Глава 1
А потом… какой-то идиот включил свет.Рэй Брэдбери, «Октябрьская игра»
Я ввалился внутрь, толкнув всем весом дверь туалета. Руки мои дрожали, зажатая между пальцев сигарета прыгала в полутьме, посыпая на грязный маслянистый пол порции серого пепла. Лицо пылало, пот стекал по лбу, скапливался в подмышках, лил по спине подобно водопаду. Сердце в груди никак не умолкало, барабаном отстукивая в оковах грудной клетки бешеный ритм, от чего вся съеденная недавно еда попросилась наружу.
Неровными шагами я торопливо прошел вперед и сразу же грохнулся на колени перед унитазом. Некогда белый новехонький фаянс ныне был покрыт слоем желтизны, созданной временем и нечистотами. Судя по омерзительному запаху, от которого меня тут же вывернуло наизнанку, его давно никто не чистил, и в этом коричневом покрытом сетью мелких трещин тазу от края вниз шла темная полоса ржавчины от вечно протекающего бака.
Закончив свое дело, я глубоко вдохнул и тут же выдохнул. Легкие заполнил тяжелый воздух, пропитанный ароматами общей уборной и вонью местной жратвы, что проникала в каждый уголок этого небольшого здания через ветхую вентиляцию.
— Как же так… — сорвался с моих губ дрожащий голос, в коем я не сразу узнал собственный, настолько сдавленно и хрипло он звучал.
Чтобы успокоить нервы, я приложил сигарету ко рту и глубоко затянулся. Глотку тут же сковала слабая боль, едкий дым ударил по горлу. Это я не заметил, что огонек вплотную подобрался к фильтру.
— Ч-черт!
Я нервно бросил окурок в унитаз и нажал на кнопку смыва. Желтая вода с частичками мелкого песка и еще какого-то мусора шумно хлынула в чашу, унося за собой остатки моей трапезы и желчи, а после принялась с утробными хрипами заполнять опустевший бак из почерневшей металлической трубы, кое-как прикрученной к стене толстыми железными ободами на паре болтов.
Сглотнув, я прочистил горло, вытащил из нагрудного кармана куртки помятую картонную пачку, выудил из нее сигарету и, зажав трясущимися губами золотистый фильтр, подпалил одним привычным движением по зажигалке.
— Ох… Что за скотство, — я с благоговением затянулся и оперся спиной о стену, пытаясь сохранить свое тело в вертикальном положении. — И что теперь делать?
Голова кружилась от внезапного стресса, однако после первой же затяжки дрожь во всем теле немного уменьшилась. Вряд ли причиной тому был распространившийся по жилам никотин, скорее сам ритуал позволил мне взять себя в руки и немного успокоиться.
Я прикрыл глаза. Передо мной еще стояла та ужасающая картина, свидетелем которой я только что стал.
Огромные бурые пятна покрывали все ее тело, волосы слиплись во влажные скользкие патлы. Кровь сочилась из ран, пропитывала тканевую подстилку и лужицами скапливалась на слое черного полиэтилена под ней.
Неужели все это случилось со мной наяву? Она правда лежала там, связанная скотчем подобно обычной животной туше в куче своих испражнений?
— Господи! Пожалуйста, скажи, что у меня галлюцинации!
Страшно… Проклятье, как мне страшно… И зачем я только полез в его треклятый багажник? Следовало просто пройти мимо, пропустить мимо ушей этот странный стук! Черт бы побрал мое идиотское любопытство!
Меня снова затошнило. Тем не менее, я сдержался, на ватных ногах проковылял к умывальнику и включил воду. В любой другой ситуации я бы воздержался от подобных действий, однако сейчас сложился совершенно уникальный случай, и я, отложив сигарету, без колебаний набрал прохладную ржавую воду в ладони и умылся, прополоскав заодно рот.
— Твою мать… Твою мать…
Опершись руками на края торчащей из стены раковины, что по «чистоте» ничуть не уступала унитазу, я сплюнул неприятно вязкую слюну и снова затянулся, за раз прикончив треть сигареты.
Кровь стучала в ушах. Я до сих пор чувствовал этот металлический запах, который плотным туманом окутывал все вокруг подобно едкой ауре духов, шедшей от дамы в летах, старавшейся этим амбре перекрыть свои естественные запахи старины и разложения. Жар разгоряченной кожи еще пульсировал на кончиках моих пальцев, прожигая их до кости, и страх… Господи, этот ни с чем не сравнимый животный страх, сводящий с ума!
— Успокойся! Выдохни!
Я затянулся в третий раз и затушил сигарету, бросив ее в раковину под струю воды, после чего снова набрал воду в ладони и хлопнул ими себя по щекам, чтобы немного прийти в чувства.
— Нельзя здесь торчать, — пробормотал я шепотом. — Нельзя оставаться! Но что делать? Бежать? А как же тогда?..
Я поднял голову. В мутном зеркале, половину которого скрывали древние разводы толщиной в добрых несколько миллиметров, на меня уставилось собственное отражение. Темные карие глаза были широко распахнуты, они горели возбуждением и ужасом. Под ними виднелись густые мрачные круги, вызванные недосыпом, а некогда здоровое и даже немного пухлое лицо заметно осунулось, щеголяя выступавшими вперед скулами.
— Ладно… — я набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул. — Ладно.
Я подпалил следующую сигарету. Спустя несколько секунд мне удалось наконец обуздать рвущиеся наружу чувства, и я, вытерев лицо рукавом, проследовал к выходу из туалета, стараясь изо всех сил подавлять свои эмоции.
— Эй, парень, ты как? Дерьмово выглядишь, должен сказать.
Невольно дернувшись от резкого голоса, я повернул голову в сторону хозяина этой придорожной забегаловки. Он, как и в последний раз, когда я его видел, стоял за небольшой барной стойкой и похлебывал из полулитровой кружки синего цвета какое-то смолянистое варево, лишь отдаленно напоминавшее кофе.
— Ч-что, простите? — нервно переспросил я, по привычке приглаживая и без того прилипшие к черепу волосы.
— Видок, говорю, у тебя стремный, глухота! — басовитый голос с хрипотцой стал вдруг оглушающе громким. — Что с тобой, немощь?
Я сглотнул.
— Отравился, кажется. Можно мне стакан воды?
Усевшись за стойку, я подтянул себе пальцами пепельницу. Хозяин же, фыркнув, налил в граненый советский стакан, к счастью, чистую питьевую воду из кувшина и с хлопком поставил его передо мной.
— Но-но, ты тут мне не задвигай, — уже тише продолжил он. — Не мог ты у меня ничем отравиться. Все свое, родное, никакой химии!
Я бы мог возразить, ссылаясь на тот факт, что в таком захолустье неоткуда браться ничему «своему», но в данный момент желание спорить у меня напрочь отсутствовало.
— А ежели удумал жаловаться, — старичок воздел скрюченный палец вверх и погрозил им воздуху, — то сначала пожалуйте доказательства. Без доказательств сейчас ничему верить нельзя. Вот и тебе я не верю, усек?
Я молча кивнул и перевел взгляд на маленький пузатый телевизор, стоявший на опасно качающемся кронштейне, прикрепленном к стенке. По первому каналу, как обычно, крутили новости – судя по кадрам, безрадостные.
— Громче сделать?
Проследив за моим взглядом, хозяин кафешки и по совместительству ее единственный работник вытер ладонь о посеревший фартук и взялся за пульт.
— Да, пожалуйста.
Он прибавил громкости, и голос ведущего стал более различим. Сюжет, хоть и не особо меня заинтересовал, послужил хорошим поводом отвлечься, чтобы немного прочистить мысли, поэтому несколько минут я потратил, внимательно вслушиваясь в торопливый женский голос, подкрепленный вереницей довольно мрачных, если вовсе не чернушных, кадров, наполненных мозаикой замыленных трупов.
— Во дела творятся, скажи же! То-то я думаю, народа в последнее время почти нет, а ежели катаются, так все мимо! — заохал дедок, качая лысеющей головой. — Кстати, ты ж со стороны города едешь, разве нет?
— Угу, — пробормотал я в ответ, промачивая водой горло.
— И правильно. Валить надо из таких мест, пока на тебя до кучи чего не навесили.
Пробормотав что-то про сатанинских отродий и с опаской перекрестившись, старик продолжил хлебать свое варево. Несколько минут мы с ним просто молча смотрели в ящик, полностью поглощенные съемкой с места преступления.
Ведущий называл это новым ужасом современности, кошмаром наяву. Под аккомпанемент переполненных страхом голосов свидетелей и нарочито механическом говоре лиц органов правопорядка, рассказывающих о деталях обнаруженных зверств, мелькали на экране фотографии жертв, а также изображения предполагаемых убийц, подлежащих тщательному розыску. Некоторых, судя по словам полиции, уже поймали и сейчас активно допрашивают, однако из контекста их слов уже было понятно, что результатов они не добились никаких и сейчас отчаянно увиливали, чтобы не вызвать недовольство толпы, вот-вот готовой приступить к линчеванию всех подряд, кто бы ни попался под руку.
— Ох, бардак! — эмоционально тряхнул головой хозяин кафе. — Слыхал? Говорят, каких-то троих бедолаг насмерть забили! Посчитали за каких-то маньяков, накинулись толпой и так запинали, что скорая не откачала! Так и померли, в пути.
Я отпил воды и прочистил горло.
— Да уж, — продолжал увещевать старик. — Правду говорят, человек один, он умен, а толпа – глупа почище любого барана.
— Не сказал бы, что все люди поодиночке такие уж умные, — наблюдая за плавающими в стакане чаинками, видимо, прилипшими с прошлого раза, заметил я мимоходом, благодаря своего собеседника за лишний шанс направить поток мыслей в другое русло.
— Эх, молодежь! Все-то вы в негатив любите, вам дай только поныть на тему вселенского зла и обреченности. А как ж тогда жить, с таким-то настроем? Поэтому и катится все к черту!
Я снова посмотрел в телевизор.
Возможно, в чем-то этот старик и был прав.
— А я думаю, брехня все это.
— Что?
— Ну, в наше-то время нельзя столько народу положить и ни разу не попасться. Как мне кажется, эти идиоты просто сидели на заднице ровно, пока жареный петух в бошку не клюнул, а потом начали оправдания придумывать. Что, не знаешь, как у нас дела делаются? Им бы просто бабло получать, а как работать надо – ленятся и не хотят, ноют. Да у них пузо больше, чем у моей, земля ей пухом, благоверной, а она, уж поверь, и коня бы задавила, если б ему на горб уселась!
— Эм, не все же такие, — попробовал я слабую попытку возразить.
— Все, не все, какая разница! — отмахнулся старик. — Главное, когда надо, ничего у них не работает. Вот такая вот куча, мать вашу! На кой черт только перлись туда, раз дело делать не хотят?
— Совсем уже у людей крыша едет! — не уставал изумляться хозяин забегаловки. — А все из-за чего, знаешь?
Я продолжал курить без остановки, запивая водой из стакана сухость в глотке. К счастью, нервы немного успокоились, и меня уже трясло не так сильно, как раньше.
— Из-за ситуации в мире! Ага, так и есть! Напряжение, оно ведь хоть и не заметное, а на мозги все равно влияет. Сам не осознаешь, как начинает колпак подсвистывать. Вот взять этот город наш, так в нем половина алкашня всякая, а вторая – идиоты поехавшие. Скажи мне, что же хорошего в таком городе произойти может? Правильно, только чернуха всякая!
Старик говорил еще что-то, развернув целую философскую тираду, но дальше я его уже не слушал. Я прикрыл на секунду глаза, и в памяти вспыхнуло лицо с заплывшим правым глазом, напоминавшим скорее какой-то раздувшийся гнойный абсцесс, и потрескавшимися синюшными губами, сквозь которые проглядывалась огромная щель, на месте которой должны были быть передние зубы.
Что же делать? Как поступить?
Теперь уже точно от избытка никотина закружилась голова. Я нажал на точку между бровями и с усилием принялся ее массировать, пытаясь избавиться от грызущей меня изнутри боли.
Снова запахло кровью. К горлу подкатил обжигающий комок желчи, но мне удалось сдержаться, залпом допив из стакана остатки воды.
Нет, оставаться здесь точно было нельзя.
Я подавил очередной нахлынувший на меня приступ паники, до боли сжал трясущиеся пальцы в кулак, после чего вытащил из кармана бумажник и отсчитал пару сотен.
— Вот, это за яичницу и… э-э-э… ваш кофе. Спасибо.
Я застыл, уставившись на экран телевизора. Сердце в груди пропустило пару ударов, а мысли в голове резко куда-то исчезли, оставив за собой абсолютную пустоту. Невероятно, но один лишь десятисекундный отрывок заставил меня полностью изменить свое мнение относительно идущих новостей, мгновенно задрав до предела планку заинтересованности.
Конечно, в пиксельном изображении похитителя сложно было разобрать хоть что-то внятное, однако лицо девушки… Несомненно, хоть и покрытое синяками и заплывшее, я уже видел его!
Я было открыл рот, чтобы в сиюминутном порыве попросить телефон, но в последний момент сдержался.
— Нет, это не твое дело, — пробормотал я сам себе. — Ни к чему тебе такие проблемы. Что, фильмов никогда не смотрел?
— Чего?
— Н-нет, ничего! — я соскользнул со стула, оставив на стойке деньги, и неуверенным шагом направился к выходу. — Я, пожалуй, пойду!
— Ну, удачи!
Старик помахал мне рукой и вернулся к просмотру телевизора.
Сглотнув, я остановился у входа, прозрачной двери в серой раме с увесистой пластиковой ручкой, и выглянул наружу. Взгляд прошелся вдоль непривычно пустынной трассы, задержался на небольшой заправке чуть выше по холму, скрытой в тени большого навеса, рядом с которым стоял под палящим солнцем красным пятном бензовоз, и остановился на веренице из нескольких дверей, представлявших собой местный придорожный мотель, коим чаще всего пользовались проезжавшие мимо дальнобойщики, желая хоть раз за несколько бессонных ночей насладиться мягкой постелью.
Кровь в висках заколотилась. Вцепившись до побелевших костяшек в шероховатую дверную ручку, разогретую солнцем, я уставился на потрепанную серую иномарку, как бы невзначай примостившуюся возле одного из номеров мотеля.
Любой другой на моем месте и вовсе не обратил бы на нее внимания, но я знал! Черт возьми, я все знал и видел этот кошмар собственными глазами!
— Не твое это дело, не твое это дело, — пробормотал я так быстро, как только мог, и, толкнув рывком дверь, быстрым шагом направился к собственному автомобилю, припаркованному за углом этой маленькой закусочной.
Зашуршали тихо ключи. Открыв дверь древней шестерки, перекрашенной в черный цвет еще моим отцом в расцвете его лет, я чуть ли не запрыгнул на сиденье и сразу принялся заводить двигатель, дергая ключом в замке зажигания.
Жалобно всхлипнув, старенький автомобиль захрипел, пару раз дернулся, скрипнув ненадежной конструкцией, и принялся с захлебами тарахтеть, готовый отправиться в дальнейший путь.
— Ох, спасибо!
Я радостно хлопнул ладонью по рулю, бесконечно обрадованный тем, что машину получилось пробудить с первого раза.
Шестерка аккуратно тронулась с места… и тут же заглохла.
— Черт!
Я снова потянулся к ключу, но сколько бы ни пытался реанимировать жестяное ведро, оно наотрез отказывалось оживать.
Нервно шмыгнув носом, я подался вперед, пока в поле зрения за углом не показались очертания мотеля. К счастью, иномарка оказалась на месте. Она недвижимо стояла на парковке и настолько слилась с окружением, что, казалось, стала частью здешней обстановки.
— Фу-х, — я спокойно выдохнул. — Ладно, не беда. Сейчас только…
Бах!
— Ах, проклятье!
Что-то внезапно грохнуло у меня под ухом, и я невольно подпрыгнул, стукнувшись затылком о крышу.
В горле тут же пересохло.
Со стороны пассажирского сиденья в салон падала широкая тень. За окном, прикрытым навесом от закусочной, виднелись очертания широкого кожаного ремня, разделявшего границей низ глаженной белой рубашки и черных брюк, являвшихся частью делового костюма. Пиджак был расстегнут, из-за чего алый, будто капля свежей крови, галстук свободно трепыхался на ветру, сдвоенным языком касаясь двери автомобиля.
На секунду я замешкался, и перед глазами у меня сложился жуткий образ звериной пасти, но затем человек наклонился ниже, и в окне показалось худощавое вытянутое лицо, совсем обычное на первый взгляд, с играющей на губах добродушной улыбкой.