Никто не обратил внимания на ее слова, только Бао-юй, поняв намек, низко опустил голову, да еще Цай-юнь, которая чувствовала себя виноватой, смутилась и покраснела. Бао-чай это заметила и бросила выразительный взгляд на Дай-юй. Та спохватилась, что сказала лишнее, и стала раскаиваться. Собственно говоря, она хотела подшутить над Бао-юем и совершенно позабыла, что может обидеть Цай-юнь. Желая скрыть неловкость, Дай-юй поспешно включилась в игру.
В это время Бао-юй играл в паре с Бао-чай, и та назвала слово «бао» – «драгоценный». Бао-юй сразу понял, что она иронизирует, имея в виду его «драгоценную яшму, в которую вселилась душа».
– Ты вздумала посмеяться надо мной, сестра, – сказал он. – Но я догадался, на что ты намекаешь! Только не сердись! Итак, «чай» – «шпилька»!
– Что ты хочешь этим сказать? – с недоумением спросили его.
– Ничего особенного. Просто сестра Бао-чай назвала слово «бао» – «драгоценность», предполагая, что я отвечу словом «юй» – «яшма», и никак не ожидала, что я смогу отпарировать словом «чай»! А ведь в одном из древних стихотворений есть строки: «Сломалась яшмовая шпилька, угасла красная свеча…»
– Эти строки не подходят, они касаются определенного события, и их нельзя применять ни к одной вещи в этой комнате, – запротестовала Сян-юнь. – Оштрафовать обоих!
– Я не согласна! – возразила Сян-лин. – Пусть эти строки касаются определенного события, но их можно найти в литературе.
– Ну нет! – заметила Сян-юнь. – Слов «бао-юй» – «драгоценная яшма» – нигде не найти! По крайней мере такого сочетания нет ни в древних книгах, ни в стихах, ни в летописях, ни в хрониках… Разве только они взяты из каких-нибудь новогодних надписей… Но это не в счет…
– Вы не правы, барышня, – вновь возразила Сян-лин. – Недавно мне пришлось читать пятисловные уставные стихи Чэнь Цаня, в которых я встретила фразу: «Много в том крае яшмы найдешь драгоценной…» Разве вы не помните этой строки? Кроме того, у Ли И-шаня я обратила внимание на фразу: «Драгоценная шпилька не будет валяться в грязи…» Я засмеялась и подумала: «Их имена встречаются даже в Танских стихах!»
– Ловко она заставила Сян-юнь замолчать! – закричали все. – Штраф, штраф!
Сян-юнь ничего не могла возразить, и ей пришлось выпить вина. После этого все снова заняли свои места, и игра продолжалась.
Зная, что матушки Цзя и госпожи Ван дома нет, все чувствовали себя свободно и веселились вовсю. Участники игры в цайцюань громко кричали, называя цифры, отовсюду слышался смех, сверкали жемчуга и яшма, мелькали яркие одежды.
Наигравшись, все наконец встали и собрались расходиться, но тут неожиданно обнаружилось, что исчезла Сян-юнь. Сначала решили, что ей просто понадобилось на минутку выйти, и стали ждать. Потом послали людей на розыски. Но разве ее могли найти?! Поднялся переполох. Тут прибежала жена Линь Чжи-сяо в сопровождении нескольких женщин. Она беспокоилась, что молодые служанки, пользуясь отсутствием госпожи Ван, не будут повиноваться Тань-чунь, напьются и перестанут соблюдать правила приличия. Поэтому она и решила прийти осведомиться, не нужна ли ее помощь.
Тань-чунь поняла, что привело сюда жену Линь Чжи-сяо, и, встав с места, сказала ей:
– Значит, вы пришли проверить, что мы здесь делаем? Мы немного выпили для поднятия настроения. Можете не беспокоиться!
– Идите отдыхать, – добавили госпожа Ю и Ли Вань. – Мы сами позаботимся, чтобы они не пили лишнего.
– Мы это знаем, – сказала жена Линь Чжи-сяо. – Если барышни не пьют даже тогда, когда их угощает старая госпожа, разве они станут пить в отсутствие старой госпожи?! Разумеется, они могут позволить себе это только для веселья. Я просто подумала, не нужна ли я, и зашла узнать. Да и веселитесь вы уже долго; неплохо бы добавить закусок. Обычно барышни едят мало, но сейчас, после вина, нужно непременно поесть побольше, иначе можно повредить здоровью.
– Вы правы, тетушка! Мы это как раз собирались сделать, – сказала Тань-чунь и приказала подать пирожные. Две девочки-служанки поспешили выполнить ее приказание.
– Идите к себе, – предложила Тань-чунь. – Или же побеседуйте с тетушкой Сюэ, мы пошлем вам в зал вина.
– Что вы, что вы, барышни! – закричали жена Линь Чжи-сяо и женщины, с которыми она пришла. – Не нужно!
Они постояли немного у дверей и вышли. Пин-эр провела рукой по лбу.
– Все лицо горит, даже неудобно было подойти к ним. Давайте кончать пиршество, а то они опять могут прийти! Неудобно!
– Ничего, – успокоила ее Тань-чунь, – ведь мы пьем вино ради веселья.
Вошла девочка-служанка и, хихикая, сказала:
– Барышни! Поглядите-ка! Барышня Ши Сян-юнь опьянела и уснула на каменной скамейке за горкой.
– Ладно, тише! – зашикали на нее.
Все гурьбой направились в сад и действительно увидели Сян-юнь, которая лежала на скамейке в укромном местечке и спала сладким сном. Опавшие лепестки цветов гортензии засыпали ей все лицо и одежду. Веер выпал из ее руки и наполовину был покрыт лепестками цветов. Вокруг вились пчелы и бабочки. Под головой у девушки лежало немного лепестков гортензии, завернутых в платочек, которые служили ей подушкой.
Девушкой можно было залюбоваться, до того она была красива; но всех душил смех. Стали будить Сян-юнь, пытались поднять ее.
Сян-юнь продолжала спать и лишь во сне что-то бормотала, объявляла застольные приказы и читала стихи:
– Проснись! – со смехом тормошили ее сестры. – Идем кушать! Нельзя спать на камне, еще заболеешь!
Сян-юнь медленно открыла глаза, чистые, как воды Хуанхэ осенью, обвела стоявших перед нею девушек невидящим взглядом и наконец поняла, что совершенно пьяна.
А случилось все так: выпив две лишних чарки вина, Сян-юнь захотела выйти освежиться и забрела в этот укромный уголок. Почувствовав истому, она прилегла, решив немного отдохнуть, и незаметно уснула.
Как только Сян-юнь пришла в себя, девочка-служанка подала ей таз с водой, а другие служанки поднесли зеркало и туалетный ящик. Поспешно умывшись, Сян-юнь намазала себе кремом лицо, припудрилась, причесалась и вместе с сестрами отправилась в «сад Благоуханных роз». Здесь она выпила две чашки крепкого чая, затем Тань-чунь приказала дать ей камешек, отрезвляющий от вина. Потом Сян-юнь по настоянию Тань-чунь выпила две чашки кислого отвара и наконец почувствовала себя лучше.
Между тем девушки собрали немного фруктов и закусок и приказали отнести все это Фын-цзе. Фын-цзе приняла подарки и, не желая остаться в долгу, прислала подарки в ответ.
Бао-чай и другие, съев пирожные, занимались кто чем: одни любовались цветами, другие, облокотившись на перила у берега пруда, наблюдали за резвящимися в воде рыбками. Одним словом, развлекались кто как мог.
Тань-чунь и Бао-цинь сели играть в шахматы, а Бао-чай и Сю-янь стояли рядом и наблюдали за их игрой. Бао-юй и Дай-юй присели в тени цветов и украдкой о чем-то болтали.
Через некоторое время вновь появилась жена Линь Чжи-сяо со служанками. На этот раз среди них была женщина с печально сдвинутыми бровями; из глаз ее лились слезы. Она не решалась войти в беседку и, опустившись у входа на колени, только отбивала поклоны.
В это время Тань-чунь, почувствовав в Бао-цинь опасную соперницу и обдумывая ход, чтобы спасти фигуру, попавшую под угрозу, устремила все свое внимание на шахматную доску. Жена Линь Чжи-сяо стояла рядом и терпеливо выжидала. Когда наконец Тань-чунь повернула голову, чтобы попросить чаю, и, заметив, ее, спросила, в чем дело, жена Линь Чжи-сяо указала на пришедшую с ней женщину:
– Это мать служанки Цай-пин, той самой, что прислуживает в комнатах у четвертой барышни Си-чунь. Сейчас она работает в саду. У нее больно длинный язык, и я хотела предостеречь ее, чтобы она не болтала лишнего, а она мне такого наговорила, что даже рассказать стыдно! Ее непременно надо выгнать!
– А почему вы не доложили об этом старшей госпоже Ли Вань? – спросила Тань-чунь.
– Я повстречала ее, когда она шла в зал к тетушке Сюэ, и она велела мне обратиться к вам, – проговорила жена Линь Чжи-сяо.
– Почему вы не доложили второй госпоже Фын-цзе? – снова спросила Тань-чунь.
– Не доложили и ладно, – вмешалась Пин-эр, – я сама скажу госпоже, когда вернусь домой. Если эта женщина плохо себя ведет, можно выгнать ее, а когда вернется госпожа Ван, мы ей доложим. А пока, барышня, решайте сами, что с ней делать!
Тань-чунь кивнула головой и снова углубилась в шахматы. Жена Линь Чжи-сяо увела женщину, но об этом мы рассказывать не будем.
Между тем Дай-юй и Бао-юй стояли возле цветов и смотрели вдаль.
– Третья сестрица Тань-чунь очень хитра, – промолвила Дай-юй. – Ей поручили ведать хозяйственными делами, но она так осторожна, что и шагу не решается сделать самостоятельно! Способности у нее заурядные, а добилась власти!
– Ничего ты не знаешь! – возразил Бао-юй. – Когда ты болела, она кое-что сделала! Ведь она отдала сад на откуп служанкам, и сейчас в саду не сорвешь и травинки. Она отменила некоторые расходы и, чтобы отвести от себя недовольство, сумела все свалить на нас с Фын-цзе. Нет, она не только хитра, но и расчетлива!
– Если так, то это совсем неплохо, – ответила Дай-юй. – Расходов у нас слишком много. Я не ведаю хозяйственными делами, но иногда на досуге подсчитываю, сколько у нас доходов и расходов, и выходит, что расходов у нас много, а доходов мало. Если мы не начнем жить экономнее, пожалуй, скоро не сможем свести концы с концами.
– Пусть будет что угодно! – воскликнул Бао-юй. – Во всяком случае, мы с тобой недостатка ни в чем испытывать не будем.
Дай-юй повернулась и направилась в зал искать Бао-чай, намереваясь поболтать с нею.
Бао-юй тоже собрался уходить, но тут к нему подошла Си-жэнь. В руках у нее был небольшой овальный чайный поднос, на котором стояли две чашки со свежезаваренным чаем.
– Ты куда? – спросила она Бао-юя. – Вы долго беседовали, я подумала, что вам захочется выпить чаю, и принесла его. А сестрица Дай-юй убежала!
– Вон она! – Бао-юй указал пальцем вслед удалявшейся Дай-юй. – Отнеси ей!
С этими словами он взял с подноса одну чашку, а Си-жэнь побежала с другой чашкой за Дай-юй. Она догнала девушку уже в зале, где Дай-юй разговаривала с Бао-чай. Поднеся чай, Си-жэнь, как бы извиняясь, сказала:
– У меня здесь только одна чашка: пусть ее возьмет та из вас, которая больше хочет пить, а я сейчас налью еще.
– Я пить не хочу, – поспешно сказала Бао-чай, – мне нужен только один глоток прополоскать рот.
Она взяла с подноса чашку, набрала в рот чаю, а остальное отдала Дай-юй.
– Я налью еще, – с улыбкой сказала Си-жэнь.
– Ты же знаешь, что доктор не разрешает мне много пить, – заметила Дай-юй. – Полчашки вполне достаточно, и я очень благодарна тебе за заботу!
Она допила оставшийся чай и поставила чашку на поднос. Си-жэнь вышла из зала и направилась к Бао-юю, чтобы забрать у него чашку.
– Почему не видно Фан-гуань? – поинтересовался Бао-юй. – Куда она запропастилась?
– Не знаю, – ответила Си-жэнь. – Она только что была здесь, играла в бой на травинках, а затем куда-то исчезла.
Бао-юй побежал к себе и здесь увидел Фан-гуань, преспокойно спавшую на кровати. Он тут же разбудил девочку.
– Ну-ну, вставай, идем играть! Скоро будем есть!
– Вы пьете вино и не обращаете на меня внимания, – обиженно проговорила Фан-гуань. – Целых полдня я скучала! Что же мне оставалось делать, как не лечь спать?!
– Ладно, мы вечером выпьем! – пообещал Бао-юй. – Когда вернемся, я прикажу Си-жэнь позвать тебя к столу! Ну как, согласна?
– Неудобно мне пить с вами без Оу-гуань и Жуй-гуань, – заметила Фан-гуань. – Да и лапша ваша мне не нравится. Утром я поела неплотно, поэтому только что просила тетушку Лю принести мне сюда чашку супа и полчашки риса – этого мне достаточно! А вечером я буду пить вовсю, только пусть никто мне не мешает. Когда я жила дома, я могла зараз выпить два-три цзиня лучшего хуэйцюаньского вина, но, когда я стала актрисой, мне запретили пить из опасения, как бы я не испортила голос. Вот уже несколько лет я не пробовала ни капли вина. Но сегодня я вознагражу себя за долгое воздержание!
– Это легко устроить! – сказал ей Бао-юй.
Пока они разговаривали, тетка Лю принесла Фан-гуань поесть. Чунь-янь приняла короб с едой и открыла его. В коробе оказалась чашка куриного супа с фрикадельками из крабов, жареная утка с винной подливкой, тарелочка соленых гусиных лапок, четыре пирожка с начинкой из мягкой тыквы на сливочном масле и большая чашка горячего ароматного риса.
Чунь-янь поставила все на стол, положила палочки для еды и наполнила чашку рисом.
– Сплошной жир! – проворчала Фан-гуань. – Кто его станет есть!
Она съела чашку горячего отвара с рисом, два кусочка соленой гусятины, а от остального отказалась.
Бао-юй наклонился над столом, вдохнул в себя аромат, исходивший от блюд, показавшийся ему приятнее обычного. Тогда он съел пирожок, приказал Чунь-янь налить полчашки супа и положить туда рис; эта еда показалась ему необычайно вкусной и ароматной.
Чунь-янь и Фан-гуань, глядя на него, смеялись.
Когда обед окончился, Чунь-янь хотела отослать оставшееся на кухню, но Бао-юй сказал ей:
– Ешь сама, а если недостаточно, я прикажу принести еще!
– Не надо! – ответила Чунь-янь. – Только недавно сестра Шэ-юэ прислала нам два подноса с пирожными, так что, если я съем еще это, буду вполне сыта.
Она подошла к столу и съела все, что ей предлагали, оставив только два пирожка.
– Это я отдам маме, – решила она. – Если вечером, когда будете пить вино, дадите и мне чашечки две, будет совсем хорошо.
– Ты тоже любишь вино? – улыбаясь спросил Бао-юй. – Ладно, будешь пить, сколько тебе захочется. Си-жэнь и Цин-вэнь тоже не прочь выпить, только им неудобно пить каждый день. Воспользуемся случаем и все разговеемся. Кстати, я хотел поручить тебе одно дело, но потом забыл. Хорошо, что сейчас вспомнил! Отныне ты во всем будешь заботиться о Фан-гуань. Если она сделает что-нибудь не так, как нужно, или забудет что-нибудь, подскажи ей! Одна Си-жэнь со всеми не управится.
– Я все знаю, можете не волноваться, – успокоила его Чунь-янь. – Я только хотела спросить у вас, как быть с У-эр!
– Передай тетушке Лю, чтобы она завтра прислала ее прямо сюда, – приказал Бао-юй. – А здесь уж я распоряжусь!
– Вот это верно, – засмеялась Фан-гуань.
Затем Чунь-янь позвала двух девочек-служанок и велела им подать воды для мытья рук и налить чаю. Сама она собрала со стола посуду, передала ее женщине, потом тоже вымыла руки и отправилась к тетке Лю. Но это уже не столь важно.
Между тем Бао-юй отправился в «сад Благоуханных роз» искать сестер. Фан-гуань с полотенцем и веером в руках последовала за ним.
Как только Бао-юй вышел со двора, навстречу ему попались Си-жэнь и Цин-вэнь. Они шли, держась за руки.
– Вы куда? – спросил Бао-юй.
– За тобой. Стол уже накрыт, – ответили девушки.
Бао-юй рассказал им, что только сейчас поел.
– Я всегда говорила, что ты ешь часто, словно котенок, – засмеялась Си-жэнь. – Но хоть ты и сыт, все равно должен составить компанию сестрам.
– И ты тоже, изменница! – произнесла Цин-вэнь, ткнув Фан-гуань пальцем в лоб. – Чуть что, бежишь подкрепляться. Когда вы успели сговориться с ним? И нам ни слова!
– Они встретились случайно, – возразила Си-жэнь. – Когда им было уговариваться!
– Если так, значит мы ему не нужны, – заключила Цин-вэнь. – Завтра все уйдем, пусть Фан-гуань ему прислуживает.
– Мы можем уйти, – заметила Си-жэнь, – а вот тебе уходить нельзя.
– Как раз я и должна уйти первой! – бросила Цин-вэнь. – Ведь я ленива, неповоротлива, и характер у меня скверный. И вообще я ни на что не гожусь.
– А кто будет штопать плащ из павлиньего пуха, если Бао-юй снова прожжет его? – засмеялась Си-жэнь. – Ты уж со мной не спорь! Когда я поручала тебе какое-нибудь дело, ты, как говорится, «ленилась взять в руки иголку и продеть в нее нитку». Я тревожила тебя не ради себя, а ради него, и то ты ничего не хотела делать. Как же случилось, что стоило мне на несколько дней уехать, как ты, находясь чуть ли не при смерти, не щадя себя, целую ночь трудилась ради него?! В чем здесь причина?.. Сказала бы прямо! Зачем притворяться глупой и насмехаться над другими?
Цин-вэнь фыркнула. Разговаривая между собой, они вошли в зал, где находилась тетушка Сюэ. Все уселись за стол и принялись есть. Бао-юй положил в чашку немного рису и делал вид, что ест.