Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Форс-мажор – навсегда! - Андрей Нариманович Измайлов на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Именно этот самый «глаз да глаз» отслеживал Артем, уйдя с Грибоедова, на улице, в метро, и теперь — в электричке. С генерала Середы станется! Бог шельму метит — инициалы «говорящие»: Богдан Ульяныч, Б.У. Модный американский стиль — вроде бы уважительно-ласкательное именование высокого начальства сугубо инициально: Б.У. Вместе с тем никаких прозвищ не требуется: Б.У. он и есть «бывший в употреблении», бэ-у… Воистину! Впечатление — генерал Середа многажды употреблялся по назначению в застойные годы, впоследствии подвергся консервации, но был извлечен из долгого ящика — от нашего столичного стола вашему постстоличному столу… на укрепление.

Потому Токмарев не удивился бы, санкционируй Бэ-У слежку за бывшим капитаном (пусть по-прежнему считает себя пока не бывшим, но мы-то с вами зна-аем! Он вычеркнут из списка еще три месяца назад, еще когда вовремя не вернулся в расположение!). Он удивился обратному — что «ноги» за ним пущены не были. Засечь — не проблема для профессионала с обостренным чутьем (не стой за спиной!). Положим, обостренное чутье как рецидив долгого пребывания в «горячих точках» иногда улавливает и то, чего нет (Здравствуйте! Сейчас я вам расскажу про «Красную Шапочку»!), но когда все же нечто есть… не проблема.

«Ноги» отсутствовали.

Рассуждая здраво, какой смысл снаряжать за предполагаемым «оборотнем» парочку-другую топтунов, сопящих в затылок, прячущих глаза, рискующих спугнуть фигуранта?

Домой направляется фигурант, в Сосновый Бор! Сам же и сообщил сочувствующим соратникам на Грибоедова, где базируется питерский ОМОН:

— Куда ты теперь?

— Домой съезжу, что ли…

— Съезди, старик, съезди. Клин клином…

Вот и электричка совпадает — до Калище (девичья фамилия Соснового Бора, как у Ломоносова — Ораниенбаум).

Достаточно отзвонить в местное сосновоборское УВД (кто там у нас? А, Карнаухов! надо же! судьба-а-а!):

— Карнаухов?! Слушай, Вадимыч, возьми-ка на заметку — к вам тут едет один… Токмарев фамилия. Она тебе ничего не говорит?

Начальнику РУВД, полковнику Карнаухову фамилия Токмарев кое-что говорит. Не просто говорит. Вопияет! В свое время пришлось капитану Карнаухову иметь дело — не с Токмаревым, а на Токмарева. Уголовное…

— Дмитрий Алексеевич, так?

— Тебе видней, Вадимыч. Однако память у тебя!..

— Никто не забыт, ха-ха, ничто не забыто, тащщщ генерал! Но он ведь… того самого…

— А это сын, надо понимать. Да, сын. Дмитриевич. Артем Дмитриевич. Ты уж проследи.

— Понима-а-аю…

Начальство сказало «надо понимать». Если надо, значит, надо! Так точно! Понима-а-аю, тащщщ генерал! Как только в конечном пункте обнаружим, возьмем на заметку, доложимся.

Если же в конечном пункте Калище фигуранта не окажется, значит, соскочил, петляет, крутит. И тогда взять его будет сложно.

А зачем его брать? Не к спеху! Главное, подтвердил своим поведением — оборотень и есть! Бэ-У зря не скажет! «Вы меня еще не знаете! Вы меня еще узнаете!»

…Так-то оно так, но при условии — «рассуждая здраво». Чего-чего, а этот талант у генерала Середы в отсутствии. Есть, остались настоящие профессионалы в питерской милиции?

Потому Токмарев и не удивился бы, обнаружив за собой неумелые «ноги». А не обнаружил.

Зато иное обнаружил…

Миновали Ораниенбаум-Ломоносов. Полпути позади, и недолго осталось.

На отрезке «Кронколония — 68 км» железнодорожная колея и автотрасса почти смыкаются, идут параллельно, по берегу Залива. Рассеянно глядя в окно, Токмарев отметил знакомое — джип-«металлик», тот самый, привокзальный. Скорость у джипа поболее, чем у электрички, — догнал и перегнал. Перегонял медленно (у разогнавшейся электрички ход тоже нечерепаший), какое-то время шли вровень, ноздря в ноздрю, — рассмотришь и диву-индианку за рулем, и рядом с ней отлученного от руля шофера.

Впрочем, отметил Токмарев рассеянно: просто у них с «шахматным слоном» опять совпали маршруты следования, занятно… Предположить, что многомудрый Бэ-У столь замысловато оформил «ноги» (с переодеваниями, с подключением женского пола, с гонками на джипе), надо иметь нестандартное мышление, подобное генеральскому. А Середа в этом отношении бесподобен. Да и неоткуда взяться джипу-«чероки» у питерской милиции на уровне рядовых топтунов. Тут бы на бензин наскрести…

Джип обогнал электричку, когда она сбросила ход (станция Дубочки! Следующая Большая Ижора!), и пропал из поля зрения. И хрен с ним, в конце концов.

А после Большой Ижоры раньше, помнится, подсаживались «зеленые фуражки»: «Пограничный наряд! Приготовьте документы!»

Раньше Сосновый Бор был, что называется, режимным. Типа Красноярска-26, откуда Токмаревы и перебрались под Ленинград. Плутоний в Сосновом Бору не добывается, но и без него, родимого, достаточно причин для закрытия города:

ЛАЭС — да, конечно. Вдруг что-нибудь?! Мирный атом в каждый дом — звучит после Чернобыля неоднозначно.

А помимо Ленинградской атомной в Бору и НИТИ (научно-исследовательский технологический институт), и ГОИ (государственный оптический институт), и Ленспецкомбинат, и… мало ли что! Большой секрет! Государственной важности!

По секрету всему свету: НИТИ проектирует атомные субмарины, ГОИ — не линзы для очкариков, но точную оптику для военных лазеров, Ленспецкомбинат — отнюдь не скотомогильник, как деликатно указано в картах-ДСП, но хранилище радиоактивных отходов.

Тайны мадридского двора! Любой мало-мальский заинтересованный иностранец без всякого шпионства в курсе: купи тамошний журнал и читай, если владеешь английским (ах да! еще бы иностранцу не владеть английским!): НИТИ проектирует атомные субмарины, ГОИ — не линзы для очкариков, но точную оптику для военных лазеров, Ленспецкомбинат — отнюдь не скотомогильник…

Что дозволено иностранцу, не дозволено аборигену. (A parte: в пору горбачевских распахнутых дверей американские эсминцы навестили с миссией доброй воли город-герой Севастополь, и тогда же местная власть отказала во въезде двум слепым девушкам, прибывшим к морю на лечение, — потому что не просто город-герой, военная база! они же слепые! а хоть слепоглухонемые — допуск-пропуск есть?! н-н… все! от ворот поворот!)

Пограничные наряды вроде отменили за бессмысленностью. Кому надо всерьез, тот и паспорт выправит со штампом о местной прописке и вообще…

И вообще не поминай всуе инвалидов — будь они по зрению, по слуху, по звуку-пуку! Слетаются на случайную о них мысль, как комары на лампочку!

— Люди добрые! Поможите кто чем может…

Вот напасть! Право, зря отменили пограничников! Те бы живо шуганули убогих с режимной трассы (ваш паспорт, прописка?.. откуда у лишенца паспорт? еще и с пропиской! на то и лишенец… тогда па-а-апрошу на выход!). Развелось вас, паразитов! Шагу не ступить!

— Не подумайте, что мы вас обманываем…

Ого! Вот так-так! Старый знакомый! Нет, не фурункулезный многодетный папаша из метро. Еще более старый знакомый… кажется… Да нет, не кажется!

— Сами мы не местные…

Это Гомозун не местный?! Олежек Гомозун?! Ну тогда Токмарев — оборотень!

Инвалидная коляска, подталкиваемая сзади лишенцем-глашатаем. А в коляске… да ну, не может быть! Точно! Гомозун! Олег! Учились вместе, в одном классе — с пятого по десятый… и не только…

Артем не шевельнулся, не сверкнул глазами, не заорал восторженно: «Оля! Узнаешь своего одноклассника Токмарева?!» Наоборот. Опустил веки, расслабился в позе «сплю, мне все равно до конечной». Но смотрел и смотрел:

На коленях у инвалида — ветхий плед, чуть прикрывающий загипсованные нижние конечности. Гипс не первой свежести, серый, грязный, со стажем — такой гипс нарочно не сварганишь для спорадических прогулок по вагонам электрички с тем, чтобы вечерком бодренько выпрыгнуть из оков и — на дискотеку. Такой гипс образуется после двух-трехнедельного срока — «трудовой-мозолистый».

Инвалид в кресле на колесиках хранил скорбное достоинство: взгляд был мучительно-красноречив… скорее бы умер, чем позвал на помощь, но взглянуть он мог и взглядом мог попросить о поддержке. Если что и было у Гомозуна от Атоса, то лишь взгляд. В остальном — характерный российский бомж, которому деваться некуда и… не на что.

И это — Гомозун?

И это Гомозун… Десять лет спустя.

3

Балагур-лицедей-распустяй-мажор.

Таковым Олег был всегда — и в последний раз тоже, на Токмаревской отвальной перед армией (или в предпоследний? Еще через пять лет вроде столкнулись в магазине, к Марику, помнится, вместе завалились?):

— А теперь, друзья, выпьем за скорейшее всеобщее разоружение!

По стакану — и в армию не пойдем! Что там делать, если всеобщее разоружение!..

— Артем! Шутку хочешь?

— Нет.

— Короткую!

— Нет.

— Значит, слушай… У меня тут кое-что из армейской жизни. Специально для тебя! «Эй вы, трое! Оба ко мне! Я тебя сразу узнал!.. Когда курсанта ругают, он должен встать и покраснеть!.. Вы у меня смотрите! Я где нормальный, а где беспощадный!.. Сейчас я разберусь как следует и накажу кого попало!.. По команде «отбой» наступает темное время суток!.. Что вы матом ругаетесь, как маленькие дети!» — со вкусными паузами, пережидая спорадический общий гогот (десять лет назад эти перлы были в новинку, потом разошлись в списках, и каждый остроумец клятвенно заверял, что сам слышал от своего взводного-ротного-батальонного).

Гомозун десятилетней давности был неугомонен и хронически весел. При встрече, вместо «здрасьте», — «шутку хочешь?» Отнекивайся не отнекивайся — слушай! Под шутками понимались как бесчисленные тщательно выбритые анекдоты (где он их только!.. и столько!), так и бытовые розыгрыши друзей-товарищей (не всегда безобидные, но на Гомозуна обижаться — себе дороже).

Товарищами у него были все и каждый. Не в большевицком смысле (смело, товарищщщи, в ногу! вам что, товарищщщ!), но в почтенном первоначальном смысле — коллега по торговле. Фарцовкой он не сказать брезговал, сказать — считал и провозглашал ее основным признаком внутренней и внешней свободы. Прибыль для него никогда не становилась вещью в себе. Главное, клиент должен обрести желаемое (блок «Маrlboro», двухкассетник «Sony», белесые штаны с лейблом «Lee»), к обоюдному удовольствию товарищей (в почтенном первоначальном смысле). Гомозун не прятал сомнительное по тем временам увлечение за престижным по тем временам званием школьного комсорга. Наоборот! Всячески пропагандировал, устраивая публичные рискованные дискуссии: «Без почек человек не живет, без легких — тоже и без печени… Что-то не припомню ни песенки, ни стишка о столь незаменимых органах! Все больше про сердце поэмы слагают, на музыку кладут. А оно, сердце, всего лишь насос, перекачивающий кровь туда-сюда, туда-сюда. То есть типичный купец-торговец — туда-сюда, туда-сюда! Бессердечность — это хорошо? Или плохо?» Искренность на грани стеба, стеб на грани искренности. Возражать бессмысленно — Гомозун кого угодно заболтает. Пресекать чревато — знать бы, от себя говорит Гомозун или от пославшего его… то есть от родителя. Родитель у Олега — о-о-о… Впрочем, почти у каждого в их классе папа с мамой — отнюдь не рядовые инженеры. Но Гомозун-старший вообще в Москве — на должности… тс-с-с…

За минувшие сумасшедшие десять лет Олег должен бы приподняться в заоблачные выси, учитывая нынешнюю систему ценностей. Каждый каждому товарищ. А он — вот… Или так оно и? Про заоблачные выси. Чем выше взлетаешь, тем больнее падать. А после падения никакой товарищ (в почтенном первоначальном смысле) тебе не товарищ (в большевицком… да ни в каком смысле!). Друзья же… Ну посочувствуют. Деньгу покрупней сунут в нищенскую суму, пряча глаза.

Друзей у Гомозуна было трое. Еще со школы. Марик Юдин, Гена Чепик и Артем…

— Для друга я готов снять последнюю рубашку! — блажил Гомозун на Токмаревских проводах. — Артем! Тебя из-за нее с первого дня за деда будут держать, не за салабона! — и потянул через голову знаменитую «сафари»… просто жарко было, май выдался тридцатиградусный.

А «сафари» у Олега чем знаменита? Гомозун-старший отдарил после пребывания на Кубе. Вроде сам Кастро преподнес большому советскому другу в знак чего-то там. Не Фидель, но Рауль. Но Кастро. Будь то Фидель, Гомозун-старший сам бы носил обнову — у них с легендарным барбудой комплекции схожи. А Рауль тщедушней-астеничней. И досталась «сафари» Олегу… Тетешкался он с ней, тетешкался, да и проморгал — то ли ремонт, то ли что… Короче, ночью в ванной банка-жестянка с тяжелой темной краской упала тик в тик на «сафари», сложенную для очередной стирки (беззвучно, зараза, на мягкое!). Утром — красно-бурая лужа, и в ней — это… набрякшее по низу, с потеками от нагрудных карманов. Теперь стирай не стирай… следы все равно явственные-кентервильские. Тогда он что? Тогда он сигаретой прожег в рубашке дырочки поперек груди — очередью, косо. Получилось ого-го! Так и ходил. Эт-то круто!

Хм, нынче Артем мог бы привезти Олегу не одну такую рубашечку, и не самопальную, не в краске, подлинную — из командировки.

Токмарев и утвердился в мысли «А ведь Гомозун!» как раз из-за стародавней «сафари». У обезноженного инвалида лишь воротничок выглядывал из горловины задрипанного свитера, но люди меняются до неузнаваемости, вещи — никогда.

Что ж теперь? Деньгу покрупней сунуть в нищенскую суму, пряча глаза? В память о давней дружбе. Или не заметить, заспать колченогую процессию, щадя самолюбие балагура-лицедея-распустяя-мажора?

Заспишь тут! Лишенец-глашатай, толкающий коляску, ныл про «сами мы не местные» так, что и мертвый поднялся бы из могилы: «А?! Кто?! Зачем?! Тьфу! Упокоиться не дадут!»

Любопытно, существуют у нищих имиджмейкеры? Если да, то лучше бы нет. Текст разнообразили хоть бы, что ли! В метро, в электричке, в… самолете (?) — одно и то же, одно и то же. Будто попса телевизионная! Какой прикид ни выбери, слова и музыка — одинаковые-неотличимые. За версту от убогих разит фальшью.

Между Токмаревым и Гомозуном, конечно, не верста — метров десять вагонного пространства, уже пять, четыре, три, два, один…

Артем «не проснулся». Архар, тонко учуяв нечто по запаху схожее с метрополитеновой семейкой (и приближающееся, приближающееся!), зарокотал по нарастающей внутри сумки. Артем почти неслышно цокнул и для верности легонько пнул «beskin»: команды «голос» не было! я сплю — и ты спи, псина! когда будет нужно, вас позовут! «Спецсредство» утихло — хозяину видней…

Да, Токмареву видней. Даже смежив веки. «Не проснулся» он, не узнал друга-Олю. Проезжай, проезжай!

А вот друг-Оля узнал Токмарева. Ощутимый был взгляд, внезапный и пронзительный. Но… предложенная ситуация не располагает к традиционному «Шутку хочешь?!» Как-то не до шуток Гомозуну в предложенной ситуации. Если, разумеется, вся интермедия с коляской-гипсом-«поможите» — не шутка.

Как посмотреть, как посмотреть…

Фальшью не разит, но легкое амбре ощущается.

Гипс, да, без дураков. Но нюанс — коляска. Токмарев почти уверен: такая (эта!) коляска была выгружена из роскошного джипа на привокзальной площади.

Может, и лишенец-глашатай — тот самый шофер (…и другие официальные лица)?!

Вряд ли. Метаморфозы метаморфозами, однако не до такой же степени! Сгорбиться, страдальческую мину состроить, прическу разлохматить, костюм сменить на дерюжную рвань — пожалуй… А вот срочно похудеть килограммов на тридцать — ищите кретинов от гербалайфа.

И потом! Шофер остался в джипе — рядом с дивой-индианкой. Как пить дать! А джип… Еще нюанс! Джип не далее как минут пять-семь назад обогнал электричку, следуя параллельным курсом.

Так что (складывая один, один и один) замечательно живется современным неимущим! На работу приезжают в джипах с личным шофером! А касаемо существа работы — кому что нравится, знаете ли… Платили бы пристойно.

Платили пристойно.

Когда парочка инвалидов добралась до тамбура, прилежно задвинув за собой дверь, Токмарев очнулся от беспокойного сна, обхлопал себя по карманам бушлата: выкурить сигаретку, что ли? Сигарет у Токмарева не было. Бросил. Скоро сто дней отмечать, как бросил. Зато жесты в поисках пачки естественны и дальнейший непринужденный выход в тамбур тоже естественен. Хоть «здрасьте» сказать Олегу, пока тот не на людях, а в межвагонье.

Надо ли?

Не надо. Передумал. Будь у Гомозуна желание пообщаться, дал бы понять. Не дал. Значит, ему, Гомозуну, не надо. Возможно, не исключен вариант: Олег затеял игру, известную ему одному и всяко не Токмареву. И опознание «чревато боком» (если цитировать давние армейские перлы). Как агенту под чужим именем, наткнувшемуся в толпе на старинного приятеля из прошлой жизни: «Вася! Ты чо, в натуре! Я Петя! — Не знаю никакого Пети! Я не Вася. Я Катя! — Брось придуриваться! Мы ж вместе за одной партой… — Гражданин, я вас не знаю!»

Артем выбрал именно этот вариант — с Гомозуном. Выбор-то невелик. Олег, доиграв свою игру, сам выйдет на Токмарева, если захочет, — телефон и адрес у Артема прежний, то есть наконец-то прежний, в Сосновом Бору. А не выйдет Олег на Токмарева — что ж, вольному воля. И совесть спокойна, не грызет.

Иной вариант: Олег в самом деле бедствует. И что? Действительно купюры ему пихать в суму? Домой приглашать? Тарелку супа налить? Коврик в коридоре постелить, чтоб на пару с Архаром? Как-то н-не…

Да и «домой» — для Токмарева понятие относительное. Найдется ли в том доме тарелка супа хотя бы для него? И коврик… для Архара.

Он выдержал подсознательную паузу и все же вышел в тамбур, оставив сумку на скамейке, — занято! Я на минуточку.

Коляски уже не было — вместе с сопровождающим уже перевалила в следующий вагон.

Ну, нет так нет.

В тамбуре — двое. Рыбаки — дубленые физиономии, руки-лопаты, резиновые сапоги, брезентовые куртки с капюшоном, ядовитая вонь дешевого никотина, обитый жестью короб под задницей у каждого. Привычная картинка. Правда, один из них сидит как-то неестественно. Гм! Каждый волен сам выбирать позу отдохновения. Летучие мыши вообще вниз головой…

Рыбаки рыбаками, но слишком напоказ они проигнорировали Артема. А мыщцы-то напряглись, напряглись мышцы, дрогнули. Готовность! К чему? Не пустить прищельца дальше, за скрывшейся коляской? Или пустить, но пристроиться следом, со спины? Или у Токмарева синдром той самой бдительности-мнительности?

При назревшей необходимости он обездвижил бы и того и другого в мгновение ока. И не таких приходилось… и числом поболее… На часок потеряются во времени и пространстве. А необходимость назрела? Да нет вроде… Так… проклюнулась.

Открытой агрессии мужички не выразили, припрятанная же агрессия — форма самозащиты: иди отсюда, иди! У нас своя компания, у тебя своя!

Добрее надо относиться к людям, добрее.



Поделиться книгой:

На главную
Назад