Искры

Я поклялся.

Через три дня после этого похоронили старуху Зумруд, о которой жалел весь город. Она была так добра, что не было в городе бедняка, который бы не пользовался ее помощью.

После ее похорон Каро исчез. Вместе с ним из нашего города исчезли еще три человека: Аслан, Саго и охотник Аво… Куда они исчезли — этого никто не знал…

Глава 12.

ТЕМНАЯ ТАЙНА

Вернемся к нашему рассказу.

Утром я проснулся рано, еще до восхода солнца.

Я нашел себя в том же таинственном минарете, но лежал уже не на голой земле, а на постели из сухой листвы. Под головой у меня вместо подушки лежала охапка сена, и я был укрыт. Видимо, друзья мои заботились обо мне, так как я еще не привык к суровой бездомной жизни. Двух богатырей-зейтунцев уже не было в минарете. Остальные, т. е. Аслан, Каро и Саго еще спали, на голой земле, неукрытые. Спали они глубоким и тяжелым сном. Мне казалось, что они всю ночь бодрствовали, так как видно было, что они только недавно вернулись откуда-то издалека. Грязь на их обуви еще не высохла. Спали они одетые, даже обутые. На них было оружие, хотя вечером за ужином я не заметил на них никакого оружия, за исключением кинжала.

Значит они ночью куда-то уходили, — думал я. Напоили меня вином допьяна, уложили спать, чтоб я не заметил куда они отправляются. А куда исчезли молчаливые богатыри-зейтунцы? Почему они не остались здесь? Почему Каро меня с ними не познакомил и не сказал мне кто они такие? Неужели он не доверяет мне?

Вот какие вопросы возникли в моей голове, когда я утром проснулся в минарете. Мне казалось, что я попал в какой-то заколдованный замок, что какая-то волшебная сила привела меня в это жилище злых духов, что Аслан, Каро и Саго — это лишь призраки, привидения. Не лучше ли бросить все и бежать к матери, склонить перед ней покорную голову и обещать ей, что я никогда не уйду от нее, что я буду вечно трудиться для нее и для сестер, лишь бы она не посылала меня в школу? Но когда я вспомнил страшный образ учителя, то мигом вернулось ко мне ясное сознание и наваждение исчезло. Я понял, что все, что я видел и вижу, не сон, не мечта, а действительность. И тотчас мое настроение переменилось. Нет, это не наваждение, не видение, не колдовство, думал я. Это мои добрые друзья. У Аслана ангельское сердце, Каро еще в школе любил меня, да и Саго славный, у него только язык злой, а сердце у него доброе. Нет, говорил я себе, останусь лучше здесь, не уйду от этих людей…

Когда я размышлял так, мой взгляд упал на спящих товарищей, и я вспомнил одну из сказок, рассказанных мне бабушкой. Эти три молодца мне представлялись сыновьями трех великанов, которых матери кормили не молоком, а человеческой кровью. Откуда возникло у меня такое дикое сопоставление?..

Каро спал неспокойно. Видимо, его томил какой-то кошмар. Во сне он говорил: «Убью, если не отдашь!.. Куда бежишь?.. Ведь моя пуля быстрее, чем твои ноги! Убей его, Аслан!.. Саго, осторожней, как бы кто не увидел!.. Они бежали туда, туда!..».

Эти бессвязные фразы он произносил на различных восточных языках.

Сон Аслана, напротив, был спокоен, как сон младенца. Лишь изредка он нежно улыбался. Он ничего не говорил во сне. Только один раз он произнес слово: «Соня». Бедняжка, подумал я, видимо, он любил ее раньше чем я. А может быть, он и сейчас ее любит?

Спящий Саго был такой же забавный, как всегда. Лицо его кривила насмешка. Видимо, он кого-то злит. Заря уже занималась. Отовсюду послышалось пение птиц. Дикие голуби, свившие гнездо в минарете, бились крыльями о стены и своды минарета, подымая глухой шум. Мне надоело лежать. Я встал, накинул пальто на спящего Каро и на минуту остановился около него. Он походил на огромную медную статую, которая лежала на земле. Его богатырская грудь тревожно вздымалась и опускалась. Я долго глядел на это лицо, которое внушало мне величайшее уважение и братскую любовь. И я нагнулся и поцеловал те уста, которые мне часто говорили: «Фархат, я очень люблю тебя», Он слегка вздрогнул, но тотчас же погрузился в глубокий и тяжелый сон. Я отошел.

Развалины, которые меня окружали, и минарет, в котором я находился, с детских лет внушали мне суеверный страх. Я слышал о них множество легенд и сказок. Среди этих развалин я был в первый раз, несмотря на то, что они отстоят от города на расстоянии четверти мили. Все суеверно сторонились и боялись подойти к этим развалинам. Но теперь непонятное любопытство тянуло меня туда наверх, на башню этого огромного минарета. Оттуда я хотел взглянуть на прекрасный божий мир. Я со страхом и благоговением стал подниматься по ступеням крутой лестницы. Всюду царила пустота и всюду не столько время, сколько фанатизм и суеверие превратили в развалину это чудесное произведение человеческого искусства, считая его остатком заколдованного замка царицы джинов.

Я страшно устал, пока добрался до вершины башни… Ах, как было там высоко! Весь Салмаст, освещенный лучами восходящего солнца, расстилался передо мной, словно многокрасочная чудная картина художника. Селения, сады, рощи, прекрасно возделанные поля — все сливалось в живописный пейзаж, на котором мой глаз различал знакомые места.

Вдали на высоком утесе стоят развалины Гарни-Яруга, того легендарного замка, в котором было пролито столько слёз и где погибло столько любящих сердец! По приказу из этого замка из объятий мужей вырывали прекрасных жен и доставляли подлому турецкому князю на поругание. Со всей области собирали туда красивейших невинных девушек, и ни слезы этих невинных жертв, ни мольбы родителей не могли победить похоть наглого властелина…

Направо виднелась часовня святого Иоанна. Она одиноко стояла на холме, который, наподобие сахарной головки, возвышался над равниной.

Сколько сладких воспоминаний связывало меня с этой обителью. Там в дни престольных праздников страсти и радость богомольцев горели так же ярко, как и их религиозное благочестие…

Наконец, я увидел город. Он весь утопал в садах, занимая на равнине огромный круг. Я отыскал наш квартал. Там я долго искал «ее». Мне казалось, что я увижу ее. Глаза мои наполнились слезами, и я не мог больше смотреть… Я стал спускаться вниз по вьющейся, крутой лестнице, и тут только заметил, что в башне имеется несколько тайных комнат — складов и хранилищ. Любопытство заставило меня войти в одну из этих комнат. При слабом свете, который пробивался туда через узкое окно, я увидел тут целый склад оружия, сбруи, целые мешки, наполненные чем-то очень тяжелым. Я открыл один из мешков, и там оказались патроны, порох и свинец. Было ясно, что все это принадлежит тем трем лицам, которые спали внизу, в минарете. Но для чего все это приготовлено? — думал я. Тут был запас не менее, чем на пятьдесят человек. Но где же эти люди? Все было непонятно. Мной опять овладели страх и сомнение. Тут есть какая-то тайна, думал я.

Я не хотел возбуждать в моих товарищах подозрения, поэтому не стал дольше разглядывать вещи и спустился вниз.

Они все еще спали в том же положении, в каком я их оставил. Не желая мешать им, я вышел из минарета подышать свежим воздухом.

Глава 13.

КОЛДУНЬЯ

Солнце поднялось уже довольно высоко. В свежей траве и листве, как бриллианты горели утренние росинки. Утро дышало нежной весенней прохладой, хотя настоящая весна еще не настала.

Сердце мое было полно беспредельной радостью. Почему? Я и сам не знал этого. Быть может потому, что тут я был свободен, тут меня никто не терзал, что тут не было страха ни перед матерью, ни перед учителем.

Отойдя от башни, я пошел к груде развалин. Остатки свалившихся стен, сводов, колонн были разбросаны тут и там среди густо разросшейся травы и кустарника. Здесь свободно разгуливали ежи и огромные черепахи.

Вдруг я услышал какое-то карканье, похожее на карканье ворона. Это царь развалин. Его образ с детских лет внушал мне суеверный страх. Я был уверен, что он является причиной всех этих разрушений. Я нагнулся, взял камень, чтоб убить эту проклятую птицу, но ее нигде не было видно. Я кинул камень туда, откуда, как мне показалось, слышалось карканье ворона. Вдруг я услышал какой-то человеческий визг. Мной овладел ужас…

Среди обломков я увидел наконец какую-то старуху, прижавшуюся к камню и укрытую каким-то ветхим тряпьем. Мне показалось, что это один из духов, обитающих в развалинах, или та самая колдунья, которая сторожит эти руины.

Высокая, костлявая, несколько сгорбленная, она напоминала живой скелет. Единственное, что отличало ее от настоящего скелета и оживляло ее, это были ее пылающие, дьявольски хитрые глаза. Она запросто и приветливо подошла ко мне.

— Кто ты? — спросил я.

— Так ты не Каро? — с недоумением и досадой спросила она, оставив мой вопрос без ответа.

Она говорила на ломаном татарском языке, и я по ее произношению узнал в ней «цыганку», хотя она и не принадлежала, очевидно, к тем племенам «цыган», которые встречались в наших краях.

Видно было, что старушка пришла к Каро по делу и вследствие слабого зрения меня приняла за него. Я хотел пойти, разбудить Каро, но потом раздумал и решил прикинуться им и посмотреть, что из этого выйдет. Меня на это толкало пустое детское любопытство.

— Да меня зовут Каро, — сказал я ей. — А как звать тебя?

Старуха с удивлением взглянула на меня, словно не верила своим глазам и заговорила по-персидски.

— Почему же Каро спрашивает имя своей рабыни. Каро знает, что люди называют меня Сусанной. Каро ведь все знает… Когда Динбульский хан разорил и вырезал наше племя, то Сусанна привязала к своей спине дитя Каро и одна прошла через пустыни Герата… Ах, свет очей Сусанны!.. С тех-то пор и плохо видит Сусанна…

Бессвязная речь старухи показалась мне очень туманной и темной. Я из нее ничего не понял, тем более, что она о себе говорила в третьем лице. «Дитя Каро» — думал я. А разве у Каро есть дитя? Где же это дитя? И эта старуха спасла его дитя, перенесши его на своей спине через пустыни Герата?

Все это было для меня темной загадкой. Я понял только, что, видимо, эта старуха знает Каро давно. Где-то в глубине средней Азии, в Афганистане у них были какие-то связи. Но какие и по какому случаю? Об этом я, боясь совершенно разоблачить и выдать себя, не стал расспрашивать. Я постарался исправить свою ошибку и сказал:

— Это все ведь мне хорошо известно, Сусанна, ты лучше расскажи, какие у тебя новости?..

Старуха стала бормотать что-то, словно говорила сама с собой:

— Сусанна скажет, она ведь для того и пришла сюда, чтоб сказать… Сусанна не могла удержать своих слез, когда увидела бедную девочку. Бедняжка умоляла: «Скажи, говорит, Каро, чтоб не оставлял он меня тут, я, мол, с горя умру здесь». И как она осунулась! Умрет, непременно умрет, если там останется долго… На ней лица нет! Она стала белая, как полотно. Ах, если с ней что-нибудь случится, то и Сусанна долго не проживет!..

Старуха не могла продолжать свою речь и стала горько плакать. От слез блеск ее глаз потускнел. Я всячески старался ее утешить. Когда она немного успокоилась, я, считая, что уже достаточно знаком с сутью дела, решился спросить:

— А как ты проникла к ней?

— Как проникла? — насмешливо повторила она мой вопрос, и по ее высохшему лицу пробежала дикая улыбка — А кто может закрыть путь перед Сусанной? Сусанна куда угодно проникнет! Двери ханского дворца и хижины бедняка открыты перед ней! Сусанна гадает, она знает судьбу людей, она знает, где для них скрыто добро, где зло. Дай мне руку и я погадаю тебе! — Как будто она позабыла о своем горе, о «бедной девочке», словно забыла, что она говорит с Каро. В ней заговорила дикая «цыганка». Ее недавние слезы и теперешний смех свидетельствовали о том, что бедная старушка помешанная.

— Ладно, погадаешь после, — сказал я, — ты лучше скажи, когда ты ее видела?

— Сусанна вошла в замок, когда утренняя роса еще не высохла. Служанки побежали Сусанне навстречу: «Поди, поди, старуха, погадай нам», — говорили они. А потом и повели… — Старуха не успела кончить свою речь, так как в эту самую минуту из минарета вышел и подошел к нам Каро — бледный и невыспавшийся. Старуха бросила на меня мрачный взгляд и отошла со словами:

— Ты не Каро! Ты обманул Сусанну!

В ее взволнованном голосе звучали гнев и угроза.

— Ничего, Сусанна, ничего, — успокаивал ее подошедший к ней Каро, — ведь это мой брат…

Они отошли от меня за стену, где долго беседовали неслышным голосом. Но стена была невысокая, и я видел их. Каро слушал старуху, опустив голову. Старуха ему что-то рассказывала. Теперь я уже отчасти понимал, о чем могут говорить они. Как ни темны и бессвязны были сообщения Сусанны, я все же из них сделал некоторые выводы. Видимо, жизнь какой-то девушки или женщины была в опасности. Между этой девушкой и Каро есть какая-то связь. Каро хочет спасти ее. Хитрая старушка служит орудием в этом деле. Женщина или девушка находится в «замке». А в каком замке? Кому принадлежит этот замок? Вот что оставалось для меня тайной!

Я долго смотрел на полупомешанную Сусанну. Когда она кончила свой рассказ, испустила крик, похожий на тот самый крик, который услышал я перед встречей с ней. Опять мной овладело суеверие. Вдруг я увидел маленькую девочку, одетую в какое-то пестрое яркое платье. Она быстро выбежала откуда-то, словно из-под камней, и подбежала к Каро. Каро обнял ее и поцеловал. После этого и старуха, и девочка куда-то скрылись, исчезли. Все это произошло так внезапно и быстро, что я был поражен. Мне представлялось, что эта девочка одна из тех духов, которых старая колдунья держит в повиновении, водит с собой и заставляет служить себе! Но, боже, как она была прелестна! Ее образ точно молния блеснул перед моим взором и мгновенно исчез, но исчез, оставив неизгладимое впечатление…

Почему Каро поцеловал ее? Кто она?

Я думал, что Каро от меня ничего не скроет и расскажет все, расскажет, кто эта старушка, кто — девочка, так внезапно появившаяся и также внезапно быстро исчезнувшая среди развалин. Я даже решил спросить его об этом. Но когда я увидел его взволнованное, встревоженное лицо, то ни о чем не стал его расспрашивать. Видимо, его страшно взволновали принесенные старушкой вести.

— Эта старуха помешанная? — спросил я, когда Каро подошел ко мне.

— Нет, — ответил он. — Но только, если ты еще раз ее встретишь, пожалуйста, не напоминай ей ее прошлое.

Затем он перевел разговор на другое.

— Нам придется уехать отсюда, Фархат, — сказал он.

— Куда? — спросил я.

— Пока я и сам этого еще не знаю. Мы из тех птиц, которые долго не могут сидеть на одной ветке.

Я ему на это ничего не ответил.

— Ты еще не переменил своего вчерашнего намерения, — спросил он, взяв меня за руку и отводя в сторону, как бы желая говорить со мной наедине.

Я затруднился ответить.

— Почему ты не говоришь?

— А что мне говорить?

— Мы должны отсюда удалиться. Не хочешь ли ты вернуться к матери?

— Нет, я хочу остаться с вами.

— Брось ты нас, Фархат, иди лучше к матери, утешь ее старость. Уйди лучше от нас. Мы, люди обреченные, мы махнули рукой на все. Наш корабль плывет среди бурь и бог весть, чем все это кончится… Тебе суждено тихое счастье. Уйди лучше, женись на Соне, она ведь тебя любит. Счастливо и весело ты проживешь с ней всю жизнь. Соня хорошая девушка.

Последние слова тронули меня, и невольные слезы потекли из моих глаз. Каро притворился, что ничего не замечает и продолжал:

— Помнишь, Фархат, когда мы были еще в школе, часто говорили друг другу, что мы братья, что мы вместе будем работать и вместе будем пользоваться плодами нашего труда. Так вот, сейчас у меня есть при себе небольшая сумма, вот в этой кошели, возьми, я даю ее тебе. Мне она не нужна. На эту сумму ты купишь себе кусок земли, соорудишь соху и сам будешь возделывать свою землю. Сладки плоды, полученные от собственной земли!

Я отстранил кошель и ответил:

— Да, Каро, я помню все о чем мы клялись с тобой, когда были в школе. Но, видимо, ты забыл, что мы поклялись также в том, что будем помогать друг другу в беде. Как же теперь я могу уйти от тебя, когда ты сам говоришь, что корабль ваш плывет среди бурь?..

— Это правда. Но какое я имею право втягивать тебя в беду, которую я сам приготовил для себя.

— Мне все равно, кто ее приготовил.

— Но известно ли тебе, — продолжал Каро, — что мне в мире терять нечего. А по тебе будут тосковать мать, сестры, наконец, Соня. Ты разве не думаешь спасти ее? Ведь она в полном рабстве у своего отца-зверя.

— Думаю. И даже обещал ей это. Но я ее могу спасти и не расставаясь с тобой.

— Хорошо, — сказал он взволнованным голосом… — Все же ты должен принять эти деньги. Пошлешь их матери, чтоб она не голодала. Бог знает, может быть тебе надолго придется расстаться с ней…

Я отказался принять эти деньги, прося, чтоб он сам распорядился как знает. Каро согласился. Я заметил, как он был возбужден и как у него горели глаза. Видимо, тяжело было ему согласиться на то, чтоб я остался с ним.

— Но ты должен принять несколько условий, Фархат, — сказал он.

— Я на все согласен, — ответил я.

— Слушай же. Многое ты увидишь, — продолжал он, — но ты должен держать себя так, как будто ты ничего не видел.

— Я буду как слепой.

— Многое ты услышишь, — продолжал он, — но ты должен держать себя так, как будто ты ничего не слышал.

— Я буду нем, как камень.

— У тебя не должно быть своей воли.

— Во всем я буду подчиняться твоей воле.

— И воле моих товарищей, — добавил он.

— И воле твоих товарищей, — повторил я.

— Довольно! Дай мне твою руку.

Я протянул ему свою руку! Он обнял меня и поцеловал. И этим братским поцелуем как печатью был закреплен наш обет.

Я обещал быть глухим и немым, я обещал быть слепым орудием, я обещал быть бездушной, безвольной машиной… И я сдержал свое обещание…

В те времена в Персии только что появилось тайное общество, которое называлось «Фарамушхана», т. е, «Дом забвения». Главным условием приема в это общество было то, чтоб каждый член, выходя из этого «дома», забыл все, что он там видел и слышал. Иными словами, он должен был держать все ему известное в строжайшей тайне. Какова была цель этого общества я не знаю, как ни один член этого общества не знал, что делает другой, выше его стоявший член того же самого общества. Младший член в этом обществе был покорным и послушным орудием старшего. Он должен был беспрекословно подчиняться старшему члену и исполнять все его приказания, не зная, для какой цели это он делает. Истинные цели общества были известны лишь главарям. Все остальные члены общества были безвольными машинами в их руках. Каждый член по известным признакам мог узнать другого члена общества, при этом совершенно не зная как звать этого члена и откуда он. Лишь внутри каждой отдельной группы у членов не было тайны. Но каждая отдельная группа не имела понятия о деятельности другой группы. Я, казалось, попал в подобное общество. И от меня взяли обещание, что забуду все, что увижу и услышу. Я сдержал свое обещание. Эти строки я пишу уже спустя пятьдесят лет, когда тех лиц уже нет на свете, после того как они появились и пронеслись подобно быстрой буре.

Глава 14.

КОНЬ

С детских лет я безумно любил верховую езду. Но, за неимением коня, я довольствовался тем, что садился на свою длинную палку и целыми часами катался на ней по двору. Позже деревянного коня заменили различные животные. Нашим телятам я не давал покоя. Даже огромный, похожий на волка пес, наш Мро — и тот вынужден был служить моим наездническим забавам. Я садился на него верхом и держался за его огромные лапчатые уши. И бедный пес великодушно прощал мне все и, поворачиваясь по моей прихоти то туда, то сюда, катал меня по двору на своей спине. А когда мне исполнилось десять лет, я стал каждый вечер с нетерпением ждать возвращения с поля стада. И, когда я замечал вдали облако пыли, поднимаемое стадом, тотчас бежал ему навстречу и садился верхом на первого попавшегося ослика. Ах, как ликовал я, когда мой Пегас мчал меня по широкому полю!

Осликов заменили кобылы. Нельзя было без ужаса смотреть на меня, когда я, вцепившись в гриву молодой дикой кобылы, несся по полю, как ветер. Пастухи сердились и грозили мне, но я не обращал на них никакого внимания. И сколько раз я падал, сколько раз ломал себе руку или ногу, сколько раз возвращался домой с разбитой головой или израненным лицом! Мать начинала плакать и говорить, что я действительно дьявольское отродье, что я погибну от какой-либо беды — либо утону в реке, либо свалюсь с дерева или скалы, либо меня съедят звери в степи. Она шла к учителю жаловаться. Но ни «фалахка», ни «поучение», ни стояние на коленях не могли отучить меня от этих детских забав и игр, которые были строжайше запрещены ученикам нашей школы…

Такую же страсть я питал к оружию.

И вот, представьте мой восторг, когда заветнейшие мои желания исполнились — у меня было оружие и конь. В тот же вечер вновь появились два богатыря-зейтунца, из которых одного звали Мурадом, а другого — Джалладом и привели четырех великолепных копей. Видимо, кони эти паслись неподалеку в горах, так как среди развалин нечем было бы их кормить. Каро подозвал меня и, передавая мне одного из четырех коней, сказал:

— Вот твой конь. Надеюсь, управишься с ним.

Затем он передал мне ружье, пару пистолетов и шашку и добавил:

— А вот и твое вооружение. Надеюсь научишься им пользоваться.

Я был так смущен и рад, что не мог произнести ни одного слова благодарности. Я кинулся ему на шею и стал его целовать. Mне казалось, что я получил целое царство. Каро дал мне также одежду и велел переодеться. И в этой новой одежде меня не только мать, не только отец Тодик, но и сам черт бы не узнал. Одежда моя была точь в точь такая же, как и у моих товарищей.