Европа против России. 1812 год

«…Система завоеваний Наполеона была совершенно особого характера.

Всемирное господство, к которому он стремился, не имело целью сконцентрировать в своих руках непосредственное управление огромной массой стран, но установить в центре верховную власть над европейскими государствами по образцу, извращенному и преувеличенному, империи Карла Великого.

Если соображения момента заставляли его отступить от этой системы, если они увлекали его к захвату и к присоединению к французской территории стран, на которые он при правильном понимании своего же интереса не должен был бы посягать, то эти действия, существенно повредившие укрепленю его власти, не только не содействовали развитию великого плана, лежавшего в основе его мысли, но лишь повели к его крушению и гибели.

Этот план должен был бы распространиться также и на церковь. Он хотел основать в Париже престол католицизма и оторвать Папу от всяких светских интересов, обеспечив ему власть духовную под эгидой французской империи».

С Меттернихом можно и спорить, можно и в чем-то согласиться. Не факт остается фактом: антифранцузские войны следовали одна за другой. И все они в итоге оказывались завоевательными, добавлявшими еще власти на континенте Наполеону. В истории с ним на этом поприще могут сравниться только Чингисхан и Александр Македонский. Другие великие завоеватели мировой летописи в сравнение с ним не идут.

На европейском континенте вновь запахло большой войной, которая должна была разрешить непростой вопрос истории: будет ли властвовать над Европой император французов Наполеон Бонапарт или нет? Сумееет ли он поставить перед собой на колени Россию? Ведь та со своими союзниками – Австрией и Пруссией – всего несколько лет тому назад приграла Наполеону Бонапарту две войны. Дойдет ли очередь до Британии, прикрывшейся водами Атлантики и флотом?

…Уже в 1810 году император французов приказал доставить ему книги, в которых содержалась бы информация о России, ее истории и особенностях, народе и боевом пути русской армии (традициях, выучке, основах формирования, взаимоотношениях, отношении к воинству населения, снабжении). Он знакомился с лучшими трудами по топографии России и даже с войнами, которые вели Иван IV Грозный и Петр I Великий. Наполеон прочитал о всех военных операциях, проводившихся на территории Польши и России, которые имелись на французском языке.

Известно, что наиболее внимательно он изучал Московский поход шведского короля Карла XII и о Полтавской баталии знал многое. Как и то, что под Полтавой и на переправе через Днепр у Переволочны в 1709 году до этого победоносная королевская армия «природных свеев» перестала существовать как таковая. Тогда в такое известие в Париже столетие назад не хотели верить.

Из топографии его больше всего интересовали описания местности Литвы и Остезейских провинций всей российской Прибалтики. А из Эстляндии, как говорится, было, как говорится, рукой подать до берегов Невы, на которых стоял Санкт-Петербург. Уже одно это наводило на определенные мысли, касательно наполеоновских «задумок» и стратегических планов.

К этому можно добавить еще и такую любопытную деталь. Полученная в Париже из России (вернее – добытая там) так называемая «столистовая карта» была специально для императора перепечатана французским шрифтом.

Наполеон читал книги, переведенные специально для него с немецкого языка на французский язык. В частности, это были труды Плото и Вильсона о русской армии. Таким делом одно время занимался польский дивизионный генерал Мишель (Михаил) Сокольницкий, ведавший при Главном штабе Франции разведывательным бюро, которое занималось организацией службы шпионов, допросом пленных и местных жителей на театрах войны, перехватыванием и чтением писем и донесений.

Сокольницкий руководил вербовкой и засылкой агентов в российские прибалтийские губернии, на Украину, на дороги Центральной России. Участвовал в Русском походе 1812 года как представитель польской армии при Наполеоне. Был ранен в Бородинском сражении. После сражения допрашивал русских пленных. В 1813 году после гибели маршала империи Юзефа Понятовского (утонул в реке Эльба) принял командование 8‑м (польским) армейским корпусом. В марте 1814 года участвовал в обороне Парижа.

После отречения императора французов по приглашению Александра I переехал из Парижа в Царство Польское, получил чин русского генерал-майора и участвовал в создании новой польской армии, которая являлась частью армии Российской империи. Лично для «просвещения» Наполеона в русских делах он сделал много.

Однако думается, что организация военной разведки в наполеоновской Франции не есть только единоличная заслуга Мишеля Сокольницки. Такой авторитетный исследователь Отечественной войны 1812 года в старой России, как В.В. Харкевич, пишет:

«Сведения о приготовлениях России к войне сосредотачивались, главным образом, в двух пунктах – Варшаве и Данциге. Отсюда они направлялись в Гамбург и с прежде имевшимися данными представлялись (маршалу) Даву в обработанном виде Наполеону. К последнему, кроме того, поступали донесения от Коленкура из Петербурга, от французского посла при Стокгольмском дворе Алькъэ, и от особого агента из Бухареста».

Разновременно в 1811 году через посредство командовавшего польской армией Понятовского и коменданта Данцига французского дивизионного генерала Ж. Раппа Наполеону сделалось известно о производстве работ по укреплению Риги и Динабурга, о вооружении этих крепостей, а также Бобруйска. О расположении и передвижениях русских войск, об усилении полевых войск за счет гарнизонных батальонов, о производстве набора, о передвижении нескольких дивизий (?) с Дунайского театра на Литву, об исправлении дорог в Литве и Волыни, об устройстве продовольственных магазинов в Литве. И даже о намерении императора Александра вторгнуться в герцогство Варшавское и провозгласить независимость Польши.

Поток подобных, хорошо оплачиваемых разведдонесений в штаб-квартиру Наполеона, как главнокомандующего Великой армии, все нарастал. Но все чаще в них не удавалось отделить действительное от желаемого. И что самое главное – в образе России, ее государя и армии в сознании императора французов и его генералитета вырисовывался образ врага, даже не помышлявшего о политическом компромиссе.

Сведения собирались особыми агентами, жившими в незначительном удалении от границы и поддерживавшими сношения с поляками, приверженцами Наполеона в Литве и на Волыни. Опрашивались путешественники, прибывшие из России, пользовались услугами иезуитов в Полоцке и подрядчиков-евреев. Прислушивались к разговорам среди офицерства. Нескромность не только офицеров, но даже генералов, приносила свои плоды.

Когда виленский военный губернатор генерал М.И. Голенищев-Кутузов, будущий главнокомандующий русской армией в «грозу 12‑го года», получил назначение в Турцию, Наполеону тотчас же сделалось известно, что перед отъездом он говорил интимным друзьям о полученном им приказании заключить мир с турками.

Сведения, получавшиеся из герцогства Варшавского, по отношению к силам русских были, однако, сильно преувеличены. Пылкий, увлекающийся характер поляков нередко заставлял их рисовать картины, при недостатке сведений часто пополняемые воображением. «Мы видим лес там, где в действительности одни деревья», – сознавался один из польских генералов французскому резиденту в Варшаве.

Поэтому в конце 1811 года Наполеон, сохранив прежний порядок получения сведений, наряду с ним дал новую, более строгую организацию делу ведения разведки против России. Она виделась ему уже не просто вероятным противником.

Французскому резиденту в Варшаве, барону Биньону, было предложено избрать из числа способных и достойных доверия поляков, служивших в военной службе и участвовавших в походах, трех старших агентов, которые знали бы хорошо: один – Литву, другой – Волынь, а третий – Лифляндию и Курляндию. Агенты эти должны были получать определенное содержание и сосредотачивать все сведения по топографии и статистике порученных им театров, по расположению, силе и передвижениям русских войск, по постройке и вооружению крепостей. Старшие агенты должны были избрать до 12 низших агентов и держать их на важнейших путях и в назначенных пунктах.

Вознаграждение низшим агентам определялось в зависимости от ценности сообщенных ими сведений. Биньону разрешено было расходовать до 12 000 франков ежемесячно на порученное ему дело. То была немалая денежная сумма. Но в окружении императора считали, что задуманная им игра в разведку стоит немалых свеч. Иллюзий на сей счет в высшем французском командовании не строилось.

Наконец, еще одним источником для получения сведений являлись Австрия и Пруссия, недавние союзники России в войнах против Франции. Так, в марте 1812 года Наполеон получил от прусского правительства «расписание» русской армии. Теперь ему во всей полноте стал известен ее состав.

В результате несомненно, что к началу Русского похода венценосный полководец Наполеон I обладал немалыми сведениями, более или менее близкими к истине, относительно силы и группировок русской армии.

Примечательно то, как Наполеон лично готовился к своим беспрерывным войнам. Его интересовали, прежде всего, два вопроса, относящихся к противной стороне. Во-первых, личность неприятельского полководца и вообще профессиональная подготовка вражеского генералитета к войне в поле. Во-вторых, организация неприятельского командования и силен ли сам главнокомандующий, с которым ему предстояло скрестить оружие.

Пожалуй, перед самым вторжением в Россию Наполеон мог дать себе по этим двум важным для него вопросам самый удовлетворительный ответ. Из старших генералов русской армии настоящим, боевым военачальником он считал одного князя Багратиона, ученика самого Суворова. Но тот находился на вторых ролях, и стать главнокомандующим реально не мог. В этом Наполеон не ошибся.

Военный министр Барклай де Толли был фактически лишен возможности принимать самостоятельные, волевые решения, поскольку при армии находился сам государь. А Голенищев-Кутузов, которого Наполеон считал хитрым и осторожным полководцем, состоял в то время не у дел, да и был он уже человеком преклонных лет. Беннигсен относился Бонапартом к числу «неспособных», что и соответствовало действительности. Но знать только лицо начальствующих лиц – это было еще далеко не всё.

Великий завоеватель, раздвигавший пределы созданной им на европейском континенте Французской империи, хотел познать «душу» России, прежде чем выступить в Русский поход 1812 года. Он вознамерился узнать о ней возможно максимально всё. Но, думается, так и не понял ее до конца.

…Что хотел получить Наполеон от этой стратегической операции на европейском Востоке? Что он жаждал решить в собственной судьбе, вступив на землю Московского Кремля? Рассуждений на это счет действительно много. Пожалуй, достаточно точно (но, разумеется, не бесспорно) по этому поводу высказался советский историк академик Е.В. Тарле:

«Великая армия в Москве – это значит покорность Александра, это – полное, безобманное осуществление континентальной блокады, следовательно, победа над Англией, конец войнам, конец кризисам, конец безработице, упрочение мировой империи, как внутреннее, так и внешнее. Кризис 1811 г. окончательно направил мысли императора в эту сторону.

Впоследствии в Витебске, уже во время похода на Москву, граф Дарю откровенно заявил Наполеону, что ни армия, ни даже многие в окружении императора не понимают, зачем ведется эта трудная война с Россией, потому что из-за торговли английскими товарами во владениях Александра воевать не стоило.

Но для Наполеона такое рассуждение было неприемлемо. Он усматривал в последовательно проведенном экономическом удушении Англии единственное средство окончательно обеспечить прочность существования великой, созданной им монархии.

И вместе с тем он ясно видел, что союз с Россией подламывается не только вследствие разногласий из-за Польши и не только из-за беспокоящей и раздражающей Александра оккупации части прусских владений и захватов на севере Германии. Но, прежде всего, потому, что Россия возлагает очень большие надежды на Англию в будущем, как и Англия возлагает свои надежды на Россию.

Существенный удар нанести по Англии он не может. Значит, нужно ударить по России».

То есть для венценосного стратега Наполеона Бонапарта Русский поход был делом осознанно решенным не в 1812 году, а гораздо раньше. То есть вскоре после заключенного в 1807 году Тильзитского мирного договора между Францией и Россией. Заключенного между двумя великими державами, которым по многим веским причинам стало тесно на европейском континенте.

Хотел ли император Наполеон войны с Россией? Большая часть отечественных и зарубежных исследователей отвечает только утвердительно: «Да, хотел и тщательно готовился к ней». Действительно, факты говорят только за это. А факты, как говорится, вещь достаточно упрямая и вполне убедительная.

Все известные наполеоновские слова о противном стремлении реалиям ситуации не отвечали. Хотя такие высказывания часто цитировались и цитируются в наше время. В умении вести политическую игру Бонапарту отказать трудно.

Поэтому трудно воспринимаются, к примеру, рассуждения Горация Вернета в его известной книге «История Наполеона». Он, среди прочего, пишет и такое, со ссылкой на слова императора французов, сказанные в посланиях императору Александру I:

«…Разрыв начался в 1811 году. Оба императора не могли уже согласиться в главнейших статьях политики: стало быть, рано или поздно война должна была непременно возгореться. Однако ж Наполеон, всегда старавшийся возложить на неприятеля всю ответственность за бедствия войны, не хотел и на этот раз поднять знамя брани на союзника, не испытав последних средств к примирению, от которого зависело спокойствие Европы.

Он писал несколько раз императору Александру с этой целью. «Ныне, – говорил он в одном из своих писем, – повторяется то же, что я видел в Пруссии в 1806 году и в Вене в 1809.

Я остаюсь другом Вашего Величества, если даже роковая судьба, увлекающая Европу, вооружит наши народы друг против друга. Буду соображаться с поступками Вашего Величества; никогда не подниму оружия первый; войска мои двинутся вперед, когда вы уничтожите Тильзитский трактат.

Я первый прекращу вооружения, если вы покажете такую же доверенность. Раскаивались ли Вы когда-нибудь в доверии, мне оказанном?»

Русский император был тверд и, чувствуя справедливость своих требований и желаний, повторял их, не соглашаясь ни на какие уступки…»

Есть и отечественные историки, которые утверждают, что Бонапарт нового противостояния с Российской империей не хотел, но был вынужден пойти на начало такой войны. Так, Н.А. Троицкий в одной из своих работ пишет следующее:

«Наполеон не хотел этой войны. С момента своего прихода к власти он стремился к миру и союзу с Россией. Ни в 1805‑м, ни в 1806–1807 гг. он не поднимал меч против нее первым. Теперь же воевать с Россией было для него еще труднее и опаснее. С 1808 г. он мог вести новую войну как бы одной рукой; другая была занята в Испании, отвлекавшей на себя до 400 тыс. его солдат. Учитывал он и пространства России, равные почти 50 Испаниям, тяготы ее климата, бездорожья, социальной отсталости (крепостных крестьян он прямо называл «рабами»)».

В подтверждение этого Троицкий ссылается на известное признание Наполеона своему министру полиции дивизионному генералу Рене Савари, герцога де Ровиго, который был ему беззаветно предан. Перед отъездом в Великую армию император сказал главе полицейского ведомства Франции слова, которые вписались в историю:

«Тот, кто освободил бы меня от этой войны, оказал бы мне большую услугу».

Но это только слова, сказанные доверительно близкому человеку. Других подобных свидетельств почти нет. Далее Н.А. Троицкий пишет:

«Что же заставило его идти на такую войну (оказавшуюся для него роковой) против собственного желания? Сила обстоятельств, столкновение интересов французской буржуазии и российского поместного дворянства. У Наполеона была «идея фикс» – континентальная блокада. Только она могла обеспечить ему победу над Англией и, следовательно, европейскую гегемонию.

Препятствовала же осуществлению блокады только Россия, нарушавшая при этом подписанный ею Тильзитский договор. Переговоры с ней (даже на высшем уровне) ничего не дают. Значит, по логике Наполеона, надо принудить Россию к соблюдению блокады силой».

То есть, как ни крути, как ни верти сложившейся внешнеполитической ситуацией, война Франции против России была неизбежной реальностью. И дело крылось даже не в том, что Наполеон Бонапарт ее не хотел. Ведь в истории человеческой цивилизации он известен не как Великий миротворец, а как Великий завоеватель. Другим не был, и быть не мог.

…Наполеон, собирая общеевропейскую Великую армию в атакующий кулак, старался любыми путями выиграть время для ее дислокации на берегах Вислы. С этой целью он послал к российскому государю своего посла в ранге генерал-адъютанта – дивизионного генерала графа де Нарбон-Лару (Нарбонна). Император Александр I принял его 6 мая в Вильно, где находилась его штаб-квартира, еще раз высказав принципиальные стороны позиции России в европейских делах.

В разговоре с наполеоновским посланником Александр I вновь заявил, что он не обнажит орудия первым, не желая взять на себя ответственность за пролитую кровь. И это было сказано в дни, когда две армии уже стояли друг перед другом, их разделял только Неман, к слову говоря, форсируемая без особых усилий водная преграда:

«Но я не сделаю ничего, посягающего на честь управляемого мною народа, – с достаточной твердостью и откровенностью прибавил российский монарх. – Русский народ не принадлежит к числу тех, которые отступают перед опасностью».

После этого Александр I развернул перед графом Нарбон-Ларой (внебрачный сын короля Людовика XV и военный министр короля Людовика XVI) карту Российской империи. Император указал собеседнику на северо-восточную окраину Азиатского материка, упиравшуюся в Берингов пролив – на самую восточную оконечность Чукотки, и сказал твердо:

«Если император Наполеон решится на войну, и счастье будет не на стороне правого дела, ему придется дойти до сих пор, чтобы заключить мир».

…Как в самой России относились к не просто новому столкновению с наполеоновской Францией, а с вторжением ее Великой армии в Россию? Есть письменные свидетельства того, что россияне «просчитали» ход такой войны еще до ее начала. Удивительной прозорливостью, к примеру, обладал талантливый дипломат русский посол в Лондоне граф С.Р. Воронцов. За три недели до перехода императора французов через Неман он писал своему сыну генерал-майору М.С. Воронцову, служившему в действующей армии:

«Вся Европа ждет с раскрытыми глазами событий, которые должны разыграться между Двиной, Днепром и Вислой. Я боюсь только дипломатических и политических событий, потому что военных событий я нисколько не боюсь.

Даже если начало операций было бы для нас неблагоприятным, то мы все можем выиграть, упорствуя в оборонительной войне и продолжая войну отступая.

Если враг будет нас преследовать, он погиб, ибо чем больше он будет удаляться от своих продовольственных магазинов и складов оружия и чем больше он будет внедряться в страну без проходимых дорог, без припасов, которые можно будет у него отнять, окружая его армией казаков, тем больше он будет доведен до самого жалкого положения, и он кончит тем, что будет истреблен нашей зимой, которая всегда была нашей верной союзницей».

Это пророчество, высказанное человеком, знавшим российское Отечество, любившим его, сбылось как историческая явь. Эти слова были написаны еще до того, как император французов Наполеон I прибыл к Великой армии.

Сам император французов словами историка Горация Вернета о своем окончательном решении начать Русский поход, пойти войной на Россию высказался так:

«…Я думал, что война (уже) объявлена… я не имел привычки опаздывать. Я мог идти против России во главе всей остальной Европы; предприятие было народное, дело – европейское; в этом заключалось последнее усилие Франции; ее судьба и судьба новой европейской системы зависела от конца это борьбы».

Пути Провидения ведут Наполеона в Москву… «Наполеон идет на Россию во главе всей остальной Европы!..» В Кремле назначены границы его победам; туда влечет его мысль о всемирном преобладании Франции!..»

Русский поход коалиционной Великой армии Наполеона на Россию был делом не спонтанным, а давно решенным. Вопрос был только во времени. Это было «дело европейское», от которого зависела «судьба новой европейской системы», созданной в условиях «всемирного преобладания Франции». Как тут сегодня не вспомнить о современном однополярном миросоздании!

Глава 2

Франция превыше всего. Наполеоновские планы поставить Россию на колени

Открыто готовиться к войне с Россией Франция стала с осени 1811 года. Предусмотрительный Наполеон еще в декабре 1810 года призвал в стране через сенат под ружье 80 тысяч человек. Затем последовали новые мобилизации военнообязанных граждан Франции. Опасаясь, что уход регулярных войск на войну с Россией оставит границы Французской империи незащищенными, Наполеон 5 марта 1812 года объявил о созыве ополчения Национальной гвардии. Перед этим в стране прошло несколько рекрутских наборов. Села и города «вычищались» от лиц призывного возраста.

Свою армию, которой предстояло совершить победоносный поход против России, император Наполеон I назвал Великой армией. Общеевропейской. Коалиционной. То, что она в действительности являлась Великой, полностью соответствовало ее составу, численности и числу орудийных стволов ней.

Шутка ли, в поход собиралсь почти вся Европа, подвластная имперской Франции. Такой армии Западная Европа не знала влоть до Первой мировой войны!

Энциклопедически термин «Великая армия» определяется так: это «название объединения части сухопутных сил Французской империи и ее союзников, созданного для решения определенной стратегической задачи и находившегося под личным командованиеим императора Наполеона I». (Отечественная война 1812 года. Энциклопедия).

Следует заметить, что в истории наполеоновской Франции армия под названием Великая уже была однажды. Впервые этот термин император Наполеон употребил в письме к началнику своего штаба маршалу империи Луи Александру Бертье, датированном 29 августа 1805 года, то есть накануне Русско-австро-французской войны того же года. Писалось следующее:

«Великая армия будет состоять из 7 корпусов».

После завершения кампании 1805 года и Русско-прусско-французской войны 1806–1807 годов первозданная Великая армия, как таковая, была распущена декретом Сената Франции от 12 октября 1808 года. Нужда в ней тогда отпала.

То есть она, стратегическое объединение, прошла обкатку в двух больших европейских войнах, проходивших на суше, и в которых противником Франции сперва выступала коалиция России и Австрии, а затем – России и Пруссии. И эти два испытания наполеоновское детище в лице Великой армии выдержало более чем успешно: войны для французского оружия были победными.

В Русско-австро-французской войне 1805 года наполеновская первая Великая армия блеснула в шести сажениях. Это: при Ульме (17 октября), при Энсе (22 октября), при Амштеттине (24 октября), при Кремсе (30 октября), при Шенграбене (4 ноября) и, наконец, при Аустерлице (20 ноября).

О последнем сражении, которое состоялось в Моравии, в одной из исторических частей Чехии, следует сказать особо. Битву при Аустерлице еще называют Битвой трех императоров, что вполне соответствует действительности. Во главе сразившихся армий стояло три императора – французский Наполеон I Бонапарт, российский Александр I Романов и австрийский Франц I Габсбург.

Аустерлиц стал одним из самых жестоких поражений армии России в XIX веке. Здесь русской армии было нанесено первое за сто лет решительное поражение в генеральном сражении. В 1700 году молодая петровская регулярная армия потерпела такое поражение от шведов короля Карла XII под крепостью Нарва в самом начале длительной Северной войны 1700–1721 годов.

Виктория Великой армии при Аустерлице стала самой большой в созвездии побед в полководческой биографии Наполеона Бонапарта. Он с полным правом на то гордился ею до последних дней жизни. Звезда Аустерлица не меркла даже в ссылке низвергнутого императора французов на острове Святой Елены. Один из классиков марксизма, Фридрих Энгельс писал: «Аустерлиц представляет чудо стратегии, он не будет забыт до тех пор, пока существуют войны».

Оценивая сражение при Аустерлице в ряду других выигранных им бталий, Наполеон говорил, что «шансы успеха были наименее сомнительны». Что касается побежденных им и его Великой армией, то это сражение в исполнении союзников было названо в трудах ряда исследователей «странным событием».

В последующей Русско-австро-прусской войне 1806–1807 годов наполеоновской Великой армии пришлось, чтобы победить союзников, сразиться в десяти баталиях. Это: в первый год войны при Заальфельде (10 октября), при Йене (14 октября), при Ауэрштедте (14 октября), при Чарнова (11 декабря), при Пултуске (14 декабря) и Голымини (тоже 14 декабря).

Во второй год войны Великая армия, ведомая имератором Наполеоном и его маршалами, сразилась с союзниками при Прейсиш-Эйлау (26–27 января), при Гутштадте (24–25 мая), Гейльсберге (29 мая) и при Фридланде (2 июня). Прусская армия была разбита, а непобежденная русская армия, понесшая большие потери, отступила за реку Неман в российские пределы.

Вторая наполеоновская Великая армия, гораздо более мощная, общеевропейская, начала формироваться по декрету от 15 февраля 1811 года. Цель ее создания определялась сразу: для войны против России. До самого вторжения в империю Александра I император Наполеон I продолжал на словах в письмах и выступлениях где-либо заботиться о полноте выполнения статей Тильзитского мирного договора.

Новая Великая армия вобрала в себя войска собственно Французской армии, а также воинские контингенты союзников Наполеона по Русскому походу – Итальянского королевства, государств Рейнского союза (Баварии, Саксонии, Вюртемберга, Гессена и других более мелких германских государств), герцогства Варшавского, Неаполитанского королевства, Австрийской империи и Прусского королевства.

В собственно Французской армии состояли воинские контингенты из Голландии, Испании, Швейцарии, Португалии и других завоеванных Наполеоном европейских стран.

О сборе воинских сил союзников наполеоновской армии можно показать на примере Рейнского союза, созданного Наполеоном под его протекторатом в 1806 году в Париже из 36 (!) германских государств, вышедших из состава Священной Римской империи со столицей в австрийской Вене. Этот союз просуществовал всего семь лет, до 1813 года.

Рейнский союз состоял из 4 королевств (Бавария, Вестфалия, Вюртемберг и Саксония), 5 великих герцогств (Баден, Берг, Вюрцбург, Гессен и Франкфурт), 13 герцогств, 17 княжеств, 4 независимых (вольных) ганзейских городов (Гамбург, Любек и Бремен). Последним из них в Рейнский союз вступил князь Ангальт-Дессау и получил за это титул герцога.

Главой Рейнского союза (протектором), как новообразованного государства, стал император французов Наполеон I. Повседневное правление делами союза осуществлял его примас – князь Карл Теодор фон Дальберг.

Каждая из немецких монархий, входившая в Рейнский союз, имела собственную династию, столицу, флаг и прочие атрибуты государственной власти и армию, которая по своей численности и организации соответствовала размерам и населенности этого кусочка германской земли. Но обязательно со своей военной формой и прочими армейскими отличиями. И со своим знаменем. Разнилось военное законодательство и воинские уставы.

У совсем маленьких княжеств армия могла состоять из одной-единственной пехотной роты или батальона, одного кавалерийского эскадрона (он мог быть неполного состава) и артиллерийской батареи, в которой могло быть всего несколько орудий. Но главнокомандующий такой импровизированной армии всегда носил генеральские эполеты, хотя были и исключения из такого правила. Им обычно являлся или сам монарх, или его наследник, или другие члены его семьи.

Создаваяемая Великая армия по известным причинам организационно не могла состоять из, как минимум, самостоятельных 36 армий, которые резко разнились по численности пехоты, кавалерии и по орудийным стволам. Поэтому протектор Рейнского союза с императорским титулом поступил иначе и вполне разумно: он стал создавать из них смешанные полки, бригады, дивизии и корпуса. В такие дивизии и особенно корпуса для их «укрепления» вводились французские части.

Таких смешанных полков Наполеоном было создано семь. Все они являлись номерными, без именований. Большинство из них еще до 1812 года волей императора французов отправили воевать в Испанию. Там они, постоянно пополняемые из граждан своих государств, несли большие потери в людях и не отзывались в пределах своих государств.

Были в этих пехотных полках батальоны, четыре роты которых являли собой армии одного княжества, одетые в свою отличительную форму и обладавшие собственным знаменем. Но в таких смешанных полках (а также в полках кавалерийских и батареях) нижние чины и офицеры говорили на одном языке, немецком. Это их объединяло и сплачивало.

Перед Русским походом император, он же протектор, Наполеон I якобы собрал своих верноподданных монархов Рейнского союза в столице Саксонского королевства городе Дрездене. Там он обратился к ним с таким призывом:

«Венценосные друзья Франции!

Дела в Европе взяли другой оборот. Повелеваю, как глава Рейнского союза, для общей пользы удвоить свои ополчения, приведя их в готовность пожинать лавры под моим начальством на поле чести.

Вам объявляю свои намерения: желаю восстановления Польши. Хочу исторгнуть ее из неполитического существования на степень могущественного королевства. Хочу наказать варваров, презирающих мою дружбу. Уже берега Прегеля и Вислы покрыты орлами Франции.

Мои народы! Мои союзники! Мои друзья!

Думайте со мной одинаково. Я хочу и поражу древних тиранов Европы. Я держал свое слово, и теперь говорю: прежде шести месяцев северные столицы Европы будут видеть в стенах своих победителей Европы».

В той речи, произнесенной во дворце саксонского короля в столичном городе Дрездене, император французов, как говорится, хватил через край. Что, что, а Россия, Русское царство, Великое княжество Московское «древним тираном» никогда не смотрелось ни для Европы, ни для Азии.