— Дошел.
— Да, дошел»
Суета все и томление духа.
Все что под солнцем творит человек.
И каждый вздох будучи смыслом
Обречен скитаться в поисках цель.
И мозг непостижимым образом,
Способен употребить радость… что он есть.
Смысл- вот вопрос существования.
Либо мы есть, либо нас нет…
Эх… давненько я не внимал слов таки.
«Не знакомый очень старый их сказал:
Ни что не имеет никакого значения,
Да и мозг… эх… разве ты есть?»
Сущность изменена, но не во всем.
Мы не стали богами.
Да и возможно ли увидеть хоть раз
Существо, что не дремлет в утробе.
В утробе же тот, кто в теле живом, преисполнился в умерщвление.
Оно не живет, но тело хочет лишиться понимания сего.
И я заключенный, тоже, полуживой.
Только вот в ином направлении:
Тело… мертво, но разум живет.
И от этого невыносимо плохо.
И вновь вопрос о смысле жизни
И вновь вопрос о удовлетворенности ей.
Разве жить можно в смерти:
Я всегда хочу умереть.
Осталось дождаться лишь лета.
И я обрету покой?
Однотипен он внутри,
И с наружи та же тема.
Но в глазах, в отличие от толпы,
Нет страха, только сила,
Сила мыслей:
Если надо/захотел- не колебься, как Декарт.
И философией такой живя,
Иным человеком стал, меня тем увлеча.
Её лицо подобно богу,
Что никому не передать.
Глаза, глаза, о боги!
Лучше б не видела их я.
Ведь они прекрасней неба.
В них космос и земля.
И свет сапфира, словно солнце,
Ослепляет вновь меня.
Она была похожа на икону матери святой.
И я поэтому, в мучениях, от неё движения ждал.
Прошло не много времени, хоть и казалось, в ожидании,
Мученье долгим для меня.
Она подвинула рукою.
Рукой легкой, хоть широкой, но безмятежно,
Как матерь тянет к чаду своему.
Точно так же потянулась, за сигаретой копленой не в первый раз.
И в мире нет людей прекрасней этой,
Но при этом всё такие как она.
Снова эти предрассудки.
Наполняют мою жизнь.
И я не знаю, как мне быть.
Если я не тот, кто их родил.
Через твердую почву,
Что почти умерла,
Рос росток через груду
Пахучего срача.
Прошли месяцы,
Даже года,
Но никто не заметил цветенья ростка.
Ведь ничто не у зримо, через груду говна.
Блеск сапфира их взгляд украшал
В волосах же мелькало свечение золотой нити,
Дополняющая превосходность плетения волос.
Но в глазах я не видел,
Что бы кто-то был живой.
Да и волосы не скроют разложившейся мертвечины.
Есенин явно спутал,
Что есть бог, а что поэт.
Не любовью подкрепленный,
Изливать должно любовь.
Но лишь фактами и правдой
— Вот есть истины поэт.
(Поэт истины, а не правый)
И если так подумать,
Поэта истинного нет,
Если уж Есенин,