Восстание (ЛП)

Катон взглянул на худого молодого человека с желтоватым лицом, который шагнул вперед и затопал по стойке «смирно». Увидев тревожное выражение лица человека, он вспомнил подробности. Прежде чем они покинули Мону, Туберон сообщил, что один из парней был пойман при попытке покинуть лагерь под покровом темноты. Катону было трудно поверить: куда мог дезертировать солдат на этих бесплодных, враждебных холмах? И велел центуриону подождать до более спокойного момента, прежде чем снова доводить дело до его сведения.

- Что за история, Фаустин? Тебя перехватили на линии пикетов с лошадью и запасом корма и пайков на несколько дней.

- Да, господин.

- Куда, по-твоему, ты собирался дезертировать?

- Я не дезертировал, префект. Я направлялся в Лондиниум.

- Лондиниум? - Катон изогнул бровь. - Если оставить в стороне тот факт, что именно туда мы направлялись в первую очередь, как, фурии тебя забери, ты думал, что один-единственный римский всадник сможет пройти через враждебную страну в одиночку?

- Я знал, что это будет рискованно, господин.

- Ты мастер преуменьшения, Фаустин. Пожалуйста, продолжай.

- Дело вот в чем, господин. Моя женщина в Лондиниуме с нашим первым ребенком. У нее еще один на подходе. Она живет со своими родителями. У ее отца в городе есть пекарня, но в Британии нет другой семьи, к которой она могла бы пойти и быть в безопасности от мятежников. - Слова лились в тревожном потоке, и ауксилларий быстро вздохнул, прежде чем продолжить. - Я не могу оставить их там лицом к лицу с этими варварами, господин. Я должен доставить их туда, где им не будет угрожать опасность.

- Понятно, - сказал Катон. - Если ты думаешь, что в Британии есть место, безопасное от Боудикки и ее приятелей, то, боюсь, ты горько ошибаешься. Единственная надежда для провинции состоит в том, что мы сможем собрать всех людей достаточно быстро, чтобы разбить мятежников, прежде чем восстание распространится гораздо дальше. Для этого нам нужен каждый человек, которого мы сможем найти, чтобы встретиться с ними в бою. В том числе и ты, Фаустин. Ты понимаешь?

Молодой солдат колебался, прежде чем ответить. - Но колонне потребуется слишком много времени, чтобы достичь Лондиниума, господин. Если я поеду один, я смогу добраться туда быстрее и вывезти свою семью из города до прибытия командующего и остальных. Тогда я смогу вернуться в строй и сражаться с врагом.

- Таков был твой план?

- Да, господин. Клянусь жизнью своего ребенка, я собирался вернуться в Восьмую Иллирийскую, как только они оказались бы в безопасности.

Туберон презрительно фыркнул.

- Я серьезно, господин. Ребята из Восьмой для меня как вторая семья. Братья по оружию и все такое.

Катон смотрел на него с нейтральным выражением лица, обдумывая объяснение этого человека. - Как долго ты служишь в когорте? - спросил он.

- Три года, господин.

- Тогда у тебя нет оправдания тому, чтобы не понимать свой долг и свои обязательства, не так ли?

Было еще одно короткое колебание. - Нет, господин.

Он смягчил тон. - Послушай, Фаустин, ты не единственный человек в когорте, у которого есть семья в Лондиниуме. Должно быть, многие другие находятся в такой же ситуации. Видел ли ты, чтобы они покидали ряды?

- Нет, господин. Но…

- Но ничего. Остальные понимают, что лучший шанс их семей остаться в живых – это если мы победим восставших бриттов. Они знают, что им следует отложить свои страхи в сторону и довериться Светонию, своей подготовке и своим мечам. Если бы они все действовали так, как ты, у них не было бы шансов на победу, и в результате каждый член их семей был бы выслежен и убит мятежниками. - Катон позволил этому человеку ненадолго переварить сказанное. - Теперь ты понимаешь, Фаустин?

Солдат кивнул.

- Отвечай как следует префекту, будь ты проклят! - рявкнул Туберон.

Фаустин вздрогнул. - Да, господин. Я понимаю.

- Тогда ты даешь мне слово, что больше не будешь предпринимать попыток покинуть ряды когорты?

- Да, господин. Клянусь Юпитером Наилучшим Величайшим.

- Хорошо, - Катон почесал затылок. - Это подводит нас к наказанию. Дезертирство перед лицом врага является преступлением, караемым смертной казнью…

Он увидел, как глаза ауксиллария расширились, и подождал, пока тот осознает всю серьезность своего положения.

- Однако, мы еще не предстали перед лицом врага, и ты поклялся жизнью своего ребенка, что намеревался вернуться в ряды и сражаться. Это говорит в твою пользу, но я не могу игнорировать серьезность преступления. В других обстоятельствах я мог бы приговорить тебя к избиению до смерти твоими товарищами. Но, как я уже сказал, нам нужен каждый человек, которого мы сможем найти, чтобы противостоять бриттам. Поэтому мое решение состоит в том, что ты вернешься в строй вплоть до пересмотра твоего наказания, до тех пор пока восстание не будет подавлено. Если ты проявишь себя в бою, я готов отменить смертный приговор в пользу любого меньшего наказания, которое будет сочтено подходящим в случае нашей победы. В случае нашего поражения, что ж, твое преступление перестанет волновать меня и остальную армию. - Он позволил себе тонкую улыбку.

- Да, господин. Благодарю, господин.

- Свободен.

Туберон нахмурился и, казалось, был на грани протеста, но затем сжал губы, когда Фаустин быстро отдал честь, развернулся и пошел прочь, прежде чем его командир успел передумать. Катон перевел взгляд на центуриона.

- Ты не одобряешь.

- Не мое дело судить действия командира, господин.

- Совершенно верно. Тем не менее, твоя сдержанность – само красноречие.

Туберон поколебался, прежде чем заговорить снова, более тихим и настойчивым тоном. - Дисциплина – основа армии, господин. Без этого наши люди станут не более чем вооруженным сбродом.

- Высоко обученным вооруженным сбродом.

Он признал это, кивнув, и продолжил. - Покажите человеку, как владеть оружием, и он станет воином, но покажите ему, как это делать и подчиняться правилам и приказам, и он станет солдатом, частью подразделения, являющегося частью армии, которая является основой нашей империи. Есть огромная разница между тем, чтобы быть воином и солдатом, господин. Как бедняги, которых мы победили на Моне, узнали это на своей шкуре. Дисциплина имеет значение, - заключил он.

Катона впечатлила лаконичная аргументация центуриона. Но был еще один аспект ситуации, который ему нужно было понять. - Все, что ты говоришь – сущая правда, и цель тренировок, правил и дисциплины – заставить людей хорошо сражаться, да?

Туберон кивнул.

- Не думаешь ли ты, учитывая то, что поставлено на карту для Фаустина, что он будет сражаться как лев, когда придет время? Защитить ли свою семью или отомстить за них. Прямо сейчас Светонию нужны люди, которые будут сражаться, и сражаться яростно. Фаустин – именно такой человек. Если бы я осудил его, мы бы потеряли бойца. И мы подорвем моральный дух парней. Им совсем не нужно быть свидетелями смерти боевого товарища и нести за нее ответственность накануне битвы с мятежниками.

- Он дезертировал, господин. За этим должны быть последствия, иначе это подаст плохой пример. Парни знают, что он сделал. Хотите ли вы, чтобы еще больше из них последовали его примеру теперь, когда вам не удалось его осудить?

- Я не упустил возможности осудить его. Я просто отложил свое решение. И, как я указал Фаустину, куда дезертирует человек на острове, полном врагов? Это то, что он будет повторять своим товарищам, наряду с тем, что я сказал о том, что нам всем необходимо оставаться вместе, если мы хотим иметь хоть какую-то надежду победить Боудикку. Лучше парням услышать это от кого-то из своих, чем мне излагать это с трибуны… Ты понимаешь меня?

- Да, господин, - Туберон слегка пошевелился, когда ему пришла в голову мысль. - У вас самого есть родственники в Лондиниуме, господин?

- Да, но это не имеет никакого значения для того, как я поступаю с Фаустином.

Туберон молча обдумал слова своего командира, а затем сказал: - Я понимаю. Но мне все равно это не нравится.

- Тебе это не обязательно должно нравиться. Пока Фаустин сражается.

- Если когда-нибудь вы устанете от армии, из вас получится прекрасный политик или адвокат. Вы хитрый ублюдок, господин.

Выражение лица Катона стало жестче. - Как ты смеешь использовать такие выражения в обращении к вышестоящему офицеру?

Туберон напрягся и стал заикаться. - Господин, я…

- Молчать! - Катон шагнул к нему, пока их лица не оказались в нескольких сантиметрах друг от друга, прежде чем продолжить угрожающим шепотом. - Если я когда-нибудь еще раз увижу, что ты сравниваешь меня с адвокатом, я получу твои яйца на завтрак. Свободен.

Дождь утих, когда над фортом в Кановиуме опустилась ночь, и усталые люди уселись на седла, закутались в плащи и заснули, наполняя животы теплой похлебкой. Снаружи их лошади стояли или лежали темными группами в огороженных веревками вольерах, приготовленных для них. Катон в последний раз обогнул форт, отметив бдительность людей, дежуривших на валу и башнях. Свет лампы мерцал сквозь ставни деревянной палатки командира гарнизона, и он на мгновение почувствовал сочувствие к ноше, тяжко лежавшей на плечах Светония. Он был человеком, который мог спасти или потерять провинцию за один день, когда его армия столкнется с Боудиккой и ее последователями. История запомнит его как героического победителя или неудачника, посрамившего репутацию Рима. Только Судьбы знали, каким человеком он будет.

Вернувшись в зернохранилище, Катон улегся спать, не обращая внимания на движение, периодический кашель и бормотание людей во мраке вокруг него. Отдых не давался легко. Его преследовало выражение ужаса на лице Фаустина, когда он говорил о семье, которую он оставил в Лондиниуме, когда отправился на войну, даже не подозревая, что им грозит еще большая опасность. То же самое произошло и с самим Катоном, который надеялся, что Клавдия и Луций окажутся под защитой Макрона в тихой заводи колонии Камулодунум. Насколько он знал, повстанцы могли уже взять Лондиниум, и все они могли быть мертвы. Он сразу же отбросил эту мысль и изо всех сил пытался подавить ее, пока тянулись ночные часы, пока он, наконец, не заснул.

 

 

*************

ГЛАВА IV

 

- Господин!

Чья-то рука энергично тряхнула его за плечо, и глаза Катона резко открылись. Он мгновенно сел, глядя на Туберона при слабом мерцании пламени в ближайшей жаровне. Оглянувшись, он не увидел никаких признаков света вокруг рам ставен и небольших щелей в бревнах зернохранилища. Было еще темно. Вокруг него люди зашевелились, а их офицеры начали выкрикивать приказы вооружиться и выстроиться снаружи.

- Что происходит? - спросил Катон, потянувшись за своим чешуйчатым доспехом и поясом с мечом. Он все еще со вчерашнего дня был в калигах. Спина и конечности у него болели после вчерашней поездки, он стоял скованно и крутил шеей.

- За фортом наблюдается движение, господин.

- Движение?

- Насколько я могу судить, их сотни. Сразу за бродом.

Уши Катона напрягались, пытаясь уловить звуки боя, но ничего не было. - Светонию сообщили?

Туберон кивнул. - Послал к нему человека, прежде чем пришел за вами.

- Верно… - Катон ненадолго закрыл глаза, борясь с усталостью, затуманившей его мысли. - Выведи наших людей на вал, обращенный к реке, и скажи им, чтобы они были готовы к атаке.

Туберон поспешил уйти. Перекинув через плечо перевязь с мечом и держа чешуйчатый доспех под левой рукой, Катон присоединился к темной массе людей, выкатившихся из зернохранилища в холодный ночной воздух. Солдаты из других частей колонны и вспомогательного гарнизона также хлюпали по грязной земле, направляясь к валам. Он пошел в сторону реки и поднялся по лестнице надвратной башни, обращенной к броду. Трое часовых отошли в сторону своего командира, и он осмотрел темный пейзаж на западе. Он легко мог различить черную линию реки и некоторые детали на возвышении за бродом. Еще мгновение Катон смотрел на темную массу, которая, казалось, двигалась по склону, и понял, что смотрит на достаточно большую группу людей, по его оценкам, сотни, как и сообщал Туберон.

Он взглянул через плечо на темную линию гор на востоке, смутно различимую на фоне звезд и клубков облаков. До рассвета оставался еще час или около того. Если бы противник намеревался атаковать форт под покровом темноты, ему пришлось бы нанести удар быстро и без элемента внезапности. Краем глаза он уловил отблеск света и, обернувшись, увидел солдата, несущего наверх пылающий факел, который вел Светония и его штабных офицеров к сторожке. Он повернулся к ближайшему часовому.

- Сообщи, как только бритты сделают хоть малейшее движение к броду.

- Да, господин.

Спустившись по лестнице, он поспешил к наместнику и отсалютовал.

- Префект Катон, какова ситуация? - спросил Светоний. - На нас напали?

- Еще нет, господин. На дальней стороне брода собирается большая группа вражеских воинов. Если они нападут, мои люди будут к ним готовы. Но даже если они попытаются, я сомневаюсь, что у них хватит сил прорваться в форт.

- Тогда что они там делают?

- Я не знаю, господин. Мы получим лучшее представление, когда будет достаточно света, чтобы все рассмотреть. - Он указал на восток, где, как он был уверен, обнаружил более четкое различие между темной массой гор и небом над головой. - Не долго, теперь.

Краткий разговор был прерван, когда подбежал, тяжело дыша, молодой ауксилларий из гарнизона. - Приветствие от центуриона Раминия, господин. Он просит сообщить вам, что к востоку от лагеря формируется еще один вражеский отряд.

- Сколько их? - спросил Катон.

Ауксилларий покачал головой. - Центурион ничего не сказал, господин. Я не видел.

Наступило короткое напряженное молчание, прежде чем Светоний сказал: - Кажется, они загнали нас между двумя силами. Мы могли бы продержаться до прибытия основных сил армии. Они должны достичь Кановиума не позднее полудня завтрашнего дня… Марс Всемогущий, эта задержка – последнее, что нам нужно. - Он взглянул на восточный горизонт. - Мы сделаем ход, когда наступит рассвет. А пока я хочу, чтобы люди подготовили своих лошадей к маршу. Мы будем делать это по два отряда за раз. Остальные займут оборону на вале. Начнем с твоих парней, префект Катон, и с твоих, Фортин. Действуйте.

Катон подошел к штандарту когорты, где находился Туберон, и передал приказы. Как только его люди отступили от вала, оставшиеся ауксилларии гарнизона выглядели удручающе рассредоточенными, но со стороны противника по-прежнему не было никаких признаков движения. Он положил руки на частокол, размышляя о затруднительном положении наместника.

Светоний был прав насчет того, что основные силы армии достигнут форта на следующий день, и Катон был уверен, что конная колонна сможет продержаться до тех пор. Кельты часто полагались на дикую атаку в бою, и она редко приносила результат против хорошо обученных и решительных защитников. Критической проблемой была потеря полутора суток, в течение которых командующий ожидал бы, пока пехота подойдет и расчистит путь в сторону Девы. Конечно, он мог бы попытаться прорвать линию противника на другой стороне лагеря и продолжить марш, но это повлекло бы за собой потери, которые он не мог себе позволить. Существовала также опасность разгрома гарнизона Кановиума и разграбления склада с перспективой попадания значительного количества припасов и оружия в руки врага. Хотя Мона была взята и горные племена региона понесли тяжелые потери, вполне возможно, что даже скромная победа над захватчиком могла бы дать достаточный стимул для выживших воинов племен возобновить свою борьбу с новой энергией.

Предстояло сделать тщательно сбалансированный выбор между жертвованием временем или людьми. Катон на мгновение почувствовал симпатию к своему командиру. Если Светоний задержится, император и Сенат могут списать это на недостаток мужества. Если бы он попытался прорваться и понес тяжелые потери, его могли бы счесть слишком опрометчивым за то, что он не дождался прибытия своей пехоты. Тем, кто находится далеко, всегда было легко вынести суждение постфактум – неизбежное бремя для полевых командиров. Было бы интересно посмотреть, что он решит. Судьба Лондиниума, крупнейшего римского поселения в новой провинции, должна была стать решающим фактором, повлиявшим на его выбор.

Итак, прорыв, заключил Катон. Пока силы противника, преграждавшие им путь, не были настолько многочисленными, чтобы сделать попытку самоубийственной.

На другом берегу брода внезапно послышался крик, а мгновение спустя за ним последовали крики вызова и оскорблений в адрес защитников форта. Катон мрачно улыбнулся. Он слышал это много раз раньше: браваду кельтов, пока они набирались смелости для предстоящей битвы. Она будет нарастать постепенно, достигая крещендо, когда присоединятся боевые рожки, прежде чем вражеские вожди решат спустить с поводка своих воинов.

- Яйца Юпитера… - пробормотал ауксилларий, стоявший ближе всего к Катону. Катон увидел, что его копье дрожит в его руке. Он приблизился к солдату достаточно, что смог рассмотреть его черты и понять, что он всего лишь еще юноша.

- Это все хвастовство и чушь, - сказал он. - Им нужно поднять свой боевой дух. Римским солдатам не нужна вся эта бравада, потому что у нас есть правильная подготовка, дисциплина и снаряжение. Стой твердо и верь в себя и своих товарищей, ауксилларий. Ты меня понял?

Молодой человек кивнул и глубоко вздохнул.

- Конечно, - продолжал Катон, - ты также можешь вознести несколько молитв богам, пока мы ждем. Для страховки.

В ответ тот нервно хихикнул. Катон похлопал юношу по плечу, прежде чем отправиться на поиски центуриона Раминия.

Командир гарнизона находился в сторожке на дальней стороне аванпоста, повернулся и кивнул в знак приветствия, когда Катон поднялся на платформу. Небо на востоке начало светлеть, и стали проясняться детали ландшафта и вражеских сил, расположившихся в стороне на пути к Деве. Катон теперь мог легко оценить численность и состав противника, формировавшегося на возвышенности за пределами форта. По меньшей мере две тысячи человек, многие из них в шлемах и со щитами, а некоторые даже в доспехах. Как и их товарищи на дальней стороне форта, они производили много шума, размахивая кулаками и оружием в сторону защитников, вместо того, чтобы готовить какие-либо полевые укрепления. Катон слегка улыбнулся, удовлетворившись тем небольшим преимуществом, которое уже было получено. Несмотря на это, линия врага тянулась через долину, через которую проходил маршрут, а склоны с обеих сторон были достаточно крутыми и усыпанными камнями, чтобы сделать невозможным для Светония и его людей попытку обойти декеанглиев. Если бы римляне попытались обойти подножие любого холма, они подверглись бы фланговой атаке с катастрофическими последствиями.

- Похоже, они нас заперли, - сказал он. - Единственный выход – через этот участок.

- Да, господин, - Раминий кивнул. - Думаете, командующий попытается это сделать?

- Почти наверняка. Это будет кровавое дело, даже если нам удастся прорвать их линию. Скажи-ка, есть ли у вас на складе запасы пилумов?

Раминий немного подумал, затем кивнул. - Я прикажу принести их к валам на случай, если эти ублюдки окажутся в пределах досягаемости.

- Хорошо … - Катон позволил себе легкую улыбку. - А если они не подойдут в пределы досягаемости, то, возможно, нам просто придется отнести им эти дротики.

- Господин?

- Неважно. Давай подождем до рассвета и посмотрим, что произойдет.

По мере того как свет усиливался, шум распаляющегося врага не стихал. Катон видел, как их лидеры двигались вдоль первой шеренги, подбадривая солдат. Он понял, что в построении было что-то особенное, и тогда эта мысль пришла к нему. Ни одного друида не было видно! Предположительно, все они погибли вместе со своими последователями на Моне в их последней битве против римских захватчиков. Отсутствие их фанатичных призывов и проклятий не могло не сказываться на боевом духе противника, который ранее рассчитывал на то, что они разожгут страсти своих воинов и призовут поддержку кельтских богов. В свете этого, у не менее суеверных римлян было меньше причин опасаться своих противников.