Может этим летом встретимся мы где-то,
Если я с ума не сойду…"*
Она долго разглядывала фотографии с Ромой, впиваясь глазами в каждую подробность, очередной раз пыталась найти его в сети (но, к сожалению, тщетно) и переполненная воспоминаниями из прошлого и фантазиями насчёт их будущей — пускай даже нескорой, но возможной — встречи лишь под утро смогла уснуть.
*****
Катя не выспалась и была не в настроении. Как обычно по утрам, стоя у плиты она привычными движениями сквозь сон выливала поварёжкой на сковородку тесто — блинчики с ванильным сахаром были её неотменным утренним ритуалом — и думала. На утро идея дождаться встречи выпускников аж (!) следущей весной, ей показалась настолько малообещающей, а вероятность встретить там Рому — вообще равной нулю. Не было ровно никакой гарантии, что он прийдёт… Выпив кофе и собравшись Катя решила оставить сомнения насчёт столь далёкого апреля и сосредоточиться на новой рабочей неделе, здесь, в октябре. Она как обычно доехала до школы на полном 22-ом автобусе, выслушивая несканчающиеся разговоры пассажиров о их бесконечных ремонтах и проблемах на работе (о чем ещё говорят в транспорте?), вышла у Казанского собора и вместе с потоком людей быстрым шагом перешла Невский напротив Дома книги. Восходное солнце светило параллельно проспекту, было по осеннему свежо и изо рта поднимались клубы пара.
Катя оставила плащ в учительской, взяла, как обычно, магнитофон и поднялась на третий этаж к своему кабинету. Дверь была открыта, видимо завуч уже впустила старшеклассников в кабинет, и оттуда доносились оживлённые разговоры и радостные возгласы. В центре класса собралась группка парней, они увлеченно о чём-то разговаривали, не замечая учительницу.
— Отчего такое оживление? — спросила она входя в класс.
— Как, Катерина Андреевна, Вы не в курсе?! Наши на выходных золото города взяли по баскетболу!
— Ну, что ж, молодцы, поздравляю! — без искреннего энтузиазма, а скорее просто из вежливости произнесла она и мельком окинув парней взглядом прошла дальше к своему столу. Поставив магнитофон и положив стопку тетрадей на стол, она продолжила о своём, внутренне сама себе удивляясь, откуда только в её речи стали появляться эти ненавистные ученикам типичные учительские фразы, — Надеюсь оценки за ваши сочинения обрадуют вас не меньше.
Раздался звонок.
— Давайте, по местам, начнём урок. Валерия, раздайте тетради, пожалуйста, — обратилась она к ученице за первой партой, на этот раз по-немецки, чтобы не раздражать саму себя очередными штампованными учительскими фразами.
Ученики разбрелись по классу по своим местам, только в центре класса кто-то остался стоять, полусидя опершись на парту. Катя подняла глаза и обомлела.
"Щиш"…
Это был он, тот парень со двора, с которым они не раз случайно встречались на улице и в автобусе.
Он стоял скрестив руки на груди и смотрел на неё. Как обычно в своём спортивном костюме и с неизменным взглядом исподлобья. Катя сперва растерялась — она была готова к встрече с ним на улице, у школы, в подворотне, но что он делал здесь, в её классе?.. Она взяла себя в руки и стараясь не подавать виду, что удивлена, спросила строго, обращаясь не напрямую к нему, а ко всем ученикам сразу:
— Почему посторонние в классе?
По кабинету прошлась волна неуверенного шёпота, но никто из учеников не ответил ей внятно. Парень продолжал какое-то время смотреть на учительницу исподлобья и не двигался с места. С ухмылкой он произнёс наконец:
— Итак с лета тут не был, а мне по ходу и не рады.
Недолго думая он выпрямился и направился к выходу, по пути обменявшись с несколькими парнями из класса хлопками и скользящими рукопожатиями:
— Ладно, бывайте, пацаны…
Валерия с первой парты шёпотом подсказала, наконец, Кате то, о чём она даже не подозревала:
— Это не чужой, это наш! Это Юра Чижов!
— Чижов?! — удивлённо переспросила Катя чуть слышно.
"Так это и есть Чижов, мой ученик?!"
— Чиж, сегодня в восемь где обычно! — выкрикнул кто-то из пацанов ему в догонку.
— Буду! — донеслось из коридора.
"Чижов — Чиж? Так вот, что это был за "Щиш"!"
У Кати в голове вдруг стал складываться пазл. Она поспешила вслед за парнем к выходу. Чижов уже спускался по лестнице спрятав руки в карманы. Катя остановилась в дверях и крикнула ему вдогонку:
— Чижов, вернитесь в класс!
Но парень, проигнорировав её слова и даже не посмотрев в её сторону, исчез вниз по лестнице.
Кате всё ещё не верилось, что они так быстро повстречались с ним снова. И ещё меньше ей верилось, что он, как оказалось, — её ученик. Однако как бы то ни было, его манеры и хладнокровие, с которым он её проигнорировал, рассердили её:
— Ну что ж, велика честь. Начнём урок… — произнесла она, закрывая дверь.
_______________________
* "Город" Чай вдвоем
Глава 4
В последующие недели Чижов больше не появлялся на её уроках. Как-то раз возвращаясь после занятий домой и выходя из злополучной подворотни на Большую Конюшенную, Катя увидела его в компании старшаков (это были скорее мужики, чем пацаны, потому что по возрасту им было ближе к тридцати или и того больше — скажем, молодёжь 90-ых) у скамейки на центральной пешеходной аллее. Его кореша, такого же гопническо-спортивного вида как и он сам — кто-то в тренеровочных штанах и ветровке с тремя белыми полосами вдоль рукавов и штанин и, почему-то, в домашних шлёпанцах, другие в кожаных куртках, кепках и кроссовках, сидели на лавке с пивом в руках и курили. Со спины она не видела их лиц, но возможно кто-то из них, если и не все они, были теми, кто приставал пьяными к Кате недавно здесь же в подворотне. Чижов — похоже, самый молодой из них — стоял перед ними, несмотря на осеннюю прохладу в расстёгнутой ветровке поверх майки, со скрещенными на груди руками и сигаретой спрятаной между пальцев в кулак, видимо ещё по пацанской привычке скрывать курево от взрослых. На губах у него была ухмылка, видно, мужики над чем-то прикалывались или травили анекдоты. Он сразу поймал Катин взгляд, как только она вышла из темноты подворотни. Как будто ждал, что она будет там проходить. Катя не сбавляя шагу окинула взором всю его компанию и довольно строго, если даже не осудительно, посмотрела в глаза Чижову. Мужики дальше наперебой обсуждали что-то и он в ответ на чью-то шутку отведя взгляд от Кати вдруг громко рассмеялся.
Катя шла дальше. Ему, видите ли, весело. Нет, ну разве это нормально? Буквально недавно он этим же мужикам начищал рожи здесь же в подворотне, а теперь в этой же компании шутит и смеётся. Он и его кореша казались ей странными, и в душе она продолжала их побаиваться. Поэтому для себя она вообще было решила ходить на другую остановку, у Дома Книги, чтобы больше не проходить через эту подворотню.
****
Четверть подходила к концу, до осенних каникул оставалась неделя. На улице была самая настоящая золотая осень. Мокрая, и оттого максимально насыщенная яркими красками, играющими на фоне хмурого низкого неба. Катя полусидя на подоконнике вела урок, одновременно наслаждаясь красотой листвы на школьном дворе и обволакивающим из-под подоконника теплом батареи. Она взяла в руки журнал.
— Сегодня последняя возможность исправить четвертные отметки. Есть желающие?.. Павлова? Да, пожалуйста, к доске.
Пока ученица рассказывала своё сочинение на немецком, Катя, автоматически вполголоса исправляя её ошибки, посмотрела в строку у фамилии Чижов. Ни одной отметки, одни "н".
"Что за человек, четверть кончается, ни разу не был на уроке!"
Она выглянула в окно. Катя как чувствовала — в коробке кто-то набивал мяч, и да, среди них был и Чижов. И ещё она почувствовала, что это её учительский долг — не упустить момент и обязательно поговорить с ним сегодня. О прогулах, об оценках, об аттестации. Возможно и о его компании. Если получится.
У Кати это был последний урок на сегодня, и еле дождавшись звонка, впопыхах накинув плащ и схватив сумку она поспешила вниз во двор.
Чижов был всё там же, на поле.
Подойдя вплотную к ограде, немного нерешительно, но достаточно громко Катя окликнула его со спины:
— Чижов?!
Но точно в этот же момент мяч полетел в его сторону и пацаны на поле в несколько голосов её перекричали:
— Чиж, пасуй!
Игра кипела, парни, одетые уже по-осеннему в основном в чёрное, тёмными силуэтами перемещались по полю, местами подскальзываясь на мокрой листве. Чижов принял мяч и ударил по воротам.
Гол.
Катя было расстроилась, что не вовремя выбрала момент, ей было неловко звать его снова, но Чижов, несмотря на увлечённую игру, заметил её присутствие и, кажется, даже услышал её. Он повернулся к ней и с ухмылкой посмотрел ей в глаза, хорошо понимая, что его внешний вид не оставит её равнодушной.
Так и вышло, Катя ужаснулась: губа у Чижова была разбита, а на щеке красовалась яркая ссадина, как будто он проехался лицом по асфальту.
"Опять подрался!" — промелькнуло у неё в голове и в памяти снова всплыли неприятные сцены из подворотни. Чижов сплюнул и поспешил на свою позицию.
Катя попыталась в движении рассмотреть его руки, и как и ожидалось, кисти тоже были разбиты.
Игра продолжалась, и казалось, не собиралась заканчиваться. Подождав минут пять у ограды, Катя вздохнула, развернулась и пошла в сторону остановки.
"Жизнь у него кипит и без школы. Одним разговором тут не поможешь, на что я надеюсь?.. Тут надо копать глубже".
Но для себя она твёрдо решила, что следующую возможность поговорить с ним она не упустит, будь хоть конец света.
****
На следующее утро Катя шла в школу трепеща в душе как школьница, решившая во что бы то ни стало сегодня признаться в любви объекту своего обожания. Нет, Катя не была влюблена и не собиралась признаваться никому в любви. Она просто напросто хотела поговорить с Чижовым. Всю ночь она думала, как и что сказать. И чем больше думала, тем больше волновалась. А на утро в добавок к волнению ей вспомнилась вся палитра тех чувств, когда решаешься впервые заговорить с человеком. Она вдруг вспомнила во всех подробностях, как впервые заговорила с Ромой. Тогда, в восьмом классе, после двух недель наблюдения за ним со стороны, она написала ему записку, в которой звала его на свидание после уроков. На перемене она, переборов страх и стеснение, решилась подойти к нему и заговорив с ним, отдала ему записку. Помните, как это, заговорить с незнакомым человеком, и не просто человеком, а тем самым?… Как колотится сердце и пропадает голос, и изо всех сил стараешься вести себя как ни в чем не бывало, казаться спокойной и весёлой?! Считаешь до трёх и говоришь ему первые слова, а пока считаешь, в голове проносится мысль, что не поздно ещё и промолчать, но если не скажешь этого сейчас, то, возможно, навеки упустишь свой шанс, познакомиться с ним. И произносишь эти слова с мыслью, что всё, обратного пути нет.
И когда он тебе улыбнётся в ответ, чувствуешь, как падает гора с плеч, и на сердце становится так радостно и легко… Но опять сдерживаешь себя, чтобы ни в коем случае не показать, что тебе сносит голову от счастья. Спокойным шагом уходишь за первый поворот, в соседний коридор, где тебя ждут твои девчонки, чтобы вместе взорваться в смехе, визжать от счастья и напрочь забыть, что ты всё ещё в школе!
Катя, погрузившись в воспоминания юности и расстёгивая на ходу пальто, поднялась на третий этаж к своему кабинету. У двери её уже ждали пятиклассники, с которыми у них должен был быть первый урок. Катя пустила детей в класс и замерла. Позади неё вдруг послышались низкие голоса парней постарше и смех, который показался ей особенно знакомым. Да, так недавно смеялся Чижов, там на скамейке со своими корешами. Она обернулась. И действительно, это был он. Он поднимался по лестнице мимо её кабинета, видимо в спортзал на пятом этаже, с группкой других пацанов из одиннадцатых и десятых классов, с которыми они вместе тренировались. Они горячо спорили о чём-то своём, смеялись.
Катя собралась духом. Поравнявшись, Чижов встретился с ней взглядом, но даже не поздоровался. В его взгляде было какое-то холодное безразличие или даже презрение, так что Катя на мгновенье испугалась, но сосчитав до трёх переборола страх и окликнула его ему в след:
— Чижов? Подождите.
Он уже было поднялся на несколько ступеней на следующий лестничный пролёт, но остановился и обернулся, театрально, как бы делая ей одолжение. Парни тоже остановились и оглянулись, но он махнул им, давая понять, что могут подниматься дальше.
— Ну? — произнёс он слегка с издёвкой и улыбаясь, как будто говорил не с учительницей, а с девчонкой-малолеткой.
— Вас не бывает на уроках. Что изволите Вам ставить за четверть? — Катя сама удивлялась своему волнению и чересчур учтивыму тону всех ею сказанных фраз, но она изо всех сил старалась звучать уверенно и серьёзно.
— Придумай что-нибудь. Не маленькая уже!… - произнёс Чижов с ухмылкой, великолепно чувствуя её смущение, и не дожидаясь ответа развернулся и пошёл дальше.
Пацаны наблюдали за ним издалека. Поравнявшись они обменялись парой слов и рассмеялись.
А Катя не на шутку разозлилась. Ей не понравился ни его хамский ответ, ни этот смех. Но ещё больше она разозлилась на себя, потому что опять растерялась и не нашла, что сказать в ответ на его хамство. Она вернулась в класс. Напротив фамилии Чижов она поставила вместо оценки за четверть, одну жирную букву "Н".
Глава 5
Неделя осенних каникул тянулась долго. Один только раз Катя встретилась вне дома с подругой, с которой они были знакомы ещё со времён детского сада. Остальное время она проводила дома. Она была девушкой, выросшей в Северной Столице, где погода располагает б'ольшую часть времени оставаться дома и занимать себя чем-то творческим, читать книги и размышлять о высокой материи, глядя на размытый силует домов за мокрым от дождя стеклом. Именно поэтому она выросла задумчивой и немногословной, предпочитающей шумной компании одиночество и тишину. Единственное, что разбавляло тишину в её квартире — это музыка, изредка телевизор и ещё реже телефонные звонки, теперь в основном от мамы из вдруг ставшей для Кати такой далёкой Германии.
— Всё хорошо, мамуль, да, не беспокойся… Всё у меня нормально, работаю, да, нравится… Вы с папой как?
Родители Кати изначально не разделяли её желания переехать обратно в Петербург. Они сами неплохо устроились в пригороде Берлина, оба работали, жили в своём собственном доме, и ни здравый рассудок, ни тем более что-то чувственное как ностальгия не могли бы их сподвигнуть на переезд обратно. Катя же не чувствовала себя в Германии как дома. За десять лет она неплохо адоптировалась под местные условия, свободно и почти без акцента научилась говорить по-немецки, более того, окончила школу и университет на отлично, даже в отношении взглядов на жизнь во многом привыкла к немецким стандартам, но всё равно было то, что не давало ей жить спокойно. Она скучала. По Петербургу, по своим школьным друзьям, и больше всего по Роме. Было время, когда она вроде уже даже смирилась с тем, что их дороги разминулись, но потом вдруг столкнувшись с серьёзным различием во мнениях и взглядах со своими сверстниками — в том числе и потенциальными женихами — западного происхождения и воспитания, она начала всё чаще и чаще вспоминать о нём, пока это чувство не подтолкнуло её и вовсе собрать чемоданы и в тайне от родителей уехать. Им она не хотела ничего говорить заранее, потому что знала, что они — представлявшие себе будущую жизнь дочери в окружении немецкой интеллигенции — ни за что бы не одобрили её решение. А причины её переезда и вовсе посчитали бы глупыми.
О Роме они знали, ещё с самого начала, когда Катя только с ним познакомилась. Мама нашла в Катином школьном дневнике вложенными за обложку на последней странице черновики её записок к нему. За этим следовал строгий разговор, что, мол, ей тринадцать, рано ещё думать об отношениях, надо думать об учёбе… И мама и отец даже видели Рому однажды, когда приходили в школу за Катиным аттестатом перед отъездом. По словам мамы, он ей показался "приятным молодым человеком", но это никак не смягчало того обстоятельства, что ему было семнадцать, а Кате только тринадцать.
Вобщем, всё как в песне Руки вверх:
"На четыре года ты его моложе,
Не грусти, родная, подожди немного.
Что с тобой случилось, потеряла счастье
Запрещает мама с ним тебе встречаться.
Надо бы учиться на одни пятерки,
но одни мальчишки в сердце у девчонки…"
Через несколько лет Катя как-то упоминула Рому в разговоре с матерью, но она — то ли действительно, то ли сделала вид, что — не вспомнила его, равнодушно спросив, кто это. Отец же, хоть и ни разу не обронил ни слова начсёт Ромы и никогда не отчитывал Катю за её, скажем так, легкомысленность, заметно переживал и в своей отцовской душе ревновал её к нарисовавшемуся молодому человеку. Выяснилось это позже, когда спустя год после переезда Кате пришло от Ромы письмо, которое так и не попало ей в руки. Отец без ведома Кати прочитал его, не был доволен тем, что Рома предлагал ей общаться по интернету, и в тайне ото всех выбросил. Только через год он признался маме, что такое письмо было, а мама поделилась с Катей. Это признание стоило Кате немало слёз. Со временем она поняла мотивы отца, даже простила его за тот случай, но это происшествие косвенно оставило свой след в их отношениях на много лет. Она снова писала Роме, но ответа уже не получила.
Со временем эта тема казалась закрытой и забытой и больше в семье не обсуждалась. Но в душе Катя трепетно хранила все воспоминания связаные с Ромой и в конце концов решилась на более серьёзный шаг — переезд обратно.
Позвонила Катя родителям уже с квартиры в Петербурге и просила за неё не беспокоиться. Двадцать три года в конце концов — не тринадцать, она справится со всем самостоятельно.
****
После осенних каникул наступил день, которого Катя уже не ждала. Погода на улице ухудшалась, дожди лили и днём и ночью, так что коробка на школьном дворе превратилась в одну огромную лужу с жижей из грязи и мокрых листьев. Дворничиха, которую Катя встречала во дворе каждое утро и даже стала её приветствовать, тщательно подметала падающие листья, но непогода оказывалась сильнее, разбрасывая их повсюду и крепко приклеевая к асфальту. Утром светлело поздно, а после обеда темнело рано. На первых уроках, пока на улице стояла тьма, приходилось включать свет.
Вот и в этот день войдя в пустой класс Катя зажгла свет и принялась писать на доске задания по новой теме. Одиннадцатиклассники подтягивались один за другим и, как ни странно, к звонку все были на своих местах. Даже Ефимов, Колобов и…
Катя развернулась и хотела было поприветствовать учеников по-немецки, как вдруг увидела на обычно пустующем месте Чижова.
Он пришёл!
— Мокро на улице, пришли непогоду отсидеться? — спросила она в таком же фамильярном тоне, как Чижов последний раз разговаривал с ней, сама немного себе удивляясь.
Чижов не сильно обрадовался её приветствию и, возможно, ушёл бы с урока, если бы Колобов не прокомментировал:
— Это мы зиму отсидеться пришли. А Чиж надолго не задержится, не беспокойтесь!
Чижов зыркнул на юмориста исподлобья, но не ушёл, а остался сидеть.