В тот момент он увидел лишь брызги, которые скоро потонули в озере, как и Жан. Сколько бы ни ждал командир, надеясь увидеть хоть какой силуэт из воды или под её прозрачностью, но нет... Жана больше не было видно...
-Погиб? - с удивлением прошептал один из спутников командира.
-Дураки так не гибнут, - не верил командир. - Что ж... Не сейчас, так потом... Он найдётся...
Оказавшись под прохладой озера, Жан умело проплыл ко дну. Там он направился в кромешную тьму, в некий коридор, о существовании которого знал лишь он и Василий.
Вынырнув из под воды в просторном зале пещеры, он вдохнул полные лёгкие воздуха. Учащённо дыша, цепляясь за выступающие по краям глыбы гипса, Жан выполз на приступок...
-Ещё есть время, - усмехнулся он, бросив взгляд на виднеющийся из некоторых коридоров свет.
Тот проникал в зал пещеры, ласково касаясь стен и причудливо сформировавшихся на них форм гипса. Они свисали, то как сосульки льда, то как цветы. Они создавали необычные тропы, а где-то и будто мосты. Это была гипсовая пещера, вход в которую находился под водой озера, практически у самого его дна.
С этой погони Жан был уверен в одном: «Укроюсь... Верю, смогу,» - улыбался он сам себе, не сводя глаз с зовущего света. - «Ты, Василь, может и снова предашь... Расскажешь им, что здесь я спрятался. Узнают они про пещеру сию, а меня уже не будет... Мы не решились однажды исследовать лабиринты эти, а теперь я один вынужден это сделать... Что ж... Так значит на судьбе написано...»
Он вспомнил, как год назад, в 1777 году, бежал с Василием из плена турков, с корабля. После недолгого скитания им повезло встретить человека, нанявшего их в помощь добывать соли из малинового озера. С тех пор друзья работали в рассолоподъёмной башне и ждали подходящего времени, когда бы можно было бы вырваться из нового рабства. Они мечтали снова о свободе и ждали подходящего времени, но теперь всё вдруг оказалось зря...
Жан не стал терять больше времени и поспешил ступать по проложенному некогда водой пути. Он восхищался этой пещерой, восхищался, какие чудеса вода может сотворить на земле, такой беспомощной без неё — царицы вселенной, как размышлял Жан.
Коридор за коридором проходил Жан. Он был рад, что идти пришлось не столь долго, что не настал ещё вечер, как наконец-то вышел из небольшого холма на окраине леса. Сразу же, пройдя ещё несколько метров, Жан убедился, что находится довольно далеко от того места, где расстался с Василием.
Он огляделся в тихом лесу, где слышны были лишь голоса птиц и шелест листьев от прогуливающегося меж ними ветра. Никого... Лишь он и воздух свободы, а впереди — новая деревня...
Жан смело шёл вперёд, не забывая о друге, как и тот, переживая за его жизнь, тоже помнил, но был не в состоянии бежать...
-Итак, голубчик, - вернулся к Василию, охраняемому несколькими всадниками, командир. - Ну,... дружка-то твоего мы сыщем... А ты? Двадцать лет прожил, ума не нажил? Ладно ему, шестнадцать, а тебе-то! - ткнул он пальцем Василию в лоб. - Знаешь, где спрятаться может?
-Никак нет, - твёрдо ответил Василий, скрыв истину.
-Ну, держись... Коль прознаю за тобой, что лжёшь, гнев будет великим, - пригрозил командир.
К вечеру Василия доставили в небольшой богатый дом. Его провели по узкому коридору, украшенному китайскими обоями и картинами в золотых рамках. Когда же дальнюю дверь открыли, чтобы пропустить Василия, он узнал, что его ожидает беседа с важным человеком, имя которого тут же огласил вставший у двери офицер:
-К Его Сиятельству, князю Григорию Александровичу Потёмкину!
-Прошу... Проходи, Василий..., - сделал паузу, заглянув в бумагу на столе, высокий стройный князь.
Он был лет сорока. Черты лица его были чрезвычайно привлекательными: форма продолговатая, нос орлиный, глаза голубые и с острым взглядом.
Остановившись посреди комнаты, Василий смотрел на него и ощущал страх и спокойствие. Страх беспокоил от того, что не знал, чего ожидать, опасаясь власти Потёмкина, а спокойствие - от веры, что сей господин добродушен и не будет совершена несправедливость...
-Василий Скуратов?
-Да, князь, - подтвердил Василий...
Глава 3
Бывало — друга своего,
Теперь — карманы посещают;
Где вист, да банк, да макао,
На деньги дружбу там меняют.
На карты нам плевать пора,
А скромно жить
И пить:
Ура! ура! Ура!
О сладкий дружества союз,
С гренками пивом пенна кружка!
Где ты наш услаждаешь вкус,
Мила там, весела пирушка.
Пребудь ты к нам всегда добра,
Мы станем жить
И пить:
Ура! ура! Ура!*
Шло время. Минуло два года... Настал 1780-й, а кружек звон и смех в трактире снова сливались в единый шум, как только один из посетителей закончил петь под гитару и отставил её рядом с собой.
Весёлые посетители в тот вечер снова поднимали кружки, из которых при неловком движении иногда выплёскивалось пиво. Редко кто сидел в полном одиночестве, и один из таких, надвинув на глаза края капюшона, покуривал трубку... Тонкий плащ, грязные штаны и сапоги... Но, не смотря на столь небрежный вид, видно было, как молод и как уверен в себе...
Он будто слушал каждого, наблюдал за всем происходящем вокруг, пока на колени не присела плавно появившаяся девица:
-Жюль... Ещё пива? - вопросила она, обвив его шею ласковыми, поглаживающими руками.
-Нет, красавица, я уже ухожу, - не переставал он курить.
-Ну вот, опять красавица... Просила же ночью, зови меня Нимфа, - улыбнулась она, сияя мило глазами, и Жюль взглянул в них из-под края капюшона:
-Милая... Мы вряд ли снова встретимся, а посему имена я не привык запоминать, - и тут его лицо озарила улыбка. - Твои глазки уж давно приметили иных.
Девица разочарованно хмыкнула и в ту же минуту покинула его, пересев к иному посетителю на колени.
Не обращая ни на кого внимания, словно и не существовало их вовсе, Жюль насыпал на протянутую ладонь подошедшего полового монеты. Он надвинул капюшон плотнее над глазами. Так, чтобы только он мог видеть многое, но мало кто — его лицо.
Обратив внимание на поднявшуюся группу трёх моряков, Жюль последовал за ними к выходу. Он не упускал их из вида. Он шёл следом, сложив руки за спину. Накрапывающий дождь не мешал, как и холод ранней весны, только слякоть, что уже давно покрывала тропу...
Резко остановившаяся тройка моряков стала указывать на виднеющиеся в порту рядом корабли и что-то обсуждать. Из их речи доносились до слуха лишь отдельные слова и краткие фразы:
-Скроем... При встрече... Там уж Салтыкову...
-Салтыкову... Разрешите, господа? - подошёл к ним Жюль, встречая удивлённые взоры добродушной улыбкой.
-Господа,... чёрт нас подери, - засмеялся один из них, что был уже в зрелом возрасте.
-Вот уж да, господами нас ещё не называли, - поддержал его другой.
-Ах, люблю шутить, - потёр ладони Жюль, словно согреваясь. - Особливо в столь плачевный день!
-Шёл бы, куда шёл, пока и в самом деле не заплакал, - огрызнулся третий моряк, но разговора дальше не получилось, что бы ни руководило Жюлем продолжать идти к своей цели.
Ему помешали вышедшие из трактира двое офицеров со шпагами в руках:
-Разрешите предложить! - воскликнул сразу один из них, и в тот момент из-за угла соседнего дома вышло ещё человек семь.
Они сразу наставили оружия, чтобы ни Жюль, ни его трое собеседников ни вздумали бежать.
-Сразу согласен! - улыбнулся Жюль, подняв руки к верху.
-Это верное решение, - кивнул офицер рядом и оглушил ударом рукоятки шпаги по голове...
* - из песни Г. Р. Державина «Кружка», 1777 год.
Глава 4
Зашнуровывая корсеты друг на друге, три юные барышни стояли в маленькой комнате. То была одна из комнат фрейлин, находящаяся во дворце Императрицы...
Убранство комнаты было скромным. Окна без занавесок, с видом на двор. Посреди комнаты стояла перегородка, деля комнату на две части: одну для фрейлины, другую — для её девушек-служанок. Вся мебель была разною и старою, собранная в одном месте, будто лишь для хранения. Диван в стиле ампир - покрыт старым серым штофом. Кресла — голубым ситцем.
Привыкшие видеть роскошь только за пределами фрейлинского коридора, что фрейлины, что прислуга, не обращали внимания на столь незначительный факт, хотя и мечталось о большем...
Так и сейчас, зашнуровывая друг дружку, подруги надеялись, что своею службою укрепят к себе отношение и фрейлин, у которых впереди может быть великое будущее, и самой государыни Императрицы. Мечты о повышении или может какой награде не покидали никогда. Потому, зная о своём положении, зная чётко установленные правила и обязанности, никто из дворцовой прислуги не старался пасть лицом в грязь, выполняя разные прихоти хозяев...
-Может хватит? Мы же только для выступления наряжаемся... Виталина, послабее,... не так туго, - возмутилась первая девушка, не имея достаточно терпения, не вынося данной пытки, чтобы дождаться, когда подруга зашнурует на ней корсет...
Её волосы густыми русыми волнами спадали с плеч водопадом, большие глаза были украшены пышными ресницами, а пухлые щёчки и губки не скрывали столь нежного возраста, когда с детством приходится прощаться, а встречать новые годы: годы юности...
-Терпи же, Настька! Ты самая молодая среди нас. В свои четырнадцать терпи же! - возмутилась Виталина, с силою стягивая верёвки корсета. - Мы челядь,... простая челядь. Вот выступим им на радость, и снимешь... Радуйся, что прислуживаешь своей фрейлине не в шестнадцатом веке!
-А что там было?! - поинтересовалась третья девушка, которая зашнуровывала корсет Виталины, а на самой корсет уже был готов.
-Ах, Аделина, - засмеялась та. - Ну ты, как дитё малое! Где были твои уши, когда матушка наша императрица сказывала о том?
-Ой, подумать, у тебя так уши всегда на месте, - огрызнулась девушка и дёрнула за шнуровку корсета.
-Эй! - взвизгнула Виталина, а от её вздрагивания, получив ту же боль в теле, пискнула и Настя.
-Ладно, хватит, - поглаживая свой живот в корсете, пыталась спокойно дышать Виталина.
-Давайте одеваться, - улыбнулась Аделина недовольным подругам.
Она взяла лежащие на диване роскошные платья и протянула два из них.
-Легко тебе говорить, - пробубнила Настя. - Я тебе не так сильно корсет затягивала... И, кстати, не намного я и моложе вас.
-Это моя сестра тебе так угодила! - поразилась та. - С неё и спрос! Я бы тебя пожалела!
-Ладно Вам, - взяв платье, Виталина стала при помощи сестры одеваться. - Расскажу, коли обе не знаете... В ранние века корсеты и похуже были. Так что жаловаться вам не на что. Как наша матушка императрица сказывала фрейлинам, то был железный каркас с болтами да кожаными вставками. На нём вместо верёвок были стальные или же деревянные прутья. Сей корсет оберегал девицу даже от греха сладострастия, от измен. Ведь коли шнуровка корсета была повреждена, значит,... всё...
-Ужас какой, - махнула рукой Настя.
-Вот потому раньше и гибли так рано, - задумчиво высказалась Аделина...
Девушки помогли друг дружке облачиться в наряды и покинули комнату. Они вышли во фрейлинский коридор. Будучи простыми служанками, они, как их барышни, уже в который раз насчитывали ступеньки, по которым несколько раз на дню приходилось то подниматься, то спускаться... 96 ступенек...
Только эти ступеньки, своей кажущейся величественностью, всё же вдохновляли продолжать идти к поставленной цели. Так и сейчас, девушки, переодетые под знатных особ, с особой душевностью были готовы разыграть сценки перед собравшимися вместе с матушкой-императрицею фрейлинами.
Они тут же, одна за другой, эффектно притворяясь знатными особами, показывали весёлые истории, заучив те предварительно по представленному им фрейлинами сценарию...
-А теперь, мы расскажем одну из любимых историй о любезном нашем князе Потёмкине! - улыбаясь, сообщила Виталина, и Настя встала в круг, между фрейлинами.
Она рассказывала, бросая добрые взгляды на фрейлин, стараясь ни одну не обделить вниманием, но больше всего, как и полагалось, смотрела в глаза довольной Императрицы:
-И вот, доложили князю однажды, мол, некий граф Морелли из Флоренции превосходно играет на скрипке. О, как захотелось князю его послушать! Вот и послал он адъютанта к Морелли с приказом явиться в Россию. Да только сей граф взбесился. Он послал и курьера, и самого Потёмкина к чёрту... Ох, и тяжко же пришлось бедному адъютанту! Как явиться к князю с невыполненным приказом?! И что он удумал? Да,... именно, - улыбалась Настя уже хлопавшим в ладоши слушательницам. - Отыскал адъютант обычного скрипача да привёз его в Россию. И доволен же остался князь. Так доволен, что аж приняли того скрипача на службу под именем графа Морелли.
-И дослужился он до чина полковника, - смеялась довольная Императрица, и вместе с остальными стала аплодировать...
Глава 5