Помоги проекту - поделись книгой:
—… Синьор-помидор, мать его! Уссаться, народ!
—… А Фекла свет-Сидоровна, чуть не грохнулась! Херли в такой юбке приперлась⁈
Верховодил в этой компании, державший в напряжении всю гимназию, великий князь Алексей Сабуров, приходящийся племянником самому Его Императорскому величеству. Это был высоченный блондин атлетического телосложения в идеально сидящем на нем темном костюме, на плечи которого небрежно ложились пшеничного цвета кудри. Тонкие черты лица, казавшегося ангельским, немного портила презрительная снисходительная ухмылка. Казалось, он уже все видел, все слышал, все знал, и его уже ничем в этой жизни не удивить.
Рядом, прильнув к его боку, держалась жгучая брюнетка с точенным кукольным личиком, в котором остро чувствовалась рука талантливого мага-пластика. Глядя на блондина, снова и снова старалась принять такую позу, которая бы выгодно подчеркивала ее девичьи прелести: налитая грудь с вызывающи торчащими сосками, тонкая талию, крутые бедра. Чувствовалось, что урожденная баронесса Агнешка Кшештинская из старинного польского рода положила не только глаз на князя, но и все остальное.
Напротив развалились на диване их подпевалы: здоровенный коротко стриженный амбал граф Евгений Воротынский с невыразительным лицом, смуглый худой горец князь Аслан Загитов с жутковатым глубоким взглядом, и громко хохочущая блондинка между ними, Кира Штамп, наследница одного из прусских королевств. Словом, компашка подобралась родовитая, с хорошо развитым магическим даром и еще большими претензиями, оттого и ставящая себя выше всего и вся.
—… Слышь, Агни, ты новенькую видела уже? Нет? Ты чего! — блонди жеманно прикрыла рот ладонью. Мол, даже поверить в это не могла. — Лохушка, как пить дать! А брошку такую на себя напялила, что у меня даже слюньки потекли. Поди, ее папашка подсуетился, когда кого-то из б[о]льших сажал. Правильно про этих жандармов говорят, что они не прочь и замараться… Слушайте, а может потроллим ее⁈ Такая клеевая развлекуха может получиться, что закачаешься!
Ее подружка чуть поджала губы и неопределенно покачала хорошенькой головкой. Поразвлечься, конечно, хотелось, но как-то немного тревожно было на душе. Новенькая все же была дочкой самого Мирского, главы Отдельного корпуса жандармерии столицы. И шутки над дочерью такого человека могли оказаться не самой хорошей идеей.
— Хм, занятно, — лидер компашки вдруг оживился. На лице появилась заинтересованность, загорелись глаза. — С такой овечкой мы еще не игрались. Может быть очень интересно.
Действительно, издеваться над слабыми и беззащитными легко, но уже не интересно. Совсем уже никакого удовольствия. Скучно, пресно. А хотелось чего-то остренького, чтобы щекотало нервы. Пожалуй, Елизавета Мирская могла бы стать достойной добычей для них. Хорошая овечка, как они называли своих жертв.
— О-в-е-ч-к-а, — медленно по буквам произнесла блонди, хитро поглядывая на остальных. — Овечка…
— Овечка… — рассмеялся и Аслан, раздувая ноздри в предчувствии хорошего развлечения. — Хорошая, непуганая.
— О-в-е-ч-к-а… — наконец, поддержала их Агнешка, заметившая интерес и у великого князя. — Поиграем…
— Загоним овечку, — хмыкнул амбал.
Так и называлась их давняя игра — «загнать овечку». Выбиралась жертва, которая для всей гимназии становилась отверженной. Никто не должен был с ней ни говорить, ни здороваться, ни переглядываться. Этот бедолага для всех гимназистов становился пустым местом.
Главное в такой игре было делать все медленно, постепенно, со смаком, чтобы удовольствие растянуть надолго. Особым шиком в их компании считалось, когда жертва «срывалась» и начинала «психовать». Одни замыкались в себе, другие отказывались в гимназию возвращаться, третьи с кулаками на учителей бросались. Веселуха, словом.
— Решено, поиграем, — блондин поманил всех к себе. — Евген, ты среди старшаков слух пусти, чтобы с новенькой никаких дел не вели. Аслан, на тебе мелюзга. Наведи на них побольше страха, как ты умеешь. Чтобы за версту ее обходили. И не дай Бог, кто-нибудь ей хоть карандаш или стерку подаст… А наши девочки пока что-нибудь бабское придумают для нее. И поглядим, надолго ли ее хватит. Кстати, предлагаю повысить ставки на игру. А то как-то по-нищебродски играем. Давайте по большому рублю, а?
Воротынский первым кивнул. С капиталами его рода можно было и не тысячу рублей на кон ставить, а гораздо больше. Другие же чуть замялись. Для них «большой рубль» был довольно большой суммой, потерять которую было бы не очень приятно. Особенно скривилась Кира, которая, не смотря на громкое происхождение, постоянно испытывала затруднения в средствах.
— Опа, а это что еще за типчик? — Сабуров вдруг развернулся в сторону холла и начал кого-то пристально разглядываться. — Кто-нибудь видел его раньше?
И все, словно по команде, повернулись ко входу, пытаясь понять, что могло так заинтересовать их вожака.
— Хм… Хоррош, — первой подала голос Кира, непроизвольно облизнув губы. — Какой интересный мальчик.
В холе стоял худощавый черноволосый парень, с нескрываемым любопытством посматривающий по сторонам. Вроде бы совершенно обычный гимназист, какой-нибудь дальний родственник очередной столичной шишки, каковых тут полно было. Вроде бы ничего выразительного, но что-то в нем все равно цепляло. Женщины к такому особенно чувствительны. Вот Кира с Агнешкой и почувствовали это, что не осталось без внимания остальной компании.
— Я чё, непонятно спросил? — с вызовом буркнул блондин. Интерес к новичку со стороны девиц, похоже, совсем его не порадовал. — Что это за черт? Я его раньше не видел. Кто его знает?
Все переглянулись и одновременно пожали плечами. Похоже, никто его не видел раньше.
Точно новичок. Смотрит по сторонам так, словно все видит в первый раз. Вон, даже по позолоченным барельефам стены ладонью провел. После на несколько мгновений у огромных картин замер.
— Эй⁈ Ты, ты! — Сабуров резко встал с места и повелительно взмахнул рукой. По всей видимости, решил поглядеть на новичка вблизи. — Я тебе говорю! Ты чьих будешь?
Перво-наперво хотел про род узнать. Слишком уж уверенно держался этот паренек. Причем эта уверенность была совсем не наигранной, а совершенно естественной. Последнее знающему человеку говорило об очень многом. Простолюдин или выходец из не сильно знатного рода никогда себя так не будет вести. Потому что знает: здесь, в гимназии, можно встретить тех, кто приходится родней самим «небожителям».
— Чё молчишь? Народ, этот бедняжка, кажется, язык проглотил от страха! — издевательски проговорил Сабуров, кивая на парнишку. Блондин уже был твердо уверен, что перед ним очередной отпрыск нищего рода, который перед высокородной персоной не может и слова произнести. — Я спрашиваю, ты чьих будешь? Или оскорбить великого князя хочешь?
Остальная компашка уже откровенно ржала. Вот-вот, как они думали, «деревенщина» начнет извиняться и просить прощения за несуществующее оскорбление.
Только неожиданно для всех все пошло совсем по другому сценарию, которого никто из них и предвидеть не мог.
— Ты, блондинчик, наверное, что-то попутал, — новичок вдруг широко и невероятно развязно улыбнулся, словно встретил самых близких лучших друзей, с которыми не один пуд соли съел и побывал во всевозможных передрягах. — Если своих холопов или слуг ищешь, то посмотри рядом.
Такого и особенно таким тоном Сабурову еще никто не говорил. Тот, честно говоря, даже не сразу понял, что услышал. Когда же до него дошло, то его охватило настоящее бешенство. Глаза жутко расширились, рот скривился в оскале. Настоящий зверь.
Каким-то неуловимым движением блондин перетек вплотную к новичку и схватил его за лацканы пиджака. Дернул на себя так, что ткань затрещала.
— Землю жрать теперь будешь, сучонок! — тихим, срывающимся от ярости, голосом прошипел он. — Двое суток даю, иначе тебе не жить. Сегодня поспрашивай, кто я такой… И если хорошо прощения попросишь, то сможешь и дальше воздухом дышать. Или сейчас же собирай монатки и вали в свою деревню коров за сиськи дергать.
Глаза у него налились багровым золотом, придавая взгляду какую-то мистическую глубину и выдавая магическую сущность. Он был магом с ярко выраженной огненной стихией, и в этом не было никаких сомнений. Такого злить, себе дороже.
— Судья что ли, чтобы мне срок давать? — улыбка у новичка стала еще шире. Странно, но, по виду, он совсем не испытывал страх от угроз. Одно слово, что новичок. — Не судья. Так, какого хера языком треплешь? И ручонки убери. Обломаю. А кого за сиськи дергать, и без тебя разберусь. Может и за те вон подержусь, — парнишка коротко кивнул за спину блондина, явно намекая на его девицу, «куколку» Агнешку. — И думаю, ей даже понравиться.
За спиной у Сабурова кто-то даже хрюкнул от удивления, что того еще сильнее подстегнуло.
— Да я тебя… — остро запахло паленой тканью. Казалось, еще мгновение и случится страшное.
Но вдруг гнетущая атмосфера спала. Около сцепившихся парней, словно из неоткуда, возник сам директор. Его внушительная, гороподобная, фигура нависла над обоими, схватив их словно кутят за шкирку.
— Сколько раз я говорил, что моя гимназия это не место для сор! В правилах четко написано, что в стенах заведения, под угрозой исключения, запрещены любые стычки, а уж тем более драки с использованием магических приемов, — с явной угрозой звучал грудной голос Добролюбова, обращенный больше к блондину. — А вас, господин Сабуров, я уже не раз предупреждал. Вы хотите исключения с позором? Надеетесь на свое родство с монаршей фамилией? Напрасно, более чем напрасно! Вылетите с визгом из гимназии. Интересно, как тогда ваш батюшка на клеймо хулигана и дебошира посмотрит? Уверен, вам придется несладко.
Сабуров, только что смотревший с вызовом, отвернул взгляд. Отца он откровенно побаивался, даже спорить нечего.
— А вами, сударь, я очень недоволен, — директор гимназии повернулся к новичку и, сдвинув брови, покачал головой. — Не хорошо вы начинаете свой день в нашем учебном заведении. На вашем месте и учитывая ваше происхождение нужно действовать более осмотрительно. Чувствую, с вашим мещанским происхождением вам придется очень не просто…
И надо было видеть в этот момент, какая гримаса появилась на лице Сабурова. Сначала там читалось жуткое удивление, почти шок от услышанного. Следом «полыхнуло» возмущение, тут же сменившееся гневом. Не надо было быть гениальным физиогномистом, чтобы легко «прочитать» эти эмоции.
Получалось, его, великого князя Алексея Сабурова оскорбил не просто не родовитый, а даже незнатный. Какое-то мещанское быдло с улицы посмело что-то вякать в его сторону! Да он и за меньшее в землю втаптывал, заставлял в у него в ногах валяться и землю целовать.
Признаться, Рафи шел в своей первый день в гимназию со смешанными чувствами. С одной стороны, с его настоящим возрастом (по крайней мере, он помнил себя взрослого в другом мире) бояться школьной жизни было более чем глупо. Что там может быть опасного для того, кто уже прошел все это и не раз? Чего пугаться подростковой агрессии, с помощью которой они самоутверждаются в своих глазах и глазах своих сверстников? Все это на раз просчитывается и «гасится» в самом зародыше. С другой стороны, все радикально усложняли два совершенно новых момента — магия и аристократия, которые делали взаимоотношения между гимназистами еще более запутанными и сложными.
За свою недолгую жизнь в этом мире он многое узнал про местную аристократию и так называемое высшее общество. Никаким благородством, о котором так любили писать в художественных книжках и со смаком разглагольствовать в столичных салонах, там и «не пахло». Напротив, грязи было столько, что иногда вместо дворцовых комнат ощущалась вонь хлева.
Скорее всего, подозревал парень, в гимназии творилось тоже самое. А значит, держаться нужно настороже. Хотя, «встреча» его все равно немало удивила сначала одним, затем вторым, и наконец, третьим…
Сначала на него, любующегося роскошным интерьером холла гимназии, «наехал» какой-то блондинистый парень. По-другому было и не сказать. Именно «наехал», обратившись к нему как к слуге, пыли под ногами. Чувствовалось, что он и собравшаяся вокруг него компания видели себя здесь «крутыми шишками на ровном месте». Похоже, «держали» здесь все и вся. Вот на такого типа ему и «повезло» нарваться.
Рафи бы сдержаться, попробовать «спустить зарождающий конфликт на тормозах». Ведь, без проблем бы получилось. В другом мире он на раз такие ситуации «решал». Сейчас же его неожиданно понесло.
— Ты что-то попутал. Я тебе слуга или холоп, чтобы по свистку прибегать? — Рафаэль улыбнулся во весь рот, смотря прямо в глаза блондину. А чего хмурится или ругаться? В таких ситуациях улыбка немало помогала. — Вон своих собачек свистом зови…
Вот так слово за слово они и «сцепились». У блондина, похоже, никогда не слышавшего слова в ответ, даже лицо перекосилось. Разве только дым из носа не шел.
—… А какие сиськи мацать ты мне не указывай! Какие хочу, такие и щупаю. Захочу, вон теми займусь, — Рафи подмигнул жгучей брюнетке с кукольным личиком, «во все глаза» следившей за их ссорой. Тем более девица была в самом соку. Грудь прямо просилась в руки, а соски так торчали, что о них порезаться можно было. — А, красотка? Вижу, что совсем не против… — ему даже показалось, что та что-то неопределенное пискнула в ответ. — Вот видишь, она совсем не против.
Видит Бог, у блондина едва «крышу не сорвало». Он резко вскочил с дивана и вцепился в его пиджак, как клещ. Еще чуть-чуть ему ворот оторвет, и их разговор станет еще горячее. Рафи, напрягся, приготовившись пнуть коленом противника.
Но судьба преподнесла очередной сюрприз.
— Что это еще такое? Немедленно прекратить! — раздался звенящий от злости бас, и их как кутят оторвали друг от друга. — Господин Сабуров, вас я уже не раз предупреждал о непозволительности такого поведения. Вижу, вы так и не вняли моим словам…
Затихший Рафи в этот момент внимательно слушал.
Разнявший их высокий мужчина с внушительным животом и характерным строгим прищуром глаз оказался директором гимназии. И едва он раскидал парней в разные стороны, как тут же принялся стыдить блондина. Последний, как Рафи и думал, был местным хулиганом и заводилой во всевозможных драках и стычках.
— А вы, сударь, очень плохо начали свой первый день в моей гимназии, — неожиданно директор перешел к Рафи, заставив его потупить глаза. Вообще, рядом с гороподобным мужчиной было как-то не по себе. Чувствовалась какая-то странная дрожь и слабость. — Вы очень и очень неосмотрительны. И еще хочу вот что вам скажу…
И тут Рафи внутренне «сжался», предчувствуя новую еще более сильную волну гнева со стороны директора. Но все опять встало с ног на голову.
— Через несколько минут к нам прибудут два заместителя министра внутренних дел и министра просвещения и общественного призрения, — голос директора почему-то внезапно растерял часть гневных ноток. А в его глазах появилось нечто похожее на удивление. — Приготовьтесь, вас, сударь, будут награждать почетными наградами. И хочу вам поставить на вид, что о таких событиях вы должны немедленно извещать меня. Вам ясно?
Впав на некоторое время в ступор, Рафи не сразу понял, что обращаются к нему. Заторможено кивнул.
Глава 4
Из неприметного экипажа с плотными шторками на окнах, какие десятками катаются по столичным дорогам, вышли два подозрительных типа. Одетые в добротные армяки, широкие брюки и надвинутые на глаза кепки, они совсем не внушали доверия. Напоминали скорее бандитов из подворотни, чем добропорядочных граждан.
Словно оправдывая такое впечатление, с угрожающими гримасами стали оглядываться по сторонам. К счастью, никого вокруг не было. В полуденное время все по трактирам или дома сидят, кушают.
— Тащи этого…
Из нутра экипажа вытащили связанного человека с накинутым на голову мешком и, подхватив под руки, потащили в сторону мрачного доходного дома из красного кирпича.
В фойе пленника, а никем другим бедолага со связанными руками быть и не мог, приняли еще двое мордоворотов с лицами самых настоящих висельников. Те, принимая человека, буркнули в ответ что-то неопределенное и скрылись в темноте коридора.
Через несколько минут на одном из этажей открылась дверь неприметной квартиры и двое, волоча третьего, оказались внутри. Они коротко поклонились в темноту большой комнаты и усадили связанного человека на стул, что стоял у самого окна и оттого в свету был хорошо различим.
— Дернешься, сука, шкуру с живого сыму! — с пленника сдернули мешок и тут же сунули под нос здоровенный волосатый кулачище, видимо, иллюстрируя угрозу. — С тобой здеся сурьезные люди гутарить будут.
Белобрысый пленник, совсем еще мальчишка с синей вытатуированной тройкой на шее, испуганно таращил глаза. После мешка глаза слезились и толком ничего не видели. Но протереть их побаивался. Вообще, старался не шевелиться, понимая, что любое неловкое движение можно острое «перо» в бок. Воры не любили разводить церемонии, когда их не слушались.
— Что ты за человек такой? Обзовись, — вдруг из темноты раздался старческий скрипучий голос, заставивший мальчишку вздрогнуть от неожиданности. — А станешь фуфло толкать, гланды вырвем.
Голос у говорившего был тяжелый, плотный. Такому хочешь — не хочешь, обязательно поверишь. Хотя парнишке, судя по всему, было и самой встречи достаточно, чтобы впечатлиться выше некуда.
— Э…э… Кот… Котом меня кличут. На рынках и базарах по сумочками промышляю, — дрожащим голосом начал он рассказывать, то и дело нервно дергая головой. — А хожу под трехами, — рукой он непроизвольно коснулся татуировки на шее. Похоже, ее недавно набили, оттого он и не свыкся с ней еще. — А чаво меня сюды? Я ведь ничаво не сделал…
Из темноты вновь послышалось недовольное ворчание, напоминающее угрожающее рычание старого пса.
— Никшни, Кот! Не надо нам этого гонева, — говоривший и не думал скрывать своего раздражения. — Рассказывай то, о чем своей марухе вчера болтал про Котовского.
Юнец, услышав это необычное имя, шумно сглотнул. До него, наконец, дошло, в какую неприятность ему не повезло попасть. Ведь, про этого Котовского им старшие в скваде строго — настрого запретили лишнего говорить. Пообещали язык вырвать за болтовню.
Судорожно оглядевшись, он вдруг рванул в сторону окна. И, если бы не связанные ноги, то успел бы перемахнуть через него. Тут второй этаж был, для него не высота.
— Стой, паскуда! — рявкнули за спиной парнишки, цепляясь за его штанину. — Ах ты, сучок! Бяжать вздумал⁈
Тяжеленые сапоги, подбитые подковками для большего форсу, в миг обрушились на юнца, выбивая отчаянные вопли. Не прошло и минуты, как на полу в луже собственной крови валялось измочаленное тело с переломанными руками и ногами. Двое мордоворотов забили бы его до смерти, если бы их не остановили.
— На стул его сажайте и воды в харю плесните! Еще поспрашаем, — старческий голос из темноты звучал еще холоднее, не оставляя для парнишки ни единого шанса на жизнь. — Эй, дурная башка⁈ Ты слышишь меня⁈ Сбежать решил?Зря ты это затеял.
Голос умолк. Но взамен послышались шаркающие шаги и через мгновение на освещенной части комнаты появился невысокий худой человек, кутавшийся в теплый плащ. Его лысая голова, покрытая старческой кожей с коричневатыми пигментными пятнами, выглядела отталкивающе. Еще больше отвращение вызывало его сморщенное лицо с провалившимся от застарелого сифилиса носом. Казалось, на свет выбрался покойник, обезображенный гниением.
— Мы же тебя на ремни резать будем… А не станешь говорить, а за маруху твою примемся. Сначала эту потаскушку десятка два оглоедов отдерут как следует, чтобы она даже визжать забыла как. А после будем ее топориками кромсать.
И тут пленник сдался.
На избитом лице зашевелились опухшие губы, пытавшиеся что-то сказать. Правда, почти не разобрать было.
—… Скажу… Все скажу, как на духу… Слышите? Только Варьку не троньте… — паренек зашептал чуть громче. — Знаю про Котовского… Это все пахан придумал… Я от старших слышал, что с ним говорили. Сказывали, чтобы они сами такие слухи по городу пускали… Мол, толстосумов грабил чужой фраер из военных по имени Котовский. На него же «вешали» и наше.
Когда парнишка замолчал, все сказав, что знал, старик кивнул. Это был знак для одного из его людей, что держались рядом с пленником. Тут же раздался хруст и мертвое окровавленное тело начало сползать со стула.
— Вы, ребятушки, идите пока покурите. Нам покалякать нужно, — комната сразу же опустела. Лишних ушей не было, можно было и поговорить. — А хорошо придумали стервецы.
Ухмыльнулся старик, скрываясь в темноте. Там все это время сидел еще один человек, который тоже верховодил воровским миром столицы.
— Придумали себе козырного фраера и пугали им лохов. Сами же втихаря червонцы рубили. Аж завидно даже… Надо бы нам самим этим делом заняться. Сделаем этого выдуманного Котовского своим цепным псом, которого станем спускать малехо.
— А что с Витяном? — в темноте раздался другой голос. — Тогда придется спросить с него, чтобы тему забрать.
Старик на мгновение задумался. Остановился на середине комнату, заложив руки за спину.
— Надо этого хитровыделанного сучонка сюда приволочь и до самой задницы расколоть. Пусть все расскажет, а после уже спросим с него…
Огромный зал Санкт-Петербургской императорской гимназии блистал яркими огнями величественных хрустальных люстр, свисавших с потолка. Слепили глаза отблески золоченной лепнины на стенах, переходящей в причудливую вязь барельефов. Сверкали драгоценные украшения гимназистов: старинные броши с неимоверной цены камнями, родовые печатки с магическими рунами, ожерелья из зачарованных бриллиантов.
Гимназия чествовала высоких гостей, прибывших с особым визитом и поручением от Его императорского Величества в отношении одного из воспитанников. Такого еще не было в истории заведения, чтобы гимназисту вручали столь высокие награды и зачитывали приветственный адрес в его честь.
—… Его императорского Величество Алексей Второй выражает свою благодарность педагогам благородного заведения, не покладая рук прививающим своим воспитанникам многие христианские добродетели. Неустанным трудом и самопожертвованием на ниве просвещения они несут свет Божьего знания и умножают его в неокрепших юных сердцах воспитанников….
Министа просвещения и общественного призрения, статный седобородый мужчина с благородным профилем, явно «поймал» вдохновение, выступая перед собравшимися гимназистами и педагогами. На особенно «сочной» яркой фразе он экспрессивно взмахивал руками, закатывал глаза от посетившего восторженного чувства, причмокивал губами. И в такие мгновения создавалось полное впечатление, что высокопоставленный гость невероятно счастлив оказаться здесь.
—… Разве можно иначе объяснить то проявление христианского милосердия и истинно воинского бесстрашия, что выказал ваш воспитанник? Конечно же, нельзя! Он, подобно библейскому Давиду, вышел против неистового огненного Голиафа, бушевавшего адским жаром…
Только стоявшего рядом директора гимназии не очень радовали эти красочные эпитеты в адрес его заведения. Скажем больше, его занимало совсем другое, а именно, фигура того самого гимназиста, что и выступил виновников сегодняшнего торжества.
Поделиться книгой: