Дело Джен, или Эйра немилосердия

— Нам казалось, вы должны сообразить. Ваш отец состоял — или состоит, я полагаю, — в Хроностраже, и мы прибегли к обычному… как бы это… эвфемизму.

Он многозначительно посмотрел на меня. Ясные голубые глаза сверкали сквозь густые ресницы. Мое сердце гулко колотилось.

— О чем вы говорите? — растерянно спросила я.

Старик собирался сказать что-то еще, но вместо этого погрузился в молчание, постоял немного и пошаркал в гостиную надписывать наклейки на видеокассетах. Тут явно крылось нечто более сложное, чем девушка в Тьюксбери, но время было на моей стороне. С расспросами можно не торопиться.

А пока что стоило осмотреть комнату. Стол на козлах у сырой стены был заставлен оборудованием для слежки. Катушечный магнитофон «Ревокс» соседствовал с микшером, который выводил все семь «жучков» и телефонную линию на восемь различных звуковых дорожек. Фотоаппарат с мощным телеобъективом, рядом видеокамера, ведущая низкоскоростную запись на десятичасовую кассету.

Тэмворт все-таки оглянулся:

— Привет, Четверг. Подойдите и гляньте.

Я посмотрела в бинокль. В квартире напротив, менее чем в тридцати ярдах отсюда, я увидела хорошо одетого мужчину лет пятидесяти с худым задумчивым лицом. Мне показалось, что он разговаривает по телефону.

— Это не он.

Тэмворт улыбнулся:

— Знаю. Это его брат, Стикс. Мы узнали о нем нынче утром. ТИПА-14 собиралось его брать, но наш человек — рыбка куда крупнее. Я позвонил в ТИПА-1, и они вмешались, решив дело в нашу пользу. Теперь Стикс наш подопечный. Послушайте-ка.

Он передал мне наушники, и я снова посмотрела в бинокль. Брат Аида сидел за большим ореховым столом и листал справочник «Продажа автомобилей. Лондон и окрестности». Пока я наблюдала, он нашел нужную страницу и набрал номер.

— Алло? — сказал Стикс в трубку.

— Алло? — ответил голос женщины средних лет на том конце провода.

— У вас есть на продажу «шевроле» семьдесят шестого года?

— Он покупает машину? — спросила я у Тэмворта.

— Не отвлекайтесь. Это происходит каждую неделю в одно и то же время. Как часы.

— У нее всего восемьдесят две тысячи миль пробега, — говорила дама, — работает хорошо. Налоги выплачены до конца года.

— Звучит просто замечательно, — ответил Стикс. — Я хотел бы заплатить наличными. Не придержите ее для меня? Я подъеду примерно через час. Вы ведь в Клепхеме находитесь, правильно?

Женщина согласилась подождать и продиктовала адрес, который Стикс даже не удосужился записать. Он подтвердил свою заинтересованность, повесил трубку, тут же набрал новый номер и стал расспрашивать про совершенно другую машину, в Хаунслоу. Я сняла наушники и включила динамик, чтобы мы оба могли слушать хрипловатый гнусавый голос Стикса.

— И сколько времени он будет этим заниматься?

— По отчетам Четырнадцатого — пока не надоест. Часов шесть-восемь. Он не один такой. Любой, кто занимается продажей машины, рано или поздно сталкивается с телефонным мерзавцем вроде Стикса, хотя бы раз. Вот, возьмите, это для вас.

Он протянул мне коробку с патронами, снаряженными высокоскоростными пулями с мягкими головками, предназначенными для того, чтобы наносить максимальные повреждения.

— Это на кого? На быка, что ли?

Тэмворт даже не улыбнулся.

— Четверг, мы имеем дело с чем-то принципиально отличным от всего, что вам известно. Молитесь Богу, чтобы вам никогда не пришлось пустить их в ход, но если придется — стреляйте не раздумывая. Наш клиент не дает второго шанса.

Я вынула обойму из своего автоматического пистолета и заменила патроны в ней, а затем и в запасной. Последним в обойме я использовала стандартный патрон — на случай, если ТИПА-1 взбредет в голову провести внеочередную проверку. А в квартире напротив Стикс уже звонил по следующему номеру, в Руислип.

— Алло? — ответил несчастный автомобилевладелец на том конце провода.

— Я видел ваше объявление о продаже «форда-гранады» в сегодняшнем выпуске, — продолжал Стикс. — Он еще не продан?

Стикс вытребовал адрес владельца, пообещал приехать минут через десять, положил трубку и ликующе потер руки, по-детски хихикая. Затем зачеркнул объявление и принялся названивать дальше.

— У него даже нет прав на вождение, — сказал Тэмворт через всю комнату. — Он проводит время, воруя шариковые ручки, подстраивая поломки электроприборов до истечения срока гарантии и царапая диски в музыкальных магазинах.

— Прямо как дитя малое.

— Я бы сказал, — ответил Тэмворт, — что он одержим злом. Но до брата ему далеко.

— И какая же связь между Стиксом и похищением рукописи «Чезлвита»?

— Мы подозреваем, что рукопись у него. Согласно отчетам ТИПА-14 он принес домой какой-то сверток вечером того дня, когда был ограблен Гэдсхилл. Я первый соглашусь, что мы стреляем наугад, но это лучшее указание на его близкое присутствие за последние три года. Примерно тогда он засветился после своей смерти.

— Он уже потребовал выкуп за рукопись? — спросила я.

— Нет, но еще рано. Процесс может оказаться не таким простым, как хотелось бы. Наш клиент имеет ай-кью сто восемьдесят, так что просто вымогать деньги для него — слишком скучно.

Орешек вошел в комнату, сел, чуть дрожащими руками взял бинокль, надел наушники и отключил динамик. Тэмворт взял ключи и протянул мне книгу.

— Я должен встретиться с моим коллегой из ТИПА-4. Вернусь где-то через час. Если что стрясется, кидайте на пейджер. Мой номер — «перезвонить» и единица. Устанете — почитайте.

Я посмотрела на книгу. Это была «Джен Эйр» Шарлотты Бронте в красном кожаном переплете.

— Кто вам сказал? — резко спросила я.

— О чем сказал? — ответил Тэмворт с искренним удивлением.

— Просто… я часто читала эту книгу. Когда была моложе. Я очень хорошо ее знаю.

— Вам нравится финал?

Я немного подумала. Вконец испорченная кульминация романа была результатом горького разочарования Бронте в своих близких. Практически все соглашались с тем, что, если бы Джен вернулась в Торнфильд-холл и вышла замуж за Рочестера, книга стала бы намного лучше.

— Никому не нравится финал, Тэмворт. Но книга великолепна, невзирая на концовку.

— Тогда перечитать ее еще раз будет особенно полезно, не так ли?

В дверь постучали. Тэмворт открыл, и вошел мужчина, голова которого плавно переходила в плечи, минуя шею.

— Минута в минуту! — сказал Тэмворт, глядя на часы. — Четверг Нонетот, это Колымагги. Он здесь временно, пока я не пришлю замену.

Улыбнулся и был таков.

Мы с Колымагги пожали друг другу руки. Он улыбнулся, хотя нынешнее задание ему явно не слишком-то нравилось. Сказал, что рад знакомству, затем подсел к Орешеку и заговорил о результатах скачек.

Я побарабанила пальцами по обложке «Джен Эйр», которую оставил мне Тэмворт, и сунула книгу в нагрудный карман. Собрала кофейные чашки и отнесла их на кухню, к потрескавшейся эмалированной раковине. В дверях появился Колымагги.

— Тэмворт сказал, что вы — литтектив.

— Тэмворт правильно сказал.

— Я тоже хотел быть литтективом.

— Да? — ответила я, пытаясь найти в холодильнике хоть что-нибудь купленное позже, чем год назад.

— Да. Но мне сказали: знаешь, парень, прочитай сначала парочку книжек.

— Это помогает.

В дверь постучали, и Колымагги инстинктивно схватился за пистолет. Он был куда более настороже, чем казалось.

— Спокойно, Колымагги. Я открою.

Он подошел со мной к дверям и снял пистолет с предохранителя. Мы обменялись короткими понимающими взглядами.

— Кто там? — спросила я, не открывая двери.

— Здравствуйте! — послышался ответ. — Меня зовут Эдмунд Капиллари. Вы никогда не задавались вопросом, действительно ли именно Шекспир написал все эти чудесные пьесы?

Мы облегченно вздохнули, и Колымагги снова поставил пистолет на предохранитель, выругавшись себе под нос:

— Чертовы бэконианцы!

— Спокойно, — ответила я, — законов он не нарушает.

— А жаль.

— Тсс.

Я отворила дверь, не снимая цепочки, и увидела маленького человечка в мешковатом вельветовом пиджаке. Вежливо, с нервной улыбкой, приподняв шляпу, он держал перед собой удостоверение с загнутыми уголками. Бэконианцы были чокнутыми, но по большей части совершенно безобидными. Их жизненной целью было доказать, что величайшие пьесы, написанные на английском языке, принадлежат перу Фрэнсиса Бэкона, а не Уилла Шекспира. Бэкон, согласно их вере, не получил заслуженного признания, и теперь они без устали восстанавливали справедливость.

— Здравствуйте! — радостно поздоровался бэконианец. — Могу ли отнять у вас немного времени?

Я медленно отчеканила:

— Чтобы вам удалось заставить меня поверить в то, что юрист мог написать «Сон в летнюю ночь», я должна быть намного ненормальнее, чем кажусь.

Но отшить бэконианца с маху не получилось. Он явно любил спорить и не смущался слабостью своих аргументов. Наверное, по жизни он работал страховым агентом.

— Но не настолько ненормальной, чтобы предположить, будто бы школяр из Уорвикшира почти без образования мог написать произведения, вошедшие в вечность!

— Нет никаких свидетельств тому, что у него не было формального образования, — спокойно возразила я, вдруг ощутив удовольствие от ситуации.

Колымагги намекал, чтобы я отделалась от гостя, но я проигнорировала его жестикуляцию.

— Согласен, — ответил бэконианец, — однако я утверждаю, что Шекспир в Стрэтфорде и Шекспир в Лондоне — разные люди.

Интересный подход. Эдмунд Капиллари воспользовался паузой и бросился в атаку. Он на автопилоте затараторил заранее отрепетированную речь:

— Стрэтфордский Шекспир был богатым зерноторговцем и покупал дома, тогда как лондонского Шекспира преследовали кредиторы за мелкие долги. В тысяча шестисотом году кредиторы проследили его аж до Суссекса, но почему они не трогали его в Стрэтфорде?

— Понятия не имею.

Он был на коне!

— Никто в Стрэтфорде не подозревал о его литературных успехах. Никто не видел, чтобы он хотя бы раз в жизни купил книгу, написал письмо или сделал что-нибудь кроме как торговал — мешки с зерном, мешки с солодом, одни сплошные мешки!

Человечек прямо лучился от сознания собственного триумфа.

— Ну а Бэкон-то тут при чем? — спросила я.

— Фрэнсис Бэкон был елизаветинским писателем, которого семья заставила стать юристом и политиком. Поскольку связь с таким низменным делом, как театр, осуждалась, Бэкону пришлось прикрываться личиной бедного актера Шекспира, а историки ошибочно связали двух Шекспиров, чтобы придать значимость истории, которая в противном случае имела бы под собой мало оснований.

— А доказательства?

— Холл и Марстон, оба сатирики елизаветинского времени, были твердо уверены в том, что именно Бэкон — истинный автор «Венеры и Адониса» и «Обесчещенной Лукреции». У меня с собой есть памфлет, который глубже раскрывает этот вопрос. Множество новых подробностей вы можете узнать на наших ежемесячных заседаниях. Обычно мы собираемся в ратуше, но на прошлой неделе радикальное крыло «Новых марловианцев» забросало нас зажигательными бомбами. Так что я не знаю, где состоится заседание на будущей неделе. Однако если вы оставите мне имя и телефон, мы сможем связаться.

Лицо его стало серьезным и довольным — он был уверен, что поймал меня. Я решила выложить козырную карту:

— А как же завещание?

— Завещание? — занервничал Капиллари. Он явно надеялся, что я о нем не упомяну.

— Да, — продолжала я. — Если Шекспиров и правда было двое, то почему тогда стрэтфордский Шекспир упомянул в завещании коллег по театру лондонского Шекспира — Конделла, Хеминга и Бербеджа?

Бэконианец поник.

— Я надеялся, что вы не спросите, — вздохнул он. — Я напрасно потратил время, да?

— Боюсь, что да.

Он что-то пробормотал себе под нос и пошел прочь. Задвигая щеколду, я слышала, как он стучит в соседнюю дверь. Может, там ему повезет больше.

— А что вообще тут делает литтектив, Нонетот? — спросил меня Колымагги, когда мы вернулись на кухню.

— Я здесь, — медленно ответила я, — потому что знаю клиента в лицо. Я не постоянный сотрудник. Как только я ткну в него пальцем, Тэмворт вернет меня на место.

Я вылила в раковину свернувшееся молоко и вымыла посуду.

— Может, это и слава богу.

— Мне так не кажется. А вы? Как вы связались с Тэмвортом?