— Будет. Только одна сигарета равна одному империалу.
— А недавно просто так отдала.
— Но недавно я не знала, что за совет денег берут.
— Быстро учишься. Далеко пойдешь.
Вспомнив, что метро еще работает, Зоя решила посетить тетю Альберту, припомнив, что та говорила, что ведет практику и тут и там.
Метро было и тут таким же, как обычно. Те же станции, те же поезда, вот только машинист был необычный. Насколько она помнила курс легенд и фольклора, была честно уверена в том, что в личине машиниста прятался кобольд. Зоя не задумывалась, что будет, когда она попадет к ведунье. Она не задумывалась даже над тем, что тетя Альберта может жить не там, где практикует. Сейчас для девушки была только одна цель — добраться до станции метро «Молодежная». Все остальные проблемы она думала решать по мере их возникновения.
— Девушка, вы время не подскажете?
Зоя открыла уже закрывающиеся глаза и увидела перед собой ослепительно красивого молодого юношу.
— Даже и не думай. Я не стану с тобой спать, и тем более тебе не удастся пополнить свое состояние моей энергией.
— Да я ничего такого не думал. Просто хотел время узнать.
— Инкуб, — это слово Зоя сказала, как подчеркнула красной ручкой, — ты можешь кому угодно объяснять про часы, время и другую интереснейшую ахинею, но только не мне. Я из той породы людей, которая видит вашего брата насквозь. Так что дурочек в подворотнях совращай.
— Извините, я не знал, что вы ведунья, прошу прощения, — инкуб склонил голову в поклоне.
Зоя закрыла глаза и резко их открыла обратно. Перед взором остались видна горящая дата «30 июля».
— Кстати, тридцатое июля — день траура по тебе, год точно не разглядела, — бросила девушка в спину удаляющемуся инкубу, и дата погасла.
Тот вздрогнул, обернулся и посмотрел вопросительно на Зою.
— У меня синдром Кассандры.
— Тьфу ты, нечисть какая! — сплюнул инкуб. — Идиотка…
Он развернулся и пошел в другой конец вагона. И с каждым шагом плечи его опускались все ниже и ниже.
Рядом что-то зашуршало, и боковым зрением Зоя заметила, как разношерстная публика на ее скамейке начала потихоньку отодвигаться от нее, как от прокаженной. Одна кривенькая бабушка с большой бородавкой на носу, проходя мимо, обратилась к девушке:
— Что ты отшила этого наглеца, это правильно. Но дату смерти говорить было глупо и неразумно. Такие вещи вообще не говорят без убедительной просьбы. Синдром, конечно, синдромом, но люди, когда гриппом болеют, платочек с собой носят, чтоб не кашлять на других. Так что учись молчать, милочка, иначе ляпнешь такое кому-нибудь поопаснее и посильнее, а он в ярости и гневе тебе милую головушку снесет. Тут не только такие сопляки водятся.
— Да не могу я, бабушка, молчать. Прет это из меня.
— Молчать не можешь — язык проглоти или вырви. Без языка-то жить можно, а без головы только привидениям обходиться свойственно.
— Но…
— Молчи, дура. Я сама вижу, что ты видишь сейчас. Проглоти язык свой поганый и молчи. Не все правду знать хотят, иная правда острее лжи по сердцу режет.
Зоя хотела сказать что-то в ответ, но слова комом колючек застряли в глотке.
— Вот так-то лучше. Научить молчать тебя, доченька?
Комок из горла не исчез, потому девушке оставалось только кивнуть, что она и сделала.
— Ну, тогда поехали со мной, милая. Будем учиться врать и использовать твой дар на благо себе, а не во вред.
Квартирка бабушки Златы была не похожа на все виданные Зоей до этого квартиры. Вроде бы все убрано и разложено по полочкам, как у добротной хозяйки, но создается такое ощущение, что квартира вывернута вверх дном. Вроде и подметено везде и даже вымыто, пыли нигде не видно, но появления таракана или паучка ждешь, как только входишь в прихожую. Странная эта квартира была. Мебель стоит антикварная, дорогая на вид, но застелена белою тканью, как это делают в доме покойника или музеях, чтобы пыль не потревожила дорогую обивку.
— Ну что, Зоя, будешь моей ученицей, а я тебя буду учить, кормить и одевать. Работы-то у тебя, как я посмотрю, нет. Да и родня тебя видеть не особо-то и желает. А мне уже пора себе ученицу заводить и мастерство передавать. Ты же знаешь, час мой близко уже.
Зоя кивнула, так как комок в горле до сих пор не проходил и мешал говорить.
— Ты про комок-то свой не думай. Это я наложила. Тебе молчать учиться надо, вот научишься — и сниму с тебя кляп-заговор. А пока, если что сказать хочешь, ты или руками объясни, или напиши, или на худой конец нарисуй. Правда-то слово любит, да скорого выговора, без обдумывания. А ты, дитятко, пока напишешь или нарисуешь, того гляди, образумишься и подумаешь, показывать сии творения кому-либо или не стоит. Кушать этот кляп мешать не будет.
И зажили бабка Злата и Зоя дальше душа в душу. Все в работе да учении. Бабка что глаголет, то воспитанница делает, не всегда точно, зато с усердием. И мышей подкармливает, и паучков для разных тварей отлавливает. А что немая? Так это ничего. Колдовство — оно, как бабка говорит, не руками и языком делается, а сердцем и умом.
Иногда только вздрогнет при виде постороннего или посетителя Зоя и, бросив все, бежит рисовать картинку, но до конца не дорисует, порвет и слезами горькими зальется.
Долго это продолжалось, пока однажды бабка не вызвала Зою к себе при посетителях и не велела ей рассказать, что видит. Посетители были знатные. Вампирский лорд к бабке Злате пожаловал со своей свитой.
— Говори, Зойка, не бойся. Великий Ульхарт хочет узнать свой час конечный, да желательно от чьей руки пострадает.
— М… ммм… — промычала немая девушка.
— Не мычи, а говори.
— Так комок же…
— Нет комка больше, говори, что видишь, смотря на лорда.
— Нож вижу. Тонкий маленький стилет вижу. Змейка на рукоятке.
— Ух, брат Альмут, не любишь ты меня, так не любишь. Числа какого это будет, не скажешь, красавица?
— Числа не вижу. Только листья на деревьях желтые да красные.
— Спасибо тебе, бабка Злата, — молвил, вставая Ульхарт, — за это не жалко и тысячу империалов отдать.
Когда гости ушли, Злата Августовна подмигнула Зое.
— Вот так вот и зарабатываются деньги твоими талантами.
— А кляп-заговор как же?
— А зачем он, деточка, теперь нужен-то?
— Как зачем? А вдруг меня опять прорвет в ненужный момент?
— А коли прорвет, милочка, то ты, как раньше, рисуй, пиши, руками объясняй. Глядишь, и пройдет прорыв-то.
— Я буду стараться, бабушка.
— Старайся, внученька, и гляди, видишь, что просящему правда не нужна — лучше промолчи али нарисуй ему правду, ибо рисунок не каждый точно сможет трактовать, может, и померещится ему что другое в рисунке твоем. А коли увидишь, что клиент только правду желает знать, то говори, ничего не скрывая, а то не сбудется и вместо клиента опасного врага наживешь.
— А как распознать, кто хочет правду слышать, а кто нет?
— С опытом, моя родная, с опытом только.
— А как я его добуду, этот опыт? Я же новенькая тут, меня никто еще не знает.
— Мне помогать работать дальше будешь, сама свое дельце под моей крышей откроешь, вот и придет опыт-то. А насчет ученичества, так это ты брось. Твой талант только опыта требует, а в предсказывании даже я кассандрам не указ.
— То есть, бабушка?
— То есть? За краской иди и кисточкой в магазин.
— Зачем?
— Вывеску будем менять. Дописывать к «Ведунья бабушка Злата» «молодая кассандра Зоя».
— А я раньше думала, что это болезнь у меня такая.
— Если голова на месте, то любую болезнь можно на пользу себе поставить. Но это только если голова на месте.