Грибная история

— Паша! Паша! Домой! — Раздался недалеко от нас зычный женский голос.

Паша соскочил и крикнул:

— Я здесь! — Потом спросил меня — А ты к кому приехала?

— К Кудиновым.

— Надолго?

— Завтра уезжаю.

— А-а! — Разочарованно протянул он — Я думал, что мы с тобой вместе сходим на то место, где с нами колдун разговаривал.

— Паша! — Снова крикнула женщина.

— Да иду я!

Он пошёл по берегу, потом обернулся ко мне и спросил:

— Давай я днём за тобой зайду и сходим?

— А бабуля не заругается, что мы с тобой в лес уйдём? — Обеспокоилась я.

— Нет, я и один туда после этого ходил. Только испугался и обратно прибежал.

— Мы утром на кладбище собрались, если только после него. А можно я с собой и Анфису возьму? Она местная.

— Сколько ей лет?

— Взрослая, как я.

— Ладно, бери. — Милостиво разрешил он — Зайду за вами днём. Не бойтесь, я теперь в лес с оружием хожу.

Он припустил бегом, а я набрала Сакатова. Паше я сразу поверила, и этот лесной колдун мог вполне быть тем самым Губцом, о котором писал отец Анфисы.

— Оля, я не хочу тебя пугать… — Начал Сакатов.

— Но придётся! — Не удержалась я.

— Да, придётся. Можешь не иронизировать. Ты себе даже не представляешь, сколько разных историй про эти круги. Но половину можно смело отбросить, придуманные. Но есть несколько историй, которые меня заинтересовали.

— Подожди. — Остановила я его — Сейчас мне мальчишка деревенский рассказал тоже очень занимательную историю. Которая недавно с ним и с его бабушкой приключилась — Я повторила ему Пашину историю, и заодно рассказала об убитых прошлым летом туристах — Я подумала, что это тот самый Губец, о котором мы прочитали в тетрадке.

— Да, занятная там история написана. Про Губца ничего не нашёл, но мой друг Лапшин мне кое-что поведал, но это позже, а сейчас хочу тебе рассказать про грибы.

— Да, ещё у Веры Петровны грибы подписанные в шкафчике хранятся. — Вспомнила я — Мне кажется, что не один год они уже там. Даже не понятно, к какой породе эти грибы относятся. Давай свою историю, если она не длинная, я тут всё-таки в гостях, не хочу ночью возвращаться.

— Постараюсь покороче. Слушай. — Он сделал паузу, как хороший артист, и начал мне рассказывать.

Давно это было, в девятнадцатом веке. Здесь у нас, на Урале. Жил бедный помещик, Посту́хин Иван Иванович. Было ему уже лет под пятьдесят, жена у него сбежала с каким-то военным, ещё по молодости, и он больше не женился. Любил предаваться мечтаниям, так сказать, местный Обломов. Таких в России-матушке много было. Хозяйство его было в упадке, он им совсем не занимался. Ладно ещё, что управляющий у него, Демьян Тимофеевич, был грамотный и не вороватый. Он из последних сил старался, чтобы его хозяин ни в чём не нуждался. Как на себя работал. Так вот, приходит из самого Петербурга Ивану Ивановичу депеша, так мол, и так, почил в бозе ваш дальний родственник, двоюродный дядя по материнской линии, Посветов Николай Дементьевич, и оставил вам немалое наследство. От такой, неожиданно нагрянувшей новости, Иван Иванович сам от радости чуть душу богу не отдал. Он таких денег отродясь не видел. А он, повторюсь, был великий прожектёр, планов в голове у него было, ого-го! Первым пунктом в его длиннющем списке важных дел было строительство нового родового гнезда. Старый дом его был уже ветхим, давно не ремонтированным, в затяжные осенние дожди в его парадной зале стояли тазики и бочки, собиравшие небесную влагу, беспрепятственно скатывающуюся на рассохшийся и истёртый паркет. И вот, выписывает Иван Иванович из Италии архитектора, да не абы-какого, а самого наилучшего, имя его он выговорить не мог, поэтому называл его Пискуль. Тот откликался, только что-то ворчливо каждый раз добавлял. Может, ругался по-своему. По-итальянски. Он приехал с чертежами прекрасного двухэтажного дворца в стиле раннего барокко, как и царский зимний дворец в Петербурге, построенный знаменитым архитектором Бартоломео Растрелли. Как только развернул он перед Иваном Ивановичем чертёж парадного фасада, у того глаза загорелись, дух перехватило, он уже мысленно ходил по анфиладам длинных залов, а вокруг него вились стайки прекрасных дам. Как уж его управляющий Демьян Тимофеевич ни пытался вразумить, что такой дворец может стоять только в тёплой Италии, а у нас Урале должны быть и окна поменьше, и потолки пониже, иначе никаких дров зимой на обогрев не напасёшься, да куда там! Сказал барин, что будет у него такой дворец, значит — будет. Стали место выбирать для дворца. На старом месте Иван Иванович не захотел новый дворец возводить, низкое оно, да и болото рядом. Вот и стали по окрестностям ездить втроём — Иван Иванович, Пискуль, да Демьян Тимофеевич, который и управлял двуколкой. Выбрал Иван Иванович место на горке, на высоком берегу реки, да Пискуль головой отрицательно качает, нет, мол, и что-то по-своему лопочет, руками машет, объясняет. Поехали дальше, ещё несколько мест выбрал Иван Иванович, а итальянец всё знай, башкой вертит, не нравится ему всё. День так ездят, другой, и итальянец, наконец, одобрительно показывает на место, которое находится почти на границе владений Ивана Ивановича. С одной стороны — поле большое, а с другой стороны сосновый бор подходит. Сосны — одна к одной, все, как на подбор, высокие, крепкие, корабельная роща, одним словом, прямо как на картине Шишкина. И склон не большой, вверх от поля поднимается плавно. Только показывает Пискуль, что надо вырубить часть леса, а не в поле строить. Демьян Тимофеевич начал было протестовать, что, мол, нельзя этот бор вырубать, тут угодья хорошие, зверьём и птицей кормится, почитай, не одна деревня в округе, включая и самого Ивана Ивановича со своей челядью. Но Иван Иванович зацыкал на него, заткнул его возражения хозяйской своей волей. Потому что и ему это место тоже понравилось. Видное такое. И намного ближе к губернскому городу, чем его старый дом. И дорогу хорошую теперь он может от города прямо до дома проложить. Так и определились с местом. Иван Иванович своего управляющего торопит, чтобы крестьян послал на вырубку леса, а тот ему, куда торопиться, давай дождёмся, когда птенцы из гнёзд вылетят, зачем зря губить! Но Ивану Ивановичу не до птенцов. Делать нечего, снарядил Демьян Тимофеевич десяток лесорубов, отметили они границы вырубки, и пошло дело. И тут, на следующий же день, придавило насмерть одного лесоруба толстой сосной. Пока то да сё, вечером телега за покойником приехала, а тело-то пропало. Народ зашептался, что не хороший почин на новом месте. Иван Иванович только отмахивался от всех предупреждений. Опять застучали топоры. И вдруг, барин рано утром прибегает в избу к Демьяну Тимофеевичу, так сказать, в одних подштанниках, с выпученными глазами. Демьян Тимофеевич отродясь не видывал, когда его барин так рано вставал. Вбежал Иван Иванович в избу, перебудил всё многочисленное семейство своего управляющего, вызвал его самого на улицу и заговорил испуганным голосом: «Демьян! Я чуть ночью не помер! Меня кто-то затащил под землю, душил меня, и грозил, что если я вырублю лес, то в следующий раз меня не отпустят, а додушат уже по-настоящему!» Демьян смотрит на него, ничего не может понять, а тот снова стенает: «Не знаю кто это, только он страшный и руки у него длинные, и холодные, как могильные плиты! Он не человек! Демон это! Вельзевул!» Демьян наконец выговорил: «Барин, так может это просто сон? Сон тебе плохой приснился!» Барин трясущимися руками сдёргивает рубашку ночную с шеи и показывает ему пальцем: «Сон? Сон? Разве ото сна синяки такие на шее остаются? Шея до сих пор болит! Нет, Демьян, там или демон или колдун был, поэтому запрягай Шустрого и давай за бабкой Опа́лихой, только она мне поможет!» Бабка Опалиха была местной знахаркой, к ней даже издалека приезжали, кто лечиться, а кто и за помощью другого рода, за сердечной. Хоть и поговаривали, что она с нечистой силой водится, и даже дьякон Варфоломей неоднократно пытался её на путь истинный наставить, грозя анафемой. Но она всё равно занималась тем, чем всегда была сильна её семья. Колдовством. Демьян кинулся к конюшне, запряг Шустрого в двуколку и полетел со всех шустрых ног в соседнюю деревню, Окунёвку, за Опалихой. Опалиха, несмотря на ранний час, уже хлопотала в курятнике, и не стала задавать лишних вопросов, просто вымыла руки, поправила платок и села в двуколку. Барин зря вызывать не станет, понятно, случилось что-то. Ещё издали Демьян увидел, что хозяин мерит двор нервными шагами, ждёт их, даже в дом не заходит. Опалиху, как только она слезла с двуколки, Иван Иванович сразу схватил за руки и запричитал: «Помоги, Христом богом прошу, страху натерпелся! Никогда не было так страшно! Помоги, матушка!» Опалиха невозмутимо прошла в спальню, а барин с Демьяном за ней. Она встала посреди комнаты, глаза прикрыла, да как затрясётся вся! Губы шевелятся, глаза под закрытыми веками кругами ходят, в общем, картина страшная. Иван Иванович ещё после ночи не отошёл, а тут снова тоже затрясся, говорить не может, только мычит. Демьян его на кресло посадил, да шалью укрыл. Опалиха тряслась, тряслась, а потом открыла глаза и скомандовала: «Едем на вырубку!» И уверенным шагом пошла на двор, села в двуколку. Иван Иванович рядом сел, Демьян взялся за вожжи. Поехали. Ехали молча, никто Опалиху ни о чём не спрашивал, а она сама ничего не говорила. Приехали на вырубку. А там никого нет, лесорубы по домам разбежались, кто-то уже им сказал, что барина из-за вырубки чуть не придушили, что лучше не гневить. А кого не гневить, никто не знает, но на всякий случай разбежались. Опалиха слезла с двуколки, зашла в лес и медленно начала идти мимо поваленных деревьев, осматриваясь. Потом встала на колени и ладони положила на землю, будто прислушиваясь. А сама тревожная вся такая, будто боится чего тоже. Иван Иванович из двуколки даже не вышел. Сидит, съёжился весь, и смотрит за Опалихой, глаз с неё не сводит. А Демьян подошёл к краю вырубки, но ближе тоже не пошёл. И сам тоже прислушивается, да по сторонам насторожённо смотрит. Он взять в толк не может, ну как так, труп работника пропал, кому он нужен? И тоже нехорошие предчувствия у него зародились, да он помалкивает, ждёт, когда Опалиха сама расскажет, что увидела. Она больше об этом знает. И вот, лес словно вздрогнул. А от земли вверх пыль стала подниматься, будто её ветром поднимает, а ветра нет. И пыль эта совсем плотная стала, уже и Опалихи совсем не видно, и будто что гудит. Потом в пыльном облаке силуэт появился, человек, не человек, не понятно, и к Опалихе обе руки протянул. И долго так стоял, а пыль вокруг него так и клубится, так и клубится, и на землю не оседает. Среди гула вроде обрывки слов слышно, но слов не разобрать. Потом пыль разом обвалилась на землю, и затихло всё. Опалиха поползла от места, где только что был силуэт, ползёт, мычит, вся в пыли. Демьян кинулся к ней, помог подняться. Вот она им и сказала, что под землёй сила тёмная спала много веков, так, иногда откроет глазок, посмотрит, что на земле творится, и опять сон на неё навалится. Кто-то её заморочил, чтобы она не злодействовала среди людей. А начали рубить здесь вековой лес, вот и разбудили её. А тут ещё и покойник окропил её кровью. А она давненько кровушки не пила, ох как она по ней соскучилась! А как очнулась она, так и увидела, что её связывают охранные заклятия. Но теперь она окрепла, вкусив крови пролитой, она теперь может властвовать над людьми, она знает, как это сделать, ведь у неё есть теперь человек. Только жаль, что люди такие хрупкие, недолговечные. Ну ничего, зато их вон сколько много. И она не даст построить над собой людское жилище, ей нужен воздух, лес, небо. Простор ей нужен. Ишь, человечек, чего задумал! Да она не только не даст построить над ней дом, она и сметёт другие жилища вокруг себя, когда дотянется до них. Вот что рассказала им Опалиха. Барин затрясся: «А что делать-то теперь?» Опалиха бесстрастно ответила ему: «Отправляй своего иноземца домой, ремонтируй свой родовой дом и не суйся с топором больше в этот лес! Итак уже тут наделал делов». Вот Оля, какая история.

— А что дальше было? — Спросила я.

— Что именно с Иваном Ивановичем было, история умалчивает. А конкретно с двумя деревнями Окуневкой и Дураково, которые рядом с тем лесом были, то нет больше их на картах. Я подшивки старых газет посмотрел, и только в одном месте вскользь упоминается, что деревни эти брошены оказались из-за того, что мор прошёл по ним. Кругом, значит, деревни остались нетронутыми, мор там не прошёл, а эти сразу вымерли.

— И что ты думаешь по поводу этого растущего зла под землёй? Это про ад и демонов?

— Нет. Это я про грибницу. Да-да, не удивляйся. Это именно так. Приедешь в город, сразу ко мне приезжай. Всё объясню тебе наглядно. А пока будь осторожна. Между прочим, Окунёвка была всего в трёх километрах от вашей Каневки.

— Это далеко. Да нас той злой грибнице не добраться.

— Скорость роста грибницы — примерно 10 см в год. И это, заметь, простой, вегетарианской. А если она себя будет ещё кровушкой подпитывать? Поняла, к чему я? А есть ещё такой гриб, плазмодий называется, так он вообще передвигается 1 см в час. И веселки обыкновенные подрастают за две минуты на один сантиметр.

— За триста лет грибница уже одряхлела. — Возразила я.

— И опять не соглашусь. Грибному кольцу в Балтиморе, это во Франции, семьсот лет. И в диаметре оно 600 м. Как тебе грибница? Знаешь, Оля, грибы — самые странные жители земли. Их ещё называют третьим царством, так как они не относятся ни к животным, ни к растениям. По способу питания — они как животные, у них нет хлорофилла, и они не обладают способностью к фотосинтезу. Как и у животных у них есть и мужские и женские особи. И в своём хромосомном наборе они похожи на человека. А ещё они ровесники динозавров и папоротников. Только тогда они были ростом с наши современные деревья. Археологи обнаружили на территории Саудовской Аравии окаменелости, по которым видно, что грибы имели высоту до десяти метров.

— Так это грибы, а сама грибница, она же просто плесень, слабенькая и редкая.

— Да кто тебе это сказал! — С энтузиазмом воскликнул Сакатов — Никакая она не слабенькая, она сильная. Грибы — они как айсберг. На земле находится их малая часть, его плод. А плод — это продукт жизнедеятельности, а не сам живой организм. А организму самой грибницы можно позавидовать.

— Скажи про Губца, кто это?

— Нигде ничего про Губца нет. Но я думаю, это тот человек, которого грибница держит за проводника в мир людей.

— То есть этот тот лесоруб, чьё тело попало к грибнице?

— Говорю тебе, не знаю! Мне ведь Лапшин про грибницу идею подсказал. И сказал, что там, внутри грибницы, за это время может уже не один человек перебывал, за столько-то лет. Мы с ним так порассуждали, что только по названию можно судить. Губец, вроде как губить кого-то. Или кровь пить. А ещё он сказал, что это не обязательно какой-то злодей. Мы привыкли, что человеку природа редко сдаёт сдачи. А это существо может отстаивать свои территориальные интересы. Иди домой. Я не думаю, что твоей Наташе там что-то грозит, но будьте осторожны. Грибница — не демон, она злокозни людям не строит. Но она не любит, когда её границы кто-то ущемляет. Мне кажется, поэтому туристов у вас там погубили.

— Палатка — не дом. — Возразила я.

— Так для него, может, нет разницы, что над ним построили — лёгкую палатку или дворец. Но спорить не буду, это просто моё мнение.

Как только мы поговорили с Сакатовым, я вспомнила про таинственные знаки, которые были написаны на бумажке с грибом. Я отправила ему фотографию. Потом подумала, и на всякий случай, эту фотографию отправила и Анне, хранительнице артефактов с Алтая, и подписала, что это было прикреплено на сухом грибе.

Глава 3. Макушкина поляна

Я пошла к дому. Парни и девушка всё ещё сидели на берегу, на траве перед ними были разложены бутерброды, и стояла бутылка вина. Из кустов выскочил большой пёс, но один из парней свистнул, и пёс пронёсся мимо меня на зов хозяина.

Тихо спустились на землю сумерки, вытеснив душный зной, запахло сеном и парным молоком. На улице уже никто не сидел на лавочках, и в окнах зажглись огни. В дом идти было не охота, так хорошо и спокойно было, в городе у нас такой тишины нет. И такие родные деревенские звуки! И эта агрессивная грибница из головы не выходила. Вот и подумаешь сто раз, прежде чем палатку в лесу ставить, вдруг там, в земле, кому-то такое не понравится. Как у нас любят сейчас говорить, нарушение личного пространства.

Во дворе на завалинке сидела Анфиса. Она разговаривала с кем-то по телефону, но увидев меня, быстро попрощалась и спросила:

— Ну что профессор твой сказал? Есть какие-то предположения у него?

— Есть. Одно страшнее другого. Пошли, пройдёмся, расскажу.

Мы с ней прошлись по улице раза три, пока я ей пересказала всё, что услышала от Сакатова. Она молча слушала, только когда я про туристов сказала, тоже усомнилась, что это грибница сделала. Но согласилась, что такой вариант тоже может быть.

Только мы с ней повернули к дому, как раздался звонок от Анны:

— Оля, здравствуй. Вижу, опять у вас новое дело. Я сейчас не дома, уехала в Пермь, это недалеко от вас, меня попросили помочь с поимкой одного очень странного копателя могил. Но то, что написано на бумаге, я и без своих архивов узнала, я с таким уже сталкивалась. Это сонное заклинание.

— Сонное заклинание? На кого? — Спросила я.

— Получается, что на того, кто имеет отношение к этому грибу. Видимо, вы столкнулись с сущностью, которая вошла в симбиоз с мицелием грибницы. Мицелий — это вегетативная основа грибов. Мне кажется, что в результате такого симбиоза образовалась микориза, или грибокорень. И в нём-то и сидит сущность, которая контактирует с человеком. Не знаю цели контакта, это всё зависит, какая сущность притаилась в грибокорне. Но вряд ли цели добрые. Ваша хозяйка засушенного гриба, скорее всего, когда-то вызвала ритуалом себе помощника, вернее, она думала, что помощника. Мы с тобой знаем, что добровольных и бескорыстных помощников со стороны тёмных сил у человека нет. Они обязательно за свою помощь запросят цену. И она будет в десятки раз дороже той услуги, которую человек просит у потусторонней силы. Чтобы очистить грибокорень, надо уничтожить сущность, сидящую в ней.

— Аня, а как нам выяснить, что за сущность сидит в грибнице?

— Есть древние ритуалы, их шаманы проводили на месте, на котором собиралось поселиться их племя. Они очищали воздух, землю, воду, от всех, кто мог навредить людям. Это не простой ритуал. Он состоял из двух этапов, вот первый ритуал и показывал шаманам, кто облюбовал определённое место. Он заглядывал туда, где обитали эти сущности, а потом изгонял их.

— Звучит невыполнимо. У нас тут нет шаманов.

— Но у вас есть человек, который очень хочет освободиться от влияния этой силы. Он-то наверняка знает, кто там притаился. Вам надо с ним заключить союз. Это, конечно, не просто. Обычно люди не хотят рассказывать о своих преступлениях, совершенных с помощью вызванной ими чёрной силы.

— Мы попытаемся. Рядом со мной сейчас её племянница, она тоже хочет докопаться до правды. Вдвоём нам будет легче разговорить Веру Петровну. Можем подключить и её сына.

— У неё есть сын? Так-так. Пока ему ничего не говорите. Существует такое понятие, как передача проклятия. Если у неё сын появился после того, как она вступила в сговор с нечистыми, то он мог перехватить связь с ними.

— Боже! Это как? — Воскликнула я — Насколько я поняла, Вера Петровна начала колдовать задолго до рождения у неё сына.

— Плохо. Тогда он мог родиться со всеми задатками той тёмной сущности, с которой контактировала его мать.

— Но он вполне нормальный человек, работает, у него есть дочь. А дочь? Она тоже может быть тёмной?

— Нет, скорее всего, нет. Не он же ребёнка вынашивал. А то, что он кажется тебе вполне нормальным, так ты ведь не думаешь, что он должен выглядеть как чёрт? С рогами и хвостом.

— Аня, мне в это не верится. Он в общении очень такой позитивный, к людям нормально относится.

— Да, да, бабушек через дорогу переводит. Оля, он может просто быть паразитом. То есть, качать энергию из окружающих, и передавать её своему хозяину.

— Хорошо, я тебя поняла. Мы сначала с Верой Петровной поговорим. А там видно будет.

— Звони, если нужна будет помощь. И ещё, сын — это вторично, ты понимаешь? Уничтожите хозяина, и распадутся все связи. Сосредоточьтесь на истинном корне зла.

Анфиса и так поняла, о чём мы говорили с Анной, и стояла, задумавшись. У меня тоже был лёгкий шок от разговора с Анной. Как связать воедино грибницу, отца Анфисы, голоса в лесу, сонное заклинание, Веру Петровну и проклятие Григория Ивановича?

— Как ты думаешь, мы готовы с тобой поговорить с Верой Петровной начистоту? — Спросила я Анфису — Мы можем ей показать тетрадку.

— Надо подумать. Что ей эта тетрадка! Всегда можно найти кучу отговорок. — Анфиса пожала плечами.

— Тогда сказать про сонное заклинание. От этого труднее найти отговорку. — Не отступала я.

— Оля, я думаю про Гришу. Может с этого и начать. Она же не враг своему сыну. Наверняка хочет его избавить от хозяина. Самое главное, чтобы она поверила, что мы хотим помочь. А это будет не просто.

— Знаешь, утро вечера мудренее. Давай завтра сходим на кладбище, а там видно будет. Ещё мне сегодня Паша Шубин рассказал про то, что он с бабушкой в лесу голос слышал, из- за этого они даже поплутали немного. Предлагает туда сходить.

— Что там делать? — Пожала плечами Анфиса — То, что они голос в лесу слышали, это не новость. У нас давно уже люди слышат голоса в лесу, и плутают иногда, правда, всё на лешего списывают. Я сама не слышала эти голоса, но Лидия Ивановна, которую мы с тобой днём встретили, она не раз слышала. А один раз она в беспамятстве ночь провалялась в лесу. Она же одна живёт, вот никто и не спохватился, что она из леса не вернулась. А утром она очнулась, лежит на земле, а рука расцарапана. У неё потом долго рука болела, рана не заживала. Как она упала, не помнит. Помнит только, как ей кто-то сказал, чтобы она его напоила, и что после этого вроде какой-то шум был, или борьба. И всё. Очнулась утром.

— Господи, всё больше убеждаюсь, до чего же аномальная зона здесь у вас какая-то. И что, неужели никто не пытался узнать, кто разговаривает с людьми?

— А как узнаешь — то? Это ведь не радио, что с утра до вечера говорит. И не часто это бывает. Если кто и услышит голос, расскажет в деревне, люди поговорят между собой, а потом со временем забудется. Единственный раз, помню, когда вся деревня бурлила, так это я ещё в школе училась. В лесу ребята у нас заблудились, из нашего класса, трое, их всю ночь искали. А потом они сами вышли к деревне, под утро. Рассказали, что ехали на велосипедах по лесной дороге, и услышали, что кто-то плачет. Они сначала мимо проехали, а потом вернулись, велосипеды побросали на дороге, в лес пошли. И всё слышат, что где-то близко плач, прямо перед ними, а дойти не могут. Встали, покричали, но вглубь леса решили не заходить, боязно. Повернули обратно к дороге, да выйти к ней не могут, ходили всё кругами, ходили, и только к утру вышли, там их и нашли. Все бледные такие, напуганные. А Лёнька Шубин сказал, что они возле какой-то коряги сидели. А остальные этого не помнят, говорят, что только ходили, нигде не сидели. Лёнька чуть не ревёт, говорит, что там очень страшно было, холодно, и к ним кто-то подходил, сказал, чтобы домой быстрее шли, нельзя тут им быть. Поисковая группа пошла по их следам, но ни коряги не нашли, ни следов никаких не нашли. Всю округу выходили, никого не встретили. Подумали, что Лёнька с перепугу придумал. Их, понятно дело, сгоряча-то наказали. А потом у Саньки, который был самым старшим из них, голова начала кружиться, кровь из носа стала бежать, он даже несколько раз в обморок падал. Он по ночам от страха так кричал, что по всей деревне слышно было. Его в больницу положили, обследовали. Его там долго лечили, он только месяца через два домой вернулся. Отец Санькин, а он у него охотник, не раз по тем местам ещё ходил, всё осматривал, да только без толку.

— А где этот Санька теперь?

— Он на севере работает, вахтовиком. Живёт в Сургуте. Всё у него нормально.

— А третий кто был, не Григорий ли Иванович? — Спросила я.

— Нет, я уж и не помню, кто с ними ещё был, но точно не Гришка.

— А Григорий Иванович никогда ничего такого не рассказывал?

— Никогда, он даже смеялся над всеми этими рассказами. Не верил в них.

Вдруг хлопнуло окно. Мы повернулись, и увидели, что крайнее окно, которое выходит на улицу, кто-то быстро закрыл. Мы переглянулись.

— Знаешь, Оля, что я думаю, — сказала Анфиса — сначала я одна с тётей Верой поговорю. Я, всё-таки, не чужой ей человек, она охотнее мне одной откроется.

— Хорошо. — Согласилась я — Только запиши мой номер телефона. На всякий случай. Если что, позвони. Когда будешь с ней разговаривать?

— Завтра вы уедите, а я вечером и поговорю. Надо ещё обдумать, что и как сказать.

Мы вернулись в дом. Наташа с Григорием Ивановичем сидели в доме, смотрели телевизор. С ними были Вера Петровна с Иваном Рафимовичем. Может, они и не слышали, о чём мы с Анфисой говорили, телевизор у них был включен, а он как раз возле окна стоит. Мы с Анфисой зашли к ним, Вера Петровна нас сразу же отослала в баню, так все остальные уже, оказывается, вымылись. Банька была небольшая, чистая, натоплено было от души. Я просто ополоснулась и пошла спать, а Анфиса собралась как следует напариться, тем более, что веник уже лежал запаренный. Я заглянула в дом, поблагодарила за баню, пожелала всем спокойной ночи и пошла в летнюю комнату. Расстелив себе на диване, а Наташе на кровати, я легла и взяла телефон, новости почитать. Но уснула я сразу же, только голова моя коснулась подушки. Ночью проснулась, смотрю, Наташи нет, повернулась на другой бок и снова уснула.

Проснулась я от того, что Анфиса тихонько тронула меня за плечо. На соседней кровати спала Наташа, я даже не слышала, когда она пришла. Я посмотрела на часы. Половина восьмого. Веранда выходила на северную сторону, поэтому было прохладно, и царил полумрак, да ещё и занавески были плотные. Я тихо оделась, вышла во двор, умылась возле бочки и зашла в дом. Анфиса сидела за столом с Иваном Рафимовичем и они пили чай, Веры Петровны не было. Мы позавтракали, Анфиса положила в пакет несколько конфеток, и мы пошли к дому Дины.

— Как спалось? — Спросила меня Анфиса.

— Прекрасно, видимо после бани.

— А я плохо. У меня так тревожно что-то на сердце было, ворочалась всё, долго не могла уснуть. Потом всё-таки уснула, да часа в четыре снова проснулась, так и лежала до шести, пока тётя Вера не пошла во двор, гусей кормить да на выпас их выгонять. И знаешь, мне показалось, что тётя Вера тоже не спала.

Дом у Дины стоял в самом центре деревни, рядом с магазином. Я осталась на улице, а Анфиса зашла к ним. Они почти сразу же вышли, и мы пошли на кладбище. Мама у Дины была очень активная старушка, с модной стрижкой, волосы были выкрашены в ярко-рыжий цвет, поверх синего платья были надеты янтарные бусы, а в ушах висели серёжки, тоже с камнями янтаря. Она весело представилась мне:

— Татьяна, можно без отчества, и на "ты". Не люблю я, когда меня по имени-отчеству называют. Меня с двадцати лет все звали Татьяной Ивановной, знаешь, как уже оскомину набило! — На мой удивлённый взгляд она пояснила — Учительницей всю жизнь я проработала. В младших классах. Года два только перестала в школе работать. Меня и в этом году звали, да я отказалась. Некому в школе работать, совсем некому. Молодёжь не едет из города, да и заплаты не ахти какие. Мне-то хватало, а молодым много надо, их такими деньгами не удивишь.

— А что, у вас здесь школа есть? — Удивилась я.

— Да откуда здесь-то! За мной служебный автобус ходил. Утром забирал, а вечером отвозил. А если сломается, всё, в общежитии оставаться приходилось. Конечно, я скучаю по ребятишкам, как последних выпустила, так грустно стало, словно с семьёй простилась. Ладно ещё Серёжку и Вадика Дина привозит. Раньше и Веня, и Дима на всё лето приезжали, а сейчас работа, не до меня им всем. А тех внуков, Лёниных, совсем не вижу, они в Краснодаре живут. У них там море рядом, разве сюда их заманишь!

— Да хватит, мама! — Одёрнула Татьяну Дина — Приезжают ведь, позапрошлым летом были. Сама к ним поезжай, зовут ведь.

— Зовёте вы! — Махнула рукой Татьяна — Кому я нужна!

Мы прошли до края деревни и сразу свернули на лесную грунтовую дорогу, которая запетляла мимо светлых и нарядных берёзок, весело качавших свои длинные ветки над нашими головами.