Рейдер

Мы с Гришкой теперь не хухры-мухры, а рыцари чести и преданности! Крутые и важные, на хромой козе не подъедешь! Три месяца назад нас обоих наконец то посвятили. Всё как положено, крест выдали, паспорт бумажный и можно сказать, что свою задачу я полностью выполнил, наконец-то легализовавшись в этом мире. Звание не накладывает на нас особых обязательств, кроме тех, что мы и так делаем каждый день. Рыцарский класс у нас третий, мы члены ордена, которые не принимают ни обета, ни обещания. То, что доктор прописал! И самое главное платить не пришлось, а я уже прикинул финансы и свёл хрен с нужным носом, а вот гляди ты, оценил магистр наши заслуги, оставив кое кого без процентов за посредничество. Ну ничего, тут, на Мальте, с нас много кто свою выгоду имеет, так что обойдутся в этот раз. На этом бы и остановится, но к хорошему быстро привыкаешь, и я всё тянул резину до последнего, оттягивая неизбежное, и вот дотянул…

Наша хитрость с ловушкой в виде «Шторма» работала до первого обмена пленных. Ну а как только захваченные нами в походах мавры вернулись домой, тут то вся лафа у нас и закончилась. Никто больше не желал покупаться на наш хитрый план. «Писец» засветился как вражеский корабль. Я долго не горевал, всё хорошее, когда ни будь заканчивается, и всё это не могло длится вечно. Скопив за это время ни малый капитал, я продал галеас и захваченные пиратские галеры и тартаны, полностью обновив свою флотилию. На сегодняшний момент два галера-фрегата и два шлюпа, полностью укомплектованные экипажами и абордажными партиями из бывших рабов и добровольцев, бороздили Средиземное море в поисках добычи. Флаг с косым, синим крестом, уже знали все заинтересованные лица. Купцы с радостью шли нам на встречу и платили за сопровождение, пираты в ужасе разбегались в стороны, если успевали конечно. Теперь уже «Шторм» играл в догонялки с пиратами, снося книппелями мачты и замедляя ход добычи. Он как терьер, повисал на тяжеловесных галерах и галеасах, поджидая больших ребят с тяжёлой артиллерией для окончательного решения вопроса. Купцы исправно платили, без добычи и пленных мы почти никогда не возвращались из походов, и мы привыкли к тому, что нам сам чёрт не брат.

Корабли были куплены по случаю, все разные, но вполне крепкие середняки, оборудованные для серьёзного боя. Сейчас на верфях Мальты были заложены сразу два однотипных корабля, которые строились полностью под мои нужды. Проект мы согласовывали долго. В отличии от меня Гришка родился и вырос во Владивостоке начала двадцатого века, и ещё застал парусные шхуны, бриги и бригантины, которые бороздили воды Тихого океана, занимаясь различным промыслом. Что-то подобное мы совместными усилиями и изобразили, с трудом найдя верфь, которая взялась строить корабли по нашему проекту. Что это будет, трудно сказать, но я называю наше произведение вооруженным клипером. Ведь всё в проекте было сделано для того, чтобы корабли были чрезвычайно быстрыми и мореходными, с океанским районом плавания. Никаких лишних украшений, ни каких высоких надстроек. Это должны быть быстроходные парусники, с развитым парусным вооружением, оба трёхмачтовые. Длина корпуса к ширине — пять с половиной к одному, острые обводы носовой и кормовой оконечностей корпуса, с характерной формой наклонённого вперёд форштевня, плавно соединённого с бушпритом и утлегарем. Самое главное — скорость! Средиземное море уже стало тесным для меня, и посовещавшись с Гришей, мы решили завязать с каперством, и заняться торговлей. Кровавая жатва всегда была рискованной, мы теряли людей чуть ли ни в каждом походе, и сами ни однократно были на волоске от смерти. Хватит испытывать судьбу, пора превращается в коммерсантов на мирном поприще. Наши корабли, на которых предстояло стать капитанами братьям Жоховым, как раз и нужны были для осуществления этого плана. Будем торговать, но и каперский патент не сдадим, для чего на клиперах предусматривалось соответствующее вооружение. Чем чёрт не шутит, а вдруг придётся тряхнуть стариной. И чем быстрее торговец, тем он быстрее окупается, получает больше прибыли и тем безопаснее на нём перевозить груз, ведь догнать его практически невозможно (если клипер не попадёт в штиль). Благородным рыцарям настала пора уходить на покой, пока этих самых рыцарей на покой не отправил кто-то ещё.

Флотилия проходила плановый ремонт. Средиземное море требовало особого отношения к корпусам судов. Обрастания серьёзно замедляла ход, и древесные паразиты с завидной быстротой портили обшивку. Я такие вопросы никогда не упускал из виду, ведь корабли эта наша жизнь, и как член семьи он требует заботы. В тот день только «Шторм», как самый маленький и лёгкий, а потому с которым работы закончили раньше всех, был готов к походу.

Торговец нашёл нас с Гришей в кабаке, где мы обычно обедали и принимали посетителей. Этакий офис, куда мог зайти любой посторонний и поговорить с каперами. На нашу базу, виллу которую я в итоге всё же выкупил, никому кроме офицеров нашей команды хода не было. Я знал этого купца, он был частым гостем на Мальте. Синьор Гомес, занимался всем, что приносило прибыль и уже неоднократно был нашим клиентом, нанимая нас сопровождать его суда, поэтому, когда он озвучил своё предложение, подозрений у меня не возникло.

— Господин Виктор, мне нужно срочно! Именно поэтому я обратился к вам. Плачу полторы цены, но выходить надо уже завтра! — купец слёзно умолял нас с Гришей, чуть ли не стоя на коленях.

— Гомес, один день погоды не сделает. Мы выходим послезавтра и твоё корыто пойдёт аж под прикрытием всего моего флота и за обычную цену — я пил вино и был в расслабленном состоянии, а на эти два дня у меня были другие планы. Я всё же молодой мужик и организм требует своего, а тут как раз я познакомился с молоденькой вдовой, которая тоже не прочь была хорошо провести время.

— Господин Виктор, хватит и одного «Шторма»! Все знают, что ваши корабли по одному не ходят, завидев «Шторм» берберы попросту не будут даже рисковать! Вы успели заработать себе имя, и ваш флаг уже гарантия безопасности. К тому же я пойду на «Матильде», а она почти такая же быстрая, как и ваш шлюп. Да и идти нам не далеко. У меня срочные дела, которые не терпят отлагательств. Плачу двойную цену! Только выходить надо завтра! — купец чуть ли не плакал.

Жадность фраера сгубила, и я этот фраер и есть. Я согласился, две цены за проводку единственного и довольно быстрого корабля, показались мне очень заманчивым предложением. Да и работы считай почти никакой. Идём в Неаполь, вдоль Европейского берега, там пираты редко появляются, разве что очередной набег на береговые деревеньки устроить соберутся. Да и отбили мы у них желание гадить в тех краях. В общем я согласился. Оставив Гришу старшим и взяв с собой только Вана и Сидора с его головорезами, следующим утром я вышел на «Шторме» в море, сопровождая Гомеса и его «Матильду».

Ждали именно нас, и привёл нас в западню гадский Гомес. Покинув Средиземное море и обогнув Сицилию, мы спокойно шли к намеченной цели. Шли да не дошли! На рейде возле одного из необитаемых островов Тирренского моря нас и поджидала представительная делегация из двух галер, четырёх тартан и одного галеаса. Уважают твари!

«Матильда», шла позади нас. Корабль купца представлял из себя почти такой же шлюп, как и у меня, только обводами он был потолще, да парусов поменьше. На подходе к островку с купца раздался одиночный, холостой выстрел бортового орудия. Я и не понял сначала, чего они попусту порох жгут, а это был сигнал! Пираты успели подготовится к встрече, до того, как мой марсовый смог увидеть первые паруса вражеского корабля, выходящего из-за острова.

— К бою! Право руля, передать сигнал на «Матильду», что бы уходила за остров! — всего два предложения я успел сказать, раздавая команды, когда от «Матильды» нам и прилетело в первый раз.

Бортовой залп, успевшего поставить все паруса купеческого корабля, пронёсся по палубе «Шторма», снося книппелями наш рангоут. «Матильда» пронеслась мимо, бесстрашно устремившись прямо к пиратам.

— Да что за херня⁈ — выбравшись из-под обрывков паруса, и ругаясь как сапожник, я оглядел свой корабль. Грёбанный Гомес поработал на славу. Бизань и грот-мачта сбиты! Не мудрено, этот мудила стрелял практически в упор. Сейчас «Матильда» беспрепятственно уходит, и за ней даже никто из пиратов не пытается гнаться! Пиратам она не нужна, они пришли за мной! Купец нас продал!

— Нам не уйти господин Виктор! — рядом нарисовался Ван и сообщил мне очевидную вещь. Вот не везёт голландцу. Как какой-то замес, где шансов на выживание мало, так он тут как тут. Надо было Алана с собой брать. Ван хорош при работе с парусами, но сейчас мне бы пригодился другой помощник…

— А то я сам не понял! Спасибо за своевременную информацию Ван! — ехидно ответил я, лихорадочно ища выход из сложившейся ситуации. Против нас семь противников, а если считать предателя купца, то и все восемь. И сейчас мы полностью в их власти — Сидора ко мне!

Казацкий сотник, в богато разукрашенной одежде и весь увешанный оружием был на шканцах уже через несколько секунд. С дурацкой лихой улыбкой и серьезными глазами обреченного, он был уже готов к бою.

— Ну что боярин, повеселились, пора и честь знать! Похоже нам сегодня не выбраться! — нервно хохотнул Сидор, наблюдая как вся команда «Шторма» спешно готовилась к последнему бою.

— Похоже так дружище — согласился я — но сдаваться мы не будем! Да и не отпустят нас живыми. Слушая меня сотник. «Шторм» не должен им достаться! Брать на абордаж нас будут галеры. Тартаны будут скорее всего на подхвате, а галеас страховать. Сейчас они все пройдутся вдоль наших бортов и будут стрелять. Всем укрыться и не отсвечивать, до того момента, как они не пойдут на абордаж. Скорее всего, они с обоих бортов зайдут. Как только прицепятся. Переходим всем экипажем на галеру, которая сцепится с нами первая. Твоя задача — гребцы! Прорываешься с казаками на гребную палубу и освобождаешь всех, кого сможешь. «Шторм» бросаем и поджигаем! Дальше как пойдёт, но пока вторая галера будет обходить горящий «Шторм», чтобы пришвартоваться к своему подельнику, мы должны разобраться с экипажем! Дальше переходим на следующий корабль и поджигаем уже захваченный. Там действуем так же! Понял меня⁈

— Жалко «Шторм»… — вздохнул Сидор.

— Жалко у пчёлки в попке! Потом жалеть будем, если останется кому. Зарядить все орудия ядрами. Стреляем только по корпусу! Выбиваем тартаны, на них у нас зарядов должно хватить. За работу Сидор, если что, не поминай лихом! — я быстро вооружался, засовывая пистолеты за пояс — если я погибну, а ты жив будешь, найди Гомеса, и выверни ему потроха наружу!

— Эть точно русские вы с Гришкой! Почти два года вас знаю, а всё сомневался — рассмеялся казак — и ты меня лихом не поминай боярин, и прости меня, и я тебя прощаю!

— Прибить флаг к корме! — только сейчас я заметил, что флаг тоже был сбит и валяется на палубе — что бы не одна сволочь его сорвать не могла! Принести мне семь запасных!

— Зачем столько⁈ — удивился рулевой, который стоял со мной на полуюте.

— А ты что, не видишь сколько перед нами будущих трофеев? — рассмеялся я, играя на публику. Сейчас весь экипаж смотрит на своего капитана. Бойцы они проверенные, неоднократно ходили на абордаж, но сейчас им предстоял безнадёжный бой, из которого живыми нам наверняка не выйти. Они все это понимали, и как бы у меня на душе не скребли кошки, мне надо не подавать вида, что мне чертовски страшно, что бы подбодрить экипаж.

— Ха! Точно! Простите господин капитан! — расхохотался рулевой — но противников восемь, и значить флагов тоже надо восемь!

— «Матильда» уйдёт на дно со всем экипажем. Я не буду марать свой флаг об эту падаль. Семь я сказал! — блин, а ведь он прав, но теперь надо выкручиваться из ситуации…

— Ура капитану! — над обречённым «Штормом» раздался дружный крик моряков. Они славили меня, того самого урода, который польстившись на деньги, привёл их в ловушку. Но сегодня я буду рядом с ними, на шканцах мне не отсидеться, и мы с ними в одинаковых условиях.

Как я и предвидел, так всё и произошло. Все семь берберийских кораблей прошлись картечью и книппелями, прежде чем пойти на абордаж, на обездвиженный «Шторм», который принёс им столько неприятностей в прошлом. В ответ мои канониры стреляли только по тартанам, сосредоточив огонь по корпусам. Половина орудий смогла только отстрелятся, остальные были повреждены или опрокинуты, но и этого хватило, что бы противников у нас осталось пять. Схватив бортовой залп «Шторма», двум небольшим судёнышкам стало не до нас. Наверное, пираты сейчас недоумевали, почему мы напрочь игнорировали галеры и галеас, стреляя только по небольшим и не особо опасным для нас тартанам…

Весь экипаж «Шторма» укрылся в надстройках и под палубой и почти не пострадал во время обстрела. Как только первая галера стала к шлюпу бортом, все как один члены команды бросились на палубу. Залп из мушкетов, и за борт полетели штурмовые трапы, опережая абордажников мавров. Команда «Шторма» не собиралась оборонятся, мы шли вперёд, а за спиной занимался огнём разбитый и политый маслом рангоут и такелаж. «Шторм» не достанется врагу, мы отрезали себе путь к отступлению.

— Полундра! — раскатистый боевой клич корсаров Жохова разнёсся над палубой вражеской галеры, заставляя врагов вздрогнуть. Многие из них уже слышали его прежде, перед тем, как их корабль пал, и они попадали в плен. Теперь их обменяли, и берберы пришли мстить, но вместо мести многие из них найдут сегодня свою смерть.

— Ну поехали Витя! — я поправил пистолеты и оглядел погибающий «Шторм». Прощай кораблик, ты верой и правдой служил мне несколько лет. Ты спас мне жизнь и спасёшь опять сегодня. Я обещаю, «Шторм» возродится как всегда! Погибну я, это сделает Гриша! Пока жив хоть кто-то из нас, и «Шторм» будет жить. Я встал на штурмовой трап и последним покинул корабль, как и положено капитану.

Глава 8

Больно и хочется пить. Монах доминиканец поит нас водой только по вечерам, еды нам не положено, мы назидание для всех врагов алжирского дея. И воду-то нам дают, только для того, чтобы мы промучились подольше. Рук я уже почти не чувствую, конечности, растянутые в стороны, адски болят, боль пропадает только в краткие моменты, когда я впадаю в беспамятство, но это бывает редко. Мой тренированный организм сопротивляется, не желая принимать неизбежное. Я схожу с ума, кажется ещё немного и всё — обратного пути уже не будет. Днём солнце нещадно жарит голую кожу, порывая тела волдырями, а ночью наступает царство москитов, от которых нет спасения. Повязка на голове ссохлась от запёкшейся крови, сдавливая череп и вырывая волосы, раны воспалились. Да ещё этот монах, который беспрерывно бубнит молитвы, стоя на коленях возле наших крестов…

Крестов всего двенадцать, и на двух из них уже гниющие трупы. Я завидую Сидору, который редко бывает в сознании. Его крест рядом. Большой, деревянный косой крест, установленный на крепостной стене (что бы всем было хорошо видно), к которому привязан израненный казацкий сотник. Мы повторяем судьбу Андрея, который и дал название этому орудию пыток.

Наш последний бой дорого дался пиратам. Зажать нас смогли только на галеасе. Первая галера была очищена от мавров в рекордные сроки. Никто из моего экипажа не праздновал труса, все бились, понимая, что живым не уйдёт никто. Оттого и была наша внезапная атака такой жестокой. Моряки падали один за другим, забирая с собой на тот свет всех, до кого смогут дотянуться. Мы переступали через их тела и шли дальше. Не ожидавшие такого сопротивления, берберийские пираты растерялись на какое-то мгновение, и этого нам хватило, чтобы завладеть инициативой. Но бой только начинался. На вторую галеру мы ворвались уже беспорядочной толпой из команды «Шторма» и освобождённых рабов. За нашей спиной огонь начинал пожирать захваченную галеру, становясь погребальным костром для наших павших товарищей. В этот раз нам было куда как сложнее. К борту второй вражеской галеры успели пристать уцелевшие тартаны, и враги были готовы к нашему натеску.

Мавров было больше, один к трём расклад получался, не меньше. Видя, что случилось с первой галерой, мавры предприняли превентивные меры. Все гребцы были безжалостно убиты ещё до того, как мы смогли ворваться на гребную палубу. На скамьях лежали только истекающие кровью трупы. Пополнить наши ряды было некому, нас становилось всё меньше. И всё же мы справилась! Тяжёлый бой, который на вскидку длился больше часа, закончился тем, что в живых на сцепке из трёх кораблей осталось только пятнадцать человек. Самые сильные и удачливые пережили эту бойню. Двенадцать абордажников во главе с Сидором, я и два моряка из моей команды. Бывшие невольники легли все как один. Мы все были ранены и едва стояли на ногах, а к борту подходил последний пиратский корабль…

— Где Ван? — обратился я к Сидору, облокотившись на мачту. Ноги меня почти не держали, из многочисленных порезов текла кровь. Сегодня мною бы гордился Филипп, я сделал всё, что было в моих силах и даже больше. То, что я до сих пор почти цел, было чудо. Кафтан прострелян в нескольких местах, пулей же с меня сбило и треуголку, оставив кровавую борозду на голове. В меня сегодня стреляли раз пять, не меньше, но бог меня миловал. Орудуя саблей и пистолетом, я сражался почти в первых рядах, и до сих пор жив!

— Вана сбросили за борт — поведал мне тяжело дышавший сотник — багром столкнули, в самом начале боя. Утонул, наверное.

— Жаль… — искренне огорчился я. Сегодня погибли многие из тех, кого я знал, и кто был мне близок, но Вана было особенно жалко — есть порох? Мою сумку срезало, хрен теперь найдёшь.

— Этого добра хватает — усмехнулся Сидор, глядя как галеас без единого выстрела приближается к сцепке из кораблей — поджигаем?

— Да — кивнул я — нет смысла ждать. Пока ещё разгорится… Приготовьте факелы, последнюю сволочь надо будет поджечь сразу. Не думаю, что нам там дадут много времени на раскачку. Максимум пару минут и нас уже не будет.

— Согласен — кивнул Сидор — с галеасом нам не справиться.

Когда галеас подошёл к борту галеры, мы не стали ждать, и собрав последние силы сразу же бросились на его палубу и неожиданно не встретили сопротивления.

Я растеряно остановился, не понимая, что тут происходит, и тут в нас полетели стрелы. Именно стрелы, с тупыми наконечниками. Каким-то чудом я и два моряка остались на ногах после первого залпа, и я не стал терять времени.

— Факелы бросай! — заорал я, и швырнул свой в косой парус.

Град ударов обрушился на меня, как минимум одна стрела угодила в голову и сознание покинуло меня.

Когда я пришёл в себя, то мы были уже связаны по рукам и ногам, а в живых нас оставалось всего двенадцать. Мавры шустро тушили очаги пожара и отходили на безопасное расстояние от огромного костра, в который превратились пять сцепившихся кораблей. «Шторм» дорого продал свою жизнь, забрав с собой почти всех своих обидчиков. Разложив нас на палубе, несколько мавров, очевидно когда-то бывших у меня в плену, быстро опознали меня и Сидора. Я не понимал о чём они говорят, но общую суть уловил. Кто-то предлагал покончить с нами прямо на месте, а другие настаивали на том, что такую ценную добычу надо презентовать дею. Конец спору положил пиратский капитан, который пристально посмотрев мне в глаза, уверенно отдал несколько распоряжений.

Нас бережно подняли, и как величайшую ценность перенесли в кормовую надстройку, где даже перевязали и обработали раны. Так я и попал в плен.

Я и Сидор остались на корме, а остальных матросов увели куда-то в другое место. За нами ухаживали и хорошо кормили. Ежедневно судовой доктор осматривал наши раны и делал перевязки. Мы так и оставались в кормовой надстройке, хотя обычно всех пленников мавры бросали в тесную клетку в подводной части галеаса. Здесь содержали людей и скот, захваченный на европейском побережье, там же пришлось томится и моим выжившим матросам. Алжирский галеас на всех парусах возвращался домой, неся дею долгожданную весть, что Виктор Жохов, один из двух братьев корсаров, которые доставили ему столько неприятностей, наконец-то пленён.

Больше десяти дней мы провели в тесной коморке, практически неподвижные. Только два раза в день, утром и вечером, нам развязывали ноги, и выводили на галерную палубу, оправиться. Остальное время мы были заперты в тесном и душном кубрике. Пиратский галеас уходил от места боя каким-то сложным курсом, очевидно (и не без оснований) опасаясь встрече с мальтийскими кораблями.

— Как думаешь, чего с нами будет? — Сидор был ранен сильнее чем я и редко подавал голос, однако несколько дней покоя и хорошей еды привели его в чувство.

— Да хрен его знает — честно ответил я — хотели бы убить, давно бы уже убили. Выкуп, наверное, попросят. Гришка нас будет искать, это без сомнений, только вот это дело не быстрое. Придётся помаяться в тюряге до очередного обмена. Ты же видишь, нас с тобой опознали, мы мать его знаменитости в Алжире! Дорого, наверное, попросят, падлы…

— Ага, а могут и на кол посадить — буркнул Сидор — это как дею шлея под хвост попадёт! Видел я уже такое, когда в Марокко на галерах маялся. Эх, опять не сложилось в бою сгинуть! Откуда только эти лучники взялись… А так-то умирать не страшно, только бы быстро и без мучений. Как вспомню, сколько мы алжирских мавров на тот свет спровадили, так сразу легче на душе становится.

— На кол это хреново! — меня аж передёрнуло — на кол я не хочу!

— Никто не хочет… — вздохнул Сидор — это уже не от нас зависит.

Однажды утром нас разбудили и вывели на палубу. Я зажмурился от яркого света. Сквозь утренний туман белели разбросанные по каменным уступам дома и форты большого восточного города. Хорошо укреплённая крепость. Несколько мавров собирали у гребцов вёсла, прежде чем сойти на берег. Очевидно были уже случаи, когда гребцы, воспользовавшись тем, что большинство команды уходило в порт, угоняли корабли. Вообще в гавани было множество кораблей, и узнать среди них европейских купцов было не так уж и трудно. Алжир торговал с теми европейцами, которые платили за свою безопасность, но все корабли купцов, на время стоянки снимали руль и паруса, и получали их обратно только перед отходом и после тщательного обыска. Мавры не хотели побегов ценных рабов. Гнездо пиратов, про которое я много раз слышал, но ни разу не видел. Алжир, где европейских вероотступников, едва ли не больше чем арабов и турецких войск. По приблизительным подсчётам, рабы составляли до половины населения всего этого города.

Нас вывели на берег, и под горестные завывания толпы повели по улицам города. Алжир узнал, какой дорогой ценой дались эти двенадцать пленников. Многие дома сегодня погрузятся в траур. Нас никто не трогал, никто не пытался бросить в нас камень или гнилой овощ, на нас просто смотрели, как на диких зверей, злыми и не обещающими ничего хорошего глазами. Шесть кораблей не вернулось из похода после встречи с единственным кораблём Жохова.

Внезапно среди множества лиц я увидел Гомеса. Купец стоял среди толпы обнажив голову, и смотрел на нас полными слез глазами. Когда процессия поравнялась с ним, он внезапно заговорил.

— Вы должны знать, господин Жохов, меня заставили обстоятельства! Оба моих сына попали в плен, и за них назначили неподъёмный выкуп! Заплатив его, я бы разорился! У меня не было выбора! Простите меня если сможете!

— Бог простит! — зло рыкнул я, с трудом подавив в себе желание бросится на предателя. Ничем хорошим это не закончится и я вряд ли смогу причинить ему вред, а вот себе наврежу изрядно. Ничего, быть бы живу, а там сочтёмся…

— Иуда! — прошипел Сидор, который шёл рядом и сплюнул под ноги купцу, который так и остался стоять с потерянным видом. Ну вот, теперь всё ясно, купца заставили предать нас шантажом. Но это ничего не значит и не меняет, спасая двоих, он обрёк на смерть несколько сотен человек. Я уже не говорю про себя и Сидора.

— Я сегодня же отправлю сообщение вашему брату, что вы живы и где находитесь! Вас выкупят! Умоляю, не трогайте мою семью! — уже нам в след прокричал купец — я один во всём виноват!

Эль-Джезайр — крепкая цитадель в центре города и резиденция турецкого наместника и дея Алжира. Именно туда и отвели нас всех, загнав в баньо, тюрьму для европейских пленников. Сюда помещают только самых ценных невольников, требующих особого надзора и охраны, и которых дей выкупал у пиратов. Тут же на нас одели и тяжёлые кандалы.

Вообще удивительное дело, но ворота тюрьмы почти всегда были открыты. Часть пленных днём уходило в город или христианскую таверну, что стояла неподалёку, чтобы вернутся ночью. Непроходимая пустыня, которая окружала город, охраняла невольников от побегов лучше, чем самая строгая и бдительная стража. Без подготовки и снаряжения, а также без опытных проводников караванщиков, пройти её практически невозможно. Совсем не далеко от Алжира была испанская крепость Оран, только вот добраться туда было так же сложно, как до луны.

Заслужить такие увольнительные можно было только хорошим и примерным поведением, это разрешалось только старым и проверенным рабам, такой же привилегии удостаивались и рабы, по которым уже прошли переговоры по выкупу и ждавшие освобождения. Всех помещённых сюда невольников ждало несколько этапов становления на пути либо на волю, либо на тяжёлые работы. Вновь прибывших заковывали в тяжёлые цепи по рукам и ногам, затем оковы меняли на более лёгкие, и если от пленника не было проблем, вообще снимали железо. Ну а потом, если о выкупе договаривались, то пленник возвращался домой, а если нет, то раба переводили на галеры или полевые работы, откуда уже почти никто не возвращался. Весь этот город процветал только благодаря рабскому труду.

В тюрьму имели свободный доступ монахи, которые были посредниками при сборе выкупов и обменах, сюда же мог прийти и вообще любой желающий, для того, что бы снабдить раба деньгами или провизией. Но нам тут было отведено особое место. Больше не разделяя, всех нас закрыли в тесной камере с крепкими дверями и без окон, и приковали к стенам. Нам предстояла встреча с деем.

В настоящее время деем Алжира был Баба Хасан. Эта должность была выборная. Деем страны мог стать любой офицер янычарского корпуса, турецкого султана. Янычары его избирали, они же его могли легко и сместить, и даже казнить. Многие из деев добивались власти путем убийств своих предшественников. Вступив в должность, дей назначал пять министров. Официально дей должен был жить на янычарское жалованье, но в действительности этого конечно не происходило, имея такую власть, дей легко мог сколотить состояние, имея массу побочных доходов. После смерти дея все его имущество отходило в государственную казну. Ну и самое главное, дей был зависим как от янычар, так и от пиратов, которых в городе было как бы не больше чем турецких солдат. Периодически и корсары, скидывали дея с престола, если им не нравилось его правление. Дей делал всё возможное, чтобы пиратская вольница была довольна. А вольница эта, сейчас жаждала крови. Крови своего врага — Виктора Жохова.

Во дворец к дею нас привели на следующий день. Баба Хасан восседал на низком троне, в богатых шелковых одеждах и с тюрбаном на голове. Когда-то это был сильный и мощный мужчина, но за год своего правления дей успел заплыть жиром. Перед троном стоял низкий столик, весь заставленный восточными сладостями и кувшинами с напитками. Вокруг трона стояла многочисленная свита и личные рабы правителя, которое без устали махали большими опахалами, создавая движение воздуха и прохладу.

— Ты Жохов⁈ — вопрос последовал на турецком языке, но нам его тут же перевели толмачи.

— Он самый! — буркнул я — чего хотел-то, жирный?

— Ты Жохов, доставил мне много хлопот, прежде чем тебя как жабу из пруда выловили мои люди — довольно усмехнулся дей, услышав явно неполный ответ от переводчика — много хлопот и много убытков!

— Я старался — скромно ответил я на такое признание своих заслуг от правителя пиратов.

— Мои люди просят твоей крови. Они даже не хотят получать за тебя выкуп. Если тебя выкупят, ты будишь мстить, и стараться покрыть свои затраты. Это не выгодно и даже вредно для Алжира. Что мне с тобой делать, раб⁈ — дей упивался своей властью.

— Отпусти меня, и я дам вам месяц, чтобы вы успели сбежать! — усмехнулся я — вы поймали меня, но мой брат свободен, как и вся флотилия. Если не отпустишь, он больше не тронет других берберов, а будет заниматься только тобой. А он у меня тот ещё затейник! Мой самый маленький шлюп, с половиной обычной команды, пустил на дно шесть твоих кораблей, прежде чем вы смогли победить, ты представляешь что сделает целый флот? Поймать в ловушку флотилию больше не получится, а значить вы все взвоете, и уже очень скоро!

— Ты дерзок и смел, раз так говоришь со мной — задумался дей, сверля меня тяжёлым взглядом — а я ведь сейчас могу сотворить с тобой что угодно! Даже самые сильные и смелые плакали и просили пощады, когда кол входил в их зад! Но я дам тебе шанс. Предлагаю тебе свободу, в обмен на то, что ты перейдёшь в нашу веру и сменишь свой косой флаг, на зелёное знамя пророка! Мне пригодится такой воин в борьбе с неверными.

— Как думаешь Сидор, если его нахер послать, он найдёт дорогу? — задумчиво обратился я к сотнику на русском языке.

— А не найдёт, так я покажу боярин! Благо под рукой есть наглядное пособие! — рассмеялся Сидор и почесал свои шары — ишь чего удумал, морда басурманская!

— Твой ответ⁈ — дей повысил голос. Ему явно не понравились наши переговоры.

— Косой крест, ещё будет стоять над твоей крепостью дей! Уж поверь мне, я приложу к этому все усилия! И запомни, я не продаюсь, свинота ты в тюбетейке! Думай, пока у тебя ещё есть немного времени! Григорий Жохов долго ждать не будет, ты пожалеешь о каждом своём слове и поступке! — отверг я предложение дея.

— Как хочешь! Пусть будет так! На косой крест их всех, и поднять их на крепостную стену! — заорал дей, брызгая слюной, и с издёвкой добавил — ты мой дорогой гость, а желание гостя для меня закон!

Так мы и оказались на крестах, и висим тут уже двое суток! Все монахи в городе, и даже простые невольники приходят под стену помолится, как будто мы святые великомученики. Мучений нам и правда хватает, а вот святыми нас не назвать. В очередной раз убеждаюсь — бойся своих желаний — они могут исполнится!

Глава 9

Толпа народа под стеной всё растёт. Все невольники, которые имеют право свободно передвигаться по городу, собираются возле стены, на которой установлены кресты, сюда же приходят и моряки с европейских кораблей, что стоят в порту. В их руках распятия, они приносят к стенам кувшины с водой и еду, приносят даже стариков и калек. Периодически янычары разгоняют толпу, но она собирается снова, уже через час. Монахи проводят молебны, люди стоят на коленях молясь на нас, как на святыню. Постоянные крики выводят меня из себя, я держусь из последних сил, да ещё эта вода, которая стоит под стеной в разных сосудах, она рядом, но так далеко… Предложи мне кто-нибудь сейчас выбор, я скорее всего не устою перед соблазном прервать эти муки. Я представляю себе, как это всё выглядит там, снизу. Двенадцать обнажённых мужчин, измученные и с обгоревшей, облезающей кожей, с потрескавшимися от жажды губами висят на крестах в лучах яркого солнца. Страшное зрелище.

— Что ты чувствуешь, что видишь⁈ — монах доминиканец стоит передо мной на коленях и безумными глазами смотрит на меня. Солнце слепит меня, и мне кажется, что передо мной не монах, а просто призрак. Мне мешает этот свет, он жжёт меня не хуже огня на костре!

— Свет! — прохрипел я — я не вижу тебя, я вижу только свет!

Монах тут же снова припал головой к основанию креста, как из пулемёта извергая из своего рта одну молитву за другой. Я не могу сказать ему, что бы он остановился или уходил. Именно он поит меня водой! Если я его прогоню, он может не вернутся. Латынь звучит в моей голове как жужжание насекомого, раздражающе и выводя из себя.

— Раб! Хозяин требует, чтобы ты сказал убираться этим неверным! Сегодня пятница и они мешают дею совершать намаз! Янычары тоже на молитве и их нельзя постоянно отвлекать, чтобы разгонять эти отбросы! Все рабы должны вернутся в свои рабские загоны! В пятницу неверным не место возле дворца и мечетей! — прошло ещё немного времени и внезапно рядом со мной появился офицер янычар. Его лицо перекошено злобой — мы дадим вам воды сколько влезет, только что бы под стеной никого не было!

— Сейчас… — прохрипел я.

— Я не понимаю, что ты там лепечешь! Говори громче! — разозлился янычар.

— Сейчас воды — собравшись с силами произнёс я пересохшим ртом — я не могу говорить…

— Дайте им воды! — приказал янычар, стоящим рядом с крестами монахам — пей и прикажи всем расходится по своим хозяевам!

Монах шустро поднёс к моим губам жестяной стакан и живительная влага полилась в пересохшее горло. Я пил и не мог напиться. Ничего вкуснее и слаще, чем эта тёплая вода я не пробовал в своей жизни! Другие монахи так же поили моих собратьев, по несчастью.

— Хватит с них! Остальное получите, когда рабы разойдутся! — приказал янычар, и стакан с водой убрали от моего лица. Я готов был выть от досады! Я не напился!

— Убейте нас! — прошептал я янычару, со слезами на глазах. Терпеть муки уже не было сил. Этот стакан воды только продлит мучения — пожалуйста!

— Я передам твою просьбу дею, раб! — усмехнулся янычар — а теперь говори, и что бы тебя все слышали! И тогда ты получишь ещё воды!

— Слушайте все! — заорал я что было мочи, собрав все свои силы — я призываю вас встать и идти домой! Хватит с вас! Берите свои вещи, поднимите тех, кто не может и идите! Сегодня день, кода на улицах Алжира не должно остаться ни одного раба!

Обессилев я повернулся к янычару, который с интересом стоял на краю стены и наблюдал за реакцией толпы. Ну где вода⁈ Ты же обещал сучара!

Толпа замерла под стеной. На несколько секунд повисла мертвая тишина. Все невольники и монахи смотрели на меня запрокинув голову. Вдруг, один из монахов, который почти два дня провёл в молитвах под крестами встал, и повернулся к толпе.

— Блаженный мученик Виктор говорит, что настал час освободиться от рабства! Это знак божий, слова его, преданные через святого! В муках он узрел Свет и ему было ведение! Он не отрёкся от бога перед лицом мучительной смерти и тот к нему снизошёл! Виктор благословляет нас! Косой крест дарует нам свободу! Берите оружие и убивайте своих хозяев! Мы больше не рабы!