Помоги проекту - поделись книгой:
Итак, русская армия начинает 1915 год, не имея определенного плана.
На очередном совещании в Седлеце (17 января) обсуждается, что нанести главный удар по Германии — на Берлин — вряд ли возможно, по Австро-Венгрии — на Вену — бессмысленно, опасно и не соответствует интересам коалиционной стратегии, кроме того, общая нехватка сил и боеприпасов предполагает переход к обороне.
На основании этого анализа, вполне очевидного и верного, принимается (вернее, вновь подтверждается) решение о наступлении в Карпатах и Восточной Пруссии при общем переходе к обороне.
Единый замысел операции и понимание места этой операции в войне в целом отсутствует.
Но и по другую сторону фронта дела обстояли аналогичным образом.
Для австро-венгерского командования сложившееся положение, когда русские армии блокировали Перемышль, угрожали Кракову и могли при определенных обстоятельствах выйти на Венгерскую равнину, было совершенно неприемлемым. Оно стремилось контратаковать в Карпатах и Галиции, чтобы деблокировать крепость и при возможности — восстановить оборону по реке Сан. И это, конечно, тоже было проявлением оперативной инерции.
На северном фланге всего Восточного фронта активность 10-й русской армии вынуждало повторное применение стандартного шлиффеновского решения для Восточной Пруссии. Это должно было вылиться в операцию армейского масштаба, удачный исход которой для германцев позволял им создать реальную угрозу русским армиям, выдвинутым за среднюю Вислу… — и все это уже было.
Действительно, зимой 1915 года стороны продолжили активные действия на стратегических флангах — Карпатская операция, Августовское сражение, Праснышское сражение.
Э. Фанкельгайн начинает планировать кампанию 1915 года в условиях, когда на Западе формируется позиционный фронт, а на Востоке продолжаются размашистые маятниковые передвижения армий, вызванные логикой предшествующих планов.
Общая стратегическая оборона для Германии бесперспективна. Одновременное наступление на Западе и на Востоке невозможно, ввиду нехватки сил. Взять их неоткуда. В начале войны Германия мобилизовала меньший процент людей, чем Франция, поэтому осенью ей удалось сформировать несколько новых корпусов — они использовались во Фландрии, затем в Лодзинской операции — но этот источник уже исчерпан.
Поэтому наступать можно только на одном ТВД.
Запад или Восток?
Здесь Э. Фанкельгайн сталкивается с крайне неприятной проблемой.
На Западе — позиционная война, и насыщенность обороны союзников техническими средствами в дальнейшем будет только возрастать. Бои под Ипром продемонстрировали, что прорвать такой фронт чрезвычайно трудно. С другой стороны, и англо-французы, едва ли, смогут преодолеть немецкие позиции в Бельгии и Франции.
На Востоке — два кризиса. Кризис Австро-Венгрии, которая проиграла Галицийскую битву, отдала провинцию и теперь обороняется на последних адекватных тыловых позициях. Рано или поздно Перемышль падет. Рано или поздно русские блокируют Краков, создав угрозу Силезии, или выйдут на Венгерскую равнину, что ничуть не лучше.
Но и Российская Империя находится в кризисе. Колоссальные жертвы, понесенные ей в летней и осенней кампаниях, принесли результаты, но не победу. Германские войска в целом продемонстрировали свое превосходство перед русскими — прежде всего, в отношении количества и качества артиллерии, скрытости и быстроты управления. Кроме того, кризис военного снаряжения должен был ударить по России, с ее относительно слабой промышленностью, растянутыми и перегруженными коммуникациями, сильнее, чем по какому-либо другому участнику войны.
В этой ситуации напрашивается решение обороняться на Западе и активно действовать на Востоке, имея задачу разгрома основных сил русской армии.
Именно это решение было принято Германией на 1915 год. Ни в военных мемуарах, ни в послевоенной аналитике оно всерьез не критикуется: а что, собственно, еще можно сделать? Однако, думается, Э. Фанкельгайн принял его без особого удовольствия, под сильным давлением «сверху» и понимая, что совершает тяжелую стратегическую ошибку.
Все дело в том, что аргументы Шлиффена против нанесения главного удара на Восточном фронте в 1914 году, точно так же действовали и годом позже.
Зимой 1915 года продолжались бои за линию Вислы, что создавало для австро-германской коалиции ряд неприятных и значимых угроз, но, отнюдь, не предполагало немедленного поиска путей выхода из войны.
Сильный удар по русской армии мог потрясти ее до основания и отбросить далеко на восток — на линию Западная Двина — Западный Буг — Днестр, или даже Западная Двина — Днепр. Это создавало угрозу Риге, Двинску, в каких-то особо удачных вариантах развития событий — Минску или даже Киеву, но подобных угроз было недостаточно, чтобы быстро вывести Россию из войны. В сущности, даже при самом благоприятном для Центральных держав развитии событий на Восточном фронте Россия к концу 1915 года оставалась в лучшем стратегическом положении, нежели Австро-Венгрия к концу 1914-го.
Это означало, что, приняв решение о нанесении в 1915 году главного удара на Востоке, Германия заведомо встречала 1916 год в тех же условиях войны на два фронта, то есть она ни на йоту ни приблизилась к своей стратегической цели.
Кроме того, по мере углубления немецких войск на русскую территорию, падала связность между Западным и Восточным фронтом. Нужно было или перешивать русскую колею на европейский стандарт, что в условиях войны быстро не сделаешь, либо примириться с неизбежными задержками эшелонов на ключевых приграничных станциях. Да и плотность русской железнодорожной сети и уровень ее технического оснащения был по германским меркам совершенно недостаточным.
Далее, ТВД к востоку расширялся. Это означало, что пока Россия официально не вышла из войны, Восточный фронт будет нуждаться в большом количестве дивизий. Да, возможно, второочередных, сильно пострадавших при позиционных наступлениях, но все-таки, боеспособных. И чем дальше немецкие войска продвинутся к востоку, тем шире будет фронт и больше потребуется этих дивизий. Э. Фанкельгайн уже предвидел ситуацию, когда Германия будет наносить главный удар на Западе, держа при этом больше половины списочного состава дивизий (хотя, конечно, не активных штыков) на Востоке.
Были ли основания считать, что после военного поражения и отступления, скажем, на Западный Буг, Россия проявит готовность к мирным переговорам? Надежда, конечно, оставалась, но военное прошлое России не давало оснований отнестись к такой возможности сколько-нибудь серьезно. Во всяком случае, при планировании кампании 1915 года рассчитывать на это было нельзя.
Таким образом, нанеся в 1915 году главный удар на Восточном фронте, Германия в самом лучшем случае решала следующие задачи:
― Удержание Австро-Венгрии, как союзника и боеспособной силы;
― Ликвидация перманентной угрозы «русского парового катка» Восточной Пруссии, Померании, Силезии.
И все. Стратегическая ситуация в коалиционном масштабе не менялась: война на два фронта, экономическое, промышленное, численное преимущество противника. Да еще — снижение связности между ТВД и неизбежное «связывание» германских дивизий длинной русской оборонительной линией.
При этом Великобритания и Франция получали полный год, чтобы, воспользовавшись помощью США и всего мира, преодолеть кризис военного снаряжения и создать новые средства ведения войны. Германии же на мировые ресурсы рассчитывать не приходится — британская блокада свела ее внешнюю торговлю к нулю. К концу года уже начнет вырисовываться дефицит некоторых видов сырья. Что-то можно взять из западных районов России, но на фоне потребностей германской экономики — это крохи. В любом случае, экономическая ситуация для Центральных держав за 1915 год заведомо станет хуже.
Но и военная — тоже!
Э. Фанкельгайн знал, что Г. Китченер создает массовую армию, которая к началу 1916 года будет направлена на Западный фронт. Таким образом, число неприятельских дивизий на Западе значительно возрастет, как и их обеспечение артиллерией и боеприпасами. И что делать тогда?
Наступать на Востоке плохо.
Но «ключа» для наступления на Западе нет вообще. Разве что «качества германского солдата». Э. Фанкельгайн пытался воспользоваться непревзойденной боеспособностью своей пехоты во время сражения во Фландрии, но оказалось, что ее лучшие кадры уже выбиты. Результаты не впечатлили. Четвертой армии не удалось не только взять Кале, но хотя бы овладеть Ипром.
При этом у Германии нет спасительной отдушины «периферийных стратегий» вроде идей того же Г.Китченера и У. Черчилля о Дарданеллах или Месопотамии.
Все это — объективные факторы. А есть еще субъективные. Э. Фанкельгайн испытывает к «двойке» П.Гинденбург — Э. Людендорф нечто среднее между завистью и ненавистью. В активе командования Восточного фронта — неоспоримые, яркие военные победы. У Э. Фанкельгайна и командующих армиями на Западе нет ничего, выдерживающего сравнение с Танненбергом.
Понятно, что престиж Людендорфа очень высок — и в глазах Кайзера, и в глазах народа, и в глазах армии. А Э. Людендорф требует наступления на Востоке, «чтобы достичь великой цели — подавления России». С некоторым ужасом Э. Фанкельгайн начинает понимать, что Э. Людендорф на самом деле верит в возможность сделать это за одну стратегическую операцию.
Для этого создается план концентрического наступления с севера и юга. Русская армия будет окружена в «Польском балконе» и полностью уничтожена. Тогда Россия капитулирует.
На это, понятно, нужны силы, которые придется перебрасывать с Запада.
План Э. Людендорфа Э. Фанкельгайну активно не нравится. Но ничего взамен он предложить не может[42]. И он санкционирует нанесение главного удара на востоке, оставляя за собой контроль баланса сил между ТВД. Это, конечно, предполагает, что в план Людендорфа с самого начала вносится торможение: Восточный фронт будет получать дивизии позже, чем ему хочется. И в меньшем количестве.
«Резиновая война» в Карпатах
Пока в штабах Центральных держав вызревает общее стратегическое решение, начавшиеся в силу оперативной инерции активные действия на флангах разворачиваются на юге в полномасштабное встречное сражение в условиях горной зимы.
20 января Н. Иванов отдает 8-й армии А. Брусилова приказ форсировать Карпаты на участке от Дукельского перевала до Балигрода и наступать на Гуменное (как это согласуется с замыслом Ставки об обходе Кракова и Торна с юго-запада, понять очень трудно). Почти одновременно переходят в наступление и австрийцы, усиленные Южной немецкой армией фон Лизингена, которая нанесла удары на Самбор и Стрый. Вспомогательное наступление Центральные державы начали на Буковине.
Свободных резервов у Николая Николаевича нет. Все же к концу февраля он отправляет на Юго-Западный фронт 22-й корпус и вновь образует на Днестре 9-ю армию (8,5 пехотных, 5 кавалерийских дивизий).
В марте началась распутица, а русские армии перешли в общее наступление и овладели некоторыми перевалами в Карпатах. 22 марта капитулировал Перемышль. Освободившаяся Осадная армия могла бы стать ядром Резервного фронта, но ее корпуса просто распределили между 8-й и 3-й армиями и отправили в Карпаты.
К середине апреля Н. Иванов остановил наступление.
Кстати, совершенно непонятно, что собиралось делать русское командование, если бы каким-то чудом Карпатская операция завершилась бы крупным успехом, и 8-я армия — сама или при поддержке 11-й армии смогла бы спуститься на Венгерскую равнину. В тылу у А Брусилова — бедная дорогами горная цепь. Перед 8-й армией — разбитые австрийские войска, которые, однако, откатываются к своим тыловым позициям, сокращая «плечо» снабжения. Понятно, что наступление 8-й армии если не остановится, то приостановится. Между тем на ее правом фланге «висит» укрепленный лагерь Кракова, где сосредоточены крупные австрийские силы (4-я армия) и куда могут быстро подойти германские укрепления. Удар из района Кракова в общем направлении на юг — юго-восток сразу же выигрывал фланг 8-й армии и ставил ее в катастрофическое положение.
Вообще говоря, как Северо-Западный фронт не мог наступать на Берлин, не обеспечив за собой нижнее течение Вислы, то есть не захватив Восточную Пруссию, так же и Юго-Западный фронт не мог наступать на Будапешт-Вену, не взяв Краков и не утвердившись на верхней Висле.
Вызывает удивление, что командование Юго-Западного фронта этого, по-видимому, не понимало, а Ставка пошла на поводу у Н. Иванова, игнорируя все вежливые (и не очень) недоуменные запросы Н. Рузского, озабоченного ослаблением стыка фронтов.
В результате ценой огромных усилий и значительных потерь русское командование добилось создания у себя дополнительной слабости, которой стал район Тарнова (и фронт 3-й армии Радко-Дмитриева в целом). Значение этой слабости возрастало по мере углубления 8-й армии в Карпаты и стягивания армейских корпусов к перевалам.
Единственным внятным результатом трехмесячного сражения было падение Перемышля в ночь с 21-го на 22 марта.
Общие потери сторон неизвестны, официальные источники говорят о 1 000 000 русских и 800 000 австро-германцев (естественно, с обмороженными, больными и ранеными), что выглядит достаточно фантастическим. Википедия оценивает безвозвратные потери русской армии в 200 000 человек.
В Карпатском сражении впервые были применены огнеметы и разрывные пули «дум-дум».
Зимнее сражение в Восточной Пруссии
Пока Юго-Западный фронт втягивался в малосодержательные позиционные бои в зимних Карпатах, в Восточной Пруссии началось и закончилось одно из наиболее значимых для дальнейшего хода войны сражений.
Обе стороны собирались наступать.
Обе стороны сосредотачивали для этого свежие силы.
Русское командование 18 января отдало распоряжение о формировании на Млавском направлении новой 12-й армии[43] под командованием П. Плеве, имея в виду очередное вторжение в Восточную Пруссию с юга — в направлении Сольдау и далее на север. Перед этим наступлением не ставилось решительных целей. Считалось, что оно «может вызвать оттяжку германских сил с левого берега Вислы и, может быть, из района 10-й армии».
Общий замысел наступления виделся примерно следующим образом[44]:
В первом приближении войска 12-й армии должны быть готовы 14 февраля, и на 23 февраля планировалось начало наступления. До этого времени 10-й армии следовало постоянно тревожить северный фланг противника, для чего в районе Ласденена создавалась сводная группа довольно странного и неопределенного состава: отряд Бискупского (13,5 эскадрона, 4 сотни, 4 орудия), отряд Мейделя (30 эскадронов и сотен в составе двух кавалерийских дивизий, 16 орудий, 291-й пехотный полк), отряд Левицкого (9,5 пехотных батальонов, 3 эскадрона, 18 легких, 2 тяжелых орудия, 6 гаубиц), отряд Хопрянинова (батальон, 6 сотен, 4 орудия), резервный отряд (2 батальона, 6 орудий, 0,5 сотни) и прочие части, попадавшиеся под руку. Формирование этой группы полностью исчерпало резервы 10-й армии, тем более что 22-й армейский корпус был отправлен в Галицию, несмотря на все протесты Ф. Сиверса и Н. Рузского.
Со своей стороны германское командование — частично в силу оперативной инерции, частично во исполнение амбициозного плана Э. Людендорфа — готовится к «изгнанию русских из Восточной Пруссии», для чего формирует новую 10-ю армию.
Как обычно, Э. Людендорф оказался быстрее: 10-я армия была готова к наступлению уже 7 февраля.
Августовское сражение
Немецкий план предусматривал охват внешнего (северного) фланга 10-й русской армии силами 10-й германской армии, при этом 8-я германская армия способствовала наступлению, сковывая русский центр и действуя против южного фланга Ф. Сиверса.
На стороне Э. Людендорфа было не только общее превосходство в силах — 15 пехотных дивизий против 11,5 — но и внезапность. Как это ни странно, русское командование не вскрыло сосредоточение 10-й германской армии, по крайней мере, до 5 февраля, но и в этот день Н. Рузский больше озабочен Варшавским направлением и левобережьем Вислы.
Восьмая армия перешла в наступление 7 февраля. Командование Северо-Западного фронта еще находилось во власти приятных иллюзий и считало, что инициатива находится в его руках, поэтому 57-й дивизии отдается приказ о «решительном наступлении». Из этого наступления ничего не получается, и в ночь на 9 февраля Ф. Сиверс доносит, что 57-я дивизия приведена в полное расстройство и более «не способна задержать неприятеля», уже захватившего Бялу и продвигающегося на восток. Начал вырисовываться глубокий охват левого фланга 10-й армии.
Но 10 февраля Э. Людендорф нанес главный удар силами трех армейских корпусов (21-й, 39-й, 38-й), выход которых в район Тильзит-Истендург не был обнаружен русским командованием, расценивающим силы противника в этом районе «примерно в три дивизии». Правый фланг 10-й армии был смят и начал беспорядочный отход на Мариамполь и далее на Ковно.
Немцы подошли к Лыку и заняли Граево.
Резервов у Ф. Сиверса не было.
В качестве помощи от командующего фронтом он получил приказ, предоставляющий ему право «действовать по обстановке», при этом удерживать
Самое интересное, что со стратегической точки зрения Н. Рузский, безусловно, был прав: единственным выигрывающим оперативным решением было наступление 12-й армии в Лонжинском районе. Отход из Восточной Пруссии, даже вполне успешный, индуктивно ставил под угрозу Варшаву и, вероятно, означал крах российского плана войны в целом. Но правильное понимание командованием Северо-Западного фронта общей обстановки никакого значения уже не имело: слишком много потеряно темпов, слишком неудачно расположены войска. Из директивы Н. Рузского от 11 февраля ничего не получилось, и 13-го числа речь идет уже об отходе на линию Осовец — Ковно.
Ставка, лишившись непрерывного притока резервов, «потеряла нить игры»: двумя неделями раньше отправив на Юго-Западный фронт 22-й корпус, она теперь перебрасывает оттуда на север 3-й кавказский корпус, одновременно затребовав от Н. Рузского дивизию из левобережных армий, чтобы отправить ее в Галицию[45].
Боевые действия проходили в ужасающих условиях:
«Невероятная снежная метель при большом леденящем ветре намела огромные сугробы снега, занесшие дороги; движение не только обозов и артиллерии было затруднено, но даже пехота и та изнемогала в борьбе со стихией. С 31/13-го же февраля наступила оттепель, распустившая сугробы снега и превратившая их в жидкую кашу, смешанную с грязью, налипавшую на скользящие ноги и колеса. Всякое движение замедлялось до крайности и отражалось на людях чрезмерным напряжением сил». (А. Коленковский).
К 15 февраля положение на фронте 10-й армии стало катастрофическим. Обе наступающие немецкие группировки приближаются к Августову, начинают продвижение в сторону Осовца и Липска. С центральной группировкой (20-й и 26-й корпуса) потеряна связь. Прибывающие соединения (15-й корпус, гвардия) используются уже даже не для затыкания возникшей «дыры», а для прикрытия крепости Гродно и района Белостока.
Руководящий состав 10-й армии потерял управление войсками[46].
Немецкая операция развивается сама собой. Все же 26-й корпус вырвался из района Августова и отошел к Липску. Но 20-й корпус был окружен и полностью уничтожен, его остатки капитулировали 21 февраля.
«Отрезанные, лишенные возможности получать боевые припасы и продовольствие, не имея связи и надежды на помощь извне, после ожесточенной, безнадежной попытки прорваться, русские были пленены в количестве свыше 30 000 из состава 27-й, 28-й, 29-й пех. и 53-й рез. дивизий; сверх того 11 генералов, 200 орудий, большое число пулеметов и другого военного материала»[47].
Поражение 10-й армии было страшным. Официальные цифры потерь говорят сами за себя: 56 000 русских против 16 000 немцев.
Однако сражение еще не закончено: 20 февраля перешли в наступление 12-я и 1-я русские армии.
Праснышское сражение
Само собой разумеется, что после поражения 10-й армии и ее отхода к Неману и Бобру ни о каком глубоком вторжении в Восточную Пруссию не могло быть и речи. Но теперь Наревский участок Северо-Западного фронта стал связующим звеном между фронтом на средней Висле (левобережными русскими армиями) и фронтом на Немане.
Для немцев любое их продвижение на Наревском фронте создавало смертельную угрозу Варшаве и русским армиям, развернутым западнее ее (2-я, 4-я, 5-я армии), а опосредованно — стыку Северо-Западного и Юго-Западного фронтов.
Для русских наступление на Сольдау и Алленштейн ставило в тяжелое положение 8-ю и 10-ю немецкие армии и попутно позволяло обезопасить Варшаву и левый берег Вислы. Кроме того, на данный момент такое наступление было единственной возможностью как-то помочь 10-й русской армии, приводившей себя в порядок после Августовской катастрофы.
Поэтому обе стороны усиливают свою группировку на Нареве: разворачивается 12-я армия П. Плеве и армейская группа М. Гальвица (4 корпуса и две кавалерийские дивизии).
Как обычно, немцы успевают раньше, и 20 февраля М. Гальвиц переходит в наступление силами корпуса Сурена (бывший корпус Цастрова) и 1-го резервного корпуса при поддержке 20-го корпуса. Русская 1-я армия встречает этот удар 1-м туркестанским корпусом, усиленным 63-й дивизией. Надо сказать, что оборонялись эти части очень неплохо, и немцы овладели Праснышем только 24 февраля[48]. К этому времени, в первом приближении, закончилось сосредоточение 12-й армии, что дало возможность ввести в бой 1-й и 2-й сибирские корпуса и перейти в контрнаступление. Атака была сосредоточена на очень узком фронте[49], поэтому успех ограничился только обратным занятием Прасныша (27 февраля). Все-таки, это был реальный успех — с захватом пленных, орудий и других трофеев.
Приободрилась 10-я армия, выяснившая, что противник резко ослабил свою группировку против нее. Она тоже перешла в наступление и завязала бои за район Августова.
Совместное наступление 1-й, 12-й и 10-й русских армий продолжалось до конца марта. Особых результатов достигнуто не было, но немецкие войска вновь отошли к границам Восточной Пруссии.
Данные по потерям сторон в Праснышской операции расходятся. Википедия повторяет немецкие цифры (потери русских 70 000, немцев 60 000). Русские источники подтверждают немецкие потери в 60 000 человек (в том числе 14 000 пленных, 58 орудий) и признают потерю 40 000 солдат. Исходя из соотношения сил и общей динамики операции, в русские цифры я верю больше.
Поделиться книгой: