Развод. Ты предал нашу семью (СИ)

— Для начала, Глебушка, — говорю холодно и отстраненно, — я хочу встретиться с ней. Я хочу оценить ситуацию с двух сторон.

Глаза Глеба темнеют.

— Обещаю, — подплываю к нему, — в обморок не падать.

Глава 7. Спасибо тебе

— Чего ждешь от этой встречи? — Глеб смотрит на дорогу и постукивает пальцами по баранке руля.

— А ты?

Глеб медленно выдыхает.

— Знаешь, я хочу выпрыгнуть из машины на полном ходу, потом с криками бежать от тебя, — хмыкаю я. — А на встречу с твоей малолетней шалавой я еду, потому что я та, от которой она решила тебя отбить. Пусть посмотрит мне в глаза и расскажет, согласна ли она на твой план воспитывать ребенка одна. И мне, как аналитику, который каждый день работает с потоками информации, мало вводных данных, чтобы осознать происходящее.

— Я тебе все сказал.

— Что ты мне сказал? Что ты нажрался и отымел студентку? — цежу сквозь зубы. — Вот так просто она тебе подвернулась под руку? А, может, ты ее сразу приметил, выделил среди остальных…

— Выделил, — коротко отвечает Глеб. Молчит, а затем продолжает. — По ее старательности, активности, Нин, и целеустремленности. Она показалась мне перспективной девочкой.

— Как звучит, — смеюсь я. — Перспективная девочка.

— Ты же поняла о чем я.

— Останови машину, — шепчу я.

— Зачем?

— Останови.

Машина резко сворачивает на обочину перед пустырем, заросшим густым кустарником.

— Подожди меня в машине.

Выскакиваю на улицу под прохладный апрельский ветер. Делаю глубокий вдох и спускаюсь к кустам, которые вот-вот взворвуться зеленью. Поправляю берет на макушке и кричу.

Ненавижу! Ненавижу свою жизнь, в которой мне нельзя быть слабой испуганной женщиной. Нет. Я — кто угодно сейчас, но не женщина.

Вновь набираю полной грудью воздух и в моей глотке опять вибрирует острый гнев.

Кричу и кричу.

И лишь когда вместо криков и визга начинают выходит болезные сиплые стоны, я замолкаю. Смотрю на редкие облака над головой и оглядываюсь, почувствовав на спине тяжелый взор.

Глеб стоит на ветру, спрятав руки в карманы брюк и смотрит на меня. Высокий, широкоплечий и с прямой осанкой.

Любовь способна выдержать подобное испытание?

Нам же вечно твердят, что любовь — это та сила, которая помогает преодолеть все трудности и вызовы, которые подкидывает жизнь, но…

Красивые слова — лишь слова. Реальность может быть такой отвратительной, безнадежной, что любовь истончается и рвется.

— Знаешь, — поднимаюсь по склону на обочину к молчаливому Глебу. Голос у меня сиплый, — это так несправедливо. Я выходила за тебя замуж, чтобы быть счастливой и любимой, а не для того, чтобы решать дилемму, как быть всем нам после твоей меткой и очень продуктивной измены. Да, я знала, что нас могут ожидать трудности Глеб, — сглатываю и повышаю голос, — но не такие! Не такие! И самое обидное, что это именно мне придется выгребать при любом сценарии. Понимаешь? Мне!

Приподнимаюсь на носочках, чтобы внимательнее заглянуть в его глаза:

— И от меня, как от матери, столько сейчас зависит, Глеб.

— Я знаю это, — взгляда не отводит.

— И я даже возмутиться не могу тому, что ты хочешь меня прогнуть под обстоятельства, потому что я вижу в этом “молчи и терпи” целесообразность. Поэтому я еду на встречу с твоей шалавой. Чтобы оценить ее, как врага, и понять, чего она действительно хочет от тебя. Ты, мерзавец ты этакий, любимый отец моих детей, и твоя Наденька, по сути, решила украсть тебя у них.

Выдыхаю, отворачиваюсь и массирую переносицу. Он меня не поймет. Да и все эти претензии не помогут мне выбрать правильную стратегию.

Он молча сгребает меня в охапку и прижимает к себе. Его щека у моего виска, и жесткая короткая щетина колет кожу.

— Нина… — шепчет он.

Я закусываю губы. Я слышу в его голосе отчаяние, которое вторит моему. И мы сейчас не муж и жена, которые должны скандалить, а два человека в ловушке. И любой выход из нее принесет свою боль.

Мы будем либо жить во лжи, либо утянем наших детей за собой в пропасть. Да, тут уже речь не о любви между мужчиной и женщиной, а об ответственности перед теми, кого мы привели в этот мир.

Все дети достойны полной и счастливой семьи. Мамы и папы.

— Я хочу ее убить, Нина…

— Очень по-мужски, — выворачиваюсь из его объятий и поднимаю взгляд. — Может, стоило? Но это при условии, что ты бы промолчал, честный ты мой. Сейчас уже поздно.

Ныряю в салон машины:

— Поехали.

Он медлит, и я выглядываю, приоткрыв дверцу:

— Ну, сам тогда иди и тоже покричи, блин!

Оборачивается. И ведь у меня растет два пацана, и эти два пацана похожи на отца. И они, вероятно, тоже будут лажать и обижать женщин.

Глеб приглаживает волосы, обходит машину и садится за руль.

— Спасибо, — неожиданно говорит он.

— Что?

Переводит на меня взгляд:

— Спасибо, Нин.

— За что?

— За то, что ты есть, — слабо улыбается. — Ты никогда не была для меня просто женой.

— Я знаю, — пристегиваю ремень безопасности. — Возможно, в этом и есть моя главная проблема.

Глава 8. Свободна

— Моя жена, — холодно говорит Глеб. — Нина.

У Наденьки большие глаза, как у испуганной Лани. Белая кожа, острый носик, темные и густые волосы до плеч.

И ожидала она в углу кафешечки только Глеба, и была дезориентирована тем, что за ним в двери вошла я.

И она меня сразу узнала. Я не зря пропустила Глеба вперед на несколько шагов. Меня бы можно было принять как за еще одну посетительницу кафе, однако Наденька сразу побледнела, увидев меня.

То есть в представлении Глеба я не нуждалась. Эта миленькая девочка с глазами, как у трепетной лани, была осведомлена обо мне.

— Здрасьте… — пищит бледная Наденька.

Глеб, как истинный джентльмен, помогает мне снять плащ. И этот жест, что у меня и что у него, уже вошел в привычку за столько лет, поэтому я не сопротивляюсь.

Наденька с круглыми глазами наблюдает за нами.

Глеб накидывает мой плащ на крючок вешалки, что стоит рядом со столиком, а после отодвигает стул, чтобы я села.

Это тоже наша общая привычка.

Наденька прячет руки под стол, а я от Глеба не улавливлаю волнения при встречи со своей ланью.

Я поднимаю руку, подзывая официанта. К столику в уютном кафе на тихой улице среди старых домов подбегает молодая девчушка.

— Мне, пожалуйста, салат Цезарь, и чашечку эспрессо.

— А Вам? — переводит взгляд на Глеба, который отрицательно качает головой

Однажды шестилетний Арс умудрился упасть с горки и сломать ногу. И тогда я тоже поймала такое же состояние, как и сейчас перед милой Наденькой.

Мои эмоции ушли под холодные стальные пластины.

— Глеб Иванович…

Поднимаю взгляд и откладываю меню в сторону. У Глеба рожа — злой кирпич с глазами, что вот-вот вспыхнут черным огнем.

— Да, моя жена в курсе твоего, — делает паузу и хмыкает, — интересного положения.

— Что?

Наденька, кажется, сейчас грохнется в обморок.

— Она красивая, — говорю я Глебу, в ответ медленно выдыхает и откидывается на спинку стула.

— Вы… — шепчет Наденька.

— Что? — уточняю я с вежливой улыбкой.

— Я не отдам вам своего малыша…

Брови Глеба ползут на лоб. Рожа-кирпич теперь выражает недоумение и усталость.

— Зачем мне твой малыш, — смеюсь я, — если у меня дома трое своих? Чтобы что?

— Я не знаю.

— Глеб Иванович предлагал тебе такой вариант решения проблемы? — вопросительно приподнимаю бровь.

— Для того решения, которое бы меня устроило, — сухо отвечает Глеб, глядя на Наденьку отстраненно, — время истекло, да?

— Это ваш ребенок, — шепчет она в ответ, жалобно всхлипнув. — Как вы можете такое говорить?

Глеб переводит на меня взгляд, в котором я я не могу распознать конкретных эмоций. Там и раздражение, злость и желание перевернуть стол.

Между ними не было романа. Он не лгал.

— Моих детей я ждал, Надежда. Планировал, — цедит он сквозь зубы, — каждого из них.

— Почему ты появилась со своей замечательной новостью так поздно? — спрашиваю я.

— Я боялась, — смотрит на меня и опять всхлипывает. Я влюбилась в Глеба Ивановича, и он тоже…

— Не смей лгать моей жене, — рычит Глеб. — Не закапывай себя еще глубже, Надежда.

Наденька отворачивается, пускает слезу и закусывает губы, а передо мной официантка ставит маленькую чашечку с черным кофе и стакан воды.

— Глеб Иванович говорит, что ваша связь была одноразовой в пьяном угаре на корпоративе, — подхватываю чашечку и делаю глоток.

Густая горечь немного перебивает нозящую тошноту, которая не хочет меня отпускать.

— Это так? — уточняю я.

— Будто это что-то изменит, — Наденька смотрит на меня злым взглядом.