Помоги проекту - поделись книгой:
А. Харитановский
Санька-пограничник
ДОРОГИЕ РЕБЯТА!
«Эй, на Камчатке!» — так обычно вы окликаете тех, кто сидит далеко, на последней парте.
До настоящей Камчатки, большого полуострова, похожего по очертаниям на гигантскую рыбину, плавающую в Тихом океане, и верно не близко: от Москвы 10 тысяч километров. Герои этой книжки — Санька и Наташа — добирались туда с Кавказа целых полмесяца.
Камчатка им показалась уже не той, что на карте, никакой не рыбой — она вставала из темно-синих океанских вод могучим горным кряжем, высоты которого венчали остроконечные, покрытые снегом сопки. Над некоторыми курился дым.
Это вулканы — огнедышащие горы.
Вблизи одного из таких вулканов приютился поселок геологов. Туда и направили работать родителей Сани и Наташи. Для маленьких горожан началась необычная жизнь. Они подружились с коряком Анелькутом, учились у него выносливости, смекалке.
Их друзьями стали и пограничники.
Ребята заподозрили, что в поселок проник нарушитель — чужой человек. И начались разные приключения…
Автору, который прожил на Камчатке 10 лет, очень хочется, чтобы этот суровый и интересный край полюбился и вам, ребята. Кому-то из вас, возможно, доведется побывать там и встретить мальчишек и девчонок, героев повести.
Глава 1.
ТУДА, ГДЕ КОНЧАЮТСЯ ДОРОГИ.
Медвенскую долину от океана отделяет скалистый массив со срезанной, ровной, как стол, вершиной. Из-за этого хребта, который так и называют — Столовый, с востока показался туман. Он не стлался, как бывает обычно, а будто нагнетался могучими насосами, серыми клубами скатывался вниз, спеша затопить и долину, и лес, и поселок геологоразведчиков, раскинувшийся у слияния двух речушек — Медвенки и Романюшки.
Наташа и ее брат, шестилетний Санька, жались возле двери своего дома, с виду игрушечного — из потемневших неровных бревен, с островерхой крышей, с одним-единственным окном и необыкновенно высоким фундаментом, — ни дать ни взять, из сказки — домик на курьих ножках.
Рядом, в двух шагах, бурчала, вздыхала, звенела и даже посвистывала Романюшка: ей туман нипочем.
Не поймешь — день или вечер. Если вечер, пора ночевать к Мяньзиным, к тете Маше. Так наказала мама, уезжая на буровую.
Наташа заглянула домой. На будильнике — семь часов. Можно, конечно, сейчас пойти, но печка топится — не оставишь. Да и не хочется в туман: перебирайся по скользким мосткам через речку, а потом еще лезь через влажный тальник. И оставаться страшно — нет света: электростанция не работает, в экспедиции кончилось горючее.
Санька захныкал.
Наташе тоже вдруг захотелось плакать. Ей стало обидно за солнце, жаль себя и Саньку, которому очень нужно солнце — так говорил доктор в Петропавловске.
— Мы дров в печку подложим — сразу станет светло, — успокаивала его Наташа. — И кашу со сливами разогреем.
— Опять манную? — плаксиво спросил Санька. — Картошки хочу.
У мальчишки получилось «катошки» — букву «р» он не выговаривал.
Наташа поискала на полке, достала тощий кулек, потрясла. На стол высыпались желтоватые и белые закорюченные дольки.
— Настоящую мне, круглую, — ныл Санька.
А что могла поделать Наташа: в поселке ни капусты, ни картошки, ни лука — все сушеное, как фрукты. Сейчас даже и этого нет. В магазине только манка да компот «Слива» в банках — мама вчера купила целый ящик.
Наташа открыла печку — железную бочку с вырезанным в боку отверстием вместо дверцы. Над ней сушились Санькины штаны, рубашка и майка. Кроме печки в комнате еще стояли три раскладушки, сколоченный из ящиков стол.
— Холодно, — Саня шмыгнул носом.
— Полезай в кукуль, пока нагреется.
Санька расстегнул кожаные петли спального мешка, лежавшего на раскладушке. Потерся лицом о рыжий мех, развернулся и, упершись руками в пол, стал, кряхтя и сопя, задом заползать внутрь.
…Потрескивал в печке кедрач. Окна сделались матово-черными. На стенах зашевелились огромные тени.
— Наталик, Наталик! — испугался Санька. — Где ты?
— Да сейчас.
— Иди ко мне!..
Наташа и Саня в Медвенку приехали совсем недавно, с Кавказа. Соседи всячески отговаривали мать: ни тебе огурцов, ни яблок. На этой Камчатке холод один — наплачетесь. И людей-то раз-два и обчелся…
«Зачем же туда ехать, если так плохо?» — не понимала Наташа.
— Хоть бы детей пожалела — на край света тащить!..
— Хоть бы детей пожалела — на край света тащить!..
Камчатка и впрямь оказалась далекой: только поездом ехали полмесяца. Во Владивостоке, где железная дорога закончилась, пересели на красивый пароход и поплыли по Тихому океану. Кругом вода, но ничуть не страшно: пароход десятиэтажный, труба и то больше дома, в котором они жили в Грозном.
В каюту им принесли телеграмму из Петропавловска-Камчатского. Она была от папы, он первым уехал на полуостров.
— Как же так, ведь мы посреди моря? — удивилась Наташа. Ей тут же объяснили, что телеграммы на Камчатке передают по радио.
— Наталья! — влетел в каюту Санька. — Пошли купаться, дяденька зовет!
— Ты что?.. За бортом на веревке, да?..
— Зачем? Покажу как, — появился в дверях моряк. — Вы им разрешите? — улыбнулся он матери.
В большом зале, отделанном кафелем, вместо пола — вода. В ней плескались ребятишки и взрослые. На потолке сияли, как маленькие солнца, электрические плафоны, а вокруг бассейна — пляжные кабинки.
Саня, сбросив одежонку, первым плюхнулся в воду.
— Наталик, иди, — довольный, закричал он. — Совсем теплая.
…Плыли четверо суток. На пятые всех подняло корабельное радио:
— Граждане пассажиры, турбоход «Советский Союз» подходит к Петропавловску-Камчатскому…
Люди высыпали на палубу и говорили о каких-то трех братьях, которые стоят в воротах.
Наташа ничего не понимала: как это в воде ворота и какие еще братья? Мама тоже не знала, но на всякий случай предупредила:
— Вот подойдем и увидим.
«Братьями» оказались три огромные скалы. Они торчали над водой, у самого входа в бухту.
«Как сторожа!» — подумала Наташа.
Впереди на крутой заснеженный берег ступеньками взбегало много улиц. А внизу, на море, еще одна, из кораблей — длинных и кургузых, остроносых и с широкими округлыми бортами, с трубой на середине или позади, а то и вовсе без трубы… Над кораблями трепыхалось множество разноцветных сигнальных флагов, развешанных гирляндами между мачтами: красных, синих, в клеточку, с линиями вдоль и поперек и по диагонали…
К борту «Советского Союза» подошли два буксирных катерка, уткнулись в него носами и изо всей силы, пыхтя, взбудораживая позади себя каскады воды и пены, стали подталкивать его боком к причалу.
В порту, между широко расставленных ног подъемных кранов, которые по-гусиному кланялись длинными стрелами, сновали автомашины, бегали юркие автопогрузчики. За причалами сверкали цинковыми, смятыми в гармошку крышами склады, вздымались штабели мешков, бревен…
У ребят разбежались глаза. Они даже не заметили, когда пароход коснулся стенки причала. Мать взяла их за плечи и подтолкнула к поручням.
— Вон папа! — показала она вниз, на толпу встречающих.
Наташа и Саня, кроме фуражек, шляп и зонтиков, ничего разобрать не могли. Вдруг прямо в Наташу ударилась шоколадка. Девочка хотела нагнуться за ней и тут же заметила улыбающееся лицо отца. Он махал им рукой и что-то кричал. Но кричали все и поэтому ничего нельзя было понять.
За борт спустили широкий деревянный трап. Пассажиры пестрой лентой потекли с парохода в порт.
Через несколько минут отец подхватил Саньку на руку, а другой, свободной, поочередно обнимал маму и Наташу. Сели в машину и поехали.
«Как настоящий город, — несколько разочарованно подумала Наташа, вспомнив грозненских соседей. — Дома как дома — каменные, и автобусы. Даже газировкой на углах торгуют». К обеду отец принес из магазина целую сумку необыкновенно больших оранжевых апельсинов, каких не ели и на Кавказе. И Наташа решила: «Ничего-то в Грозном не знают о Камчатке».
Мать на работу не ходила. Да и куда бы пошла? Ведь нефтяных вышек в Петропавловске нет, а она геолог-нефтяник. И вот, когда Наташа с братом совсем уже привыкли к своей квартире на третьем этаже, к шумному порту, к новым товарищам, мама снова принялась укладывать вещи. Она задумала ехать в геологическую экспедицию, так как, оказывается, жить без своей работы не могла.
— Место замечательное, работа любопытная и воздух свежий, — объясняла мать. — А раз воздух свежий, то и ребята поедут со мной, там им лучше.
Отец целый день молчал, а вечером стал говорить матери всякие обидные слова, те самые, которые говорил Наташе с Саней, когда они что-нибудь натворят. Потом он ее поцеловал и начал помогать собираться.
Чемоданы стояли упакованными целую неделю. Попасть в экспедицию было непросто: дорог туда нет, самолеты не летали, пароходных рейсов не предвиделось. Мать звонила то в аэропорт, то на морской вокзал, то еще куда-то. Наконец узнала, что идет судно «Витязь».
В порт направились семьей. Шли вдоль причалов, читая подряд названия судов:
— «Якут», «Арбат», «Анатолий Серов», «Анадырь», «Витязь»…
Наташа запнулась, глядя на крошечный катер — темный, с широкой кормой и задранным носом.
Отец вздохнул и пожевал губами, словно проглотил что-то. А мать решительно двинулась по деревянной узенькой доске-сходне прямо на суденышко. Подошла к коренастому моряку в берете, точь-в-точь как на Саньке. Это был капитан «Витязя».
— Не советую идти с нами: с детьми трудно будет.
Но мать вернулась на пирс, подхватила чемоданы и, не глядя на отца, направилась опять на катер.
Следом за моряком по металлической лестнице спустились вниз, в кубрик. Посредине стоял стол, возле стен в два яруса — койки. Одну из них уступили ребятам.
— Устраивайтесь «валетом», — посоветовал капитан. — Удобнее.
Наташа с Саней переглянулись: как это «валетом»? Но мать поняла: уложила детей головами в разные стороны.
Вскоре опять увидели Трех братьев, «ворота», маяк — теперь все проплывало перед глазами в обратном направлении. Впереди расстилался океан с темной дугой горизонта. Катер начало покачивать.
— Держитесь, — предупредили их.
«А чего держаться? — подумала Наташа. — Как на качелях»…
Волнение усиливалось. Судно стало бросать: подъем — провал, подъем — провал…
— Задраить иллюминаторы! — В кубрик, громыхая тяжелыми сапогами, скатился моряк и принялся завинчивать на болты медные рамки круглых окон.
Сразу сделалось душно. У Наташи закружилась голова, к горлу подступил непослушный давящий комок. Попробовала встать, но ее, как мячик, отшвырнуло в угол койки.
«Шш-ш-шшь», — зловеще набирала силу волна, затем — «ух!» — и катер валился в бездну.
Иллюминаторы накрывала колышущаяся зеленая муть воды…
— Мам-ма! — закричала Наташа, зажимая рот руками.
— Не поднимай голову, лежи спокойнее!
Мать и сама стала неузнаваемой: зеленой, жалкой — качки она не переносила.
— А-а-а! — завизжала что есть мочи Наташа и забила ногами.
Кто-то из моряков подбежал к ней и сунул в рот холодный соленый огурец.
Саня съежился в комочек и, прижавшись к стенке, растерянно водил глазенками. Он чувствовал себя лучше всех. Когда Наташа, плача, попыталась приподняться, боязливо закричал:
— Наталик, Наталик, лежи! Что тебе мама сказала?!
— Отстань! — зло оборвала Наташа и принялась громко стонать.
Море успокоилось только на следующий день. Еле держась на ногах, пассажиры выбрались наверх. Палуба блестела чистотой — волны потрудились на славу. Катер шел по заливу, на берегу которого острым конусом вздымалась высоченная гора. Над ее заснеженной вершиной курились облака.
— Ярый вулкан, — пояснил рулевой.
Понизу темнела дуга каменистого голого берега. От вулкана тянулись в обе стороны цепи гор. Одна, восточная, гряда падала в море, а другая упиралась в Ярый.
— Мама, мы здесь жить будем? — настороженно спросила Наташа.
— Нет, нам еще дальше.
На северо-востоке залива в сушу врезалась бухточка. Туда и свернул «Витязь». Капитан подал команду, — громыхнула цепь, шлепнулся в воду якорь.
От берега к ним направился моторный катер. В нем сидели военные. Один парень — рослый, с кудрявым чубом, который выбивался из-под зеленой фуражки, поднялся на борт и откозырял:
— Разрешите паспорт. И пропуск.
— Какой еще пропуск? — недоумевала Наташа. — Куда это мы заехали?
— Все в порядке, — пограничник вернул матери документы. — Можете высаживаться.
Саня с восхищением глядел на овчарку, которую солдат держал за поводок. Шагнул к ней.
Мать перепугалась.
Поделиться книгой: