— Мы не против общения, — Стан подмигивает бармену и тащит меня за столик, а я несу два бокала с пивом.
— Проколотые соски? Серьёзно? Ты бы ещё ему их показала, — злобно шипит Стан.
— Мы не против общения? Серьёзно? Ты чёртов вампир. Думаешь, они не смотрели «Тридцать дней ночи»? Они явно с этим знакомы, посмотри на кресты и дробовики, висящие на стенах, — в том же духе отвечаю ему.
— Я просто был дружелюбным и старался не вызвать подозрений.
— Я тоже.
— Соски это перебор.
— У тебя был пирсинг на члене, — напоминаю ему.
— Он до сих пор там, когда мне хочется. Хреново, что мы так быстро регенерируем, — жалобно кривится Стан.
Я закатываю глаза и делаю глоток пива.
— Нормально?
— В полном порядке. Я спокойно ем пищу и пью кофе, когда захочу.
— Что ж, тогда мы в порядке. Как тебе здесь? Есть какие-то продвижения внутри тебя?
— Ага, моча двигается. Тебя это интересует?
— Фу, — Стан дёргает головой и цокает. — Я про другое.
— Да мне плевать. Люди как люди. Крупные и большие люди. И ещё пара шлюх. Миленько.
— Только не начинай снова про них. Я был молод.
— Я молчала. А вот теперь тебе придётся много говорить. Одна дама хочет тебя, — тихо произношу, опуская взгляд и сдерживая хохот, когда размалёванная девушка двигается в нашу сторону. Хлопок её жвачки вызывает очередной приступ омерзения. Нет, я не против этой прекрасной профессии, правда. Я против немытого тела, гнилых зубов и вагинальных воспалений. А от девушки этим просто несёт.
— Привет, — девчонка плюхается на стул между нами со Станом. — Я Красотка. А вы кто такие? Ты кто такой?
Она хлопает своими плохо наклеенными ресницами и с вызовом смотрит на моего «жениха».
— Я человек, который пришёл выпить пиво со своей будущей женой. А ты? — кривится Стан.
— О-о-о, так вы вместе? — Девчонка окидывает меня пренебрежительным взглядом и поправляет свою блузку на груди. Опять. Мы проходили это сотню раз, если не тысячу.
— Ага, скоро мы поженимся. Взяли небольшую передышку, чтобы потрахаться всласть, пока нас не донимают родители и другие родственники, — отвечает Стан.
— А она это умеет?
— Красотка, отвали от них! — рявкает на девчонку бармен.
Девчонка закатывает глаза и цокает.
— Уверена, что смогу переплюнуть всё, что она умеет. Найди меня, — произносит девица и, положив записку с номером телефона, как я подозреваю, на стол перед Станом покачивая бёдрами, уходит от нас.
— Мило, — я сдерживаю хохот.
— Мерзость, — Стан комкает бумажку и бросает её в пепельницу.
— Ты слишком красив.
— Я слишком умён и стар, чтобы обратить на это внимание.
— Но и красив. Знаешь, ты самый красивый мужчина, которого я видела в своей жизни.
— Ты что, клеешься ко мне? — усмехается Стан.
— Нет, говорю правду. Скажи, ты любил её? Свою жену? — интересуюсь я.
Стан сразу же мрачнеет.
— Хотел бы. Я выдумал себе эту любовь. Мне так хотелось пережить это чувство, что порой казалось, что любил. Она была прекрасной и умной женщиной. Яркой, красивой и безумно сексуальной. Она подарила мне много лет интересного брака, но это не имеет ничего общего с любовью, к примеру, твоих или моих родителей.
— Мне порой думается, что такой любви больше не существует. Сколько из наших на самом деле создали такие союзы? Я не помню ни одного, пока была среди вас.
— Говорят, что создают. Я не уточнял, но любовь есть, Русó. Она всегда была и будет, просто наше время ещё не пришло.
— А если оно не настанет? То есть не всем же прописано время любви. Люди тоже проживают жизнь без этого настоящего чувства, они имитируют его, как и мы. Вдруг не все из нас умеют любить?
— Все умеют. Все. Только кто-то не готов к этому. Любовь это… страшно.
— Страшно? — переспрашиваю, удивлённо гладя на Стана.
— Да. Страшно. Посмотри на моего отца, как он сдал за последние годы. После смерти мамы он больше ни с кем не встречался. Живёт один, разговаривает с портретом мамы и любит её до сих пор. Да и многие умирают, когда теряют любимых. Я точно знаю несколько таких случаев. Если погибает один партнёр, то второй не может долго жить. И я боюсь этого чувства. Боюсь, что мне тоже не повезёт, и я буду жить в том же мраке и лишь воспоминаниями прошлого, если со мной такое случится.
— Выходит, что ты не такой уж и мечтатель, да? — усмехнувшись, поддеваю его.
Стан грустно улыбается и делает глоток пива.
— Я никогда и не был мечтателем, Русó. Это ты хотела меня таким видеть, а я не хотел тебя разочаровывать. Мне всегда казалось, что если я не буду балагуром, шикарным любовником, и по мне не будут сходить с ума женщины, ты бросишь меня. Ты поймёшь, что я просто обычный и скучный.
Удивлённо приподнимаю брови и касаюсь своей ладонью мягкой и гладкой щеки Стана.
— Я бы никогда тебя не бросила из-за этого. Ты для меня всегда был особенным, таким же и останешься.
Друг перехватывает мою руку и нежно касается своими губами кончиков моих пальцев. Стан всегда так делал, когда хотел выразить свою любовь ко мне. Когда мы были молоды, то мало понимали в любви, родственных узах и других сильнейших эмоциях, которые переполняли нас. Мы не в силах были выразить их правильно, потому что чувствуем в разы сильнее, чем люди. К примеру, когда мы счастливы, то кажется, что вот-вот взорвёмся от этой эмоции. То же самое происходит и с сильной злостью и горем. Поэтому мы со Станом научились передавать сигналы через тактильные прикосновения или просто взгляд, чтобы не забираться друг другу в голову. Это совсем невежливо на самом деле. Мы читаем мысли людей и друг друга только по крайней необходимости. Мы уважаем личные рамки каждого.
— Так хорошо снова обрести нашу связь, Русó, — соблазнительно улыбнувшись, Стан подмигивает мне, продолжая играть с кончиками моих пальцев. Опускаю взгляд на свою руку и улыбаюсь, вспоминая, как часто мы так же играли под столом за завтраком, обедом или ужином. Я старше Стана, но выглядела всегда младше его. Он, как мужчина-вампир, вырос быстрее меня физически и внешне, а женщины развиваются постепенно, без особой спешки. И я всегда воспринимала Стана, как своего самого любимого старшего брата. У меня не было такой связи с моими кровными братьями и сёстрами, как со Станом. Это ещё одна не особо приятная для многих связь. Наша кровь сама выбирает того, кто станет нашим братом или сестрой. Порой этими людьми становятся абсолютно неприятные нам вампиры. Но потом, со временем, необходимость наладить эту связь берёт своё, и это даже физически больно. Это один из способов нашего выживания.
Телефон Стана звонит, и наше особое настроение, которое я так давно не чувствовала, да и сейчас не успела, разрушается. Взгляд друга из затуманенного и полного гармонии становится напряжённым и серьёзным.
— Отец. Мне нужно ему ответить, — недовольно говорит Стан, глядя на экран своего мобильного. — Я выйду на улицу. Ты будешь в порядке?
— Да, всё хорошо, — киваю ему.
Стан секунду внимательно смотрит на меня, словно боится оставить, как будто я исчезну, или меня снова начнёт рвать фонтаном крови, но потом мысленно сдаётся и быстро выходит из паба.
Опускаю взгляд и изучаю пузырьки в своём напитке.
Знаешь, мой друг, как часто я думала, что всё было бы проще, если бы мы со Станом были возлюбленными. Нам бы не пришлось так много страдать. Я видела тех, кто находил своих возлюбленных, и их жизнь, по их словам, менялась. Мои родители всегда несли с собой любовь и доказательство того, что она существует. Они прожили вместе восемь столетий, и ни разу ни одному из них не было скучно. Они ссорились, иногда даже шипели друг на друга, а это у нас высшая степень агрессии, но потом всегда успокаивались и решали все проблемы. Они были вместе и погибли тоже рядом друг с другом. Об этом мечтают люди. Вот о такой любви, но людям ещё сложнее любить, чем нам. У нас всё проще. Наша кровь быстро нам подсказывает, ведь наши возлюбленные это вечные партнёры, от которых не просто так отказаться. От них невозможно отказаться на самом деле, как и игнорировать их. Это физически больно. Это невыносимо, по словам моих родителей. Возлюбленные не только поддерживают друг друга, но и увеличивают силу своих родов. Они объединяют все свои умения, а если это два древних и чистых рода, то сила становится невероятной, но всё же победимой. Иначе бы мои родители были живы. Я…
— Привет, — мои мысли обрываются, и это вызывает внутри меня раздражение. Вскинув голову, я вижу перед собой улыбчивую и милую девчонку с копной тёмно-рыжих волос.
Я вопросительно выгибаю бровь, не понимая, что ей от меня нужно. Конечно, она для меня просто девчонка. Я старая, а ей, по человеческим меркам, около двадцати пяти лет или немного больше. Её полные губы мягко изогнуты в дружелюбной улыбке. Смуглая кожа сверкает при искусственном свете, словно она имеет естественный солнечный шиммер. Раскосые тёмные глаза с интересом смотрят на меня.
— Прости, я такая невежливая, да? Просто не смогла не подойти. Я Наима, — произносит девушка, протягивая мне руку и плюхаясь на стул Стана, стоящий напротив меня.
Я убираю руки под стол.
— Я не люблю людей и общество. Предпочитаю одиночество, — сухо отвечаю. — Прости.
— Ох, — её радость быстро исчезает, и она, тяжело вздыхая, убирает свою руку, которую я так и не пожала. — Это ты меня прости. Здесь так скучно, ты не представляешь. Я увидела тебя с этим красавчиком и знала, что мне нельзя быть такой напористой. Я просто… здесь безумно скучно, а ты моего возраста, и прикид у тебя классный. Вы из Лос-Анджелеса, да?
Я киваю. Боже, она издевается надо мной. Я же сказала, что не хочу ни с кем общаться.
Наима задумывается на секунду, а потом её тёмные глаза снова вспыхивают радостью.
— Круто. Так круто. Я мечтаю поехать туда, где солнце. Здесь, как ты понимаешь, его очень мало, и ещё этот постоянный холод. Бр-р-р. Ненавижу холод.
— Тогда есть ли смысл здесь жить? — безынтересно спрашиваю.
— Увы, должна, — недовольно цокает она. — Здесь мой брат, и он не хочет никуда уезжать, а я как бы за ним присматриваю. Он потерял свою невесту десять лет назад, подростковая любовь и все дела. Его невеста умерла от рака. Он хотел наложить на себя руки, поэтому мне пришлось остаться здесь. Боюсь оставить его одного, хотя он убеждает меня, что всё окей. Но мы то знаем, что это не окей. А также знаем, что наша шлюшка Красотка совсем не красотка. Мне жаль, что твой друг стал её жертвой. Это мерзко. Но туристы клюют на неё. Это же мерзко, да? Я имею в виду, как можно спать с ней? По ней же видно, что она просто шлюха. Она…
— Мне неинтересно, — грубо перебиваю её.
Наима поджимает губы, натягивая улыбку.
— Прости, я такая навязчивая. Но ты… ты моего возраста, а мне редко удаётся познакомиться здесь с кем-то новым. Сейчас не туристический сезон, да и туристы у нас огромная редкость, на самом деле. Мы же в заднице мира живём. Прости, я так много болтаю. Прости, — она искренне переживает за свою болтливость. Милая девочка, но друзья мне не нужны.
— А этот красавчик твой парень или просто друг? Бипер, наш бармен, вы с ним болтали, сказал, что вы как бы пара. И я безумно тебе завидую. Просто ужасно. Он такой красивый и нежный. Такой… просто вау. Он…
Закатив глаза, я поднимаюсь с места и собираюсь уйти, потому что это уже бесит. Наима тоже подскакивает со стула, взволнованно глядя на меня.
— Блин, прости меня. Я такая дура. Прости, конечно, он красавчик для тебя, не для меня. Я не собираюсь разрушать ваши отношения, клянусь. Я просто… дура. Но если тебе… вдруг станет скучно, а твой жених не сможет помочь, то я зависаю здесь каждый вечер. Приходи. Ну или не приходи. Или всё же приходи…
Я ухожу. Надоело. Господи, какая болтливая девушка.
— Я была рада познакомиться! Миру мир! — кричит Наима вдогонку, когда я хлопаю дверью бара.
Заметив Стана, расхаживающего перед машиной, направляюсь к нему. Он поднимает голову, продолжая говорить с отцом. Я перерезаю себе горло, показывая ему, что с меня хватит.
— Я понял тебя, папа. Хорошо. Мне нужно идти, — Стан завешает звонок и выглядывает за мою спину, наверное, проверяя, не убила ли я кого-нибудь. — Что случилось?
— Меня сейчас стошнит. Ко мне приклеилась безумно болтливая девчонка. И я устала. Хочу спать. Что хотел дядя?
— Ничего особенного. Спрашивал о тебе и учил меня уму-разуму, как обычно, — раздражённо фыркает Стан. — Мне не следовало оставлять тебя там одну.
— Всё в порядке. Пятнадцать минут прошли, поэтому домой, да?
— Домой. Ты молодец.
Только я не чувствую себя молодцом. Я чувствую, что меня раздражает жизнь. Раздражают все эти голоса и даже фонари вокруг. Я хочу спать. Когда мне не дают спать, я злюсь и иду спать.
Едва мы выезжаем с парковки, расположенной перед баром, и я сразу же проваливаюсь в сон.
Глава 6
Сон для нас это не такая уж и большая необходимость. Благодаря нашей быстрой регенерации и огромной энергии, которые вырабатываются благодаря крови, важное условие — человеческой крови, многие из нас не спят, а занимаются своими делами или развлекаются. Но всё зависит от возраста. Когда ты старше, чем молодые вампиры, то тебе уже не доставляют удовольствие ночные клубы или наркотики. Возраст — убийца желания жить. Тебе это сложно понять, мой юный друг, ведь у тебя есть ограниченный отрезок времени, и ты хочешь всё успеть. А нам уже спешить некуда.
Резкая тошнота будит меня. Распахиваю глаза, чувствуя, как по лбу скатывается холодный пот. Я не помню, что именно случилось, раз мне стало настолько плохо.
— Всё хорошо! Хорошо! — Сбоку от моей кровати включается свет, и рядом со мной садится Стан, взволнованно протирая мой лоб.
— Я… господи, меня сейчас вырвет, — выдавливаю из себя.
— Сюда.
Друг помогает мне подняться и удерживает мои волосы, как и направляет голову прямо в ведро, пока меня рвёт. Кровь и неприятная слизь натирают мою гортань. Я кашляю несколько раз. А затем падаю на кровать, тяжело дыша.
— Какая гадость, — стону я, прикрывая глаза. — Гадость.
— Ещё бы. Ты как? — Стан вытирает мой рот полотенцем и протягивает мне стакан с водой.
— Хреново. Голова болит и горло, — отвечая, привстаю на кровати и делаю пару глотков воды.
— Ты спала сутки, Русó. Честно говоря, я уже достаточно напуган. Почему тебя сейчас рвало? — мрачно спрашивает Стан.
— Кошмар, — шепчу я и ставлю бокал на тумбочку.
— Кошмар? У нас не бывает кошмаров.
— У вас нет, у меня да. Мой первый кошмар. Я держала в руках глаз папы и съела его. Это и вызвало тошноту. Что за чертовщина происходит, а? От меня уже несёт гнилью?
— Нет. Самое странное, что нет, ты не пахнешь, как умирающие. Ты и выглядишь нормально. Моя жена, когда заболела начала резко худеть. Она быстро превратилась в скелет, иссохла вся и жутко воняла. Поверь мне, эту вонь я бы ни с чем не спутал.
— Значит, я гнию вкусно, — усмехаюсь я.
— Это не смешно, — остро реагирует Стан. — Это ни черта не смешно!
— Я знаю, прости. Но я же не чувствую страха, поэтому мне смешно. Прости, да, я неправильно себя веду. Значит, я долго спала?
— Сутки, Русó. Сутки. Ты заснула в машине, и я отнёс тебя в спальню. Сегодня утром я пытался тебя разбудить, ты ни на что не реагировала. Совсем ни на что, словно была в коме. Я не знаю, что делать, Русó. Может, стоит сказать отцу или Саву? Они должны знать больше нашего.