Театр. Том 2

ПЬЕР КОРНЕЛЬ

ТЕАТР. Том 2

МОСКВА «ИСКУССТВО» 1984

Редактор переводов

Н. М. ЛЮБИМОВ

Составление, статья и комментарий

А. Д. МИХАЙЛОВА

Художник

С. М. БАРХИН

ПОМПЕЙ

ТРАГЕДИЯ

{1}

Перевод Ю. Корнеева

ЕГО ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕНСТВУ КАРДИНАЛУ МАЗАРИНИ

Монсеньор!{2}

Я представляю Вашему высокопреосвященству великого Помпея{3}, иными словами, представляю знаменитейшего из сынов Древнего Рима самому прославленному сыну нового Рима, дабы первый сановник нашего юного монарха взял под свое покровительство героя, который в дни своих удач сам был покровителем многих государей и сановниками которого многие из них остались даже в годину его поражений. Он надеется, что великодушие Вашего высокопреосвященства сохранит ему вторую жизнь, к которой я попытался его воскресить, и что этот акт справедливости, охраняемой Вами, монсеньор, во всем нашем королевстве, искупит зло, причиненное жертве коварной политики египетского двора. Он имеет основания уповать на это, ибо за короткое время пребывания во Франции убедился, внимая голосу народному, что принципы, коими Вы руководствуетесь в управлении нашей страной, основаны исключительно на правилах добродетели. Он убедился также, насколько обязана Вам Франция, которую Вы избрали второй своей родиной{4}, обязана тем более, что оказать ей огромные услуги побудил Вас не долг рождения, а только любовь к ней и забота о ее благе. Он убедился, что Рим, сделав в Вашем лице бесценный подарок нашему юному королю, рассчитался с ним за все, что задолжал его предкам. Он убедился, наконец, еще в одном: Ваше всегдашнее здравомыслие и проницательность позволяют Вам подавать престолу столь полезные советы, что кажется, будто именно к Вам более шестнадцати веков тому назад обратил Вергилий свой знаменитый стих:{5}

Tu regere imperio populos, Romane, memento[1].

Вот, монсеньер, что усвоил этот великий человек, научившись говорить по-французски:{6}

Pauca, sed a pleno venientia pectore veri[2].

И так как лучшей порукой славы Вашего высокопреосвященства является неизменно одобрительный голос народный, я, не дерзая умалять его благозвучие слабостью своей мысли и грубостью слога, прибавлю к хвалам, которые он воздает Вашим достоинств вам, лишь самое искреннее и нерушимое уверение в том, что глубоко чту их, монсеньер, и всегда пребываю смиреннейшим, покорнейшим и преданнейшим слугой Вашего высокопреосвященства.

Корнель.

К ЧИТАТЕЛЮ

Если бы, так же как в двух предыдущих своих сочинениях{7}, я поместил здесь в полном или хотя бы сокращенном виде тексты тех авторов, у которых заимствую сюжет, и этим дал тебе возможность судить, насколько я уклонился от подлинника в угоду требованиям сцены, мне пришлось бы написать предисловие раз в десять длиннее самой пьесы и целыми книгами пересказывать чуть ли не всех римских историков. Поэтому я ограничусь уведомлением о том, что наиболее часто обращался к одному источнику — поэту Лукану; читая его, я так пленился широтой его ума и мощью мысли, что решил обогатить за их счет родную словесность и предпринял попытку изложить в драматической форме то, что выражено им в форме эпической. Ты найдешь в трагедии сотню, а то и две стихов, представляющих собой перевод из него или подражание ему. В остальных случаях я старался вдохновляться творением этого великого человека или следовать его духу там, где оно не могло служить мне примером; тебе судить, насколько мне это удалось. Полагаю, однако, что не навлеку на себя твое неудовольствие, если приведу здесь три отрывка, имеющие прямое касательство к трактуемому мною предмету. Первый — это эпитафия Помпею, произносимая у Лукана Катоном{8}. Второй и третий — портреты Помпея и Цезаря, извлеченные из Веллея Патеркула{9}. Я цитирую их по-латыни из боязни, что в моем переводе они утратят слишком большую долю своего изящества и силы. Дамы всегда могут попросить, чтобы им объяснили эти места.

* * *

EPITAPHIUM POMPEII MAGNI

Cato, apud Lucanum, lib. IX, v. 190 et seqq.

Civis obit, inquit, multum majoribus impar Nosse modum juris, sed in hoc tamen utilis aevo, Cui non ulla fuit justi reverentia: salva Libertate potens, et solus plebe parata Privatus service sibi, rectorque senatus, Sed regnantis, erat. Nil belli jure poposcit: Quaeque dari voluit, voluit sibi posse negari. Immodicas possedit opes, sed plura retentis Intulit: invasit ferrum; sed ponere norat. Praetulit arma togae, sed pacem armatus amavit; Juvit sumpta ducem, juvit dimissa potestas. Casta domus, luxuque carens, corruptaque nunquam Fortuna domini. Clarum et venerabile nomen Gentibus, et multum nostrae quod proderat urbi, Olim vera fides, Sylla Marioque receptis, Libertatis obit: Pompeio rebus adempto Nunc et ficta perit. Non jam regnare pudebit Nec color imperii, nec frons erit ulla senatus O felix, cui summa dies fuit obvia victo, Et cui quaerendos Phartium scelus obtulit enses! Forsitan in soceri potuisset vivere regno. Scire mort, sors prima viris, sed proxima cogi. Et mihi, si fatis aliena in jura venimus, De talem, Fortuna, Jubam: non deprecor hosti Servari, dum me servet cervice recisa[3].

ICON POMPEII MAGNI

Velleius Paterculus, lib. II, с. XXIX.

Fuit hic genitus matre Lucilia, stirpis senatoriae, forma excellens, non es qua flos commendatur aetatis, sed dignitate et constantia: quae in illam conveniens amplitudinem, fortunam quoque ejus ad ultimum vitae comitata est diem: innocentia eximius, sanctitate praecipuus, eloquentia medius; potentiae quae honoris causa ad eum deferretur, non ut ab eo occuparetur, cupidissimus: dux bello peritissimus: civis in toga (nisi ubi vereretur ne quem haberet parem) modestissimus, amicitiarum tenax, in offensis exorabilis, in reconcilianda gratia fidelissimus, in accipienda satisfactione facillimus, potentia sua nunquam aut raro ad impotentiam usus, omnium pene votorum expers, nisi numeraretur inter maxima, in civitate libera dominaque gentium, indignari, cum omnes cives jure haberet pares, quemquam aequalem dignitate conspicere[4].

ICON C. J. CAESARIS

Velleius Paterculus, lib. II, c. XLl.

Hic nobilissima juliorum genitus familia, et, quod inter omnes antiquissimos constabat, ab Anchise as Venere deducens genus, forma omnium civium excellentissimus, vigore animi acerrimus, munificentia effusissimus, animo super humanam et naturam et fidem evectus, magnitudine cogitationum, celeritate bellandi patientia periculorum, Magno illi Alexandro, sed sobrio, neque iracundo, simillimus: qui denique semper et somno et cibo in vitam, non in voluptatem uteretur[5].

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ.

МАРК АНТОНИЙ{10}.

ЛЕПИД{11}.

КОРНЕЛИЯ

жена Помпея{12}.

ПТОЛЕМЕЙ

царь Египетский{13}.

КЛЕОПАТРА

сестра Птолемея.

ПОТИН

главный советник царя Египетского{14}.

АХИЛЛА

военачальник царя Египетского.

СЕПТИМИЙ

римский военный трибун на службе у царя Египетского.

ХАРМИОНА

наперсница Клеопатры.

АХОРЕЙ

конюший Клеопатры.

ФИЛИПП

отпущенник Помпея.

РИМСКИЕ ВОИНЫ.

ЕГИПЕТСКИЕ ВОИНЫ.

Действие происходит во дворце Птолемея в Александрии.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Птолемей, Потин, Ахилла, Септимий.

Птолемей.

Решенье принял рок, и дождались мы вести, Что зятю им в удел назначено и тестю. Пока бессмертные в совете длили спор, Произнесен за них Фарсалом приговор{15}. Разлив и буйство рек, которым места мало От крови родственной в привычных руслах стало; Нагромождение орлов{16}, оружья, лат В полях, где над землей плывет тяжелый смрад; И груды мертвецов, лишенных погребенья, За что обрушится самой природы мщенье На тех, кто жив и кто, оставив трупы гнить, Заразу в воздухе им дал распространить, — Вот знак, что у судьбы в суде ее верховном По праву сильного Помпей сочтен виновным. Злосчастный этот вождь, что так обласкан был Фортуной ветреной, но больше ей не мил, Своим падением являет миру снова Пример превратности величия земного. Разбитый, он бежит, он, чьих побед число Лишь с доблестью его сравнимо быть могло, И направляется, спеша от тестя скрыться, К нам, нашим гаваням, твердыням и столице — К пределам, где, ведя с титанами войну, Нашли прибежище и боги в старину. Он мнит: Египет наш, его призыву внемля, Спасти, как небо спас, теперь сумеет землю И мир, шатнувшийся под тяжестью невзгод, Сочувственным плечом бесстрашно подопрет. Став ныне беглецу врагами иль друзьями, Мы превратим наш край, обильный чудесами, В гробницу иль оплот свободы мировой: Судьбу вселенной всей Помпей везет с собой. Обдумать надо нам, поддержим ли его мы. Он ветвь масличную{17} нам принесет иль громы, Рискуя скипетром и головой того, Чей стал отец царем по милости его{18}. Должны ли мы принять участие в Помпее, Иль нам его во прах низринуть поскорее? Бедой грозит одно, сулит другое стыд. Несчастья я боюсь, позор меня страшит. Как я ни поступлю, Фортуна так упряма. Что не избегнуть мне опасности иль срама. Я перед выбором поставлен роковым. Так подскажите мне, идти путем каким. Победу Цезаря в борьбе междоусобной Лишь мы свести на нет иль довершить способны, И ни один из тех, кто троном обладал, С советом дел важней вовек не обсуждал.

Потин.

Пресветлый государь! Где тяжбу меч решает, Там право — звук пустой, который жить мешает, И кто пытается отстаивать закон, Тот не блюдет его, а лишь колеблет трон. Чужие и свои оценим трезво силы. Помпей разбит, ему удача изменила. Он не от одного лишь Цезаря бежит: Ему проклятья шлют сенат, чей цвет лежит, Фарсальским коршунам добычей став позорной, В полях, дымящихся еще от крови черной; И Рим, который он обрек навек ярму, Верх над собою взять дав тестю своему; И те союзные державы, чьи народы Он разорил дотла, готовя рать к походу, Чьих подданных в бою бесцельно погубил, Чьи троны покачнул и скипетры разбил. Причина общих бед, внушая всем презренье, Он ото всех бежит под гнетом пораженья. Того, кто стольким враг, не защитить тебе. Мог только он один спасти себя в борьбе, Но раз не смог, падет теперь неотвратимо. Поднимешь ли ты груз, согнувший плечи Рима, Похоронивший мир под тяжестью своей, Груз, под которым ниц повержен сам Помпей? Поддерживая тех, кто стал нелюб Фортуне, Из чувства долга мы собой рискуем втуне: Ведь верность, коль ее блюсти расчета нет, Хотя и красит нас, но нам приносит вред, На нас столь тяжкие удары навлекая, Что не властна смягчить их слава никакая. Не жди, пока твой край опустошат они. К бессмертным и судьбе, мой государь, примкни, Несправедливость им в упрек не ставь напрасно, А с трепетом склонись пред волей их всевластной. Покорность изъяви веленьям их любым И побежденного добей в угоду им. Он направляется, страшась небесной мести, Сюда, чтоб ею ты постигнут был с ним вместе, Чтоб голова его, что чудом спасена, В могилу близкую упала не одна. Его прибытье к нам — преступное деянье, Не знак доверия, а дружбы осмеянье: Он не щадит того, кем должен дорожить. Суди же сам, мой царь, достоин ли он жить. Не обмани Помпей твоих надежд, властитель, Плыви он с Лесбоса к тебе, как победитель, Ты с ликованием его принять бы мог; Но раз он побежден, пеняет пусть на рок. Мне враг не сам Помпей, а лишь его несчастье. Богам покорствуя, удел свой буду клясть я И с горестью вонжу в изгнанника кинжал, Который Цезарю уже предназначал. Дай поступиться, царь, нам головой Помпея, Чтоб не пришлось тебе пожертвовать своею, И пусть предателем молва тебя честит. Тот не удержит власть, кто верность слову чтит. Где к средствам прибегать не склонны без разбора, Там заколеблются устои трона скоро. Коль не дерзает царь стать выше, чем закон, Вред справедливостью чинит престолу он: Боясь ее презреть, он всех начнет бояться. Чтоб все возмочь, ни с чем должны мы не считаться И добродетели бесплодной предпочесть Злодейство, если в нем нужда державе есть. Вот мнение мое. Ахилла и Септимий, Быть может, выступят с советами иными — Пусть! Главное — того, кто побежден, добить, Чтоб победителя ничем не оскорбить.

Ахилла.

Потин, конечно, прав, мой повелитель юный. Да, доблестный Помпей в опале у Фортуны, Но кровь его для нас священна быть должна: В Фарсале, царь, — и то не пролилась она. Злодейство совершить не грех для пользы трона, Но на него идти покуда нет резона: Кто побежденному не тщится пособить, Тот победителя не может оскорбить. Вне схватки ты стоял, вне схватки стой и дале, То Цезарю воздав, что все ему воздали. Но если даже чтить его как божество, Такая жертва все ж чрезмерна для него, И будет в том, что гость падет ему в угоду, Бесчестье и тебе и твоему народу. Помпею не помочь довольно нам сейчас. Не станет порицать молва за это нас. Да, ты его должник: он Рим в былые лета Склонил вернуть престол покойному Авлету. Но иногда царям признательность чужда: Гостеприимцами нельзя им быть всегда. Чем ни был бы монарх кому-нибудь обязан, Любовью к подданным он неразрывней связан И вправе не платить по счету своему, Коль надо лить их кровь для этого ему. Столь многим ли, к тому ж, рискнул Помпей всесильный, Чтоб твоему отцу отдать наш край обильный? Он из тщеславия пошел на шаг такой, Всем показать стремясь, как вознесен судьбой Услугу оказал он нам, но лишь словами: Без денег Цезаря Помпей с его речами, Хотя на форуме горазд он говорить, В Египте б не сумел Авлета водворить. Витийствовал он там, где Цезарь делал дело. Себя в расчете с ним считай отныне смело: Ведь на худой конец и ты замолвишь, царь, Словечко за него, как за тебя он встарь. Не дать ему приют есть у тебя причина: Впустив его сюда, ты впустишь властелина, Чьей будешь волею, хоть он и побежден, В своих же собственных владеньях пригнетен. Не убивай его — лишь отошли отсюда, Но коль он должен пасть, я первый счастлив буду Покончить с ним еще до истеченья дня И никому не дам опередить меня.

Септимий.

Как римлянину, царь, мне тесть и зять знакомы. В твоих руках Помпей, к тебе нуждой влекомый. Тобою может быть он прогнан, иль спасен, Иль выдан Цезарю живым, иль умерщвлен. Спася его, себя обрек бы ты паденью. Обдумаем теперь три прочие решенья. Прогнав его, ты в нем врага приобретешь И к победителю в доверье не войдешь, Затем что вновь войну на суше и на море Противников твой шаг начать заставит вскоре, И будет от нее им столько маяты, Что в ней окажешься у них виновным ты. Помпея выдавать нам тоже, царь, некстати. Что, если Цезарю простить придется зятя И ложной добротой прикрыться, как щитом, Чтоб милосердьем он кичиться мог потом, Чтоб стал рабом ему Помпей, им пощаженный, И с рабством свыкся Рим, всем этим обольщенный? Тогда за то, к чему тобою принужден, Тебя, как и Помпей, возненавидит он. Чтоб Цезарю помочь и Цезаря прославить, От преступления и от стыда избавить, Вели — и мы его соперника сразим. Грех будет на тебе, а выигрыш — за ним. Лишь так мы с Цезарем сдружить тебя сумеем; Лишь так избудешь ты свой страх перед Помпеем; А коль, Ахилле вняв, дерзнешь не внять судьбе, Как в том, так и в другом врага найдешь себе.

Птолемей.

В речах о том, кто прав и кто не прав, нет проку. К сметающему все примкнем и мы потоку. Я мненья большинства держусь: велит расчет Придать событиям нам нужный оборот. Довольно Рим к тому нас приучал от века, Что выше римлянин любого человека. Пусть вместе с вольностью свою утратит спесь: В крови Помпеевой она утонет днесь. Придется римлянам отвыкнуть от гордыни: Тиранам мира мы дадим тирана ныне И року пособим надеть ярмо на них, Завоевателей всех государств земных. Рабом ты станешь, Рим, и тем царям исконным, Которых ты согнул под игом беззаконным, Льстить будет Цезарю отрадней потому, Что, как они, ты сам начнешь кадить ему. Ступайте тотчас в порт, Ахилла и Септимий, И преступлением мое прославьте имя, А грех ваш на себя приму я тем скорей, Что приведен не зря богами к нам Помпей.

Ахилла.

Веление царя не может быть не право.

Птолемей.

Так укрепите ж мощь египетской державы И помните, что я вам в руки отдаю Судьбу и римского народа и свою.

Ахилла и Септимий уходят.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Птолемей, Потин.

Птолемей.

Мою сестру, Потин, разгневает все это. Душеприказчиком покойного Авлета Является Помпей, и мнит она, что он Разделит между мной и ею отчий трон. Дружила встарь она с Помпеем и считает, Что скипетр ей вручить желанье он питает, Что суждено владеть по милости его Ей половиною престола моего, И снова, как огонь, сокрытый под золою, В ней разгорается тщеславие былое.

Потин.

Царь! Вот еще резон, хоть он не назван мной, Скорей покончить с тем, кто осужден судьбой. Не сомневаюсь я: Помпей соблюл бы свято То завещание, что передал когда-то Ему родитель твой, чей был он друг и гость, И полстраны тебе сестре б вернуть пришлось. Нет, ненависть в тебе я к ней не разжигаю, На узы родственной любви не посягаю. Сестру не от себя — от трона отгони. Мы правим только там, где правим мы одни. Ни с кем не делит власть политик осторожный; Встав на подобный путь, ее лишиться можно, И государству вред… Но вот твоя сестра!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Клеопатра.

Клеопатра.

Царь! Входит в порт Помпей. Его встречать пора.

Птолемей.

Туда отправлены Ахилла и Септимий. Доставлен во дворец ко мне он будет ими.

Клеопатра.

Что? Ты Септимия с Ахиллой шлешь за ним?

Птолемей.

Коль мало их с него, вослед отправься им.

Клеопатра.

Как! Встретить ты его стыдишься в день прибытья?

Птолемей.

Честь своего венца не смею уронить я.

Клеопатра.

Ты вспомнил о венце? Так не забудь припасть К руке, которая тебе вручила власть. Великий человек достоин уваженья.