Мой встречный ветер

— Сколько тебе лет? — спросила я вдруг.

То состояние, которое называют вдохновением, было поймано, и я уже никак не могла себя остановить.

— Девятнадцать, — ответил несколько удивленно Ник.

— Я так и думала.

— Это логично. Ну, двадцать исполнится меньше, чем через месяц. А зачем спрашиваешь? Продолжаешь выведывать из меня всю информацию, конфиденциальную и нет?

— Нет, просто подумалось…

— О чем подумалось?

— Да так, метафоры…

— Поделись, интересно.

— Ну… — я притронулась к одному из цветков. Шмель, летающий неподалеку, покосился на меня возмущенно и даже на мгновение жужжать перестал. Еще бы, произошло такое наглое вторжение на его территорию. — Восемнадцать лет — это сирень. Такая вот, нежно-фиолетовая, с тонким ароматом, не слишком смелым, привлекающая внимание, но не затмевающая собой все остальное. Как будто совершающая первые шаги по покорению человеческих душ.

Я покосилась на Ника, чтобы проверить — смеется, нет? Ник не смеялся, даже более того, слушал меня внимательно, и тогда я решилась продолжить:

— А девятнадцать лет — это пионы. Они ярче, и аромат у них насыщеннее, они будто бы желают представить себя во всей красе, а красота у них живая и искренняя, воздушная, вот как этот розовый цвет, расползающийся по лепесткам… Не растворяется, а заполняет собой. Наверное, непонятно объяснила.

— Весьма понятно. Но я даже в далекие времена, когда был гораздо более творческим, чем сейчас, над таким не задумывался. Это интересно. Мне нравится. Двадцать лет в таком случае — какой цветок?

— Пока не знаю, — я пожала плечами. И вновь покраснела. Вообще-то я ожидала, что Ник в лучшем случае никак не отреагирует. А в наиболее вероятном — в очередной раз посмеется. Честно говоря, я не люблю делиться своими такими вот придумками, они только в стихи иногда попадают. Я пробовала, честно, но чаще всего люди меня не понимали, и это, в целом, нормально, ибо у каждого из нас взгляд на мир свой. — Может, пойму вскоре, надо внимательнее за Ильей понаблюдать.

Забегая вперед, могу сказать вот что, —

двадцать лет оказались ромашкой,

но это уже другая история,

и да, она про Илью.

Мы побродили здесь еще немного, каждый думая о своем. Добрели-таки до края пионовых рядов, не такими уж они оказались и бесконечными, как подумалось вначале, просто земля шла под наклоном, вниз.

Создалось ощущение, что каждый думает о своем. Что там творилось в голове Ника, я не знаю, но за себя могу сказать вот что, в моей впервые за долгое время совсем не было никаких мыслей.

Мне просто было хорошо.

Дошли — какое-то мгновение постояли. Сказать бы что-нибудь. А что именно, непонятно. Удивительно, что мы вообще нашли, о чем поговорить. Ибо мы с Ником, по сути, два материка, слишком разных. Между нами есть тоненький связующий мостик — это Илья. Но находиться на нем весьма рискованно. Можно вниз сорваться, в бесконечную пропасть.

Ник двинулся обратно, я пошла за ним.

— Не будешь собирать букет? — спросил Ник.

— Нет, пусть цветут… Я запомню и так. — И не удержалась от очередного невероятно важного вопроса: — А часто девушки, которых ты сюда возишь, собирают букеты?

Ник покачал головой. Не ответил. Но все же улыбку не смог сдержать. Она буквально излучала умиление моей непроходимой глупостью.

Но что поделать!.. Пусть лучше так. Наверное.

Обратно мы возвращались очень хитрыми путями. Не по той короткой дороге через гаражи, которой мы ехали, а через город, так что большую часть времени нам приходилось стоять на светофорах. И направлялись мы не к дому Ника, а к моему.

Во второй раз ехать было спокойнее. Я вертела головой (недолго, Ник начал тяжело вздыхать, и мне пришлось перестать).

Так удивительно ощущать себя среди машин — чем они ближе, тем больше кажутся. И тут ты, на каком-то там мотоцикле. А относятся к тебе все равно как к большому и взрослому.

Ник со всей своей любезностью высадил меня прямо у подъезда, где недавно я сама его ждала.

Забрал мой шлем и свой тоже снял. Мотоцикл остался стоять в стороне. Ник стянул с меня рюкзак, о котором я уже успела позабыть, и миролюбиво протянул мне мой клатч (про него я тоже не подумала, клуша).

— Сколько я тебе должна?

А быть должницей я не люблю больше всего на свете.

На этот раз Ник не улыбался. Смотрел на меня со всем недоумением, которое мог выразить, даже левую бровь артистично изогнул.

Потом все же ответил:

— Это я твоему великому брату все еще должен. Так что нисколько.

— Хорошо… — Даже не представляю, что можно было задолжать Илье, чтобы потом так долго расплачиваться. — Спасибо, что прокатил. И что показал цветы.

— Да не за что, — он пожал плечами.

Наши взгляды случайно пересеклись — и Ник улыбнулся. А я улыбнулась в ответ. И, отворачиваясь, пробормотала:

— Пока.

— До встречи, Вероника.

И прежде, чем я успела возмутиться, он развернулся. Я развернулась тоже, зашла в подъезд, больше ни разу не оглянувшись.

А Ник будто никуда и не делся.

Я поднесла к лицу ладони, которыми обнимала Ника за пояс.

И правда.

Он так переживал, что я не смогу насладиться его одеколоном. А я не только насладилась, но еще и частичку унесла с собой. Почему на мне любые духи держатся от силы полчаса, а его вот такими стойкими оказались?..

Апельсин, скошенная трава, кедр. Могу и ошибаться, слабо разбираюсь в запахах.

Зачем-то прижала ладони к груди.

И почувствовала, как быстро стучится сердце.

Куда ж я влипла, мамочки…

Дома никого не оказалось.

Было бы славно пообедать, пока не пришло время ужина. Однако, сняв обувь, я первым делом рухнула на кровать. И некоторое время пролежала, уткнувшись лицом в подушку. У меня есть просто чудесная подушка в виде крысы с нежно-зеленой шерсткой. Мне ее подарила Полинка на новый год. И вообще-то изначально никакой подушкой крыска не была, но мне слишком сильно понравилось, как она ложится под шею…

Затем я села, не переставая обнимать крыску. И открыла заметку, в которой у меня были записаны первые строчки того самого стихотворения, про ветер.

«И этим нежным июньским утром,

мой встречный ветер,

мне стань попутным».

Смотрела на эти строчки пристально до того самого момента, пока экран не погас — бережет свой заряд, но ничуть не бережет мое сердце, которое отчего-то в который раз за день забилось сильнее обычного.

Слов не хватало.

***

Вообще-то я все и всегда рассказываю моим подружкам.

Чтобы не повторяться, у нас есть чат на троих, где мы постоянно делимся информацией. Абсолютно каждой мелочью, которая кажется в конкретном моменте невероятно значимой.

Я никогда и ничего от них не скрываю. И про то, что я каталась на мотоцикле с Ником («другом моего Ильи»), подружки тоже знали.

Оля эту идею всецело поддерживала. Развеюсь, мол, во всех смыслах, и переносных, и прямых. Может, и мальчик окажется неплохим. В моем вкусе (чтобы я наконец перестала вспоминать о своем прежнем человеке, Оля считала, что я до сих пор думаю о нем постоянно). А вдруг мальчик окажется даже и в ее вкусе, тогда я смогу их познакомить…

А вот Полина ко всему относилась со скепсисом, в этом мы с ней очень похожи. Она мне до последнего доказывала, что ничего хорошего из этой идеи не выйдет. И что лучше уж обратиться к профессионалам. И вообще у нее самой вроде как есть какие-то знакомые, которые вызывают много меньше сомнений. Если бы мы с Ником заранее не договорились, можно было бы написать им…

Вообще говоря, непонятно, кто оказался наиболее близок к правде.

Похоже, все же Полина. Она абсолютно всегда права, в отличие от нас с Олей, глупышек.

Хотя бы потому, что встреча с Ником привела к совсем непредсказуемым последствиям. Например, таким, —

я впервые рассказала моим подруженькам не всё, решив оставить детали при себе.

Я рассказала, что он опоздал на целый час — за это мы Ника осудили втроем, он наверняка намучился от икоты.

Рассказала, что мы проехались по гаражам, по городским улицам, по трассе за городом. И что сначала мне было страшно до жути. А потом я ощутила, как обволакивает меня ветер, разглядела блики солнца — и всё это мне понравилось.

Но самое главное я умолчала.

То, что он привез меня в свой укромный уголок, где мы вместе наслаждались пионами и я делилась с ним своими глупыми мыслями. То, как мы улыбнулись друг другу, прежде чем разойтись. То, как я прижимала ладонь к груди, стараясь подольше сохранить запах его одеколона вокруг себя…

«Симпатичный хотя бы?» — спросила Оля.

«не твой типаж. но харизматичный…..» — ответила я.

«Знаем мы этих харизматичных».

Мы как-то совершенно случайно перешли на обсуждение тех, с кем Оля успела познакомиться за время пребывания в Питере. По словам Оли, там все до единого были ужасно талантливыми. Либо что-то создавали — писали музыку и стихи, играли в театрах, занимались спортом. Либо были суперумными, гениями наук, и занимали места на самых крутых олимпиадах во Вселенной.

Оля прилетела в Питер вместе с двоюродной сестрой, и они гуляли там дни напролёт — мы с Полинкой каждый день получали фотографии новых достопримечательностей. И даже чуть-чуть завидовали.

Хотя отдых и у Полинки шёл, в общем-то, неплохо.

Она заметила, что дома чувствует себя так, будто приехала в какой-нибудь санаторий. Ее родители живут в частном секторе одного маленького городка, в собственном доме. Воздух — наисвежайший, на территории — свои собственные деревья и кусты, ягоды можно есть прямо с куста (сейчас вот жимолость отходит; тут я точно обзавидовалась, потому что ужасно любила жимолость в детстве).

Это только Ника приросла к квартире и не сдвинулась ни на сантиметр даже после поступления в институт. А мои девочки приехали сюда специально, чтобы учиться. Причем получается, что не только журналистике, но и самостоятельной жизни. Необходимости каждый день собственной головушкой решать, что приготовить на ужин и как поддерживать чистоту в комнатах.

Совсем одни в чужом городе, в один миг повзрослевшие.

Вообще себе не представляю, как им это удалось. Уехать куда-то от своей семьи, едва закончив школу. Когда ты всю свою жизнь проводишь с родными людьми, друзьями, в знакомых глазу местах, — а потом тебя радуют чудесной новостью, ты поступила. В один день собираешь вещи, во второй — трясешься на сидении машины или полке плацкарта. А потом — лишь приезжаешь навещать место, в котором родилась и выросла, дважды в год. Как будто оно в один момент становится тебе чужим.

Не знаю, смогла ли бы я вынести такое испытание.

Смогла бы, наверное, не останься других вариантов. Люди, конечно, очень трусливы. Но, когда приходит время, собираются с силами, — и я бы тоже собралась.

«Ничка, — Полинке тоже нравится звать меня Ничкой. — Может, ты в гости ко мне приедешь? Родители будут не против, комната старшей сестры пустует, она работает до августа. Отдохнешь от шума».

Я пообещала подумать.

Но ничего конкретного сказать пока не смогла.

***

— Ника, — Илья шумно выдохнул. Мое имя, что обычно звучит как перелив, шумная горная речка, тоненькая, но бойкая, прозвучало подобно надвигающимся грозовым тучам. — Когда-нибудь твои гениальные идеи меня с ума сведут.

Моя гениальная идея заключалась всего лишь в том, чтобы подарить маме мысль. А уж мама твердо решила собрать нас всех на выходных. И отправить на прогулку в парк.

Сейчас попытаюсь вспомнить, когда мы последний раз гуляли вчетвером.

Такое точно случалось, когда мне было десять лет (почти одиннадцать), в сентябре. Стояла очень красивая осень, теплая и томная, листья на деревьях поражали обилием красок. У нас на стене даже висит фотография с того дня. Там Илье двенадцать, он еще не такой длинный, но все равно превосходит меня на голову, и у папы почти нет седых волос, и у меня совсем детское лицо (не то чтобы сейчас взрослое, и все же взгляд поменялся и черты стали острее). Лишь только мама не изменилась, она у меня всегда красивая…

И на этом, пожалуй, все.

Сейчас мне восемнадцать. А Илья так вообще взрослый, третий десяток разменял в марте.

— Илья, — я вздохнула в ответ, передразнивая его. — Ничего с тобой страшного не случится, если ты на два часа оторвешься от своего компьютера.

Папе срочно нужно было доделывать документы по работе, да и мама на сегодня запланировала еще кучу домашних дел, так что про два часа я, пожалуй, загнула — хоть бы на час нас хватило.

А погода на улице стояла великолепная. В самом деле.

Совсем не та ужасная жара, что преследовала нас с Ником позавчера… Облачно, но ветер теплый, его можно почувствовать на себе, даже не разгоняясь на мотоцикле, а просто покинув дом. Тепло его будто даже проникает под кожу и сохраняется там — согревать будет в зимние вечера.

Шел третий день июля.