Антропология. Секреты счастливых обезьян

А вот умеренный тип можно охарактеризовать словами «ни рыба ни мясо». По большинству признаков этот тип занимает промежуточное положение между арктическими и тропическими группами. Кстати, мы с вами как раз относимся к этому типу. Межгрупповая и внутригрупповая изменчивость признаков в умеренном типе очень велика… Почему? Да потому что зона умеренного климата является наиболее комфортной для современного человека. Эта зона предъявляет наименее жесткие требования, и потому естественный отбор очень сдержанно машет здесь своим мечом. А чем меньше он отрежет, тем больше будет разнообразие.

Главу, начавшуюся с одной гениальной мысли Козьмы Петровича Пруткова, надо закончить другой его гениальной мыслью, иначе получится как-то несообразно.

«Нет столь великой вещи, которую не превзошла бы величиною еще большая. Нет вещи столь малой, в которую не вместилась бы еще меньшая», – сказал однажды Козьма Петрович.

Что он имел в виду?

Разумеется – эволюционный процесс. Других мнений по этому вопросу просто быть не может.

ОТВЕТ. Влага улучшает сцепление лап или стоп с поверхностью, по которой приходится идти или бежать. Во время бега устойчивость особенно важна. Наши предки, у которых стопы потели хорошо, бегали лучше, имели больше шансов догнать добычу или спастись от преследования. После того, как люди начали ходить в обуви, полезный признак превратился в нежелательный. Что же касается ладоней, то во влажной ладони лучше удерживаются орудия. Выронить каменное рубило во время разделки туши доисторической антилопы не страшно, а вот ронять дубину или копье во время поединка опасно для жизни.

Глава двенадцатая

Неслышные слова, или Визуальные знаки

Активно преобразуя природу, человек не мог оставить в покое себя самого. Во всех культурах вырабатывались собственные идеалы красоты, зачастую – совершенно непонятные представителям других культур. Какого путешественника не возьми, в его записках обязательно будет рассказано о том, что «местные жители имеют странное представление о красоте». Можно подумать, что привычные нам европейские представления не казались странными представителям других народов. В качестве примера можно привести платья с турнюром, пудреные парики или же дамские корсеты, ношение которых в словаре Брокгауза и Ефрона названо «одним из вреднейших и опаснейших для здоровья обычаев». К слову будь сказано, что ни у каких «дикарей» никогда не существовало ничего похожего на корсет, ничего, столь сильно ограничивающего подвижность. Корсеты можно считать аналогом китайского обычая бинтования ног – и то, и другое «удовольствие» могли позволить себе только женщины из высших слоев общества, которым не нужно было работать и которым прислуживали другие.

Впрочем, никогда не нужно говорить «никогда», потому что где-то что-то подобное обязательно найдется. Представительницы народа падаунг, проживающего в Мьянмe, начиная с пятилетнего возраста, носят на шее медные спирали толщиной около одного сантиметра, которые со стороны выглядят как кольца. Со временем спирали «набирают обороты», отчего шея очень сильно удлиняется. К моменту достижения взрослого возрасту количество витков спирали может доходить до двух десятков, а масса «украшения» – до 5 кг. Шейная спираль дополняется медными же спиралями на голенях и браслетами на запястьях.

Объяснений этого обычая существует много, начиная с примитивной защиты шеи от зубов тигра и заканчивая красивой легендой, согласно которой падаунги произошли от ветра и самки дракона. Ветер радостно кружил вокруг беременной супруги, отчего она родила первого падаунга в коконе и спирали являются не то памятью о коконе, не то олицетворением кружения ветра. Наверное, не нужно объяснять, сколь полезным может быть для женщины такой амулет.

Согласно самой прозаичной версии спирали представляют собой подобие кандалов, ограничивающих передвижение женщины. Делать домашнюю работу спирали позволяют, а вот сбежать от мужа – нет.

Все эти версии выглядят неубедительными. Тигру не обязательно перекусывать горло своей жертве, он и лапой может ее убить. Что же касается побега, то предварительно спираль можно снять. Скорее всего, этот обычай изначально был способом хранения семейного достояния (медь не драгоценный, но довольно дорогой металл). А что? Очень удобно – все свое ношу с собой. Или же вытягивание шеи было «типичной» мужской хитростью, призванной сделать своих женщин непривлекательными в глазах более воинственных соседей. Это вполне возможно, потому что падаунги – мирный земледельческий народ, а вот соседи у них были разные.

Где Мьянма и где Южная Африка? Но у племени ндебеле, проживающем в южноафриканской провинции Трансвааль существует схожий обычай вытягивания шеи при помощи металлических спиралей. К слову будь сказано, что на самом деле шея не удлиняется, потому что никакие кольца не способны вызвать удлинение позвонков сверх того предела, который «записан» в генах. И расстояние между позвонками нельзя увеличивать больше положенного природой, потому что в таком случае произойдут две страшные вещи. Во-первых, позвоночник перестанет функционировать, а, во-вторых, пострадает защита спинного мозга, находящегося в канале, образованном позвонками. Визуальный эффект удлинения шеи происходит за счет опущения плеч, на которые постоянно давит груз весом в несколько килограмм.

Однако все разнообразие культуральных стандартов женской красоты невозможно объяснить стремлением уберечь своих женщин от чужого внимания. Опять же – украшают себя и мужчины, а их-то подобные ухищрения от чужого внимания не спасут. Хоть шею вытягивай, хоть блюдце в губу вставляй, хоть палочку в нос, враги все равно будут пытаться тебя убить, потому что ты мужчина, потому что ты воин. Зачем же тогда мужчины украшают себя шрамами, татуировками, ожерельями и всем таким прочим? Потому что это нравится женщинам? Или же это должно устрашать врагов? Или им просто нечего делать долгими летними вечерами, и они коротают время, всячески совершенствуя свою телесную красоту?

В некоторых папуасских племенах мальчикам, которые готовятся стать мужчинами, острой костью просверливают носовую перегородку для того, чтобы они моли бы носить в носу кабаний клык или же украшения, сделанные из ракушек. У каждого племени свои «погремушки», и чужака видно издалека.

А у народа маори, аборигенов Новой Зеландии, существует обычай татуировки тела и лица, производимой специальным инструментом, напоминающим зубило. Такая технология дает оригинальный результат – рисунок на коже дополняется шрамами. Татуировки вообще являются одним из самых старых элементов племенной и статусной идентификации.

Вот вам вопрос на сообразительность. Все знают, какое значение имеют татуировки в уголовной среде. Они свидетельствуют не только о статусе, но и о характере человека (например – о нежелании подчиняться правилам), о его криминальной специальности, а также о его биографии (количество отбытых сроков и т. п.). Снимешь рубашку – и можешь ничего не рассказывать о себе, все расскажут татуировки. Скажите, а почему «информационные» татуировки получили такое распространение именно в уголовной среде?

А как еще человек, находящийся в заключении, может подчеркнуть свой статус и свою принадлежность к определенному иерархическому уровню? Одежда у него обычно бывает казенная, все лишнее (то есть практически все) отбирается при аресте… Ну, вы понимаете. Это военным хорошо, у них есть форма, погоны, шевроны и прочие атрибуты. Собственно, у первобытных племен, которые живут в теплом климате, не располагающем к ношению одежды, кроме как украшением тела, статус и принадлежность к определенному племени не продемонстрировать.

Посмотрите, как в разное время и в разных культурах один и тот же феномен может менять свое значение на прямо противоположное. У тех же маори татуировка свидетельствует о принадлежности человека к определенному племени (статус сейчас не рассматривается), то есть делает его одним из многих, способствует слиянию с толпой. А современные люди делают татуировки (пирсинг и пр.) для того, чтобы выделиться из толпы, чтобы подчеркнуть свою индивидуальность. Способ один и тот же, а побудительные мотивы разные.

Давайте ненадолго отвлечемся и подумаем вот о чем. Рассеяние евреев по миру началось после падения Израильского царства, в конце VIII века до нашей эры, а государство Израиль было создано в 1948 году. Как еврейский народ смог сохранить свою идентичность за время столь длительного вынужденного пребывания вне родной страны?

Благодаря наличию особой религии и особой культуры, препятствовавшей ассимиляции с другими народами. Обособленность от других народов помогает народу сохраниться. Если такой обособленности нет, народ «растворится» в соседних народах.

Специфические стандарты красоты, все эти дополнения к тому, что получено от природы, изначально создавались не ради красоты, а для того, чтобы подчеркивать свою принадлежность к определенным группам и отличать своих от чужих. Первичной потребностью было не украшение тела, а создание идентификационных визуальных знаков, обозначающих племенную принадлежность и место в иерархии. Или же нужно было сделать своих женщин непривлекательными для мужчин из соседних племен. А понимание того, что это красиво, пришло уже после. Да, конечно же, если видишь что-то «этакое» постоянно, то поневоле станешь считать этот признак стандартом красоты.

В некоторых культурах для обозначения высокого статуса используются крайне неприятные способы. Речь идет не о татуировках или шрамах, подобные украшения достаются весьма болезненным образом, и ничего с этим поделать невозможно. Но вот статусное украшение, по логике вещей, не должно доставлять тому, кто его носит, больших проблем, особенно если его носит женщина. Однако же варианты бывают разные. Так, например, у народа туркана, живущего на территории Кении и Эфиопии, существует обычай носить в нижней губе акванга, вытянутое в длину украшение, сделанное из слоновой кости или металла. Акванга – крайне неудобная штука, довольно массивная для нижней губы. Акванга мешает есть, мешает разговаривать и, если уж говорить начистоту, не добавляет женщинам красоты – торчит из губы нечто изогнутое, спускаясь на несколько сантиметров ниже подбородка. Несведущий человек может подумать, что ношение акванга представляет собой наказание за какие-то неблаговидные поступки. Но на самом деле – это знак отличия, который может носить только женщина из обеспеченной семьи, которая принесла своему мужу достойное приданое – несколько десятков коров. Такая жена (а у туркана распространено многоженство) считается полноправной женой, и рожденные от нее дети имеют право наследовать родительское имущество. Но кроме полноправных жен у туркана есть еще и бесприданницы, живущие в доме мужа на правах бесправных наложниц, и дети, рожденные такими женами, ничего не наследуют. Надо ли объяснять, насколько важен статус «старшей жены» у народов, стоящих на низких ступенях развития? Акванга носится с гордостью, но право же, можно было бы придумать и что-то поудобнее – особую серьгу или, скажем, небольшое колечко в носу. И на виду, и особых хлопот не доставляет.

Можно предположить, что изначально акванга были небольшими, но постепенно, соревнуясь между собой по принципу «я богаче тебя и потому мой акванга больше твоего», женщины туркана довели его длину до 6–8 сантиметров. К месту можно вспомнить натх – традиционное индийское женское украшение в виде кольца, вставленного в крыло носа и украшенного камнями с цепочкой, которая крепится к волосам над ухом. Традиционно натх могли носить только замужние женщины. Чем крупнее натх, тем богаче женщина, тем сильнее ее любит муж (иначе бы он не потратился бы на масивный золотой натх). Иногда натх бывает настолько тяжелым, что его просто невозможно носить, но индианки носят и гордятся. У писателя Видьясагара Наутияла есть рассказ о женщине, которую семья мужа вынуждала носить тяжелый натх. Вот как автор описывает страдания несчастной: «Нос у нее болел теперь не только днем, но и ночью. При малейшем движении натх причинял ей боль. Даже во сне она не могла забыть о нем: чуть заденешь за подушку – точно серпом по сердцу. Да еще ребенок то и дело тянется к блестящему кольцу. Натх весил уже девять тола. Теперь он причинял ей боль постоянно, двадцать четыре часа в сутки»[65].

Девять тола – это 108 грамм! И это еще не предел. Рассказ заканчивается тем, что вес натха увеличивается до 120 грамм (10 тола), а разорванную натхом ноздрю героини приходится зашивать врачу.

Верхней губе тоже достается изрядно. Известный исследователь Африки Дэвид Ливингстон писал о украшении пелеле, которое носят представители народа манганджа, живущие около озера Ньяса: «Самое поразительное украшение – это пелеле, или кольцо, которое носят женщины на верхней губе. Еще у девочек протыкают верхнюю губу около носовой перегородки и вставляют небольшую булавку, чтобы прокол не зарос. Когда ранка зарастет, булавку вынимают и заменяют ее другой – большего размера. Это повторяется из недели в неделю, из месяца в месяц и из года в год. Процесс увеличения отверстия на губе продолжается до тех пор, пока в него можно будет легко ввести кольцо диаметром в два дюйма… Бедные делают пелеле из дерева или прочного бамбука, более богатые – из слоновой кости или жести. Жестяное пелеле часто делается в форме маленькой тарелочки. Пелеле из слоновой кости напоминает кольцо для салфетки. Ни одна женщина не появляется вне дома без пелеле, кроме того времени, когда она в трауре»[66].

Впору предположить, что пелеле придумано с целью намеренного снижения женской привлекательности. «Верхняя губа, выступающая на два дюйма вперед по отношению к кончику носа, – ужасно безобразное зрелище, – пишет Ливингстон. – Когда женщина, долго носящая полое бамбуковое кольцо, улыбается, действием скуловых мускулов кольцо и верхняя губа подбрасываются вверх выше бровей. Нос тогда виден в середине кольца, зубы обнажены; видишь, что они старательно обточены, чтобы иметь форму кошачьих или крокодильих»[67]. Однако чуть дальше Ливингстон упоминает о том, что они с братом видели молодых людей с пелеле, и узнали, что в племени мабича, обитающем на южном берегу озера Ньяса, мужчины носят пелеле наравне с женщинами. Для того, чтобы спокойно жить с кольцом, которое не позволяет нормально сомкнуть губы, нужно иметь сильную мотивацию, нужно с младых, как говорится, ногтей привыкнуть к обычаю носить пелеле.

Надо сказать, что пелеле является замечательным способом племенной идентификации – ярким, бросающимся в глаза и несвойственным другим народам. Татуировки надо разглядывать, они могут быть похожими у разных племен, а вот пелеле видно издалека, даже за версту не спутаешь своего с чужим.

Визуальные знаки могут использоваться для того, чтобы подчеркнуть свою человеческую сущность, для того, чтобы дистанцироваться от животных. Например, в Японии существует древний обычай чернения зубов, который называется охагуро. Зубы окрашивали в черный цвет особыми растворами, которые образовывали пленку, защищавшую зубную эмаль от повреждения. Однако причина возникновения этой традиции заключалась не в стремлении защитить зубы, а в желании подчеркнуть свою непохожесть на животных, у которых зубы белые и хорошо заметные. Окрашивая зубы в черный цвет, японцы словно бы говорили: «Я – человек, а не животное!» Обычай чернения зубов не относится к уникальным японским традициям, он довольно широко распространен в Восточной, Южной и Юго-Восточной Азии.

Общение между людьми во многом определяется способностью передавать и получать информацию при помощи визуальных знаков. Успех отношений зависит от множества факторов, среди которых важное значение имеет умение понимать друг друга без слов. «Бессловесный» язык имеет для человека такую же ценность, что и словесный, а визуальные знаки, дополняющие внешний облик человека, играют важную роль в общении.

Вот оригинальный пример бессловесного общения, в котором источником информации выступает не тело человека, а его жилище. У уже знакомого вам народа ндебеле существует традиция расписывать свои дома снаружи яркими узорами. Яркими эти узоры стали примерно с середины прошлого столетия, когда в Южной Африке появились акриловые краски, а до тех пор узоры ндебеле были красно-черными на белом фоне. Согласно легенде, эти узоры появились после того, как ндебеле были покорены белыми колонизаторами. Узоры символизировали протест против господства белых людей, а также служили для передачи информации, которую белые понять не могли (сразу же вспоминаются «Пляшущие человечки» Конан Дойля).

Но вернемся к делу, то есть – к телу.

Визуальные знаки внешнего облика служат индикаторами его личности. Значение визуальной информации в общении по сравнению с вербальной (словесной) может быть совершенно разным, начиная с доминирования визуальных знаков и заканчивая использованием их в качестве малозначительных штрихов, дополняющих то, что передано при помощи слов. Кстати говоря, известная пословица, гласящая, что людей встречают по одежке, а провожают по уму, прямо указывает на важность визуальных знаков при составлении первого впечатления о человеке. Вместо «одежки» можно подставить все, что угодно, начиная с «татуировки» и заканчивая «пелеле». Визуальные знаки очень удобны – с одного взгляда становится ясным то, о чем словами придется рассказывать несколько минут. Визуальные знаки редко дезинформируют, в отличие от слов, ведь они все время на виду и любой обман будет скоро разоблачен. Рассказать о себе можно все, что угодно, но с татуировками, не соответствующими рангу в иерархии, в местах заключения долго не походишь. Можно прикинуться своим для того, чтобы войти в доверие к воинам из соседнего племени, но где взять нужные татуировки? Это все говорится к тому, что не стоит воспринимать визуальные знаки как примитивное средство общения, выручающее людей до появления развитой речи (или же используемое племенами, имеющих плохо развитый язык). Все совсем не так. Да, разумеется, до создания языка человеку больше приходилось полагаться в общении на глаза, чем на язык и уши. Но по мере развития речи значение визуальных знаков не ослабевало. Мы до сих пор на них активно реагируем, только далеко не всегда осознаем это. Возьмите любое руководство по найму персонала, и вы удивитесь тому, как много там будет написано о визуальных сигналах. Недаром же кадровики шутят, что настоящий профессионал должен составить полное мнение о кандидате еще до того, как ответит на его приветствие. Шутки шутками, а ведь нередко именно так и бывает.

Глава тринадцатая

Что такое общество?

«Человек создан, чтобы жить в обществе; разлучите его с ним, изолируйте его – мысли его спутаются, характер ожесточится, сотни нелепых страстей зародятся в его душе, сумасбродные идеи пустят ростки в его мозгу, как дикий терновник среди пустыря», – сказал когда-то французский философ Дени Дидро и был тысячу раз прав.

Что такое общество?

«Официальное» определение гласит, что обществом называется совокупность людей, объединенных способом производства материальных благ на определенной ступени исторического развития, определенными производственными отношениями.

Вроде бы и предельно конкретно, но в то же время крайне расплывчато.

Проще всего, конечно, разделять общества по государствам. Тут, как говорится, «париться не придется». С государствами все четко – единая власть, единый язык или набор языков, одни и те же законы… Но на самом деле нельзя «натягивать» понятие «общество» на понятие «государство». Даже в Республике Сан-Марино, в которой на площади в 60 кв. км живет около 30 тысяч человек, существует определенное количество локальных обществ, «разбитых» хотя бы по населенным пунктам – республика состоит из девяти городов-коммун, каждый из которых делится на несколько приходов. А если взять такое государство, как Индия, то в локальных обществах там просто можно утонуть, настолько их много. Нет, нет и нет! Государство – это не общество или же общество в условно-обобщенном смысле. Опять же, не надо забывать и о том, что во многих государствах существуют регионы или просто группы граждан, которые не считают себя принадлежащими к этому государству и сознательно дистанцируются от него, а следовательно, и от других граждан. Взять, к примеру, Синьцзян-Уйгурский автономный район, расположенный на северо-западе Китая. В этом районе проживает около 10 000 000 тюркоязычных уйгуров, большинство которых относится к китайскому государству, китайской администрации и к китайцам вообще довольно недружелюбно (и это еще очень мягко сказано). Можно ли рассматривать уйгуров как часть китайского общества? Однозначно – нельзя.

Даже при отсутствии трений между разными этническими или религиозными группами, живущими в пределах одного и того же государства, эти группы могут быть обособлены настолько, что их придется рассматривать как отдельные общества. В качестве примера можно привести живущих в Армении молокан, представители одного из течений христианства, возникшего в XVIII веке[68]. Молокане живут обособленно от местного населения, все отношения с которым сводятся к торговле. Они никак не участвуют в жизни государства, общаются только между собой и заключают браки только в своем круг. За полтора века жизни среди армян молокане нисколько не смешались с местным населением. Максим Горький, побывавший в Армении в 1928 году, писал о молоканах так: «На берегу озера большая русская деревня, в ней живут крупные, дородные бабы, большие, бородатые мужики, хорошо упитанные русоволосые дети. Очень здоровый народ, но глаза большинства – странно прозрачные и сонные, такие глаза я замечал у пастухов в горах Швейцарии, и мне подумалось, что это – глаза людей, живущих вне времени, вне действительности». Разумеется, ни один антрополог не станет рассматривать молокан как часть армянского государственного общества, это было бы неверно.

Можно было бы начать с другого конца и рассматривать общества, начиная с самых малых, но редко где в наше время встречаются такие идеально изолированные общества, как молоканские деревни в Армении. Одну отдельно взятую армянскую деревню уже нельзя рассматривать, как общество, потому что ее жители активно общаются с жителями соседних населенных пунктов, посещают столицу и другие города, уезжают в другие места для работы или учебы, заключают браки не только в пределах своей деревни и т. п. Где в таком случае прикажете проводить границы между обществами? Если вдуматься, да как следует, то ответ будет таким – «по государственным границам». Но мы уже знаем, что делить общества по государствам неправильно. Можно попробовать разрубить этот гордиев узел, сказав, что никаких обществ в современном мире не существует, интеграция, мол, уничтожила это понятие. Возможно, что когда-нибудь так оно и станет, но пока еще до всеобщей тотальной интеграции дело не дошло, процесс только-только начинается.

Ладно, давайте пока оставим в покое границы и поговорим об обществе вообще.

Древнегреческие философы, например – Аристотель и Эпикур, называли обществом совокупность людей, объединившихся для удовлетворения своих социальных потребностей. Эта правильная идея получила развитие в западноевропейской философии как идея общественного договора – договора между людьми, свободными в своих действиях, обладающими суверенными правами. Такая трактовка противоречила религиозной, согласно которой общества создавались не людьми, а высшей волей. Карл Маркс рассматривал общество как исторически развивающуюся совокупность отношений между людьми, складывающихся в процессе их совместной деятельности. Иными словами, Маркс выдвигал на первый план общий труд, а не общий договор. По Марксу общественные отношения, формировались производственными отношениями; каждую форму общественного устройства порождает определенная стадия развития производственных сил, от воли людей форма общественного устройства не зависит.

Вполне возможно, что в школе вы изучали общество «по Марксу». В таком случае можете забыть то, чему вас учили (если еще не забыли). Правы были древние греки, а не Маркс – обществом называется объединение, созданное людьми для удовлетворения своих потребностей. Потребности первичны! Они доминируют над всем. Что бы человек ни делал, он делает это для удовлетворения той или иной потребности.

Основатель социологии права и юридической антропологии Генри Мэн разделял общества на статусные и контрактные (договорные). В статусном обществе отношения между людьми обусловлены их происхождением – каждый занимает полагающееся ему место в общественной иерархии и выстраивает отношения с другими людьми согласно своему статусу. В контрактных обществах людей объединяют договоренности – добровольные соглашения, а место в иерархии определяется только личными качествами индивида, происхождение значения не имеет. Статусные общества имеют простую организацию, а контрактные – сложную.

Немецкий социолог Фердинанд Теннис поделил социумы на общины и общества. Общинами он называл небольшие локальные социумы, в которых люди объединены общим опытом и личным знакомством. Общество же представляет собой крупный социум, объединяющую роль в котором играют институты власти. Государство по Теннису являлось обществом, а деревня – общиной.

Классификации Тенниса и Мэна были выдвинуты во второй половине XIX века, но даже тогда они не удовлетворяли ученых, поскольку были слишком уж простыми. К тому же проведение различий между обществами только по механизмам их образования не позволяло устанавливать более-менее четкие границы между ними.

Вот мы и вернулись к тому, от чего недавно ушли…

В наше время никто не различает общества по Теннису или по Мэну, потому что различия между обществами нельзя уложить в прокрустово «двухтиповое» ложе. Все гораздо сложнее, механизмов формирования обществ существует много, а разновидностей они образуют еще больше.

Социальная деятельность людей многогранна, и сложно выделить из множества механизмов, организующих людей в общества, приоритетные, ключевые.

Так, например, Аристотель, считавший человека «политическим животным», выдвигал на первое место государственное устройство. По его мнению, людей объединял в общества политический фактор, единая государственная власть. Все прочие факторы имели второстепенное значение. Такая концепция называется концепцией политического детерминизма[69].

Концепция культурного детерминизма считает главным «обществообразующим» фактором общепринятые ценности и нормы, соблюдение которых обеспечивает устойчивость и уникальность данного общества. Культура определяет все, и культурные различия выражаются во всем, начиная с поведения людей и заканчивая выбором формы политической организации.

Концепция технологического детерминизма отдает приоритет материальному производству – характеру труда и технологиям. Труд создает все, в том числе и общества.

Какую концепцию выберете вы?

Дело вкуса, но наибольшее число сторонников в наше время имеет концепция культурного детерминизма. И это абсолютно логично, ведь политическая власть и материальное производство являются производными культуры.

Американский социолог Эдвард Шилз во второй половине ХХ века выделил восемь ключевых признаков общества.

Первое – общество не является органической частью какой-либо более крупной системы.

Второе – браки заключаются между представителями данной общности.

Третье – общество пополняется за счет детей тех людей, которые являются членами данной общности.

Четвертое – общество имеет свою территорию.

Пятое – у общества есть самоназвание и собственная история (иными словами – это относительно давно сформировавшаяся общность).

Шестое – общество обладает собственной системой управления.

Седьмое – общество существует дольше средней продолжительности жизни отдельного индивида.

Восьмое – общество сплачивает общая система ценностей, норм, законов и правил.

Обратите особое внимание на первый и четвертый признаки. Общество не является органической частью какой-либо более крупной системы, и общество имеет свою территорию. Это означает, что в разделении обществ можно, хотя и не всегда, пользоваться границами между регионами, а также то, что выделение обществ следует производить по правилу «выбирай крупное».

И вроде бы все хорошо, да что-то все равно не складывается, даже по Шилзу.

Общество не является органической частью какой-либо более крупной системы, и общество обладает собственной системой управления, то есть – собственной политической властью?

Получается, что в качестве общества можно рассматривать только государства, а применительно к Западной Европе – весь Евросоюз в целом? А если посмотреть с точки зрения политической власти, то в ряде государств отдельные регионы обладают такой полнотой власти, которая позволяет говорить о практически полной их самостоятельности… И как прикажете рассматривать политическую власть? Согласно тому, что записано в конституции, или согласно реальному положению дел? На юго-востоке Турции, в районах, населенных курдами, у лидеров местных общин гораздо больше реальной политической власти, чем у государственных структур. А в некоторых африканских странах (деликатности ради не будем называть, в каких именно) государственная власть существует, как выразился один политолог, «только в воображении чиновников». Так и подмывает сказать, что никаких обществ не существует, а есть только общественная жизнь, которую изучают антропологи, социологи и другие ученые.

Но для работы все же нужно определять поле деятельности, нужно представлять, где именно будут проводиться исследования. Отсутствие единой концепции и единой теории общества не означает отсутствие обществ как таковых. Все зависит от того, что именно вы собираетесь изучать. Понимая цели и направление предстоящей работы, антропологи очерчивают границы своей деятельности, ограничивают общество, в котором они будут проводить исследования или наблюдения. Если вы собираетесь изучать особенности свадебного обряда воеводинских[70] сербов, то границы изучаемого общества в данном случае будут соответствовать границам Воеводины. Если вы собираетесь изучать взаимоотношения воеводинских сербов с их соотечественниками из других регионов страны, то в качестве общества станете рассматривать всю Сербию. А если вас интересует, как изменились отношения между народами, некогда объединенными в Социалистическую Федеративную Республику Югославию, то границы общества расширятся до соответствующих пределов.

В каждом конкретном случае речь идет о конкретном обществе с конкретными границами. Это с научной точки зрения.

А как поступать в быту? Как правильно употреблять слово «общество» в беседах, выступлениях или интервью?

Во-первых, по возможности избегайте отождествлять общество с государством, старайтесь находить более «мелкие» варианты. Хотя, если вы говорите о том, как в Советском Союзе воспринимали перестройку, то выражение «советское общество восьмидесятых годов» вполне уместно.

Во-вторых, понимайте, что общество – это нечто обособленное от других обществ. Обособленность – основная черта общества.

Разумеется, все сказанное относится к научному пониманию общества и не касается употребления этого слова в иных значениях. На вашей даче по вечерам может собираться интересное общество, вы можете вступить в Общество по охране памятников старины, ваши предки могли принадлежать к дворянскому обществу, а вы можете быть душой общества. Все это нормально.

«Мы рождены для того, чтобы объединиться с нашими братьями – людьми и со всем родом человеческим», – говорил древнеримский политик и философ Марк Туллий Цицерон. «Уничтожь общество, и ты разрушишь единство человеческого рода – единство, которым поддерживается жизнь», – утверждал его «коллега» Луций Анней Сенека, более известный как Сенека Младший. А вот русский философ Николай Александрович Бердяев придерживался противоположных взглядов, он утверждал, что «нет более горькой и унизительной зависимости, чем зависимость от воли человеческой, от произвола равных себе».

Глава четырнадцатая

Связь между мирами, или Зачем людям нужны ритуалы?

По мнению Конфуция, ритуал служил связующим звеном между миром живых и миром ушедших, между настоящим и прошлым, а в широком смысле – между прошлым, настоящим и будущим. Однажды, когда Конфуций занимал должность секретаря при правителе царства Лу, этот правитель получил от своего соседа, правителя царства Ци, в подарок певиц и танцовщиц. По такому радостному случаю при дворе в течение трех дней не совершался основной ритуал, обеспечивающий благополучие государства – совершение жертвоприношений в храме Неба и Земли. Из-за этого Конфуций демонстративно покинул свое родное царство Лу и отправился в странствие, которое растянулось на много лет. Для мудреца, которым заслуженно считается Конфуций, такой поступок может показаться странным. Ну подумаешь – пропустили три дня, небо же от этого на землю не рухнуло. Да, не рухнуло, но вполне могло рухнуть. Конфуций искренне верил в то, что столь вызывающее нарушение ритуала, который устанавливает связь между Небом и Землей, может привести «к смерти и гибели». Не оскорбленная гордость человека, который всегда поступает правильно, сорвала Конфуция с насиженного места. Его отправил в странствие страх, элементарный страх за свою жизнь и жизнь своих близких. Если прервалась связь между Небом и Землей, да еще и по такой недостойной причине, как развлечения с веселыми женщинами, то хорошего ждать не приходится… Впрочем, после отбытия Конфуция царство Лу просуществовало еще два с половиной столетия, это первое. И второе – по более распространенной версии Конфуций покинул царство Лу и отправился в странствие по Китаю вместе со своими учениками не из-за нарушения ритуала, а потому что правитель царства не прислушивался к его мудрым советам.

Тема этой главы – ритуал и все, что с ним связано. Антропологи понимают ритуал как модель поведения, которая выполняет коммуникативную функцию и в процессе ее осуществления испытывает изменения, повышающие ее коммуникативную ценность. Такое определение ритуала дал немецкий психолог Иренеус Эйбл-Эйбесфельдт, основатель этологии человека, науки, которая изучает наше поведение[71].

Модель поведения! Которая выполняет коммуникативную функцию! Которая в процессе ее осуществления становится более эффективной!

Повторение сказанного, да еще и с восклицательными знаками неслучайно. Дело в том, что ритуал в научном и бытовом понимании – это два совершенно разных ритуала. Если антропологи называют ритуалом модель поведения, которая помогает людям общаться, то в обиходе под этим словом подразумевается некая стандартная последовательность церемониальных действий, формальная процедура, которую выполняют «потому что так принято». Участники ритуала в бытовом понимании могут вообще не осознавать его смысла и чаще всего именно так и происходит. Когда мы говорим «это просто ритуал», то имеем в виду следующее – эти бессмысленные действия приходится совершать лишь потому, что их принято совершать. Можно вложить и несколько иной смысл – я не хочу этого делать, но меня принуждают к этому общепринятые правила социальные или, скажем, семейные. Никакой пользы в совершении ритуала мы не видим и никакой ценности (речь идет о настоящих ценностях, а не надуманных и навязанных) ритуалы для нас не имеют. Да и не могут иметь, ведь в процессе ритуала мы поступаем не так, как нам хочется, а по каким-то правилам, которые нам могут быть совсем не по душе. Например, при встрече воспитанным людям положено совершать ритуал – поздороваться, спросить о делах, ответить, что все хорошо или хотя бы нормально, попрощаться и разойтись. Так диктуют правила приличия. Даже если человек вам неприятен, приходится совершать ритуал, потому что иначе вас сочтут невежей. Только пребывание в открытой конфронтации избавляет от соблюдения этого ритуала. Другое – возможно в ответ на вопрос о делах вам захочется излить душу, рассказать о своих проблемах, но так поступать можно лишь в общении с близкими вам людьми. Простое знакомство к излишней откровенности не располагает, откровенность будет выглядеть как навязчивость.

Облегчает ли вам жизнь такой ритуал?

Нисколько, если говорить честно. Напротив – усложняет. Если человек вам неинтересен, то можно просто поприветствовать его на ходу кивком или взмахом руки. Зачем останавливаться, принужденно улыбаться и тратить минуту-другую на обоюдно ненужное общение?

Но на самом деле ритуал приветствия не является ритуалом в полном смысле этого слова. Это скорее игра – игра в приличия. Для того, чтобы считаться воспитанным человеком (что однозначно полезно, поскольку улучшает вашу репутацию), вам нужно соблюдать установленные правила игры. Вы добровольно стали участвовать в этой игре и сознательно выполняете ее правила, несмотря на то, что они могут противоречить вашим желаниям. Ради участия в игре вы полностью или частично отказываетесь от собственной индивидуальности. Это оправданно, если игра того стоит.

Вообще-то наши древние предки при встречах делали нечто похожее, только у них это была не игра, а полноценный ритуал, способствующий выживанию участвовавших в нем индивидов и всего рода человеческого в целом.

Человек, если кто еще не в курсе, – существо агрессивное. Агрессивность, с одной стороны, является полезным защитным признаком, но с другой стороны ее можно расценивать как вредный признак, мешающий взаимодействию с другими людьми и объединению в группы. Один в поле не воин, будь он хоть трижды богатырь. Человек стал властелином мира благодаря своей способности к объединению. Вспомните павианов, которым агрессивность возможно помешала стать разумными существами.

Язык у наших далеких предков был не таким развитым, как у нас с вами. Это раз. Соседние племена могли разговаривать на разных языках, это два. Люди в то время в целом были более агрессивными, чем наши с вами цивилизованные современники, это три. Культура еще не развилась настолько, чтобы создавать приличия, это четыре. Но люди уже понимали, что вместе им выживать будет проще, и ценили преимущества группового образа жизни, это пять.

Какая группа будет устойчивой и будет иметь тенденцию к росту?

Та, члены которой не проявляют агрессии по отношению друг к другу и в которой существуют какие-то дополнительные «духовные скрепы».

Успокоить разбушевавшегося члена общины можно по-разному, вплоть до удара камнем по буйной головушке, но люди существа разумные, склонные к оптимизации своих действий, поэтому они выработали ритуал дружелюбия, который впоследствии превратился в ритуал приветствия. Для того, чтобы показать отсутствие агрессивных намерений и попросить собрата угомониться, надо было издать какие-то миролюбивые звуки и подать какой-то визуальный сигнал, например – продемонстрировать раскрытые ладони. Повсюду и везде было удобнее драться на кулаках, поэтому практически у всех племен раскрытая ладонь символизировала мирные намерения.

В наше время существует такой распространенный успокаивающий жест, как выставление перед собой раскрытых ладоней с немного растопыренными пальцами. Это не что иное, как отголосок древнего ритуала, сигнал «угомонись, я не хочу с тобой драться». Такой ценный сигнал, то есть – ритуал в научном понимании этого слова, просто не мог не трансформироваться в ритуал приветствия, при помощи которого члены общины «программировали» друг друга на снижение агрессивности по отношению к своим соплеменникам.

Ритуалы снижали агрессивность и способствовали налаживанию контактов между людьми.

Для того, чтобы подчеркнуть выгоды группового образа жизни, для того, чтобы замотивировать людей к сохранению единства и в то же время обособиться от других групп, в каждой общине создавались ритуалы, в которых участвовали все ее члены. Например – какой-то стандартный ритуальный танец с заранее установленными движениями. Участие в таком ритуале не только сплачивало людей, но и снижало их взаимную агрессивность. «Мы – свои, нам делить друг с другом нечего!», – говорил ритуал.

Однако членам группы всегда есть, что делить – право на лидерство. Изначально претенденты на «престол» бились насмерть, но впоследствии поединки приняли, если можно так выразиться, спортивный характер. Тот, кто продемонстрировал свое превосходство, становился лидером, но оппонент при этом оставался в живых.

Различные ритуальные игры, по сути аналогичные современным спортивным, тоже снижали агрессивность, давая возможность выплеснуть ее в безопасном, безвредном для общины виде. Некоторые исследователи считают, что наличие разнообразных игровых ритуалов (или, если хотите, ритуализованных игр) уменьшает не только внутреннюю, но и внешнюю агрессивность общины – миролюбивые племена имеют много игровых ритуалов, а воинственным племенам такие «забавы» не нужны. Многообразие человеческих культур позволяет найти примеры, подкрепляющие эту версию. Так, например, у воинственных и часто воюющих между собой индейцев племенной группы яномама, живущих в джунглях на севере Бразилии и юге Венесуэлы, никаких игровых ритуалов нет. А у миролюбивого племени хамер, живущего на юге Эфиопии и занимающегося пчеловодством да скотоводством, игровых ритуалов много. Более того, в этом племени существует крайне жестокий обряд возрастной инициации женщин – их бьют прутьями подростки, которые проходят посвящение в мужчины. Бьют сильно, до крови и по многу раз. Помимо девушек, проходящих инициацию, экзекуции (по собственному желанию) подвергаются женщины более старшего возраста. Хамер верят в то, что жестокая порка прутьями приносит счастье[72]. Но то – ритуал, а в повседневной жизни мужчины и женщины племени хамер являются просто эталоном миролюбия, ну разве что могут спьяну устроить небольшую потасовку.

Однако далеко не все ученые согласны с тем, что между наличием игровых ритуалов и воинственностью есть какая-то связь. И эту концепцию тоже можно подкрепить примерами, благо в мировой культурной «копилке» можно найти буквально все, что нужно. Так, например, у народа датога, живущего в Танзании, игровых ритуалов нет, а между тем датога не просто миролюбивы, а миролюбивы до абсурда. Они не только не проявляют агрессии по отношению к другим племенам, но и не отвечают насилием на насилие, когда на них нападают соседи. Датога исповедуют принципы непротивления злу насилием, а убийство человека, любого человека при любых обстоятельствах, считается у них тягчайшим преступлением, за которое положена «высшая мера наказания» – изгнание из племени (смертной казни, как вы понимаете, у датога быть не может).

Опять же, привычки народа могут меняться, а ритуалы при этом остаются прежними. Если на каком-то историческом этапе ритуалы утрачивают свое истинное предназначение, то они сохраняются как память о предках, как традиция племени, как ее культурный мем. Можно предположить, что когда-то давным-давно то же племя хамер было донельзя воинственным, а игровые ритуалы служили не для «выпуска пара», а для ритуального моделирования победы над врагом, для мотивации воинов и укрепления их духа.

Ритуал – замечательное мотивирующее средство и что-то вроде «лекарства против страха», страха человека перед непонятными и необъяснимыми явлениями окружающего мира. Ритуалы, призванные усмирять непонятное природное зло, появились раньше веры в богов или духов. Изначально оберегающие или исцеляющие ритуалы представляли собой примитивное моделирование желательного разрешения проблемы. Если человек тяжело болен, то другие должны исполнить вокруг него какой-то энергичный жизнерадостный танец, словно бы говорящий: «Эй, хватит болеть, давай танцевать с нами». Предстоящую охоту на крупного зверя лучше обыграть в ритуале, тогда она наверняка завершится удачно – и зверь будет убит, и все охотники останутся живы-здоровы. Если в реке начала прибывать вода, то нужно указать ей обратную дорогу при помощи ритуала (или же наоборот – привлечь к себе воду во время засухи). Пережив катаклизм вроде извержения вулкана или землетрясения, люди придумывали «успокаивающие» ритуалы, которые должны были защитить их от таких напастей. «Успокаивающие» ритуалы позволяли первобытным людям избежать расстройств личности, вызванных перманентной сильной тревогой. Чтобы не сойти с ума от мысли о повторном извержении вулкана, лучше создать ритуал, якобы предотвращающий его.

Любой «военный» ритуал, а также многие «гражданские» ритуалы помогают поддерживать дисциплину внутри общины. Участием в ритуале поклонения вождю члены племени подтверждают свою лояльность. Ритуал вручения оружия молодому воину обозначает не только его взросление, но и указывает на его место в иерархии и необходимость повиноваться старшим, от которых он свое оружие получил. Ну и так далее…

Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, почему маленькие дети, имеющие только положительный опыт общения со взрослыми, тем не менее пугаются незнакомых людей? Вот нет у ребенка причины думать, что дядя или тетя могут причинить ему зло, а он тем не менее при их виде сразу же прячется за мать… Дело в том, что настороженность по отношению к незнакомым людям записана в наших генах. Излишне доверчивые обычно погибали в детском возрасте, не успев оставить потомства, то есть – не успев распространить свою доверчивость в популяции. С биологической точки зрения лучшим исходом встречи с незнакомцем будет его убийство или бегство. Но по мере того, как инстинкты корректировались культурными установками, у людей могло возникать желание пообщаться с незнакомцем или же хотя бы разойтись с ним мирно, поприветствовать его, словно члена своего племени, дружелюбным выражением лица и дружелюбными словами, продемонстрировать ему раскрытые ладони… Объединение общин в племена и народы началось с того, что однажды двое незнакомцев решили мирно пообщаться друг с другом вместо того, чтобы устроить поединок. Собственно говоря, от этого правильного поступка произошла наша цивилизация и мы с вами, такие разумные-преразумные, что аж дух захватывает. Всего, чего добилось человечество, оно добилось сообща, а не группами, насчитывающими два-три десятка индивидов. Так что ритуал приветствия можно считать самым важным в истории человечества. Кроме шуток.

Коль уж речь у нас зашла о маленьких детях, то давайте возьмем другой пример из их жизни. После знакомства двое малышей начнут играть вместе и при этом скорее всего обменяются своими игрушками. А если не обменяются, то хотя бы продемонстрируют их друг другу. Такое поведение тоже записано в генах, обусловлено инстинктами. У наших предков эти инстинкты воплотились в ритуал обмена подарками, который подкреплял ритуал приветствия. Для того, чтобы продемонстрировать собеседнику свою открытость и отсутствие недобрых намерений, человек мог показать ему или даже дать подержать свое оружие, а взамен получить для ознакомления чужое. Если при себе имелось что-то съестное, то можно было устроить совместную трапезу или просто «взаимно угоститься». Такое поведение способствовало установлению связей и налаживанию хороших отношений. Рассказ о том, «какого хорошего человека из соседнего племени я сегодня встретил», мог навести членов племени на мысль об объединении с соседями, а с этого-то и началась вся настоящая история человечества.