Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Бой с невидимкой - Александр Александрович Тамоников на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

– Значит, так! – обратился Онысько к народу. – Коль уж вы пришли на этот хутор, то никуда не расходитесь, потому что со всеми вами я хочу побеседовать. Понятно вам?

Народ зашелестел и загудел – стало быть, слова участкового людям были понятны.

– А чтоб было еще понятнее, скажу еще раз, – предупредил Онысько. – С хутора без моего позволения – ни шагу! Всякий, кто попытается уйти, будет считаться пособником извергов, которые прячутся в болотах… Все уяснили?

Сказал такие слова Павло Онысько совсем не зря. Он прекрасно осознавал, что некоторые из тех, кто сейчас на хуторе – соглядатаи и осведомители бандитов. Кто именно, этого участковый, конечно, не знал, но то, что они здесь присутствовали, и это был не один человек, а несколько – все это для участкового было очевидным фактом. У бандитов должны быть повсеместно свои глаза и уши – вот они, эти уши и глаза, здесь и присутствовали. Потому что бандитам очень важно знать, как и в какую сторону движется расследование. Участковый даже не сердился на этих неведомых ему соглядатаев и доносчиков. Он понимал, что большинство людей согласились на это из страха за свою жизнь и жизни своих близких. Попробуй не согласись – так и с тобой, и с твоим хутором будет то же самое, что вот с этим хутором, на котором сейчас присутствует и сам Онысько, и окрестные хуторяне. Сожгут, убьют… Тут уж сердись не сердись…

Да и, по большому счету, сердиться Онысько должен был в первую очередь на себя самого. Именно так, потому что это именно он, Павло Онысько, не может совладать с бандитами. Хотя по долгу службы и обязан. Но долг – долгом, а возможности – возможностями. Попробуй-ка вылови всю эту нежить, которая прячется в болотах, когда у тебя – всего пятеро милиционеров и два десятка «ястребков»! Заболотье – край обширный. Да и прятаться легче, чем искать. А тут еще – этот Перемога. Кто он такой, где его искать? Ничего о нем не известно, ровным счетом ничего! Ни единой мысли, ни одной зацепки! Но зато после каждого душегубства, после каждого сожженного хутора на месте остается бумажка, в которой написано: «Перемога. Перемога. Перемога»… Боятся люди этого Перемогу, да что там – одного этого слова боятся! Вот, говорят, матери пугают даже малых детей этим словом… А напасть на след Перемоги Онысько, как ни старается, пока не может. Так что – на кого ему сердиться, кроме как на самого себя?

– …И еще, – сказал участковый. – Сейчас мы осмотрим тела, а потом бабы пускай их как положено приберут, а мужики – отнесут их к телегам, что у края болот. Желающие имеются или мне их назначить самому?

Последних слов Онысько мог бы и не говорить. Потому что желающие, конечно же, имелись. Уж так было заведено в этих краях, что любого покойника всем миром и прибирали, и оплакивали, и хоронили. Даже того, который умер своей собственной смертью. А тут такой страшный случай… Конечно же, и приберут, и отнесут к телегам, и уложат на телеги, и в нужное время похоронят, и оплакивать будут не меньше недели. Все, как и полагается. Но Онысько был властью, потому он и сказал такие слова.

– Ты как? – подошел Онысько к Евгену Снигуру.

– Что? – очнулся Евген и посмотрел на участкового так, будто увидел его первый раз в жизни.

– Я говорю – что ты сейчас собираешься делать? – пояснил участковый.

– А ты? – глухо спросил Евген.

– Я хотел осмотреть тела… – он замялся. – Ну, в общем, их осмотреть. Сам понимаешь – надо для следствия.

– Не надо – тебе, – ровным голосом произнес Евген. – Я сам…

– Но…

– Это мои дети, – все тем же голосом сказал Евген. – И – моя жена. И мои отец с матерью…

– Я понимаю, – осторожно вымолвил Павло Онысько. – Но все-таки…

– Я сам, – повторил Евген и усмехнулся деревянной усмешкой. – Не бойся, я ничего от тебя не утаю. Как есть, так обо всем и доложу…

– Хорошо, – сказал участковый. – Пускай будет так. Но, может, ты хотя бы отдашь мне свой автомат?

На это Евген ничего не ответил, лишь с мрачным видом качнул головой и опустился на колени перед родными телами, чтобы их осмотреть в интересах следствия.

– Не толпитесь! – прикрикнул на людей участковый. – Что вы здесь не видели? Гулянка вам тут, что ли? Всем отойти подальше! А вы что рты раззявили? – эти слова относились к пятерым милиционерам. – Отодвиньте людей! И никого не подпускайте, пока я не скажу!

Конечно, больше всего участкового сейчас беспокоил Евген Снигур. Даже не то чтобы беспокоил – это слово было неправильным. А просто никогда раньше Павло Онысько не сталкивался с такими случаями. И потому он понятия не имел, как поведет себя Евген в ближайшую же секунду. А коль так, то он, Онысько, должен быть поблизости от Евгена – до тех пор, пока Евген не осмотрит родные ему тела. А вот когда он их осмотрит и тела приберут, тогда-то участковый и приступит к опросу хуторян.

Стоял Евген перед родными телами на коленях совсем недолго. Затем он поднялся и подошел к участковому.

– Из автоматов, – бесстрастно произнес он. – Из ППШ… Всех… Гильзы рядом… Много гильз…

– Понятно, – сказал Онысько. – Будем прибирать?

– Я сам, – сказал Евген. – Увезу их в Березичи… Там и похороню. Выдели мне в помощь нескольких человек, и все…

– Да, конечно, – согласился участковый и глянул на стоящих неподалеку людей. – Все, осмотр закончен. Берите и несите.

Никто не сказал в ответ ни слова. Просто из толпы вышли несколько мужчин и женщин. Мужчины отошли на край островка – ломать жерди и мастерить из них носилки. Женщины подошли к покойникам, чтобы, насколько это было возможно, привести тела в надлежащий вид.

И сооружение носилок, и приборка тел не заняли много времени. Вскоре пять тел были уложены на ольховые носилки, мужчины все так же молча подняли эти носилки и гуськом направились с острова по проложенным сквозь топь жердям. Женщины, прибиравшие тела, пошли следом. Последним ушел Евген Снигур. Уходя, он даже не оглянулся на разоренный хутор. Да и зачем ему было оглядываться? Не было у него больше никакого хутора, и семьи на нем также больше не было. Ничего не осталось у Евгена Снигура на этой земле…

Какое-то время Павло Онысько, скривившись, смотрел вслед процессии. Затем он тряхнул головой, надел фуражку и стал раздавать команды.

– Вам, – сказал он милиционерам, – осмотреть хутор. Излазить все, залезть в каждую мышиную нору! Может, найдете что-нибудь интересное… А я пойду вот в тот сарайчик и буду вызывать всякого – по одному. Будем беседовать… Ну, кто первый? Дмитро Швайко – может, ты? Тогда – пойдем.

Павло Онысько был милиционером опытным. В Заболотье он был участковым вот уже больше двух лет – с той самой поры, как Красная армия выбила из этих краев немцев. Он знал эти края, он прекрасно знал здешний народ, он сам был уроженцем здешних мест, и потому он почти не надеялся, что хуторяне сообщат ему что-нибудь ценное о ночном происшествии и о самих бандитах. Хоть и знают, а все равно не скажут! Потому что – боятся. Молчание в здешних краях ценилось куда выше золота. Золото – не спасет тебе жизнь, а молчание, может быть, и спасет. Промолчи – и ночная нежить из болот, глядишь, и не завернет на твой хутор. Вот потому хуторяне и будут молчать – упорно, не глядя в глаза Павлу Онысько.

Так оно, собственно, и оказалось. Уж как только Павло Онысько не старался разговорить того же Дмитра Швайко, с каких только сторон к нему не подбирался! И все без толку!

– Да что я могу знать? – пожимал плечами Дмитро Швайко. – Ничего я не знаю… Да я даже огня на хуторе не видел. И выстрелов не слышал. В хате оно ведь и не видно ничего, и не слышно… К тому же спал я, понятно тебе? И все мои домашние тоже спали. И жинка, и дети, и старый дед Нечипор… Оно на то и ночь, чтобы спать. А больше мне и сказать нечего!

Примерно то же самое говорили и другие. Опросив добрый десяток людей, Онысько окончательно убедился, что никто ничего ему не скажет. Он махнул рукой и вышел из сарайчика.

– Спасибо вам, добрые люди! – со злой иронией обратился он к народу. – Вот просто-таки кланяюсь вам низко за вашу помощь! – И участковый шутовски поклонился. – Теперь-то мы обязательно разыщем этих душегубов! Вот прямо-таки к вечеру и разыщем! С такой-то бесценной вашей помощью.

Онысько помолчал, его душила злость и обида на этих безмолвных людей, а кроме того, в нем ворочалось еще и какое-то другое чувство – намного сложнее и непонятнее, чем обида и злость. Может, это была растерянность, может, ощущение беспомощности, может, еще что-то – совсем уже непонятное и оттого страшное… Черт бы все это побрал – и эти болота, и бандитов в них, и этих упорно молчащих людей! На фронте было куда как проще! Вот ты, там – враг… А тут… Угораздило же его, Павла Онысько, податься в участковые! А с другой-то стороны – у него и выбора-то никакого не было, вот ведь в чем дело! «Куда тебе воевать, с такими-то ранениями? – сказали ему. – Отвоевался ты, парень! Вот – становись участковым, если есть желание. Между прочим, тут тоже война. Может, еще страшнее, чем на фронте…» Вот он и воюет. Да только толку от его войны пока что нет никакого. Никаких побед, одни лишь сожженные хутора и убитые безвинные люди…

– Молчите, значит? – продолжил Онысько, обращаясь к народу. – Что ж, молчите… Это ваше право. А только знайте, что чем дольше и упорнее вы будете молчать, тем больше будет происходить подобное, – он обвел рукой пепелище. – И убитых детей с бабами и стариками – тоже будет больше. В конце концов и до вас они доберутся тоже, эти душегубы. Может, даже следующей же ночью… Даже если все вы по-настоящему онемеете, все равно доберутся. Потому что – убивать того, кто молчит, намного проще, чем того, кто говорит. И пока это до вас не дойдет… А, да ну вас! Мне и говорить-то с вами неохота! Потому что нет от этих разговоров никакого толку!

Онысько зло оскалился и отвернулся. Какое-то время он бездумно смотрел на сиротливую печь, которая только одна и осталась после пожара, а затем опять повернулся к людям.

– Я вот что еще хочу вам сказать, – произнес он. – Я знаю, что среди вас есть такие, которые помогают бандитам. Доносчики. Пока я не знаю, кто именно, хотя кое-какие подозрения у меня все же имеются. Но ничего, дайте срок, и все прояснится! Нет на свете такой тайны, которая навсегда оставалась бы неразгаданной! Но я хочу сказать не об этом. Я хочу сказать вот о чем. Не желаете ничего говорить прилюдно, что ж… Это я понимаю. Но тогда скажите мне тайно. Найдите меня и скажите. Так, мол, и так – знаю я кое-что об этих кровопийцах. Так и скажите. Не все же из вас забились в жабьи норы, есть же у кого-то из вас совесть! А уж я – никому… То есть то, что будет сказано, останется между нами: между мной и тем, кто мне сказал. Так что вы подумайте над такими моими словами. А пока ступайте с хутора по своим норам! Все! Без вас тошно…

Люди зашевелились и стали расходиться. По одному, небольшими группками… И скоро на сожженном хуторе никого не осталось. Только участковый Онысько и пять милиционеров.

Глава 3

– Ну что, нашли что-нибудь? – окликнул Онысько подчиненных.

Услышав его голос, милиционеры по одному стали выбираться из обгоревших развалин – уставшие и перепачканные сажей.

– Да что тут найдешь! – разочарованно махнул рукой один из милиционеров. – Если что и было, то сгорело. Тем более что неизвестно даже, что искать. Какие такие доказательства могли оставить здесь бандиты? Вон они, доказательства! – Милиционер указал на пепелище. – Других и не надо…

– А тогда… – начал было Онысько, но не договорил, потому что со стороны болота вдруг послышался чей-то громкий и, показалось участковому, взволнованный крик.

Павло посмотрел в сторону, откуда раздавался крик: кто-то торопливо двигался по жердяному настилу, то и дело в спешке оступался, махал руками и кричал. Присмотревшись, участковый узнал в шедшем человеке Степана Жука. Степан жил в Березичах и с недавних пор являлся заведующим сельским магазином. Это был первый магазин, открывшийся в селе после ухода немцев. Ассортимент был в нем немудрящий – соль, сахар, крупы, спички, всякие хозяйственные мелочи, кое-какая одежда, – но все же это был самый настоящий магазин! Теперь селянам и хуторянам не нужно было за всякой мелочью ездить в районный центр. Да еще попробуй доберись до того райцентра! Дорога – одно название, сам райцентр расположен на другом берегу реки, мост через реку хоть и есть, но он далеко. И хорошо, если кто-то согласится перевезти тебя через реку на лодке! А то ведь – простоишь на берегу день-деньской, да так ни с чем и вернешься назад. Что ни говори, а магазин в Березичах – это было просто-таки здорово. К тому же в нем могли отпустить товар в долг, и это также было великое дело, потому что мало у кого из селян и хуторян водились деньги. Где их взять, те деньги? Для этого, опять же, нужно было идти в город с каким-нибудь своим товаром, продать этот товар, а ведь и у горожан денег также было негусто, так что попробуй тот товар еще продать…

И вот – заведующий сельским магазином Степан Жук, торопясь и оступаясь в болотную жижу, приближался сейчас к сгоревшему ночью хутору. Впрочем, вряд ли к хутору, что ему было делать на сгоревшем хуторе? Нет, он торопился к участковому Павлу Онысько! Он, разумеется, знал, что участковый сейчас здесь, на сожженном хуторе. А коль так, то весть, которую хотел сообщить Степан Жук, была очень важной. Уж такой важной, что дождаться возвращения участкового в Березичи было просто-таки невозможно. А коль оно так, то эта весть была дурная. Страшная, потому что если бы она была хорошей, то можно было бы и не торопиться. Можно было бы дождаться, когда участковый вернется в Березичи, и уж тогда обрадовать его хорошей вестью. Радость – она умеет ждать, это горе – нетерпеливо.

– Что? – громче обычного спросил участковый, когда Степан Жук наконец добрался до островка. – Что случилось?

– Магазин… – захлебываясь воздухом, произнес Степан Жук. – Магазин…

– Что – магазин? – Онысько подошел к Степану Жуку, взял его за плечо и встряхнул. – Что магазин?

– Обокрали магазин… – сообщил Степан Жук, пытаясь отдышаться. – Вынесли все… И крупу, и муку, и соль, и сахар, и спички, и всю, какая была, одежду и обувь. А потом – подожгли… Подожгли магазин, я говорю… Хотя – полностью он и не сгорел. Только наполовину. Сбежались люди, потушили… Вот ведь оно какое дело! Только недавно открылся магазин, а уже ограбили и подожгли…

– Когда это случилось? – спросил кто-то из милиционеров.

– Недавно… Совсем недавно… ранним утром, – ответил заведующий, стараясь вытереть жидкую болотную грязь с лица. – Как только все вы отбыли на этот хутор, так и того… Будто знали, что в селе никого не осталось. Ни милиции, ни «ястребков»… Подъехали на подводах, сбили замки, весь товар мигом погрузили… Подожгли… И уехали в сторону болот…

– Откуда ты знаешь, что из магазина все вынесли? – спросил участковый. – А может, все сгорело?

– Нет, – покрутил головой Степан Жук. – Вынесли… Ведь не осталось же ничего в магазине… то есть в той части, которая не сгорела. Да и к тому же несколько мешков с крупой валялись на дороге. Обронили, наверно, в спешке… Вот я и прибежал к вам сюда… Потому что дело-то какое… страшное дело!

– Ну а ты-то сам где был, когда грабили и жгли магазин? – спросил Онысько.

– А дома я был, – ответил Степан Жук. – Время-то было раннее… То есть я не успел еще прийти в магазин. А то, если бы я там был, они бы меня того… Они же никого не оставляют в живых! Известное дело…

– Они – это кто? – спросил участковый.

– Они… – повторил Степан Жук, пошарил в кармане и вытащил оттуда смятый серый клочок бумаги. – Вот – я нашел пришпиленным на дереве у магазина. Там написано…

Павло Онысько взял бумажку и стал читать. Он, конечно же, догадывался, что в ней написано, он, можно сказать, знал те слова наизусть еще до их прочтения. Но он все же их прочитал вначале про себя, а затем и вслух:

– «Мы, честные украинцы, забираем этот товар, чтобы вести борьбу за наше святое дело – свободную Украину. Привозите еще, мы не откажемся. Перемога». Вот что написано в этой бумажке, – участковый по очереди оглядел всех своих подчиненных.

– Понятное дело, что не любовное признание Маричке с соседнего хутора! – угрюмо произнес один из милиционеров. – А все-таки – ловко придумали! Дождались, пока мы все выедем из Березичей на этот хутор, и того… Будто знали, что в селе никого из нас не осталось!

– Конечно, знали! – отозвался другой милиционер. – Да и что тут знать? Все знали. В селе – разве что-нибудь скроешь?

– Так-то оно так, – в раздумье проговорил первый милиционер. – Вот только как они успели – так быстро?

– Сообщил им кто-то заранее, вот и успели, – предположил второй милиционер. – Подошли ночью к селу, затаились, дождались, пока мы все уйдем – ну и напали.

– Да, но кто-то же им обо всем сообщил! – почесал в затылке первый милиционер. – Причем очень скоро. Уж так скоро, будто этот информатор живет где-то совсем рядом, в самих Березичах.

– И чему ты удивляешься? – пожал плечами второй милиционер. – Ну, живет. Ну, в Березичах. Много разного народа живет в селе. Всякие живут.

– А вот мне интересен еще такой вопрос, – глянул на Жука третий милиционер. – Степан, вот ты говоришь, что они увезли товар на подводах. Но откуда ты это знаешь, коль ты сам, по твоим словам, был дома?

– Так ведь на чем еще можно увезти такую прорву товара? – удивился Степан Жук. – Только на подводах.

– А откуда они раздобыли столько подвод? – удивился третий милиционер. – Ведь у них-то самих никаких подвод нет – это нам достоверно известно! В болотах для чего подводы? Ведь утопнут – и подводы, и кони. А тут такое количество лошадей и бричек! Откуда, спрашивается?

– Вот что я вам скажу, братцы! – хлопнул себя по лбу первый милиционер. – Сдается мне, что все это было спланировано! Да! Рассудите сами. Вначале они раздобыли подводы. Затем ночью, чтобы никто не видел, подогнали их к Березичам и укрыли в леске. Лесок-то неподалеку. Той же ночью они сожгли хутор Евгена Снигура и постреляли людей. И когда мы все с утра пораньше ринулись на тот хутор, они преспокойно вошли в Березичи, разграбили магазин и так же спокойно ушли. Говорю вам – это спланированная операция! Обвели нас вокруг пальца, как курят.

– Может, оно так, а может, и не так, – вмешался в разговор участковый. – А пока вот что. Четверо из вас отправляются вместе со Степаном в Березичи. Один остается со мной. Ступайте к магазину. Возьмете его под охрану, посмотрите, что там и к чему. Поговорите с людьми… И ждите нас. Когда мы тут управимся, тоже подойдем к вам. И вместе будем думать, что делать дальше.

* * *

Дождавшись, пока четыре милиционера и Степан Жук покинут хутор, Павло Онысько вытащил из кобуры ракетницу и запустил в воздух ракету. Потом еще одну. Это был условный сигнал, означавший, что все «ястребки», которые сейчас были на соседних хуторах, должны немедленно вернуться на хутор Евгена Снигура. Бывший хутор, правильнее говоря.

Вскоре стали подходить «ястребки», удивленные и встревоженные.

– Что случилось? – спрашивал у участкового каждый из них. – Почему ракетами сигнал подавали?

– Соберетесь все, тогда и скажу, – хмуро отвечал каждому из них Онысько. – Чтобы не повторяться.

Когда все «ястребки» собрались на сожженном хуторе, участковый спросил у них:

– Ну так что? Нашли кого-нибудь на хуторах?

– Если бы нашли, то ты бы это услышал издалека, – усмехнулся один из «ястребков». – Но, как видишь, никого не нашли. Да и не такие они дураки, чтобы таиться на хуторе. Это после такого-то страшного дела! Знали ведь, что мы станем их искать! Потому и ушли в болота. А там попробуй их найди.

– Ну а народ-то – что говорит? – спросил Онысько.

– Народ? – усмехнулся «ястребок». – Молчит народ… Потому что боится.

– Ладно! – кивнул участковый. – Дело тут такое… Пока мы все толпились на этом островке и разгуливали по соседним хуторам, тем временем в Березичах ограбили магазин. Говорят, что вынесли все, что только можно. И подожгли…

– Ах ты ж, матушка моя родимая! – присвистнул кто-то из «ястребков». – Значит, мы – сюда, а они – туда? Лихо, ничего не скажешь!

– Да, лихо, – скривился Павло Онысько.

– Что, кого-то убили? – спросил «ястребок».

– На этот раз вроде никого, – ответил участковый.

– И на том спасибо! – буркнул «ястребок».

– Значит, так, – сказал участковый. – Сейчас все мы идем в Березичи. Все равно здесь, на болотах, нам делать больше нечего, потому что и без того нам известно, кто ночью спалил хутор и пострелял людей.

– Ну так оно и насчет магазина нам все известно! – пожал плечами «ястребок». – Знаем мы распрекрасно, чьих рук это дело…

– Ну а коль знаем, то будем думать, как их ловить, – сказал участковый.

– Это в болотах-то? – скривился «ястребок». – Поймаешь их там, как же!

– А тогда будешь ловить их у своей коханки под юбкой! – разозлился вдруг один из «ястребков». Его звали Олекса Цыганок, он был заместителем Евгена Снигура. – Что за разговоры? Да, будем ловить в болотах! Или, может, ты ждешь, пока они выжгут все окрестные хутора и поубивают всех их жителей? А может, ты и сам один из них, а? Коль уж так не хочешь, чтобы мы шли в болота!

– Это я один из них? – «Ястребок» сжал кулаки и подошел к Олексе вплотную. – За такие слова можно остаться и без зубов! И даже без головы!

– Тихо! – прикрикнул на них участковый. – Развоевались тут! С болотяныками бы так воевали, как друг с другом! Все, идем в село!

Проходя мимо хутора, где жили Василь и Горпина, участковый вспомнил, что обещал поговорить с ними и просил, чтобы они никуда не уходили с хутора.

– Покурите, – сказал он своим спутникам. – Я скоро…

Василь и Горпина были дома, они паковали домашний скарб.

– Никак задумали переезжать с хутора? – спросил Онысько. – И куда же, если не секрет?

– В Березичи, куда же еще, – неохотно ответил Василь. – Там мне обещали работу. Еще когда Пилипчук был живой.



Поделиться книгой:

На главную
Назад