Похоже, слова Розмари попали в самую точку, и теперь Джерри пытался ударить в ответ побольнее. Однако девушка продолжала улыбаться:
— Ошибаешься. Вона, в сказках-та говорится, что эльфы для того похищают смертных дев, чтобы отведать наши кушанья. Потому что волшебные из сухих листьев готовятся. Не обед, а пустышка! Сколько ни ешь, а всё равно не наешься-та. Правда, Рик?
— Угу, — буркнул Элмерик, изо всех сил стараясь не вслушиваться в перепалку.
Он читал важную книгу по певческим чарам, выданную лично мастером Каллаханом, а болтовня отвлекала.
— Во-о-от! Смотри у меня: будешь дальше обзываться, я и тебе что нибудь из листьев и прошлогодней травы состряпаю-та! И оберег не сделаю — ходи потом, как дурак, без оберега!
— Пф, напугала! — Джеримэйн всё же сбавил тон.
Наверное, он и сам уже жалел, что завёлся, но отступать не любил ещё больше.
— Не напугала, а предупредила! Не зли меня. А то как прокляну!
— Да не сможешь ты… — он с опаской отступил на шаг.
— Ещё как смогу! Такую порчу наведу, что век не отмоешься! Или ещё лучше: сделаю наговор на любовные-та чары. Слова мне поперёк не скажешь, будешь сохнуть день ото дня. Тока я буду непреклонной и разобью тебе сердце. Так что ты со мной не шути!
— Лучше вон рыжему отворот сделай, чтоб забыл свою эльфийку! — буркнул Джеримэйн, на всякий случай складывая пальцы в охранном жесте. — А то смотри, вон какой он кислый сидит. Будто слив неспелых слопал.
— Эй, нельзя ли потише? — зашипел Элмерик. — Хотите орать, идите на кухню оба. Со своими делами я сам разберусь — не маленький.
— Он первый начал! — Розмари показала Джеримэйну язык. — Рик, а что ты читаешь?
— Древнюю бардовскую поэзию.
— Это стихи? — девушка села на кровать и придвинулась ближе, пытаясь заглянуть в пожелтевшие от времени страницы. — Роман…чические?
— Ты что! Это не любовная поэзия, тут ранг повыше. Такие стихи не читают вслух при луне и не поют на праздниках. Они как заклинания. И до завтра мне нужно выучить не менее пяти десятков строф. Или мастер Каллахан устроит мне взбучку.
— Значит, это заклятия, которые нужно петь? — Розмари поправила сбившийся платок. — Но как ты будешь это делать? У тебя ведь флейта…
Элмерик снова вздохнул. Тот же вопрос он задал Каллахану, когда получил книгу. Ответ вогнал его тоску: о флейте придётся забыть до лучших времён. Музыкальные чары сильно уступали певческим.
— У меня есть арфа. Её, конечно, не так удобно носить с собой, как маленькую флейту. Но одних мелодий будет недостаточно, чтобы затворить Врата… Нужны древние песни. Зато потом я смогу сам сочинять заклятия, представляешь?
Розмари, нахмурившись, вглядывалась в пожелтевшие страницы.
— Очень странные стихи, — наконец вымолвила она. — Они эльфийские?
— Да. Мастер Каллахан сам перевёл и записал их. Говорит, пока сойдёт и так. Но древнеэльфийский мне потом тоже придётся выучить.
— Вот это да! Совсем совсем учёным станешь! Будешь прославленным бардом-та, как Вилберри скрипач, если не лучше.
При упоминании своего известного предка Элмерик улыбнулся:
— Бери выше! Я хочу стать не бардом, а филидом. Если доживу, конечно. Ну, и если таланта хватит…
— Смотрите-ка, кто тут у нас в филиды собрался! — Джеримэйн, раскинув руки, плюхнулся на свою кровать. — Мечтать не вредно, дурачок.
— А чем они отличаются от бардов-та? — задумалась Розмари. — По мне, так и те и другие поют песни зачарованные и развлекают гостей на праздниках. Вот только филидов нынче-та не сыщешь, а барды остались. Разве нет? — Розмари смотрела только на Элмерика, но ответил ей Джеримэйн.
— Разница как между деревенской ведьмой, что портит соседский скот, и мастером Шоном. Оба используют дикую магию, но сравнивать их силу просто смешно. Только чтобы стать филидом, жизни может не хватить. Ими даже в древности эльфы да полуэльфы чаще всего бывали, потому что живут дольше нашего. А простому смертному неудобно: вот стал ты такой филидом, да тут же помер от старости.
— Вообще-то всё не так плохо. У филидов есть несколько ступеней посвящения…
— То есть, тебя устроит и низшая?
— Нет, конечно! — Элмерик скрипнул зубами. — Вот чего ты хочешь добиться, а? Чтобы я сдался или что?
— Да прост… — Джеримэйн пожал плечами.
— Вот и заткнись!
— Ладно, не буду мешать великим свершениям. Как получишь ранг, зови отпраздновать. Эля поставлю лучшего, холмогорского.
— Ловлю на слове.
Бард ожидал новых колкостей в ответ, но вместо этого Джеримэйн отвернулся к стене и засопел. Розмари прислушалась к его размеренному дыханию:
— Хорошо, что он уснул. Надоели эти вечные придирки! Не обращай внимания, всё-та у тебя получится.
— Угу…
Признаться, Элмерик был бы рад, если бы его оставили одного. Но попросить об этом прямо он не решался: ещё обидится.
— Послушай… — девушка немного покраснела, — если ты того… и правда хочешь… я-та могла бы. Ну, отворот сделать. Чтобы не мучили чувства-та. Правда, я от любовных чар зарекалась, но тут-та дело доброе. Нужен только волос её. Али вещь какая-то: браслет там, пояс, платок.
Элмерик вздрогнул. Искушение было велико. Вдруг и правда полегчало бы? Но если даже в таких мелочах он будет отступать перед испытаниями, чего уж говорить о вещах более сложных? Подумаешь, несчастная любовь! Как там говорил Мартин: всё можно обернуть в свою пользу и наслаждаться жизнью. Последнее у барда пока получалось не очень, но ведь и времени прошло всего ничего.
— Не беспокойся, — он отмахнулся как можно беспечнее. — Я справлюсь.
— Как знаешь. — Розмари не стала настаивать, хотя ответу не обрадовалась. Она встала, потом снова села, смяла в руках ткань фартука и вдруг выпалила. — Это я её прокляла! Скисающее молоко и всё такое… Ты тогда просил-та, чтобы я на порчу посмотрела… ну, я посмотрела. И не сняла. Не захотела потому что.
— Погоди… Хочешь сказать, что порча до сих пор на Брендалин? — Элмерик аж подскочил.
— Угу, — Розмари выглядела виновато, но Элмерик сомневался в искренности её раскаяния. — Надо снять? Но нужен предмет. Неужто она ничегошеньки на память не оставила?
— Нет, ничего, — солгал бард, делая вид, что не может оторваться от книги.
Он почти решился отдать платок, но не смог. Жаль было расстаться с единственной памятью о несбывшемся. Ещё Элмерик боялся, что Розмари не устоит и всё-таки наколдует отворот, нарушив данное самой себе слово.
— Так ей и надо, фее проклятущей! — девушка вдруг ударила кулаком в подушку. — Пускай теперь всю жизнь гадкое молоко пьёт! Знала бы, что она такая, ещё похуже заколдовала бы.
— Не надо. Не желай ей зла, — Элмерик хотел коснуться её плеча, но Розмари, отбросила его руку:
— А вот хочу и буду! Потому что гадина эта твоя Брендалин! Хуже змеюки-та! Она ж тебя в сугробе на верную погибель бросила-та. Раненого. А ты её всё ещё любишь. Дурак!
Джеримэйн заворочался, и Элмерик зашептал:
— Тише, а то щас разбудим… лихо. Дело не в том, что я её люблю. Просто мы должны быть выше этого.
— И простить?
Розмари бросила на него презрительный взгляд и, подхватив юбки, выбежала из комнаты. Деревянные башмаки застучали по лестнице.
Отложив книгу, Элмерик вытянул из кармана шитый золотом платок, который всегда носил с собой, но ни разу им не пользовался. Ткань была чистой и новенькой, как в тот день, когда Брендалин вручила барду подарок. А что, если бы она позвала его с собой в холмы? Пошёл бы он, бросив всё, или нашёл бы в себе силы отказаться?
Элмерику вспомнились слова Мартина: «есть в мире вещи, которые не продаются и не покупаются ни за какие дары: верность, любовь и свобода». Ради возможности получить одно из этих благ неразумно было бы жертвовать остальными. Особенно когда ты уже отыскал своё место и нашёл истинное предназначение. Элмерик верил, что сейчас идёт верным, хоть и долгим путём. Да, жизнь смертных коротка, а повороты судьбы непредсказуемы. Порой старые связи настолько крепки, что рвутся только с кровью. Но даже если шансов на успех мало, это не повод не попробовать. Можно потерпеть неудачу сотни раз, а на сто первый преуспеть — в конце концов, чудеса случаются. И кому, как не чаропевцу, об этом знать!
К ужину на кухне объявился довольный и раскрасневшийся Орсон. На нём красовалась новенькая кожаная перевязь с искусным тиснением из дубовых листьев и сплетённых ветвей. Клинок, висевший на его поясе, Элмерик узнал сразу и, не удержавшись, восхищённо цокнул языком. Это был тот самый меч, который они с Джеримэйном видели, когда пробрались в сокровищницу: не белоснежный, жаждущий крови, а лёгкий и звонкий, с чеканкой на тонком лезвии. В огромной лапище Орсона обмотанная кожей рукоять казалась почти игрушечной.
— Смотрите-ка! — в тёмных глазах Джерри загорелась зависть. — Кому-то подарили зубочистку.
— Мастер Каллахан сказал, что мне нужен м-меч, — принялся оправдываться Орсон, теребя пряжку ремня. — И мне его не подарили, а дали на время. У волшебного клинка есть другой хозяин, но он вроде как не п-против, чтобы я сохранил оружие до его возвращения. Так что подарок тут — только перевязь…
— Значит, перевязь, ага. А у Элмерика книга. Роз, а тебе эльф дарил что-нибудь?
— Зеркало, — кивнула девушка не отрывалась от лепки пирожков. — Ух и красивое-та! Серебряное, с камушками.
— Ясно… значит, всем что-то досталось. Кроме меня.
Элмерик никогда не видел Джеримэйна таким расстроенным. На того словно ушат холодной воды вылили.
— У тебя же есть нож от наставника. Добрый нож ничем не хуже книги, перевязи или зеркала.
— Эй, рыжий, ты что это меня утешать вздумал? Смотри, подумаю, что ты мне в друзья набиваешься.
— Оно мне надо? — Элмерик отодвинулся на другой конец лавки поближе к Орсону и с трудом поборол искушение тайком коснуться чудесного клинка. — А мастер Каллахан не сказал, чей это меч?
Орсон поскрёб подбородок, на котором уже начинала пробиваться светлая щетина.
— Нет, только упомянул, что настоящий хозяин был бы рад узнать, что его оружие пока побудет у меня. И мы немного п-потренировались…
— С эльфом? — Джеримэйн присвистнул. — Ну повезло же тебе, дуралею!
— Не с ним, а с мастером Шоном. Он побудет моим наставником, пока не объявится тот, другой — владелец меча.
— С ума они посходили, что ли? — Джеримэйн вытянул ноги поближе к пышущей жаром печке. — До полнолуния около месяца, до Самайна и того меньше, а они где-то шастают. Когда Врата откроются, мы что, так и скажем: извиняйте великодушно, уважаемые твари, мы не будем с вами драться — у нас ещё не все приехали. Приходите в следующий раз.
— Если не п-приехал — значит, так было надо, — нахмурился Орсон.
Элмерик ожидал, что Джерри прицепится и к этим словам, но в этот момент на кухню вошёл улыбающийся мастер Дэррек.
— Роз, дорогая, готов ли ужин? — Он снял шапку, стряхнув с неё снежную морось.
— Не сумневайтесь-то, мастер Дэррек, всё путём! — Розмари расплылась в ответной улыбке. — С приездом! Давненько вас видно не было. Устали, небось? Проголодались-та?
— Есть немного, — наставник протёр платком запотевшие очки. — А что это вы на кухне сидите? Накрывай сегодня в гостиной на девятерых. Будем твои пироги пробовать. Мастер Каллахан сказал, что отныне мы ужинаем за одним столом.
Скрестив на животе пухлые руки, он с нескрываемым удовольствием наблюдал за замешательством Соколят. Элмерик сперва подумал, что ослышался, ибо прежде не слыхал о таких порядках, чтобы ученики и наставники ели вместе. Во всех известных ему гильдиях считалось, что молодёжь должна знать своё место и не равняться с учителями даже в мыслях. У музыкантов за рангами и титулами следили особенно строго: можно было даже нанести несмываемую обиду соседу, просто присев рядом.
Элмерик решил, что мастер Дэррек, должно быть, пошутил, и даже попытался усмехнуться, но никто больше не засмеялся. Тогда бард окончательно растерялся.
— Ой, это ж, наверное, надо было-то приготовить что-нибудь необычное! — Розмари всплеснула перепачканными в муке руками. — У нас… праздник? А что ж не предупредили-то?
— Не беспокойся, это будет самый обычный ужин. Первый из многих. Я предлагаю всем отправиться в гостиную и прихватить с собой вот это. Чтобы мест хватило.
Мастер Дэррек водрузил на плечо одну из дубовых лавок и пошёл вперёд. Орсон после небольшой заминки подхватил вторую лавку, а стоял и Элмерик диву давался: наставнику вообще не стоило труда поднять ношу, как будто тяжёлое дерево ничего не весило. Интересно, заметил ли Джерри? Бард украдкой глянул на него и сразу понял: да, заметил. Глаза округлил, как сыч. А потом тихонько хмыкнул себе под нос, как будто что-то понял.
— Я тогда свечей-та побольше зажгу, — Розмари носилась по гостиной, поправляя то скатерть, то занавески. — Всё ж таки не каждый день такое случается, чтоб за один стол с наставниками.
— И с эльфами, — подсказал Джеримэйн. Шёпотом, но так, чтобы точно все услышали.
— Ой, да что ты привязался-та со своими эльфами? С самого Лугнасада все с эльфийкой столовались, а всё равно проморгали.
— Заткнитесь оба! — неожиданно для самого себя рявкнул Элмерик, до боли в пальцах вцепляясь в свою трость.
Воцарилась тишина, все взгляды обратились к барду. Джеримэйн смотрел насмешливо, но складка между бровей намекала, что на самом деле ему вовсе не смешно. Розмари — с обидой и жалостью, Орсон — с неожиданным пониманием.
Спохватившись, Элмерик уже чуть более миролюбиво добавил:
— Прошу вас…
Мастер Дэррек опустил лавку и поправил очки:
— Держи себя в руках, Рик.
И конечно, именно в этот момент в гостиную вошёл мастер Каллахан. Элмерик вздрогнул, когда за спиной, как гром среди ясного неба, раздался звучный голос эльфа:
— Что тут происходит?
Командир даже не начал ругаться, а барду всё равно захотелось втянуть голову в плечи и слиться с бревенчатой стеной. Но за свои слова нужно было отвечать.
— Прошу прощения, это я виноват. Вспылил из-за пустяка. Больше не повторится…