободы.
Элина не показала осуждения. Точно ведь посчитает чокнутой. Это она привыкла болтать даже с «обычными» вещами: извиняться перед упавшим телефоном или умолять компьютер поторопиться. А здесь совсем реальный человек…
Такие вот последствия у долгого нахождения взаперти. Один на один с собой.
Смотритель провёл их к ближайшему зданию. Оно напоминало какой-то католический собор, такое же острое и эфемерное. Белый кирпич словно светился, но сама палитра не отличалась броскостью. По правде говоря, от здания веяло холодом, безжизненностью, хотя в некоторых окнах до сих пор горел свет. Такое же ощущение появлялось от склепов – красиво, но заброшенно. Не хватало лишь призрачных завываний и запаха плесени.
Севир приказал Смотрителю остаться снаружи, а сам упорхнул внутрь. Настрой его значительно улучшился, стоило попасть в академию. С каждой аркой, с каждым пролётом, уходя всё дальше вглубь, они шли, словно на исповедь – покаяться в грехах, вымолить себе прощение. В коридорах темнота стояла кромешная, хоть глаз выколи. Белокурые девушки с витражных окон наблюдали пристально и ничуть не спасали ситуацию. Вместе с эхом шагов раздавался другой звук, далёкий и гнетущий: ритмичный стук по дереву, раз за разом, раз за разом. Не сбился и не остановился. В самом конце, самом дальнем закутке под лестницей спряталась дверь, слегка приоткрытая. Оттуда и шёл этот монотонный звук. Севир постучал по косяку. Стало тихо.
− Артемий Трофимович, примите позднего гостя?
− Заходите, раз пожаловали, − устало вздохнул мужчина.
Крохотный кабинет едва поместил в себя стол, пару стульев и книжный стеллаж – типичный офисный набор. Пахло же внутри какой-то затхлость, пылью, вперемешку с чем-то горелым. Здесь явно давненько не убирались. Словно в подтверждение повсюду высились подвязанные кипы бумаг, папок, ватманов и вырванных из записной книжки листов.
− С чем на этот раз? А, вижу. Пополнение, значит-с.
За столом, откинувшись в кресле, сидел уже немолодой мужчина: в тёмных волосах виднелась седина, а худое тело выпирало острыми углами сквозь белый костюм. Казалось ещё немного, и тот упадёт замертво или заснёт прямо здесь. Сняв очки, он потёр глаза и, хлебнув чего-то очевидно горького и бодрящего, уставился на них с тем единственным вопросом: «Да когда же это всё, наконец, закончится?»
− Всё верно. И ведь сначала, меня уверяли, что справляться придётся с въерженом, а по факту, сами можете посудить, обычная ученица.
− О чём только в Канцелярии думали, посылая Вас?
− Я им о том же говорил, но, к сожалению, других кандидатов не нашлось, − ни сколько не обиделся, наоборот согласился. − Все заняты, скоро ведь Осенины.
− А Вам закрывать отчётность как всегда не нужно?
− Не для таких дел мне дано бессмертие.
Артемий Трофимович привстал из за стола и стал копаться в ящиках. На пол полетели ручки и скомканные листы. Среди устроенного бардака затесалось нечто блестящее. Лорнет, кажется. Пара линз почему-то имела сиреневый оттенок, а рукоять в мужских руках сделалась совсем крошечной, даже хрупкой.
− Догадываюсь, про Зрячец Вы и не вспомнили?
− Никто их с собой постоянно не носит.
Приложив лорнет, Артемий Трофимович перевёл взгляд на Элину и осмотрел с головы до ног. Она уже не знала, куда деться. И руки стали лишними, и ноги – точно выставила себя посмешищем. Увиденное, очевидно, ему не понравилось. Он задумчиво хмыкнул, склонил голову на бок и, молча, передал лорнет Севиру. Тот поколебался секундно, но всё же последовал примеру.
− О? – и мгновенно откликнулся, − Так вот в чём дело.
Так и подмывало спросить, что же там такого интересного они увидели. Любопытство не порок, хотя, как все знают, можно нечаянно остаться и без носа.
− Что там?
− У Вас крайне слабый энергетический отблеск, почти прозрачный. Поэтому Аркуда обманулся и сказал о въержене.
− Это плохо? Что вообще значит?
Севир непривычно замялся, а Артемий Трофимович и вовсе не стал вмешиваться. Так вопрос повис в воздухе, оставшись намеренно проигнорированным.
− Что насчёт распределения? Много времени ведь не займёт?
− Думаю, можно, − на этот раз Артемий Трофимович подошёл к стеллажу. Потрогал за корешки какие-то определённые книги, и только тогда снизу выдвинулась особая полка. − Так-так, сейчас найдём.
Там стояло много странных вещей. Первое, что бросилось в глаза, птичьи черепа на верёвочке. Даже не хотелось думать, для чего они могли понадобиться. Ещё хрустальный куб, скальпель, ступа, сушёные травы в склянках, свечи, какие-то древние графины, бальзамированные органы. В самом центре висело зеркало, а внизу, как подношение, на круглом подносе разбросаны рябиновые бусы, шишки и мох.
Для Элины же достали каменную чашу, тяжёлую даже на вид. Артемий Трофимович поставил её на свой стол, смахнув остатки документов на пол. Вернулся к шкафу, взял теперь пару свечей, сушённые полынь и шалфей, ещё кувшин. Севир наблюдал со стороны, никак не вмешиваясь, но и не помогая. В чашу налили воды, прикурили травы, так что дым, и что хуже, запах наполнил всю комнату. Едкий и горький, пробирающий до самых лёгких. Элина закашлялась.
− Итак, садитесь сюда, − поставил перед ней второй стул. – Свет, пожалуйста.
Со стороны Севира послышался смешок, а после тот щёлкнул пальцами, и в комнате в один миг стало темно. Ещё щелчок, и вспыхнули свечи.
− Положите руки на стол, ладонями вверх. По сторонам не смотрите, на меня тоже. Смотрите только на воду и своё отражение в ней.
Элина опустила глаза. Было душно. В горле пересохло, рубашка прилипла к спине. Она боялась сделать что-то не так, испортить, как только ей одной дано.
Водная гладь в противовес оставалась спокойной и удивительно чётко отражала испуганное лицо. Всё внимание к себе притягивал воспалённый порез. Интересно, останется ли шрам? Или можно как Севиру залечить магией? А надо ли? Ведь это ещё одно напоминание о слабости и беспомощности. О том, как в очередной раз думала только о себе.
Элина всё смотрела и смотрела, но ничего не менялось. А что вообще должно произойти? Только мысли стали громче. Она устала от них и, позабыв, прикрыла глаза.
А когда открыла, то увидела не себя: не свои карие глаза и круглые щёки. Кто-то чужой.
Из отражения озадачено выглядывал парень, голубоглазый и златокудрый. У него был такой же шрам! Только вот других тоже было предостаточно, хоть и белые, почти незаметные, они украшали щеки в веснушках, переносицу, губы. Красный воротник упёрся в подбородок, не давая разглядеть дальше.
Вторя голосу в голове, парень в отражении открывал рот. Кажется, теперь она поняла.
«Это ты?»
«Да почему ты так трясёшься? Что случиться? Почему им нельзя знать?»
«Всё равно не понимаю…»
− Теперь обратитесь к Богам и попросите о силе. На меня не отвлекайтесь, для обряда дальше потребуется прядь ваших волос.
Элина чуть не ослушалась. Она же только сделала причёску! Знала бы, не остригала всю длину, а оставила специально для них. Резали бы, сколько хотели.
Чёрт, надо же думать о богах. Не волосах.
«Кхм, здешние боги одолжите мне, пожалуйста, этой вашей силы. Самую капельку хотя бы. Иначе меня оставят лысой! Или что хуже отправят обратно!»
Щелчок ножниц раздался у самого уха. Элина на периферии зрения увидела, как Артемий Трофимович отнял руку от затылка. Ужас! Её же засмеют!
Артемий Трофимович поджог вьющуюся прядь и быстро стряхнул в воду. Тогда же отражение и вовсе пропало: не осталось ни её, ни чужого лика. Только мутная непрозрачная жидкость, приобрётшая вмиг красный, почти рубиновый оттенок, словно влили красителя. Или смыли кровь.
− Созидательница. Однозначно. Никогда ещё не наблюдал столь насыщенного оттенка.
Поделиться книгой: