Сын природы (СИ)

Тимофей Иванов

Сын природы

Пролог

Солнце село, а город на Неве осветился огнями. Дни уже были довольно длинными, но до белых ночей ещё было далековато. Да и погода не сказать чтобы очень радовала теплом. Весна в Петербурге это вообще то время, когда зимние шмотки лучше далеко не убирать. После тёплой и солнечной погоды может резко похолодать. Сейчас правда для температуры ниже нуля было уже поздновато.

Однако ночь заставила меня одеть кроме защиты термобельё под мото-костюм. Было бы довольно тупо простыть незадолго до официально открытия мотосезона, а заодно бездарно пролюбить из-за болезни пол отпуска.

Открыв гараж, я выкатил железного коня и оседлав его двинул к шлагбауму. После зимы ехать было немного непривычно, но тут всё таки как с велосипедом, раз научился ездить, уже не разучишься. Единственное чего не стоит забывать, так это то, что кавасаки ниндзя штука всё таки спортивная и разгоняется быстро. В первый раз я вообще знатно уху ел, когда сел на него спустя годы езды на машинах, перед которыми у меня был старенький иж, купленный у молодого оболтуса, вроде меня самого, с рук по дешёвке. Тут вам не это, безобразий с медленным разгоном нет, зверь буквально летит вперёд как ракета. Осознав это, я как раз выкинул из головы всякие глупости на тему «да что может случится, столько лет на дорогах, а байк мне чисто для души», после чего пошёл и купил защиту. Ибо нечего.

Мотоцикл же я действительно приобрёл не просто для перемещений по городу. Нас, мужиков за тридцать, вообще начинает тянуть на всякие глупости и каждый справляется с кризисом среднего возраста по своему. Впрочем о этой покупке я точно не жалел. Четыре колеса везут только задницу, а два душу, этим всё сказано.

Моя же душа сейчас выехала на Дунайский проспект и повернула налево, но не к девкам, а к виадуку. И тут уже можно было немного разогнаться, благо дождя пару дней не было и дорога была на удивление сухой, а так же свободной. Собственно потому я ночью в гараж и попёрся.

Есть всё таки что-то волшебное в ветре, бьющем спереди и серой ленте дороги, проскакивающей под тобой. Светофоров бы ещё поменьше и совсем была бы сказка, а так пришлось в какой-то момент тормознуть. Ну да и чёрт с ним. До Типанова было недалеко, а там уже тоже можно будет прокатиться с ветерком, а потом и на кольцевую выбраться. Разве что есть риск, что один старый товарищ будет поминать меня не совсем добрым словом.

Глушитель у меня нормальный, а не из тех, обладателям которых принято говорить на светофорах «Мудак, завари пердак!», да и я не вваливаю совсем уж по дикому в городе, всё таки не идиот. Но Тёмыч живёт на третьем этаже, окна у него выходят не во двор, так что всяких «двухколёсных пи#арасов» он не любит так, что аж кушать не может, о чём время от времени мне напоминает. Обычно как раз с началом тёплого сезона.

Ну да пусть его, всё таки у человека стеклопакеты стоят, так что ругается он под вискарь больше для порядку, когда мы у него на кухне с открытым окном курим. С закрытым-то он если что-то ночью и слышит, то вряд ли просыпается.

Взяв разгон, я удачно проскочил светофоры, пролетел сначала под железнодорожным мостом, где Типанова переходит в проспект Славы, потом проскочил под двумя металлическими улитками, а затем случилось то, что время от времени случается в жизни каждого человека. Дерьмо.

Какой-то урод на соляре решил, что уже не хочет уходить у парка Интернационалистов направо, вместо этого он резко полез на разворот налево, прямо через перекрёсток и естественно не включил поворотник. Ну да, если всё равно нарушаешь, пользуясь отсутствием других машин, то нафиг нужны такие глупости, в своём увлечении надо идти до конца. Только вот в этот раз поворотники были, млять, нужнее воздуха! Потому что мне просто некуда было уйти, не успевал я рыпнуться, чтобы объехать долбанную хёндай сзади, а сделать это спереди мешал поребрик разделительной полосы. Только и успел сказать «Сук…» прежде чем влететь передним колесом в водительскую дверь и… полететь дальше?

— Да какого чёрта здесь творится⁈ — прохрипел я, стоя за перекрёстком.

Разворот на сто восемьдесят градусов показал, что и соляре и моему ниндзе наступил пипец, если не сказать хуже. Картина моего собственного тела, как и тушки водителя легковушки светлых чувств не вызывала. На мертвецов после автоаварий обычно вообще очень неприятно смотреть. Как впрочем и на любых других переломанных мертвецов. Кстати о не живых, рядом с разбитой машиной стоял и озирался полупрозрачный мужик южной наружности и с непониманием во взгляде ощупывал себя.

От одного взгляда на этого… субъекта, меня взяла какая-то животная злость, я сам не заметил, как мгновенно оказался рядом и без лишних слов начал вколачивать в его голову разумную необходимость вождения по правилам и вселенскую мудрость использования поворотников. Лишь машинально отметил, что на руках у меня почему-то по прежнему мотоциклетные перчатки с пластиком на костяшках.

Впрочем вымещать эмоции мне долго не дали. Внезапно меня куда-то потянуло и я вдруг оказался в настоящей реке переливающегося, живого света, что влекла меня вперёд к… к чему-то. А ещё пришло чувство чужого внимания. Так бывает, когда тебе кто-то смотрит в затылок и ты даже не видя этого человека начинаешь озираться. Только сейчас это ощущение было во сто крат сильнее.

Я буквально прочувствовал, что меня осмотрели, взвесили и обмерили. Детство, учёбу в школе, потом вуз, службу в армии, работу, женитьбу, рождение ребёнка, семейную жизнь, развод… Все успехи, все неудачи, все достижения, все косяки, каждое доброе дело и каждый хреновый поступок, каждое действие от рождения до последнего удара кулаком уже после смерти физического тела. Меня оценили, вынесли вердикт и прежде чем мгновение стало прошлым потеряли всякий интерес. Лишь течение, что влекло меня несколько изменило направление и теперь сносило куда-то в сторону.

Я не знал что меня ждёт и всё ещё был зол. У меня уже не было ни рук ни ног, ничего кроме разума, но всё же я начал сопротивляться одним чистым упрямством. Попытки «плыть против течения» дали мне лишь одно большое ничего. Я пытался двинуться вправо, потом влево, затем вверх и вниз в странных водах ещё более странной реки, но тоже не преуспел. Что ж, если остаётся лишь путь вперёд, то так тому и быть. Решив это, я попытался разогнаться по течению и вот данное действие у меня неожиданно получилось. Сначала движение быстрее потока было едва ощутимым, но оно было. И это, чёрт побери, воодушевляло! Потому я приложил всю свою волю и всё упрямство, чтобы разогнаться быстрее. Быстрее шага, быстрее бега, быстрее велосипеда, быстрее машины, быстрее байка… Разница между моей скоростью и скоростью потока всё росла, с какого-то момента мне показалось, что он и вовсе не движется, лишь я сам несусь вперёд всё стремительней. То ощущение, что напоминало разгон на мотоцикле на пустой трассе давно осталось позади, но я всё ускорялся и ускорялся, не желая тормозить. Вы хотели, чтобы я отправился вперёд⁈ Что ж, я влечу туда так быстро, как только смогу и если надо разобью собой клетку, в которую меня хотят посадить. Я, только я и никто кроме меня не будет решать, куда мне отправиться! Я уже сдох и бояться хоть чего-то слишком поздно. Страх удел живых, а сомнения для смертных!

С этой мыслью светящийся поток вокруг меня забурлил, как кипяток. Где-то фоном прошла идея про кавитацию и супер-кавитацию, что использует та же торпеда Шквал, которая двигается в воде на скорости в две сотни узлов… Вроде бы двести. Впрочем какая разница? Где кавитация в воде и где река света, по которой плыла моя душа⁈ Что бы я не сделал, это изменило устоявшийся здесь порядок и слово «плыть» ко мне больше не подходило. Я летел. И летел всё быстрее, уже ничего толком не соображая, не размышляя, не видя, не слыша и не понимая. Осталась только скорость, которая лишь росла, пока я вдруг не заорал от боли.

Воздух резанул по лёгким, как наждачная бумага пополам с битым стеклом, глаза слезились и ничего толком не видели, руки и ноги отказывались повиноваться. Стоп! Глаза⁈ Руки и ноги⁈ У меня, чёрт побери, снова есть тело! Я живой. Живой! Ни резь в глазах, ни боль в лёгких не могли перевесить чувства чистого и незамутнённого счастья, от которого я засмеялся тонким голоском не смотря на все неприятные ощущения.

Глава 1

Ну что же, тонкий голосок мне не померещился. Я действительно не был больше здоровым мужиком, а стал младенцем. Возможно кто-то скажет, что получить новое детство и новое тело — это со всех сторон замечательно, но я пожалуй не соглашусь. Быть младенцем чудовищно скучно! О чём говорить, если у меня поначалу даже зрение нормально не работало, я видел лишь какие-то размытые пятна и силуэты. А следом выяснилось, что своё тело я вообще мало контролирую. Даже первый переворот на живот был сродни одному из подвигов Геркулеса. Или даже двум. С людьми же коммуницировать не получалось вовсе. Я мог только хихикать от радости или плакать да реветь, сигнализируя, что мне что-то не нравится. Мир же вокруг меня на какое-то время вовсе сузился до одной единственной комнаты. Мрак и ужас для человека двадцать первого века, привыкшего к обилию информации со всех сторон. Пожалуй не сойти с ума было даже достижением.

Впрочем злиться на мироздание я тоже смысла не видел. Что бы не произошло в реке света, это произошло по моей воле и из-за моих действий. В целом результат меня даже радует. По всем признакам со мной приключилось перерождение, но я сохранил при этом свою личность, не утратил себя. Можно долго рассуждать о том, что если душа бессмертна, то и ты бессмертен, но я вынужден констатировать, что жизнь после смерти — это бред. Даже если оставить за скобками тот логичный факт, что вообще-то смерть это то, что бывает после жизни. Просто если в новом перерождении тебе не суждено помнить прошлую жизнь, то твоя личность умерла вместе с физическим телом. На базе твоей души начал работу новый разум, новая личность. Уже не ты, но кто-то другой. Тебя же больше нет. И пожалуй это единственное, что меня примиряет с неизбежностью новой кончины. Пока ты жив, ещё нет смерти, когда приходит смерть, перестаёшь быть ты. А следовательно тебя больше не тронут ни боль, ни печаль от данного факта и ты даже не будешь желать снова стать живым, потому что вообще ничего не будешь желать. Практически нирвана, мать её так, Будда бы одобрил. Если бы конечно был жив и мог бы что-то одобрять… Хотя чёрт его разберёт, я же как-то сохранил своё «я», а уж ему сам бог велел.

Бог… В силу отсутствия других взрослых развлечений между сном и кормёжкой я часто размышлял о нём. Его ли внимание я почувствовал в том потоке света, который меня нёс? Других вариантов особо вроде бы не было. И от того, что он ничего не сказал мне, а я не смог сказать ему ни слова было даже как-то обидно. Хотя вряд ли в тот момент я бы ляпнул что-то хорошее, скорее уж наоборот. Так что наверно лучше не жалеть о том, что ничего не сделал и радоваться тому, что не совершил какой-нибудь вопиющей глупости. А ещё лучше вообще ни о чём не жалеть. В конце концов глупо тащить переживания из-за кромки бытия в новую жизнь.

Тем более что и в ней есть о чём переживать и над чем ломать голову. Обитал я в чём-то напоминающем деревянный терем, сложенный из огромных брёвен. Причём последнее не было ошибкой разума, обитающего в маленьком теле, одно бревно доходило до середины бедра взрослого человека, что наводило на мысль о изрядной крепости строения. Если дом строят тёплым, то это означает наличие зимних холодов, если его строят столь крепким — это вероятно к тому, что его могут попытаться раздолбать, мысленно заключил на это я. Тем более что быт здесь был откровенно средневековым.

Электрических лампочек не наблюдалось, как и не было керосинок, только вонючие свечи, которые встречались редко, да лучины, которых было как раз побольше. Мужики и некоторые женщины щеголяли холодным оружием на поясах, кое-какие уникумы предпочитали посохи, окованные по краям металлом. Странное решение с моей точки зрения, впрочем доспехов я пока ни на ком не видел, а кости таким девайсом наверно можно переломать только в путь. Одевался же народ в не особенно яркие одёжки, чем-то напоминающие кимоно. По крайней мере я как-то не видел рубах, в основном всё запахивалось на груди с перехлёстом и подвязывалось поясом, за который пихалось холодное оружие в ножнах. Это было странно, «европейский» стиль мне казался более логичным. Но раз местные поступают так, как поступают, вероятно у них есть на это некие важные причины.

Сами же люди на азиатов походили мало, скорее уж на помесь американских индейцев, какими они мне запомнились по старым фильмам из времён моды на вестерны, а так же европейцев и арабов, одновременно не являясь ни кем из них. То есть вроде и краснокожие, а вот черты лица скорее свойственны европеоидной расе, нежели монголоидной. Хотя не возьмусь утверждать об этом наверняка, настоящих американских индейцев я особо не видел, а на экране показывать можно всякое.

В любом случае моя мать была весьма симпатичной скво, высокой, с хорошей фигурой и весьма развитой физически. Наверно это не совсем та характеристика, которую стоит давать женщине, которая породила меня на этот свет, но менталитет взрослого мужика давал о себе знать. Звали же её Алдэ Махрим, насколько я понял местный язык, который всеми силами пытался выучить. Что касается отца, то он был весьма здоровым, жилистым мужиком с правильными чертами лица и тяжёлым подбородком. Не цвета бы кожи, глаз и волос, наверно можно было бы подозревать в Яринэ Махриме настоящего арийца. Но голубоглазой бестией он не был и мог похвастаться едва ли не более шикарной гривой чёрных волос, чем мать. Местные вообще почему-то предпочитали длинные волосы и похоже старательно за ними ухаживали. Видимо национальная традиция или что-то вроде того. Хотя климат здесь был довольно жарким. Впрочем и Индии вроде бы тоже длинноволосость в почёте и холодами там даже не пахнет.

Одно время я попытался по депрессировать на тему средневековья или чего-то близкого к нему. Всё таки там, насколько я помнил, была лютая детская смертность, антисанитария, постоянные войны и прочие радости, но как-то быстро бросил. Может было виновато детское тело, которое в силу гормонов не склонно к депрессиям, а может любовь родителей. Всё таки это штука весьма важная для всех и всегда. А у меня в конце концов была достойная крыша над головой, хорошая семья, похоже принадлежащая к воинскому сословию, а значит элите общества. Всё могло быть гораздо хуже. Было бы гораздо неприятнее родиться у каких-нибудь бомжей и умереть с голода раньше, чем научишься ходить. По крайней мере я старался мыслить в этом плане позитивно, насколько это вообще возможно для моего слегка мрачного склада ума.

А потом всякие глупые порывы из меня вовсе выбило напрочь. Трудно остаться безучастным, когда маманя вечером зажигает на пальцах небольшое пламя и уже от него поджигает свечу. Магия! Магия, люби её мать! Я так офигел от зрелища, что даже бросил попытки ползать по детской кровати, перебарывая неспособность тела нормально работать. Настоящее волшебство же ж. Правда маман после этого слегка скривилась, как от боли и менее чем через минуту получила от папана нагоняй. Язык я ещё знал что называется на букву Х, не подумайте что хорошо, но более менее уяснил, что делать подобные штуки после родов нельзя ещё довольно продолжительное время. Особенно если ещё детей хочется. Отмазка что за горящей лучиной идти далеко, а магии было совсем чуть-чуть не прокатила. Зато удалось отвлечь родителей своим ором и требованием показать ещё огня.

— Фуэ! Фуэ! — голосил я, пытаясь подражать слову взрослых, чем вызвал у них сложные чувства. Кажется они всё таки ожидали, что в первую очередь я произнесу «мама» или «папа». Но уж вышло, что вышло. Не виноват же я, что речевой аппарат у меня решил заработать именно сейчас от лютого охре… душевного переживания.

Наконец, переглянувшись, родители подошли ближе, а отек наклонился над моей кроватью, поднял ладонь с растопыренными пальцами и между ними начали проскакивать электрические разряды, от которых я сощурился, но не отвёл взгляда. Спустя секунду папаша четко произнёс:

— Млио.

— Мл’ио! — постарался максимально точно повторить я, сказанное им слово, означающее по видимому молнию. Получилось так себе, но я не привык сдаваться и твёрдо намеривался научится как следует говорить — Мл’ио! Млио!

Глава 2

После инцидента, за который мамаша получила по шапке, жить мне стало лучше, жить вообще стало веселей. Отец почесал репу и решил, что такой интерес к колдунству — это что-то вроде хорошего знака и начал брать меня с матерью во двор на свои, пожалуй, тренировки. Не передать словами, как я вообще был рад покинуть стены терема. Не то что бы внутри было душно или что-то вроде того, деревянный дом это вам не панельная многоэтажка, там даже дышится по другому. Просто уж очень ограничена моя жизнь была прежде. Сначала я вообще видел только одну комнату, потом несколько, но меня даже не подносили к окнам и я ни разу не лицезрел ни здешнего неба и зелени травы. Небеса кстати оказались ровно такие же, как и на Земле, никаких колец вроде сатурновских не наблюдалось, солнце было одно, цвет небосвода привычен, облака были белыми.

Отец же оказался действительно магом и судя по всему воином. По крайней мере я не припомню в фэнтези, чтобы чистые маги так налегали на физуху и столь усердно тренировались с оружием. А ещё они вроде бы не должны носиться вокруг так быстро, что практически превращаются в смазанную полосу. Да, я знаю, что книжки по фэнтези так себе источник информации о магии и магах, но других у меня не было. Не считать же за таковой «Битву экстрасексов», которую самозабвенно смотрела бывшая. Я скорее в реальность Гэндальфа Серого поверю, что в то, что те шарлатаны могут хоть что-то, кроме обмана доверчивых граждан. Вообще мне кстати всегда было интересно, а куда смотрели всякие священники и мулы? Колдуны и сахеры — это вроде как слуги Адского Сотоны и прочих шайтанов помельче. Почему не замутили хотя бы свою программу, где разоблачают этих мошенников? Я бы посмотрел в прямом эфире, как в квартиру очередного предсказателя прямо во время приёма несчастной клиентки залетает «христианско-мусульманский спецназ», бьёт «магистра, чёрной, белой и серой магии, оракула и потомственного колдуна в десятом поколении» освещёнными осиновыми палками и объясняет доверчивой жертве, что мол видишь, он даже это предсказать не смог. Мда, я настолько не любил всяких мошенников в прошлой жизни, что притащил свои чувства даже в следующую. Странно только что не родился в семье какого-нибудь инквизитора. Хотя наверно оно и к лучшему, тем более религиозных фанатиков я не любил как бы не ещё больше.

Однако в отличии от Земли, здесь магия была и Яринэ Махриме ей владел. Хотя больше он упирал на, скажем так, её телесные проявления, в частности скорость, которая заставляла подозревать, что в где-то в его, а значит и моих, предках затесался не то Флэш, ни то Ртуть. Молнией же он мог шарнуть только шагов на десять. Хотя если ты можешь увернуться от вражеских атак, а потом приблизится к своему противнику за жалкие мгновения, то очень уж дальнобойные атаки тебе вероятно не особенно-то нужны.

Было несколько обидно, что меня ничему подобному пока не учат. В конце концов отец занимался не только своей физической подготовкой, но так же практиковал медитации. Но всё чего я добился своим конюченьем:

— Ты слишком мал, сын. Лишь после наречения имени разрешено чему-то учить и вообще возможно учиться.

— Не переживай — дополнила тогда слова отца мать — Вырастешь и обязательно освоишь одну из Лестниц. Может быть даже Огня, как я. А пока нам с тобой надо потерпеть.

— Скорее уж Лестницу Ветра — хохотнул на это отец — Не зря же от молний не отворачивается, а только щурится.

Дальше диалог соскочил с темы моего обучения в целом, перейдя сначала на выбор пути, а потом и вовсе на всякие семейные глупости. Нет, мне конечно приятно было посмотреть на идиллию между родителями, но хотелось больше информации. Но кто б меня послушал или начал всё подробно объяснять? Тяжко быть ребёнком.

Так что мне к сожалению приходилось ограничиваться минимум информации на словах и смотреть во все глаза, наблюдая за отцом. Его тренировка состояла из трёх частей. Медитации под открытым небом, на тему которых он расщедрился на скромное объяснение того, что он очищает свой разум, объединяя его с мирозданием. Во время медитации его сила уходит во вне, а из вне сам мир стремится дать ему свою силу. Идея симбиоза была мне вполне понятна, правда как его достичь я не знал, оставалось ждать подробных наставлений, запоминая позу отца в процессе, которая по всем признакам была позой лотоса из йоги.

Второй частью тренировки была как раз физическая подготовка, когда он носился по двору терема, а так же его стенам, как будто гравитация для него какая-то шутка. Разумеется всё это делалось ещё и с оружием, а так же чаще всего со спарринг-партнёром, которыми выступали два воина с нашего подворья. Довольно молодой парень Флэмт, который в чём-то походил на отца и видимо был на той же Лестнице Ветра, только пониже. Вторым был ещё не старый, но с проседью в бороде, мужик Стайн. Этот с отцом не бегал, а предпочитал стоять посреди двора и крутиться, отражая атаки. Рост под два метра и телосложение Шварцнеггера в лучшие годы вероятно подразумевало именно такой стиль боя. Лестница Земли соответственно.

Третьей частью тренировки была как раз чистая магия. Стайн организовывал выскакивающие из земли каменные шипы длинной сантиметров в тридцать и шириной в десять, а отец с Флэмтом били в них молниями. Мать на это смотрела с тщательно скрываемой завистью. Временный отказ от чародейства давался ей тяжело и я её отлично понимал. Это же магия! Лишится её отнюдь не тоже самое, что повесить сломанную руку на косынку на некоторое время.

Самих же Лестниц, насколько я понял из объяснений для ребёнка, который ещё толком не научился говорить, было четыре. Огня, воды, ветра и земли. Назывались они все прям с придыханием и вообще-то каждый раз подразумевалось, что человек идёт, к примеру, Лестницей Воды в Небеса. Или Небесной Лестницей Пламени. В общем пафос цвёл и пах, хорошо хоть атаки на тренировках не озвучивались, как в каком-нибудь аниме. Я бы наверно не вынес вид отца, который орёт «Небесная Молния Лестницы Ветра!» всякий раз, когда разбивает электрическим разрядом очередной каменный шип дядьки Стайна. Брррр… Чур меня от такого ужаса, лучше Ктулху в живую увидеть.

Тренировки отцом велись серьёзно, что называется до полного истощения. Так что к концу спаррингов с него ручьями лил пот, а после магической части даже взгляд зелёных глаз как-то тух. Это было для хорошим примером того, что берясь за дело, его надо делать с абсолютной отдачей. И я его делал. Пусть я был лишь ребёнком, но это и заставляло меня над собой работать. Учиться говорить, ходить, познавать мир вокруг, развивать моторику вообще и мелкую моторику в частности. Особенно ходить. Оказаться в детском теле, это как стать инвалидом. Я раз за разом заставлял себя перебарывать мясной костюмчик и заставлять его делать что-то, чего он ещё не умеет. Бесился, но заставлял. Мда, читая книги о попаденцах, не такого превозмогания я ждал, став одним из них. Увы, жизнь полна разочарований.

Мир же для меня хоть и расширился, но не сильно. Наш «терем» с окнами-бойницами имел двор и стену-частокол в полтора человеческих роста. За ними же был лес. Наконец получив возможность выходить под небо с матерью, я бонусом с её рук имел удовольствие обозреть округу из окон. Вокруг частокола было небольшое расчищенное поле, а дальше начинались настоящие дебри, напоминающие джунгли с русским колоритом. По крайней мере ели, на которых росли лианы вызвали у меня именно такие ассоциации. Дороги к нашему грубоватому, но прочному месту жительства как-то не случилось, в лес уходила лишь тропинка, начинавшаяся у ворот частокола. По ней собственно мужчины уходили на охоту и возвращались с добычей, а Мирда, служанка матери лет сорока, за ягодами и грибами.

Такое положение вещей тоже вызывало у меня вопросы. Трое магов мужского пола и одна дама не без способностей живут в глуши. При них я, да одна служанка, которая кашеварит и всех обстирывает. Я конечно маловато знаю об этом мире, но мне не кажется такое нормальным. Не то что бы я ждал увидеть высокую каменную башню и толпу слуг, но всё же. К тому же гости у нас тоже были явлением редким, лишь пару раз приехали какие-то люди, которые вероятно были то ли друзьями, то ли родичами отцу. Погостили пару дней и укатили. Я не мог понять так и надо или мы, может, скрываемся от кого-то? От кого мы вообще могли бы скрываться, от какой-нибудь местной инквизиции? Просто врагов? Или родители некие преступники, у которых проблемы с законом?

Глава 3

Жизнь продолжалась. Жаркое лето начала сменять сначала дождливая осень, а потом и холодная зима. Я опасался палиться слишком быстрым развитием в магическом мире, чтобы меня не приняли за какого-нибудь демона, сожравшего душу невинного ребёнка, но всё же тупить постоянно было выше моих сил. Так что я жадно впитывал информацию и с жаром старался учиться.

Правда тайн магии и прочих астральных анналов мне пока не раскрывали, так что приходилось делать упор на более скромные вещи. Учиться ходить и даже бегать, стараться развивать в себе силу и гибкость, пользуясь подвижностью детских суставов, а так же впитывать любую полезную информацию от названий и свойств растений, которые смог поближе рассмотреть в лесу только осенью, куда мы ходили только в сопровождении как минимум одного воина-мага, до умения читать и писать. К моему великому счастью в доме всё таки оказались пусть не книги в привычном понимании, но хотя бы толстые свитки.

Местная письменность была правда непривычна и напоминала что-то ни то восточное, ни то арабское. Писали здесь справа налево и снизу вверх, а вместо привычных букв в ходу было что-то вроде иероглифов. Каждый символ нёс свой смысловой посыл и условно делился на четыре части, каждая из которых тоже что-то значила и могла иметь несколько отличное значение в сочетании с другими частями в уже новом символе. В русском языке в словах такое тоже бывало, хватало у нас всякого и на базе кириллице. Но тут все слова были эдакими корнеплодами в квадрате. А сочетание «ночи», «луны», «видеть» и «зверя» порождало к примеру или ночной кошмар про оборотня или тихое передвижение разведчика по лесу в зависимости от порядка расположения символов. В общем мозги у меня кипели, но я мужественно превозмогал, как целая рота смурфов. Хотя чтиво конечно было на любителя, наверно даже страшнее их любимого кодекса космодесанта.

Из всех свитков, как художественное произведение, был интересен только тот, который описывал деяния некого Сундана Укана, прозванного Неборавной Обезьяной. Мужик по всем признакам стоял на очень высокой ступени Лестницы Ветра, мастерски владел боевым шестом и обожал по чёрному троллить окружающих, особенно если те не обделены властью и влиянием. В общем эдакий Робин Худ с изрядной примесью Джокера. Я, однако, подозревал, что это просто запись некой народной легенды, где элиты, угнетающие простых людей, ставятся в неловкое положение, порой буквально на четыре кости, а иногда и получают палкой по самое не могу, но всё равно читать было интересно. Особенно мне запомнился эпизод, где какой-то излишне борзый наместник, присланный из столицы, пожелал забрать всех красивых девушек провинции в свой гарем, но в итоге его бубенцы так близко познакомились с боевым шестом Сундана, что женщины бедолагу перестали интересовать от слова совсем.

Вряд ли всё таки эта история, как и её товарки была в реальности. Могу допустить, что какой-нибудь воин-мистик-идущий-лестницей, как это писалось на местном языке, отмудохал наместника, защищая свою невесту, но ему после этого вероятно всё равно наступил каюк. В Тибцэне, как называлась наша страна, правило право сильного, а самые крутые перцы сидели в Яване, нашей столице. Ребята там были реально суровые, не терпящие неповиновения и не раз объяснявшие всяким провинциалам их место огнём и мечом за меньшие дерзости, как я узнал из другого трактата. Там повествовалось, что какому-то удельному князю предписали отдать в пользу столицы ту часть своей земли, где росли некие нефритовые лотосы, тот попытался откупиться деньгами. В итоге пришла королевская армия, которая забрала и землю, и голову князя, и его казну, а заодно вырезала всю семью того, кто вякнул что-то поперёк царя-батюшки аж до третьего колена родства. В общем суровое магическое средневековье было суровым, прям на десять рулонов наждачной бумаги в туалете из десяти.

Остальные же тексты были про магию, но к моему великому сожалению были практически нечитабильны. Единственное, что я уяснил из них твёрдо, так это то, что применение местных колдунств было очень завязано на эмоции. Без сильно чувства некой энергией Кив не пальнёшь. А они, как известно, штука трудно описываемая даже на великом и могучем, что уж про местные абры-кадабры говорить. Нет, я со своей обычной бараньей упёртостью читал, что написано, но бог свидетель, там был какой-то лютый трэшак. Одно описание боевого приёма из Лестницы Огня к примеру включало в себя рассказ о наблюдении за сухим осенним листом, который падает в костёр и сгорает. Типа мысли о данном процессе должна привести обучающегося в то самое правильное эмоциональное состояние, когда он осознает всю тщетность бытия, неизбежность увядания всего и вся, а так же то, что увядшее и высохшее лучше всего вспыхивает ярким пламенем. На русском-то можно мозг сломать, а на иероглифах, которые мне объясняла мать один за другим это вообще был мрак и ужас. И это при том, что данным приёмом она сама владела. Только вот со слов матери, она вводила себя наоборот в состояние бешенства, представляя ненавистных ей людей. И со злобы шмальнула огнём в первый раз правильно, а потом пошло как-то полегче. То есть путей к одному и тому же действию было ещё и несколько… В общем магия оказалась отнюдь не какой-то человеческой физикой или математикой, где два и два ровнялись четырём, а сила тяжести постоянно тянула к земле.

Выяснилось и почему мне пока нельзя учиться чему-то кроме теории. До, примерно, полутора лет человек просто не может ничего освоить из-за слабости своего тела, в котором формируются энергетические магистрали для магии. Ну это если человеческим языком говорить, а не как мне сюсюкали. В этом плане вообще было гораздо приятнее общаться с отцом, чем с матерью. Если от него я, пытаясь умостить ноги в позу лотоса, мог услышать:

— Ступню ближе к телу, сын. Вот как у меня. И тогда станешь однажды таким же быстрым и стремительным, как твой папка или даже дед.

То от матери я бы скорее получил что-то вроде:

— Ножку ближе к телу. Какой ты у меня молодец.

Разговаривала она со мной серьёзно только в присутствии отца, в остальное же время приходилось терпеть и превозмогать, превозмогать и терпеть. Папаша правда в противовес был не склонен объяснять мне какие-то скучные иероглифы, предпочитая в свободное от тренировок время охоту, просто общение с матерью или посиделки с двумя своими товарищами, на которые меня не пускали вероятно из-за наличия там алкоголя… Но у всех людей свои недостатки, с некоторыми вещами просто следует смириться. К тому же это я всё понимаю и хочу послушать разговоры этих вояк, которые наверняка будут чертовски интересны. Обычному-то ребёнку показывать пьянки было бы непедагогично.

Хотя вопрос педагогики меня вообще довольно сильно занимал. Ладно мои неумелые попытки копировать движения и позу отца во время тренировок, для детей вообще норма повторять за взрослыми. Но вот то, что мать взялась сходу учить меня грамоте, едва я проявил интерес было несколько странно. Или местная письменность настолько зубодробительна, что ей специально начинают учить как можно раньше, прямо после того как маленький человек заговорит и целиком эти кракозябры вообще осваивают лет за двадцать? Учитывая иероглифы я бы конечно не сильно удивился, но всё же что-то тут было не так и вызывало к природной подозрительности. Только вот никаких признаков того, что родители, воины или служанка видят во мне что-то неправильное разглядеть не получалось.

Может тут, в магическом мире, не я один такой уникум, который опережает нормальное развитие? В конце концов люди тут творят вещи противные привычной мне физике и здравому смыслу. Может и взрослеют они раньше, чем это происходит на Земле? Всё же больший процент вундеркиндов — это нечто более правдоподобное, чем мужик, который может посадить тебя на каменный кол, выскочивший из земли, не вставая со стула.

Глава 4

Паранойя паранойей, но где-то начиная с зимы мысли о том, что я где-то слишком сильно спалил свою внутреннюю суть, стали меня волновать всё меньше. Во-первых мою скромную персону кажется никто ни в чём не подозревал, а во-вторых я заметил что родители всё больше нервничают, стараясь мне этого не показывать. Сначала я отнёс это всё таки на свой счёт, но потихоньку признал, что дело не в моей тяге к знаниям и общей серьёзности. Сначала настороженные взгляды в сторону леса, потом окончание отцовских посиделок с боевыми товарищами и начало караульной службы мужиками. Обитатели «лесной усадьбы» определённо от чего-то насторожились и стали ждать неприятностей. Правда настигли они нас только весной. Мать уже потихоньку стала восстанавливать свою магическую форму, постреливая по камням во дворе вместе с отцом. Природа проснулась и расцвела буйными красками. А ночью на наш дом напали какие-то двуногие твари.

Проснулся я от крика караульного и через пол минуты был схвачен матерью, которая каким-то непостижимым образом оказалась уже одетой. Никогда прежде не видел, чтобы женщина делала это так быстро, но всё бывает в первый раз. Дальше настал мой черед оказаться в одежде, пока отец выглянул в окно и мгновенно убрал голову обратно, увернувшись от стрелы, пробившей слюду и глубоко воткнувшейся в противоположную стену. Кто бы к нам не пришёл, но настроены они были серьёзно, что не предвещало ничего хорошего.

— Бери ребёнка и уходи подземным ходом, мы задержим — лаконично сказал Яринэ, поцеловал жену и проигнорировал мой вскрик «Отец!», убежав по коридору с оружием наперевес.

Маманя же припустила следом за ним, но не отправилась на улицу, а подняла люк в подпол, нырнув туда вместе со мной. О том, что у нас оказывается есть и подземный ход, я был не в курсе. Правда ничем поинтересоваться толком не успел, мне бесхитростно зажали рот, чтоб не шумел. Второй же рукой Алдэ Махрим схватила небольшую котомку, которая вероятно была подготовлена специально на подобный случай. А дальше начался забег. Сначала под землёй, пока узкий и низкий тоннель не вывел нас в какой-то распадок довольно далеко от дома. Затем потом начался путь по лесу.

Моя мать на Лестнице Ветра не стояла, будучи огневиком, однако определённо бежала по пересечённой местности быстрее, чем положено даже профессиональным спортсменам на ровной беговой дорожке. Мне же оставалось только молчать и вглядываться в темноту, немного освещённую почти полной луной. А ещё нервничать.

Бессилие — это отвратительное ощущение. И оно преследовало меня с первого дня новой жизни. Я привык к нему и смирился, что потребуются ещё много лет, прежде чем я стану большим и сильным. Но каждый день боролся с маленьким и слабым телом, стремясь хотя бы контролировать его пусть немного, но лучше. И у меня получалось, зная конечный результат, я даже, по собственным ощущениям, обгонял в развитии обычных детей, по крайней мере земных. У меня были поводы гордиться собой. Но сегодня бессилие нанесло ответный удар. И он был воистину сокрушителен.

Отец и двое его товарищей своими жизнями покупали время нам с матерью. Женщина, которая меня родила, бежала через ночной лес на пределе сил. А я мог только закусить губу до боли и мрачно глотать злые слёзы обиды на мироздание. Слишком мал. Слишком слаб. Слишком ребёнок. Слишком не способен хоть на что-то повлиять. Если Ад есть, то он для меня здесь и выглядит именно так.

Я не мог любить родителей чистой детской любовью, потому что внутри уже был взрослым. Есть вещи на которые мы способны, а есть те, что выше наших сил. Но всё же я люблю их, а сознание, что прямо сейчас один из них вот-вот умрёт или возможно уже умер, заставляло меня выворачиваться наизнанку и раз за разом обещать себе, что однажды я стану силён и отомщу. Глупое, эгоистичное желание. Мертвецам не поможет месть, она не воскресит их. Это блюдо, что принято есть холодным, может лишь дать моральное удовлетворение ещё живым. Но я не мог отказаться от желания отплатить неведомым врагам с торицей за свою боль и сводящее с ума чувство проклятого бессилия.

Алдэ Махрим бежала всю ночь без остановок, на рассвете пройдя водами нескольких ручьёв. Лить после этого она где-то на час перешла на быстрый шаг, стараясь оставлять как можно меньше следов, а потом и вовсе остановилась у куста, который к моему удивлению уже имел ягоды. Это весной-то! Хотя здешний лес вообще сильно отличался от привычных мне на Земле, одни лианы, которые сейчас цвели, чего стоили. Да и деревья имели довольно заметные отличия от известных мне пород.

— Кто это был, мама? — тихо задал я вопрос, когда мой рот наконец освободили.

— Тихо — шёпотом ответила она мне — Здесь опасно. Просто молчи, я позже тебе всё объясню.

Пришлось воздержаться от дальнейших расспросов, я не хотел, чтобы мне снова заткнули рот. К тому же бессонная ночь довольно паршиво сказалась на детском организме. Пока я был на руках бегущей матери и длилась болтанка, бодрость сохранялась, но едва я оказался на твёрдой земле, меня начало натурально вырубать. Поесть и попить молока сил ещё хватило, но получив пищу, тело потребовало своё. Опять это гадское, слабое и маленько тело! Трудно было его не ненавидеть.

Проснулся я снова на руках матери, которая опять бежала, но на этот раз не надрываясь изо всех сил, а в спокойном темпе. Куда мы двигались я не знал, впрочем в какую бы сторону не лежал наш путь, мне бы это мало что сказало. Толковых уроков географии как-то не случилось, в каком направлении хоть какое-то поселение находится от нашего дома я тоже не знал. Потому любая сторона было не хуже и не лучше остальных. Хотя маманя определённо имела какой-то план и держала в голове маршрут судя по её целеустремлённости.

Новый забег продолжался весь день, закончившись только к вечеру. Тишина по прежнему нами соблюдалась. Разве что было подозрение, что матери просто не хотелось говорить. Я не мог её не понимать или тем более винить. В конце концов она только что потеряла мужа, да и внешне выглядела откровенно убитой. Частью горем, а частью, похоже, магией. Алдэ ещё не полностью восстановилась после родов и это давало о себе знать.

Ночь мы расположились под кроной раскидистого дерева, напоминавшего дуб, но с листьями несколько другой формы. Однако спокойного отдыха, увы, не получилось. Сначала мать насторожил едва различимый хруст какой-то веточки в подлеске, она снова взяла меня на руки, а через мгновение ей пришлось отпрыгнуть в сторону от настоящей огненной кометы. Кто бы не пришёл за нами, но они были магами и по всем признакам не собирались брать нас живьём. Тех, кого пытаются захватить, не стремятся сжечь живьём. Чёрт побери, кем вообще надо быть, чтобы загонять мать с маленьким ребёнком, как зверей, чтобы в конце без жалости убить? Какая тварь будет заниматься подобным?

На огонь мать ответила огнём, сначала послав пытающий шар в направлении, откуда пришёл удар, а потом встретив вторым мужика с коротким, изогнутым мечом, который похоже шёл по Лестнице Ветра. Мечник двигался быстро и вполне успешно увернулся от шара, но находясь на максимально близкой дистанции, тот взорвался и опалил врага. Хотя и не фатально. Алдэ же продолжила движение, смещаясь в бок и продолжая атаковать ночной лес, который разгорался всё сильнее.

Противник-огневик отвечал ей взаимностью, но подловить они друг друга пока что не могли, уж больно мешали древесные стволы, мечник же действовал на нервы, не приближаясь слишком близко, но и не удаляясь. Возможно был кто-то ещё, но я сам был прижат к груди так, что воздух едва проникал в лёгкие, с моего ракурса вообще мало что было видно вовремя этих скачек в темноте, подсвеченной всполохами огня. Бессилье и чёрная злость, что накатывали на меня вчера, казались чем-то несущественным по сравнению с тем, что я испытывал сейчас. Хотелось выть, но даже этого я сделать не мог. И из-за недостатка воздуха, и потому что мог себе позволить отвлечь мать в решающий момент.

Безуспешный обмен ударами продолжался недолго. Через какое-то время мечник решился на новый рывок к цели, но огненный шар моей матери ударился в землю прямо перед ним, сбив атаку и вновь заставив отступить. Однако моя радость от этого была недолгой, потому что ровно мгновение спустя прямо у меня перед глазами из груди Алдэ Махрим выскочил окровавленный клюв стрелы.

— Нет!!! — заорал я, когда осознал весь ужас ситуации, но это уже ничего не могло изменить.

Моя мать сделала по инерции ещё несколько шагов, но потом её ноги подкосились, она упала, а моё тело было выпущено из ослабевших рук и покатилось по подлеску. Через несколько секунд я оклемался от падения на одном адреналине и кинулся обратно, но упав на колени увидел лишь остекленевший взгляд уже мёртвой женщины. Развернувшись, я, не думая ни о чём, кинулся на вальяжно подходящего мечника с кулаками, но был просто схвачен за шкирку.

— Какой смелый — со смехом сказал он, поднимая клинок, а потом продолжил с некоторой толикой сожаления — Без обид, парень.

— Сдохни, уб#юдок! — бессильной злостью заорал я в ответ, пытаясь напоследок пнуть его хотя бы ногами, но не доставал.

Эти слова стали последними, больше в своей жизни мечник ничего не услышал. Серая тень метнулась из-за деревьев и в одно движение клыкастой пасти перекусила его пополам на уровне груди, а я отлетел в сторону с мёртвой рукой, которая всё так же держала меня за ворот одёжки, напоминающей кимоно. Огневик стал следующей жертвой огромного хищника. Вероятно из-за таких существ мать и считала местность здесь опасной, потому и пыталась тут запутать след. Пока я выпутывался из шмотки, которую отказывались отпускать сжавшиеся пальцы трупа, серая тень зигзагами понеслась на врага, уворачиваясь от огненных болидов. Трудно было не почувствовать опыт того, кто уже знаком с дистанционными атаками. Три прыжка могучих лап и ещё один человек перешёл в неживое состояние в страшных челюстях с тошнотворным чавкающим звуком под аккомпанемент хруста костей. А затем новый прыжок в бок от просвистевшей стрелы и опять забег на новую добычу. Я наконец увидел убийцу своей матери, лучник выпустил ещё одну стрелу, а через мгновение лишился левой руки до локтя вместе с своим луком. Деревяшка просто хрустнула на челюстях. Но в отличии от своих товарищей этот урод сумел каким-то немыслимым образом увернуться от тела врага, отпрыгнув сначала в бок, а потом вверх на ветки, по которым натурально побежал длинными прыжками, зажимая здоровой рукой обрубок. Зверь проводил его взглядом с секунду, мотнул лобастой головой, а затем издал громоподобный рык, от которого меня сбило с ног.

Встав на них снова и чувствуя звон в ушах, я увидел, что огонь противоестественно быстро затухает, оставляя лишь красные угли, дающие неверный и странный свет. В нём я и разглядел наконец как следует зверя, который стал моим спасителем, а теперь вероятно станет убийцей. Быстро употребивший в пищу двух человек, но дёрнувший носом и не тронувший тело матери, возможно из-за того, что на наконечнике стрелы был яд, ко мне неторопливо шагал исполинский серый волк со светящимися жёлтым, потусторонним светом глазами. Монстр. О чём говорить, если его пасть была достаточно велика, чтобы перекусить взрослого человека надвое. Сознавая, что такому существу на один зуб, я преисполнился каким-то странным фатализмом. Мои родители были мертвы, но сдохли и их убийцы, лучник без руки тоже не жилец. Не потеря крови, так звери сделают своё дело, особенно в лесу, где обитают такие монстры. Даже злость куда-то ушла, оставив лишь опустошение. Потому я с каким-то странным равнодушием поклонился монстру, приложив руку к груди и произнёс:

— Спасибо за месть, лохматый. После того, что я увидел и умереть не жалко.

Волк же подошёл ко мне и наклонил свою лобастую голову, рассматривая неожиданно заговоривший кусок мяса. Его чёрный, влажный нос был так близко, что почти меня касался, а воздух из ноздрей явственно обдувал. Я же странно даже для самого усмехнулся, протянул руку и стал чесать короткую шерсть как раз между носом и глазами. Волк с окровавленной пастью кажется ошалел, его глаза расширились, сам он замер и даже дышать стал медленнее. Я же продолжил чесать, внутренне понимая, что пока процесс продолжается, меня не жрут. С перспективой отправиться за родителями я как-то смирился, но это всё таки не означало, что я тороплюсь встретиться с огромными клыками. Пасть зверя выглядела страшно, особенно после того, что он ей успел сделать за последние пару минут.

Волк стоял. Я чесал. Мы смотрели в глаза друг другу наверно с минуту, но для меня она растянулась на целую вечность. В какой-то момент зверю это надоело и он мотнул головой, отодвинув её чуть дальше. Поразглядывав меня несколько секунд, волк сделал то, чего я пожалуй ожидал меньше всего, когда его окровавленная пасть двинулась ко мне. Он просто взял и толкнул меня носов в грудь, от чего я с позорным конфузом упал на задницу. Поднявшись, я опять посмотрел на него. Ситуация была абсолютно непонятной, но умереть в случае чего хотелось всё таки не упав ниже суслика, который твёрдо стоит на двух ногах и без страха смотрит в будущее. Волку впрочем на мои переживания очевидно было пофиг и он снова толкнул меня носом. В этот раз я был готов, но разница у наших масс была такая, что это ровным счётом ни на что не повлияло.

— Пфых — издал зверь после этого странный звук, напоминающий смешок.

— Ну да, очень смешно — подтвердил я, снова вставая на ноги.

Волк снова фыркнул и открыл пасть, двинувшись ко мне. Я уж подумал, что меня наконец сожрут, но вопреки моим ожиданиям, страшные зубы лохматого монстра взяли меня на удивление нежно и куда-то понесли. Это был нонсенс. Безумие! Но вопреки здравому смыслу это было. Я болтался в пасти гигантского волка со светящимися глазами, который может тушить лесные пожары рычанием и двигался по ночному лесу неизвестно куда.

Странное это было путешествие. С одной стороны во мне теплилась надежда. Я ведь слышал в прошлой жизни, что история Маугли основана на вполне реальных фактах. В Индии действительно были зафиксированы несколько случаев, когда дети вырастали в стаях диких животных, а не были сожраны, как куски диетического, легкоусвояемого мяса. Правда социализировать их не удалось и они сами остались более животными, нежели людьми, но это уже было делом десятым. Я надеялся на жизнь! Вспоминал всех, кого воспитали волки во всяких легендах, книгах, фильмах и даже аниме. От Ромула и Рэма с Леманом Руссом до китайской колдуньи в фильме с Джеки Чаном и принцессы Мононоке с её дурацкой маской. Да, я пал настолько низко, что готов был уверовать даже в детский мультик, лишь бы челюсти, которые меня держали, не сомкнулись! И давил в себе страх. Минута полного фатализма прошла, смерть больше не вызывала одно лишь равнодушие, наоборот пришёл откат. Возможно как раз потому, что появилась надежда жить. Человек слаб и я не был исключением, даром что доподлинно знал о наличии души.

Ещё недавно я стоял перед необоримой силой, которая прихлопнула трёх магов, как мух. И отчётливо понимал, что ничего не могу ей противопоставить. Ни силу, которой у меня просто не было, не интеллект, на который любому зверю откровенно насрать, будь ты хоть трижды профессором и доктором наук. Но безумное стечение обстоятельств заставило сытого волка пока что сохранить мне жизнь. Знать бы ещё сколько продлится это «пока». Как скоро эта огромная туша проголодается?

Лохматый же подобными размышлениями себя похоже не утруждал, а просто двигался вперёд размашистым, но экономным бегом, которым его земные сородичи могут покрывать огромные расстояния. Волка ведь ноги кормят

Глава 5

Я из всех своих невеликих сил сделал максимально возможно быстрый шаг в бок, а потом схватился пальцами за шесть прыгнувшего на меня волчонка, дёргая на себя. Масса у Серого была для меня великовата, так что через мгновение мы с молочным братом покатились по полу логова, продолжая возню. Волчонок пытался меня прикусить, я старался его придушить. Успехи у нас обоих были довольно скромными. Впрочем и слава богу. Драка-то несерьёзная, детская. Но и проигрывать в ней нельзя, животные не любят и не уважают слабость. Становиться же «мальчиком для битья» мне очень и очень не хотелось.