Помоги проекту - поделись книгой:
— Сказал же: тебе не нужно беспокоиться. Деньги я беру на себя.
У Лизы отнялся язык. Она как-то уже настроилась на мирный вечер взаперти, в своей комнате. Хотя, если порыться глубоко в душе, после спектакля оставался запал и на продолжение банкета. И это лучше, чем вариться в мыслях об Игоре. Тяжесть никуда не уходила, давила. Этим вечером все ощущалось легче — благодаря шоу. Но Захарина знала, что оно временно, что боль маячит где-то на заднем фоне, как жар в горле перед заболеванием. Если есть возможность оттянуть момент и забыться — то да, так и нужно поступить.
С другой стороны — она не привыкла жить за чужой счет. Такого в лизиной биографии не было ни разу. Нунг Мин выглядел безобидным, но кто знает?
— Еще одно: у меня утром автобус в Андон.
— Нужно собирать вещи?
— Нет, — растерянно пробормотала девушка, — Собраны…
— А во сколько автобус?
— В девять.
— А у меня — в час самолет, — жизнерадостно напомнил Нунг Мин, — Подстрахуем друг друга. Вернемся в хостел вовремя. Тут Джинг написала, она будет рада знакомству.
Встречу назначили неподалеку. Пока они вверх и вниз по холмам пробирались к Сангсу, кореец рассказывал, как во времена студенчества снимал в районе комнату, потому и выбрал этот хостел. Знает все хорошие заведения в округе. А Джинг родом из Китая, но живет и работает в Сеуле, в одном из центров пластической хирургии Каннама. Из его речи Лиза не успела понять, какая у Джинг профессия: хирург или кто-нибудь поскромнее, секретарь, бухгалтер? Про себя Захарина решила, что китаянка — врач, именитая иностранка. Одна из тех, кому рады в Корее за то, что у них есть талант.
На Джинг была гофрированная белая блуза, волосы собраны в пучок. Степенная и располагающая внешность, ничего выделяющегося. После обмена приветствиями Нунг Мин повел их к университетам — только не той дорогой, по которой ходила Лиза, а парой перекрестков в сторону.
— Вот тут, — перед ними располагался простой серый дом без вывесок. На втором этаже свозь широкие голые окна виднелось кафе. Сама Лиза не то, что ради кухни — ради любопытства бы сюда не сунулась. На второй этаж тянулись металлические ступеньки. Что девушке нравилось в корейских улочках — так это оплетающие дома наружные лестницы, каждая из которых вела на свой этаж, к своей двери. Все это вперемешку с пучками проводов, неоновыми надписями, и вешалками с одеждой на улицах. Это был тот Сеул, который она успела прочувствовать.
Сочно пахло жареным мясом.
Лиза читала про корейские кафе с муми-троллями; или с барашками, которых можно погладить; про кафе с вечерними платьями в аренду; или кофейни, где поверх пенки кофе рисуют репродукции Ван Гога. А это было просто кафе. Без интерьера. Голые бетонные стены. Толстые трубы под потолком. Холодильник с пивом. Стальные кухонные стеллажи прямо в зале, заваленные контейнерами и пакетами с полотенцами. Негромкая рок-музыка.
В центре столов были вмонтированы поверхности для жарки под небольшим наклоном. Жир вытекал через отверстие под столешницу. А мясо готовили сами посетители, каждый за своим столом, на своей поверхности. Одно из тех мест, куда стоит идти компанией: сидеть вокруг гриля, обжаривать мясо и общаться. Одна бы Захарина не пришла. Во-первых, она бы сожгла мясо. Во-вторых, что здесь делать в одиночку? А сейчас ее не просто кормили. Ей повезло настолько, что новый знакомый — профессиональный корейский повар — раскладывал по жаровне продолговатые розовые ломти говядины, орудуя щипцами и ножницами. Сбоку принесли и поставили четыре емкости с традиционными закусками: морковью, баклажанами, капустой и морскими гребешками. Лиза истомилась от запахов.
— Что закажем пить? — спросила Джинг. Хотя меню не предполагало разнообразия вариантов. На столах бесплатно стояла вода — как и в любом другом заведении Кореи, из-за остроты пищи, — а в меню были две позиции: пиво и соджу.
— Я — соджу, — заявил Нунг Мин.
— И я соджу, — буднично поддержала Джинг, — Лиза, ты?
— И я…
Ох.
Перед отправлением в Азию Лиза и Муся шли по улице, когда увидели ресторан корейской кухни. Без жаровен, но со всеми кимчи, пульгоги и прочими яствами. Искушение было слишком велико.
— Хочу попробовать водку, соджу, — просматривая меню, заявила Лиза, — В Корее это самый популярный напиток. Вообще говорят, что корейцы пьют больше русских; но сами корейцы в это не верят из-за устоявшегося стереотипа. Вроде — ну, больше русских пить невозможно. Но, например, у них массово пьют женщины, а алкоголь рекламируют известные звезды…
Последнее оказалось правдой — со всех углов в Сеуле свисали плакаты с сериальными красавчиками, со стопкой в руке и характерной зеленой бутылкой на фоне. Про пьющих женщин Захарина тоже была готова поверить, просто по логике: куда корейские селебрити — туда и женщины. А то оно не на это было рассчитано.
Муся тогда к водке присоединяться не стала, но выразила неизмеримую поддержку, поглядывая, как Лизе приносят небольшую бутылку. Соджу была либо чистой, либо с вкусовыми добавками. Лиза взяла чистую, чтобы распознать вкус без примесей. Все, что она смогла сказать после первой стопки — нет, гадость какая, уберите, и допивать я это не буду.
— Три соджу, — заказал официанту Нунг Мин.
Джинг и кореец болтали друг с другом, иногда Нунг Мин переводил сказанное Лизе на английский — и обратно. Девушка напрягала слух, пытаясь уловить значение. Два года — совсем не много для изучения неевропейского языка. В Корее Захарина изо всех сил практиковалась. Но чаще ей выпадали две фразы: «Игощи ольмаеё?» («Сколько это стоит?») и «Каккаун иссоё?» («Скидка есть?»). Основа основ для выживания в Сеуле.
Джинг смеялась, когда Лиза пыталась выразить мысли по-корейски, сбиваясь на английский, с круглыми глазами прищелкивая пальцами и тряся Нунг Мина за переводом. Они на троих определили, кто самый старший (Джинг), а кто самый молодой (Лиза). Вечер шел хорошо, мясо на жаровне шкварчало. Тут принесли водку.
Захарина внутренне подобралась. Нунг Мин заказал соджу с добавками, ей досталась со вкусом винограда. Была — не была. Девушка чокнулась и опрокинула стопку. Фьюх. Она прислушалась к своим ощущениям. А все не так плохо! Наверное, дело в том, что эта соджу разбавленная, мягче, слаще. Терпимо. Сойдет.
Она помнила, как они сидели, поедая гребешки и морковку; как много бутылок спустя вышли и отправились к университетам. Юные певцы и танцоры выступали поодиночке и группами на улицах, каждый надеялся однажды стать знаменитостью. Лиза размышляла, а могла ли она быть на их месте. Здесь и сейчас спеть перед толпой. Могла? Могла бы!
Джинг попрощалась и ушла. Нунг Мин и Лиза поплелись длинными кварталами обратно. Кадр — улицы, холмы вверх-вниз. Кадр — они зашли в заведение, по всей видимости, клуб. Перед ней появилась лапша. Нунг Мин показывал, как мешается чистое соджу и пиво. «Вот оно что! — в полусознании осенило девушку, — Чистое соджу мешают с чем-нибудь еще, чтобы оно не было таким противным! А разбавленное пьют отдельно». Она не смогла доесть, не смогла допить.
Сколько там было времени?
Кадр — они завалились в хостел, переговариваясь расхлябанными языками. Оказались у Нунг Мина в отдельной комнате с широкой кроватью. Сели, прислонившись спинами к стенке, по бокам друг от друга. Лизина голова повалилась на его плечо. Тут было ничего не поделать — голова сама не держится. Все вокруг неустойчиво покачивалось…
Нунг Мин сдержал обещание — за все весь вечер платил сам. Сейчас оба, вдрызг пьяные, оказались одни в хостеле, на его широкой кровати. Лиза, как могла, держала ухо востро: он же не попытается к ней пристать? Его пальцы нигде сейчас не проходятся по ее коленке? Она не знала, что делать, если он решит, что она что-то ему должна. Правда в том, что ей ужасно хотелось, чтобы к ней пристали. До одури. На этой кровати. Ей хотелось мужчину. Но не Нунг Мина — он же как милый старший братик.
— Мне нравицця Флорэнсс энд вэ мэшшин, — вещала Лиза, — Про нее нихто тут не слышал, а вот в Шанххаэ… Ее рэклама виссит на хлавной улиццэ…
— Паккажи…
— Щаа… найду клип.
Они сидели, прижавшись друг к другу, как два воробушка. Захарина отчаянно старалась не думать, что Игорь ей изменил. Что у нее месяц не было секса. Что ей так этого хотелось.
— Она классснаяя… — кивнул Нунг Мин, — Пэрэшшли мне?
— Ахха.
Экранный циферблат показывал что-то около половины третьего.
— Так… — собралась Лиза, — Я… пайду.
Нунг Мин обеспокоенно на нее посмотрел.
— Ты ккак? Памочь?
— Нн… — девушка пошатнулась, но сделала над собой героическое усилие, — Ннет. Пассиба.
Придерживаясь за стены, которые исходили волнами, она добралась до женской комнаты, выставила будильник и в забытье повалилась на постель.
***
Она занимала эту кабинку туалета уже час, и не могла отойти. В туалете автовокзала было много кабинок, ходили люди, шумела вода, и Лиза просто надеялась, что никто не заметил, как она заперлась, и не слышал рвотных звуков.
Да она в жизни так не напивалась.
От одной мысли о трясущемся автобусе тошнота накатывала снова.
Ее рвало утром в хостеле, рвало на улице, а до автовокзала девушка добежала из последних усилий — сначала в туалет, а потом уже обменивать билет, не так важно.
Впереди ждали новые города — Лиза уехала из Сеула на неделю. И надо было как-то решать с Игорем. Они встречались несколько лет. Эта неопределенность ее убивала.
Гостевой дом в Андоне располагался рядом с автостанцией. Середина дня, Лиза прошла всего ничего, забралась в хостел, в свою новую комнату, обмоталась двумя одеялами и приняла лежачее положение. Ей было плохо. Вчерашний день выветрился. Теперь и мутило, и ноги леденели, и — вот, вот оно! — нахлынула волна имени Игоря.
Она ведь предчувствовала вчера.
Черт.
Ее по-настоящему знобило. Куда она собралась вечером выбираться? Она же заболевает. Она снова одна, в новом городе, в какой-то абсолютной корейской глуши, благополучно загоняет себя в могилу. Ей надо остановиться. Кое-как, лежа на боку, Лиза сняла себя на телефон. Лицо синее, зрачки расширены, нос кажется непропорционально большим. Ей просто хочется, чтобы ее обняли. Чтобы кто-то был рядом, утешил. Соврал, если нужно. Потому что она не справляется.
Ей не надо идти никуда вечером, ни на какое открытие фестиваля деревянных масок.
…Или можно пойти, если она отоспится, и станет лучше. Она так долго ехала. Купила билет, оплатила хостел. Она должна пойти, не правда ли?
Она вытащила себя на открытие фестиваля.
Пробралась в центр, к зоне ярмарки. Было порядком холодно, так как церемония начиналась вечером, а действие происходило возле реки. Пальто Лиза в поездку не взяла (слишком стильно для вылазки в глубинку). Так что она дрожала, обхватив себя руками и пытаясь прижать ткань кофты ближе к телу.
Утром Лиза села на автобус до Хахве Маыль — деревни под Андоном, где проходила часть фестиваля. Именно оттуда когда-то распространились деревянные маски. Хахве устроилась на округлом клочке земли, с трех сторон огибаемом рекой в форме подковы.
Автобус привез Захарину на остановку, развернулся и уехал. Кругом лес, где-то за ним — река, перед девушкой — дорога. Людей нет, ничего нет. Растут травы и дикие цветы красных и фиолетовых оттенков. Лиза двинулась вперед. Этим утром они списывались с Игорем; он спрашивал, как она, она кидала свою заболевшую фотку. Лиза все еще мучилась, не представляя, как разрешить гнетущую ситуацию.
Сначала появился звук. Резкий звук, напоминающий волынку. И легкий рокот голосов. Девушка пошла на шум.
Между деревней и лесом находилась круглая арена. Несколько ступенек для зрителей — первые ряды сидели прямо на сцене — деревянные колонны и перегородки за спинами, покатая корейская крыша. На возвышении стояли музыканты в традиционных белых костюмах — именно от них исходил мерзкий, едва выносимый звук, который они усердно компенсировали ритуальным звучанием барабанов. На арене разыгрывалось костюмированное представление, таким, каким оно было на протяжении столетий: пьяница и его неверный друг, стремящийся подставить; кокетничающая с монахом жена; двое богатых господ, подравшихся из-за котомки с яйцами. Современной деталью был экран сзади, на котором шли субтитры на японском, китайском и английском языках.
Выйдя с арены, Лиза неожиданно оказалась на входе в деревню. В несколько сторон разбегались тропинки, рядком выстроились желтенькие гольф-кары в аренду. Захарина пошла наугад по самой левой дорожке. Так как деревня была окружена водой, все дороги расходились, чтобы затем сойтись снова.
Ее тропа вела через террасы полей и чьи-то огороды. Небо было облачно-жемчужным, трава пронзительно-желтой. Изредка по этой пастели желтыми мазками проносились гольф-кары со смеющимися в них семьями. Лиза не раз слышала, что Корея очень похожа на Японию, и вдруг она об этом вспомнила. Ее будто втянуло в мультфильм Миядзаки, в его цвета и прорисовку. Лиза вспомнила, как преподавательница языка рассказывала про корейскую осень: цвета, невероятно яркие цвета. Потом должны пойти красные клены, но пока, в начале октября, деревья оставались зелеными.
Она выцветающим призраком бродила среди этой красоты. Словно в вакууме, а вакуум отгораживает от всего окружающего. Оболочка вакуума — боль. Потеря. Она не могла перестать думать. С Игорем с самого начала Лиза старалась все обустроить правильно. Они полгода дружили, затем он ее добивался. Девушка строила свою жизнь на уверенности, что ему небезразлична. Что она в безопасности. Они так хорошо сходились! Лиза была актрисой, он — киноманом. И у него, и у нее были до странности схожие отношения с родителями. Обоих когда-то выгоняли из дома. Оба жили отдельно, сами по себе. Они понимали друг друга с полуслова. И если все это сейчас пойдет насмарку — то сколько же лет она потратила зря?
Загорелый кореец махал ей из огорода и знаками выражал желание быть сфотографированным. Лиза улыбнулась и щелкнула фотоаппаратом. Простые рыжие домики с соломенными крышами сменились улочками с домами покрепче. Выросли стены, ворота, макушки домов обросли черепицей. Она попетляла вслепую по лабиринтам — и вышла к реке и небольшому пляжу.
На песке выстроились несколько фотографов со штативами — заранее занимали выгодные места перед вечерним салютом. За рекой начинались горы, к ближайшей из них курсировал паром.
От пляжа к горе над поверхностью реки тянулись четыре провода — Лиза сначала не обратила внимания. Но в восемь вечера провода подожгли.
Медленно, очень-очень медленно кусочек пламени захватывал сантиметр за сантиметром. Сначала на проводах показалась одна рыжая точка, она начала разрастаться и ползти вверх, к горе, осыпаясь огненным дождем в реку. Четыре яркие линии освещали темноту пространства. С горы раз в несколько минут давали залп, и плотный ком огня летел вниз, прямо на гору и реку. На воде покачивалась лодка с туристами, доплатившими за этот первый ряд. Всполохи едва их не задевали. Провода продолжали искриться бенгальским огнем и горящими каплями опадать в волны. Наконец жар пропутешествовал до вершины горы — и снаряды оттуда разразились фейерверком.
Народ зааплодировал. Все стихло, и погасло, погрузив мир во тьму. Люди потоком устремились на парковку к своим машинам или на остановку к автобусу. Транспорта не было. Лес, дорога и тишина. Кроме Лизы на остановке сидела молодая итальянская семья: муж, жена и маленький ребенок. Итальянка кормила грудью, о чем-то переговариваясь с мужем.
На следующий день Захарина едва не опоздала на поезд в Кёнджу. Но добежала, заученно на корейском купила в кассе билет и юркнула в вагон. Мимо напоследок проплывали чудеса сельского городка: аккуратные водоразделы на реке, облагороженная прогулочная зона. Лиза никогда не видела, чтобы так заботились о маленьком городе, далеком от столицы.
Особых причин ехать в Кёнджу у нее не было — просто желание. Некогда город был столицей государства Силла, где заседали и были похоронены древние правители. Впрочем, единственная посетившая Кёнджу русская девушка, записки которой Лиза нашла в интернете, писала в блоге, что смотреть там не на что. Всего лишь одна астрономическая башня, самая старая в Юго-Восточной Азии. Делов-то.
Так что Лиза ничего не знала и ничего не ждала. Она нашла магазин с прокатом велосипедов прямо возле жилья. Те выглядели пугающе, но на глаз не разваливались.
Захарина приняла решение: неважно, как пойдут их отношения с Игорем, у нее нет перед ним обязательств. Свободные отношения должны быть обоюдными, верно? Тогда почему она уже месяц страдает и терпит ради него целибат? У нее никогда не было курортных романов. И никогда не было секса с иностранцами. Ей просто нужно найти кого-то в хостеле — корейца, европейца, неважно. Кого-нибудь симпатичного, кого она больше никогда не увидит. Ее уже разъедали изнутри желание и изможденность.
Типовые белые блоки домов закончились, и Лиза выехала на площадь. Отсюда тянулась гряда зеленых холмов. Из ближайшего торчали два низких ветвистых дерева. Толстые, крепкие, они упирались в воздух по диагонали, под углом. Как пошли расти из склона, так и росли. На них падало солнце, от кроны по холму расстилалась веерная тень. Пространство площади было идеально выровненным, но тут и там из земли торчали холмистые бугорки. Между ними пролегали тропинки, стояли фонари. Была суббота. Корейцы гуляли парочками и фотографировались.
Девушка внезапно поняла, куда попала. Это были могилы древних правителей Силлы.
Идеальный пруд, выложенный камнями, кувшинки, по воде ни ветерка. Плачущее дерево, маленькие аккуратные пуговки кустов по периметру, и холмы — совершенно сюрреалистичные. Вокруг стоял штиль, по небу разметались перистые облака. Место выглядело потусторонним в своей идеальности. Лиза не могла понять: что в нем такого, что оно ощущается как Зазеркалье?
Деревья были полны оранжевых плодов на ветках, а кусты — розовых цветов. Везде парочки. Девушки не перестают фотографироваться, парни либо ждут, либо служат фотографами. Некоторые бродили, счастливо обнявшись. Лиза не выдержала, сняла видео и переслала Игорю, прокручивая в голове снова и снова, что сейчас октябрь. Октябрь.
«У нас дождь льет не переставая», — отреагировал тот, — «Холодно, промозгло. Мерзкая погода».
«Здесь цветут кусты! А на деревьях — фрукты!!» — Лиза сидела на скамейке и впитывала, впитывала это все в себя. Это зачарованное место, — «Ты представляешь, в блоге писали, что в Кёнджу
Сдав велосипед, до ужина Лиза уединилась в комнате хостела. С ней проживали еще два парня, а дверь запиралась изнутри на ключ. Девушка горела идеей реализовать план по соблазнению случайного незнакомца. А тут сразу двое… Это могло быть крайне пикантно. Она представляла, как предложит им познакомиться и выпить. Поболтать в компании. За совместным вечером раскрутит на «Правду или действие», которая будет принимать все более и более развязный тон…
Но оба соседа скрывались за своими шторками. Один чихал без перерыва, беднягу здорово продуло. Как подойти ко второму, минуя первого, Лиза не знала. И она их даже не видела. Возможно, не заболей один, вся их троица не кинулась бы друг от друга отгораживаться. А так весь вечер каждый провел за занавесками. Девушка блуждала по себе пальцами, выгибаясь, прикусывая губы и стараясь не издавать ни звука.
Последней точкой путешествия стал Чинчжу — из-за фестиваля фонариков. Когда Лиза бронировала, в городе не оставалось жилья. Был выбор между двумя отелями: чуть дешевле и чуть дороже. Оба стоили больше, чем она собиралась заплатить, и находились в удаленном районе на соседних улицах.
Она тащилась от станции пешком, изнемогая от жары под палящим солнцем. Это была настоящая клоака: отель находился в районе автомастерских. Безлюдные улицы, инфраструктуры вокруг тоже нет. Когда Лиза доплелась, часы показывали три дня, и она была до смерти уставшей.
Ресепшен встретил темнотой. Это был узкий закуток даже без сидений — лишь стойка администратора и лестница. Администратора не было. Записка на корейском просила звонить по телефону.
— Здравствуйте, — немного запинаясь, произнесла в трубку Лиза, — Вы говорите по-английски? Нет? У меня бронирование в отеле, — добавила она еще одну заготовленную фразу.
С того конца трубки хлынул поток речи, который девушка в общих чертах восприняла как заверение сейчас подойти.
Она заозиралась. Пусто и тихо. Окон нет. Дверь на улицу оставалась нараспашку, окрестности испепеляло солнце.
— Аньонхасэйо! — к ней семенила седая старушка.
— У меня бронирование. Фамилия Захарина.
Старушка благостно закивала.
— Да, да. С вас 56000 вон.
Стоп.
— Извините, — не поняла Лиза, — Тут какая-то ошибка. У меня бронирование на 45000 вон.
— Нет! — покачала седыми кудряшками леди, — 56.
— Да вот же, — Захарина полезла за бронированием, — Вот. Вот цифра.
Старушка ткнула в листок с ценами, прикрепленный к стеклу ресепшена.
— Сейчас период фестивалей. Цена за проживание — 56000 вон.
Поделиться книгой: