Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Мы, Мигель Мартинес. Гражданская война (СИ) - Влад Тарханов на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

* * *

— Карл Викторович, он здесь!

Паукер стремительно вошёл в комнату, которая была раньше пристанищем костюмеров, но сейчас ее для своих целей оккупировала охрана Сталина. В комнате находился человек в наручниках. Среднего роста, он имел совершенно неприметную внешность: правильные черты лица, короткая стрижка, особых примет нет. Вот только глаза у него были какими-то бесцветными, рыбьими. На столе находились его документы и револьвер.

— Так-так, кто это у нас такой? Семён Григорьевич Горчак, рабочий, так… работаешь на предприятии «Электротрест» города Ленинград. Тааак… И что тут у нас? Револьвер системы Наган. И как он у тебя, Сёма, оказался? Расскажешь? Или будешь в молчанку играть? Так вот — не получится. О том, что тут тайник есть с револьвером мы знали и следили за ним. Ты ведь удивился, когда тебе брали, а выстрела не было? Так там пороха в патронах не было, кто тебе, дураку, патроны боевые оставит, даже не холостые, не вываренные, там песок в гильзах.

— Сразу расстреливайте и дело с концом! — буркнул Горчак. — Признаюсь, что хотел убить товарища Сталина.

— О! Сёма, Сёма, ты хочешь так легко уйти? Лёгкую смертушку еще заслужить надо! Нет, ты нам всё расскажешь, кто тебя надоумил покушение на товарища Сталина совершить, кто оружие дал, кто обучил стрелять. Ты же в Гражданскую не воевал? Мал был. Сколько тебе? Двадцать шесть лет?

— Я убеждённый троцкист! Я считаю товарища Сталина главной опасностью и предателем дела революции!

— Ну вот видишь, Сёма. Как ты заговорил. А почему на съезде не взял слово, не выступил с обличающей товарища Сталина речью? Сказал бы это товарищам по партии, если ты прав. Тебя бы поддержали.

— Издеваетесь? Сюда отбирали только преданных сталинистов.

— Но ты-то попал, да не только ты… Вона сколько людей вывели из зала. Да не всех, как я вижу.

— Я запасной вариант. Это… если бы не поверили, что Сталин был агентом охранки…

— Так он не был агентом охранки! И что?

— Если бы съезд поверил Сталину, тогда я должен был и воспользоваться револьвером.

— И ты решил им воспользоваться?

— Решил! Я должен был это сделать! Вы ничего не понимаете! Он страшный человек! Да и человек ли он — я не знаю! Они всех вас сожрёт! Каждого! Это вы сейчас голосуете за него, тянете руки, а потом вас всех — под трибунал и в крематорий! Всех! Никого не пожалеет!

— Уууу, батенька, да ты решил под сумасшедшего закосить, извини, не выйдет. Всё равно расколоться придётся.

— Я знаю! Я точно знаю! Мне сон был! Вещий!

— Ну вот что, вещий Олег ты наш, кончай под дурку косить. Разговор у нас будет длинный. Очень длинный. И имена ты назовёшь. Потому как они нас очень-очень интересуют. И что тебе мешало жить? На работе на хорошем счету? Происхождение — самое что ни на есть пролетарское. Живи и работай! Так что, будешь пургу нести про голоса в голове? Так никто тебе не поверит. Ладно, считай, что знакомство у нас с тобой состоялось. Ну а сейчас тобой займутся другие товарищи.

— Бить будете…

— И бить в том числе. А ты что думал, тебе конфетку выдадут за попытку убийства товарища Сталина. Правда, ты и без пыток нам всё расскажешь. Поверь мне, мы умеем правду узнавать, так что будь другом, облегчи мне задачу. Расскажи всё ребятам сам, добровольно.

— Я пыток не боюсь!

— И зря, Сёма, поверь мне, зря!

* * *

— Товарищ Сталин, сотрудником НКВД Михалёвым в ходе обследования Большого театра в мужском туалете была обнаружена закладка — револьвер системы Наган с патронами. Револьвер был оставлен на месте, патроны заменены на фальшивые, без пороха. За закладкой установлено наблюдение. Девятого ноября в десять часов тридцать три минуты в кабинку зашел делегат съезда с совещательным голосом Семён Григорьевич Горчак, двадцати шести лет. Год назад стал членом ВКП(б). Год кандидатского стажа. Рекомендации получил от старых партийцев, рабочих своего предприятия. Характеризуется как хороший работник, активно участвовал в партийной жизни предприятия. Семьи нет. Женат не был. Родители погибли от тифа в Гражданскую. Воспитывался в детском доме, потом пошел работать, получил специальность электрика. Но вот как он попал в делегаты съезда — странная история. Есть списки делегатов, первоначально его в этих списках не было. Но вот буквально накануне произошла корректировка списков, так Горчак попал в число делегатов с совещательным голосом.

— Надо обязательно выяснить, кто его провёл в делегаты, кто стоит за этим… гражданином. Не могло быть так, чтобы следов не осталось.

— И ведут следы в Ленинград, товарищ Сталин. Горчак считает себя убежденным троцкистом. Кто-то ему мозги промыл. И очень серьезно. Связь с группой Енукидзе-Тухачевского налицо, и он ее не скрывает, только есть шанс, что за ним стоят и другие люди.

— Хорошо, товарищ Паукер, только ваши подозрения к делу не пришьёшь, нам нужны имена, только смотри, чтобы не было оговора. Нам надо точно знать, с кем он общается, кто его сюда на съезд отправил, кто оружие передал. Всё знать. День за днём, час за часом. И смотри, охранять его лучше, чем меня! А то есть такая плохая тенденция — у нас виновники покушений как-то слишком быстро исчезают из жизни, ничего рассказать не успевают. Тут такого произойти не должно! Головой за него отвечаешь, товарищ Паукер! Тебе это понятно?

— Так точно, товарищ Сталин!

— Вот и хорошо. Не подведи меня, товарищ Паукер. Иди, работай!

[1] В РИ одной из версий убийства Кирова была ревность: Николаев приревновал Кирова к своей жене, Мильде Драуле. Правда, есть и другие версии этого теракта.

[2] Настоящая фамилия Кирова — Костриков.

Глава третья. Польский квадрат

Варшава

11 ноября 1932 года

В резиденции диктатора Польши, маршала Йозефа Пилсудского было не по-осеннему тепло. Накануне своего шестидесятипятилетия руководитель и создатель государства поляков умудрился опять простыть. В камине жарко горели березовые дрова, на столике у камина были выставлены напитки, приглашенные на сегодняшнее совещание, не курили — врачи опасались, что банальная простуда может осложнится воспалением лёгких. Тем не менее, сегодня собрались наиболее верные и важные сторонники Йозефа, люди, на которых он мог положиться. Вот, в кресле напротив диктатора вальяжно развалился нынешний премьер-министр Польши, Александер Блажей Прыстор — массивный вальяжный кругломордый, с бритым черепом, он носил пенсне, бородку-эспаньолку и напоминал обрюзгшего сельского учителя. Только внешность этакого добродушного дядюшки была весьма обманчива: Это был боевик с четверть вековым стажем: первые акции, в которых он участвовал проходили в начале этого века, он руководил боевым отделением подпольного Стрелецкого союза, возглавлял десяток террористов, в 1908 году вместе с Пилусдским участвовал в налете на почтовый поезд на станции Безданы. Раздобыл пенёндзов на дело революции и борьбу с царским режимом. Его партийные клички: Богдан, Рафал, Катаяма, последняя, скорее всего, отражала его внешность, имеющая какие-то восточные мотивы. После окончания Мировой войны стал полковником новой польской армии, сторонником Пилсудского, участник всех войн Польши. Один из самых преданных сторонников маршала. Отличался ненавистью к России и всему русскому, это чувство перенес и на СССР.

Единственным невоенным в ближнем кругу маршала был президент Польши, Игнаций Мосцицкий, известный химик и промышленник. Сие кресло он занял «по случаю», после переворота и майских трехдневных боев в Варшаве президентом был выбран Пилсудский, который от этой должности отказался, оставив себе пост военного министра и совмещал его с постом премьер-министра, до тех пор, пока в стране не завершился период «санации». После этого премьером стал Прыстор, а Пилсудский остался только военным министром. Большого влияния Мосцицкий не имел, но в ближний круг вошел как представитель промышленников, интересы которых он постоянно отстаивал. Впрочем, как известно в РИ после смерти Пилсудского он сумеет перебрать на себя рычаги власти, заключив союз с еще одним сторонником диктатора, генералом Эдвардом Рыдз-Смиглы. Этот будущий военный министр Польши сейчас в тени маршала, но имеет свой вес, и быстро набирает влияние в военном и политическом сообществе страны. Его можно было назвать профессиональным военным, хотя и с некоторой натяжкой. Он был художником, когда его мобилизовали в Австро-Венгерскую армию, там получил первый офицерский чин, во время Первой мировой дорос до полковника, но когда возник шанс восстановить Польское государство, уклонился от службы распадающейся империи. В новом государстве активного и смелого военного с яркой авантюрной жилкой оценили (в это время он получил прозвище Рыдз — быстрый, шустрый), свое прозвище он прибавил к фамилии и очень этим гордился. Взял Вильно, захватил Киев, оборонял Львов, участвовал в разгроме Тухачевского под Варшавой. Во время переворота отправил на помощь Пилсудскому пехотную дивизию.

Еще одним важным человеком был командир второй кавалерийской дивизии Болеслав Игнаций Флориан Венява-Длугошовский. Еще один художник, ставший в итоге военным. Тоже Начинал путь военного в австрийской армии, где был лейтенантом. В 1918 стал адъютантом Пилсудского, и быстро стал его доверенным лицом, отметился и во взятии Вильно, и в битве под Варшавой, имел задатки дипломата, способствовал заключению соглашения с Румынией, позже вошел в число главных организаторов майского переворота и прихода к власти старого маршала. Рядом с ним сидел человек, которого многие к ближнему кругу диктатора не причисляли, это генерал Казимеж Соснковский, который воевал за двуединую империю, был одно время военным министром молодого государства, сейчас же занимал должность инспектора армии «Полесье», его главной задачей было строительство укрепрайонов на границе с Советским Союзом. И именно эта роль стала причиной его приглашения на это совещание. Пилсудский не слишком ценил его как военного, но отдавал должное его организаторским способностям. Экспозитуру (разведку) представляли ее теперешний начальник Второго отдела Генерального штаба полковник Теодор Фургальский и один из первых ее руководителей, бывший министр финансов, а теперь обозреватель «Газеты Польской», полковник Игнаций Гуго Станислав Матушевский.

Когда собравшиеся, воспользовавшись щедрым предложением хозяина кабинета откушать напитки с дороги, расселись по местам, маршал произнёс:

— Панове! Вы знаете, что мы собрались здесь для того, чтобы обсудить ситуацию, которая сложилась в Веймарской республике после победы левых сил. Уже сейчас стало ясно, что в Германии к власти придёт левое правительство, в состав которого войдут и коммунисты. Нам надо решить, что это несёт для нашей страны и что мы должны, в связи с этим предпринять.

Первым взял слово Игнаций Мосцицкий.

— Панове, не буду скрывать, что меня беспокоит «красное» окружение нашего государства. Большевистская Россия — это привычная проблема, но появление на нашей границе еще одного государства с левой идеологией для нас просто катастрофа! Во многом мы рассматривали Германию как союзника, пусть и слабого, но всё-таки союзника, а что теперь? Думаю, что в ближайшее время установятся тесные контакты между Германией и СССР. А им есть что дать друг другу. В этой обстановке независимость Польши может стать той разменной монетой, которой безусловно пожертвуют, чтобы сорвать большой куш.

— Пан президент, скажите, вы не слишком сгущаете краски? Германия выведена из того состояния, чтобы представлять угрозу для Польши. Ее армия ничтожна, тяжелого вооружения у них нет, и когда они его получат в достаточном количестве? Ее границы уязвимы, флота у них фактически нет, как и авиации. На мой взгляд, по-прежнему самая большая опасность для нас — это восточный сосед. — подал реплику генерал Соснковский.

— Пан генерал, я, конечно же, понимаю, что наша доблестная армия сможет дать отпор большевистской, особенно если они не смогут сконцентрировать против нас большие силы, но вопрос в том, что СССР имеет людской ресурс, который намного превышает наши возможности. Это надо помнить. Ситуация, когда у нас только один сильный враг на Востоке для нас не столь критична, как ситуация, когда у нас будет два сильных врага — на Востоке и на Западе. Войну на два фронта мы не выдержим. Нам необходим серьезный союзник, который поможет нам выстоять, если ситуация обернется тесным союзом Веймарской республики и Советского Союза.

— Панове, хочу вам напомнить, что мы давно вынашивали планы распада России и превращения его в множество небольших государств, часть из которых, несомненно, попадёт под влияние нашей страны. Проект «Междуморье» нам не дали осуществить в двадцатом году. Но это не означает, что мы должны от него отказываться. Если бы он был осуществлён, то на сильную и большую Речь Посполиту никто бы в здравом уме не решился бы напасть!

На покатом лбу говорившего Прыстора выступил пот, который он периодически смахивал большим белым носовым платком. Он чуть перевёл дух — тучному мужчине было в натопленном помещении душно, но просить открыть окно он не решился: здоровье маршала было в приоритете.

— Александер, панове, давайте не будем касаться упущенных возможностей, тем более, в той обстановке далеко не всё от нас зависело. — примирительным тоном заметил Пилсудский. — Главная задача — это определиться с немецким вопросом и нашей позицией по нему.

— А что тут определяться, панове, приход к власти в Германии левого правительства — очевидная угроза Польше. Поэтому считаю, нам надо постараться решить вопрос с тем, чтобы у нашего западного соседа в ближайшее время появилось бы более адекватное правительство. К сожалению, партия Гитлера, как и он сам, потерпели сокрушительное поражение, а с ними можно было бы иметь дело. — произнёс премьер-министр.

— Не могу не согласиться с паном премьер-министром, чем раньше мы осознаем то, что левая Германия для нас первоочередная угроза, тем лучше сможем приготовиться к ее отражению. — неожиданно согласился Мосцицкий. Надо сказать, что интеллигент и ученый несколько недолюбливал боевика и слишком прямолинейного политика Александера Прыстора. Но тут очень различные по энергетике господа проявили столь редкое единодушие.

— Эдвард, что ты думаешь по этому вопросу?

— Могу сказать, что сейчас наша армия значительно сильнее всех сил, которые может выставить против нас Германия. Мы способны нанести поражение формированиям немецкой армии, тем более. что они лишены достаточного количества тяжелого вооружения, не имеют бронетехники и самолетов. Про остатки немецкого флота даже говорить не хочется. После проведения мобилизации мы можем увеличить нашу армию до восьмисот, даже девятисот тысяч человек, правда, это предельный уровень, на миллионную армию у нас просто не хватит вооружений. Но если мы проведем эту мобилизацию, то примерно половина будет вооружена устаревшим оружием, по большей части австрийского производства. Запас боеприпасов позволит вести активные боевые действия не более полутора месяцев. Армия Германии составляет не более ста пятидесяти тысяч человек, правда, есть значительные полицейские силы, которые больше армейских соединений, но их-то во внимание принимать не стоит. А вот большое число ветеранов прошлой войны, плюс мобилизационный потенциал противника нас беспокоит. Правда, есть данные, что запасов вооружения у армии Веймарской республики фактически нет. Нанести поражение армии Германии мы сможем, но сложность остается в том. что часть армии придется держать на восточных границах. И тут важна готовность наших оборонительных укреплений.

Закончив речь Рыдз-Смиглы выразительно посмотрел на генерала Соснковского.

— Панове, завершение строительства оборонительных позиций на границе с СССР мы закончим к лету тридцать четвертого года. Нами запланировано создание еще ряда оборонительных линий, но они будут возводиться с тридцать четвертого по тридцать седьмой годы. С их завершением можно будет считать, что наша восточная граница более-менее прикрыта. Всё упирается в финансы и возможности нашей промышленности. Нам нужно еще вооружить более половины укреплений. Если сами объекты почти что готовы, то с орудиями и пулеметами для них есть проблемы.

— Казимеж, проблема в том, что финансирование этого года вы выбрали полностью. В марте я обещаю закрыть все вопросы по вооружению этих линий. — Рыдз-Смиглы отреагировал мгновенно, не дав Соснковскому дальше выражать свое неудовольствие положением вещей в армии «Полесье».

— Господа, хочу заметить еще один момент, очень важный, по моему мнению. Если начнется активное сотрудничество между Германией и СССР, оно будет иметь такой эффект, как увеличение железнодорожных и иных транзитных перевозок через нашу страну в обоих направлениях. Наиболее вероятно, что Германия будет поставлять в СССР промышленное оборудование, а советы отправлять сырье для немецкой промышленности. С одной стороны, неплохо — мы заработаем на транзите, но это будут деньги, которые нам дорого обойдутся. С другой стороны, мы получим дополнительный рычаг воздействия на обоих соседей — ведь мы можем этот транзит заблокировать.

Болеслав Длугошовский воинственно посмотрел на собравшихся, мол, какой я молодец, как хорошо придумал. Но на лицах собравшихся отразилось не восхищение, а сомнение.

— Болеслав, они могут в ответ на это грузы транспортировать морем. Мы ничего не выиграем, а потери, причём финансовые, будут. — заметил Прыстора.

— Панове, а наш флот? Мы сможем перекрыть морскую торговлю! А если не хватит собственных сил, то, думаю, нам поможет британский флот! Усиление торговых отношений между Германией и Россией им тоже не придётся по вкусу. А совместными усилиями мы сможем экономическое сотрудничество наших вероятных противников прекратить. Что им останется? Путь через Румынию и Австрию? Далеко, дорого, невыгодно!

— Болеслав, ты подсказал очень правильную идею, нам обязательно надо, чтобы в этой ситуации мы могли опираться на более-менее надёжного и сильного союзника. На сегодня их двое: Франция и Британия. — маршал поддержал своего бывшего адъютанта. — Поэтому наши дипломатические службы должны будут приложить максимум усилий для того, чтобы они стали нам помогать, реально, а не так, как они умеют. А что скажет наша Экспозитура, каковы сейчас настроения в Германии?

— По нашему мнению, ситуация не настолько безнадёжна, как кажется нам отсюда, панове. — начал речь начальник Второго отдела Генерального штаба Теодор Фургальски. — Во-первых, национал-социалисты получили значительное количество голосов в Рейхстаге, они имеют сильные позиции как минимум, в двух землях: Шлезвиг-Гольштейне и Баварии. Конечно, этот скандал и гибель Адольфа Гитлера сильно пошатнула позиции партии, но они выдвинули из своих рядов не менее сильную личность: теперь их возглавляет герой Мировой войны Геринг, боевой офицер, легендарный летчик. Да, они потеряли часть своих сторонников, но сбрасывать их со счетов рановато. Даже после запрета их боевых организаций они имеют на руках достаточно оружия, чтобы решиться на очередной военный переворот. Я лично встречался с Германом Герингом ранее, это весьма серьезный господин, уверен, что он сможет потянуть роль диктатора, при этом он настроен к Польше весьма благожелательно.

— А вы уверены в доброжелательности Геринга, Теодор?

— Мы для него образец того, как надо быстро решать вопрос с большевистской угрозой. Панове, я уверен, что он может стать той политической фигурой, которая позволит осуществить наш план по развалу СССР.

— Теодор, ваша уверенность — это хорошо, но нам необходимо иметь полное представление о планах правительства Германии, у вас есть там свой человек?

Начальник польской разведки несколько минут подумал, потом сказал:

— Панове, в предыдущем правительстве у нас был агент, который докладывал нам ситуацию и вводил в курс дела. Нет уверенности, что и при новом составе кабинета министров он будет на работе в государственном аппарате. К сожалению, у нас недостаточное финансирование: такие агенты стоят дорого, панове! Мы же вынуждены ужиматься, экономя каждый злотый.

— Понимаю, пан Теодор, это наша общая проблема. Денег всем катастрофически не хватает, будем думать, как вам помочь. А пока что, считаю, мы обратимся за помощью к пану Игнацию. Надеюсь, он помнит, что бывших разведчиков не бывает?

Матушевский сразу же встрепенулся.

— Конечно, панове. Думаю, съездить в Германию и сделать несколько репортажей, заодно навещу старых знакомых… К сожалению, это с Россией было проще работать — мы знали об большевиках всё, даже больше, чем они сами. У нас была идейная агентура, которая работала не за деньги. А за идею восстановления польского государства. К сожалению, в Германии у нас идейных агентов практически нет. Да, я знаю, насколько остро стоит финансовый вопрос, но без денег в Германии делать нечего. Мне придется потратиться, чтобы восстановить там сеть наших агентов.

Тут Пилсудский решил подвести некий итог совещания:

— Панове, думаю, мы выработали общее мнение по данному вопросу: приход в Германии левого правительства к власти для нас неблагоприятный момент. Думаю, что мы должны сейчас увеличить расходы на армию и оборонную промышленность, увеличить бюджет Экспозитуры. По дипломатической линии установить возможность создания нового антигерманского, скорее даже антикоминтерновского пакта. Особое внимание уделить укреплению связей с Британией и Францией. Генеральному штабу готовить план вторжения в Германию. Если есть возможность — подержать финансово и вооружением попытку переворота в Веймарской республики, с установлением режима, положительно настроенного к Польше.

После такого резюме маршала собравшиеся еще какое-то время обсуждали частные моменты, а потом разъехались по своим делам. А Пислудский остался в камином зале, старательно кутаясь в теплый плед. О чём он думал знал, наверное, только стакан с горячим грогом, который заботливый адъютант принёс, как только все посетители покинули диктатора демократической Польши.

Глава четвертая. Враги и дураки

Москва. Страстной бульвар 11, строение 1. Редакция журнала «Огонёк»

1 декабря 1932 года

Я всегда был уверен, что нет хуже врага чем искренне любящий тебя дурак. Сегодня меня вернули на пост главреда «Огонька». Ожидал ли я этого? Ну, тут не знаю.

У меня было чем заняться, как корреспонденту «Правды»: пришлось не только делать подробные репортажи о закончившемся Внеочередном Семнадцатом съезде ВКП(б), который уже сейчас называют Съездом арестованных, но навалилось еще куча иной работы. Иная — это вторая часть моей жизни, которая проходит по ведомству Артузова. Пришлось писать — много, обстоятельно. Оказывается, писанина в работе разведчика — это просто завал! Ее намного больше, чем какой-то оперативной работы: сначала планирование мероприятий с обоснованием необходимости их проведения, разработка легенды, пошагового варианта исполнения операции, альтернативных вариантов. А уже после всего случившегося — описание как она проходила, как и почему были отклонения от первоначального плана. Анализ, выводы, предложения. А если операция еще и рассчитана на несколько месяцев, где еще и приходилось импровизировать, говорить тогда не о чем — каждое свое действие надо обосновать, описать, прикинуть, были ли другие варианты и какое решение было бы оптимальным. В общем, главное для разведчика железная жопа, чтобы не устать бумагу корябать.

(в этом здании на Страстном бульваре располагалась редколлегия «Огонька»)

— Михаил Ефимович! С возвращением!

Эту фразу я сегодня слышал раз сто, не меньше. Нет, меньше, у нас, конечно, в объединении столько человек с утра в редакции не собирается. Но пару десятков человек мне это сказали. И, как мне кажется, у большинства это получилось вполне себе искренне. Конечно, когда у меня были «проблемы» они стали одновременно глухими и слепыми, и бывшего главреда Кольцова в упор не видели. Но это особенность обычного человека. Никто не будет общаться со сбитым летчиком. Занимаю свой кабинет. Надо сказать, что и. о. главреда в это время не было, его обязанности исполнял коллективный редактор. И у меня было что ему сказать. К десяти утра к меня собрались огоньковцы, все, кто был в наличии на этот момент.

Как только я зашёл в свой кабинет, как сразу накрыло эмоциями Миши Кольцова. Он любил это здание — небольшое, уютное, в котором когда-то, давным-давно проживал потомственный почетный гражданин Москвы Сергей Иванович Елагин, историк и морской офицер. Этот особнячок в неогреческом стиле был построен в самом конце прошлого века, фасад его украшали львиные маски. Весь творческий коллектив сюда не вмещался: ведь кроме редакторов с журналом сотрудничали многие известные писатели, поэты, журналисты. Без их труда «Огонек» не стал бы настолько популярным журналом, тиражи которого постоянно росли. Кстати, это здание вошло в мировую литературу — оно стало прообразом того самого «Грибоедова» в романе Булгакова «Мастер и Маргарита».

Вот все разместились по своим местам. По правую руку от меня сидел Ефим Давидович Зозуля, прекрасный человек, ответственный редактор журнала, мой заместитель, талантливый писатель и журналист, хороший организатор — это ему пришла в голову начать издание книжной серии «Библиотеки 'Огонька»«, в котором начали печатать многих молодых и маститых отечественных авторов. Зозуля был мастером небольших рассказов в чеховском стиле, в центре которых находился обычный человек. Иногда его истории были комичными, иногда трогательно-лирическими, но неизменным был хороший литературный слог и вкус. И вера в человека. Обычного человека, как сейчас сказали бы, обывателя. Но если Зощенко этого самого обывателя изображал максимально карикатурно, саркастично, то у Зозули получалось как-то человечнее, мягче, получался юмор, а не сатира. Рядом с ним сидел ответственный секретарь Лёня Рябинин, своей пышной курчавой шевелюрой и коротенькой щеткой усиков под носом напоминал немного Мехлиса, талантливый и действительно очень ответственный человек. За ним расположилась наш секретарь Анна Марковна Бамдас, жена писателя Александра Ивича и сестра известного ученого-физика Александра Марковича Бамдаса. По левую руку расположились постоянные авторы 'Огонька», ближе всего ко мне сидел легендарный Дядя Гиляй. Ну да, Владимир Алексеевич Гиляровский собственной персоной, об этом человеке можно было сочинять серии приключенческих книг, настолько богатой и насыщенной приключениями была его биография. Рядом с ним пристроились Илья Арнольдович Ильф и Евгений Петрович Петров, уже опубликовавшие своего «Золотого теленка», тоже постоянные авторы «Огонька», дальше всех от меня расположился поэт и писатель Демьян Бедный, который переживал сейчас не лучшие времена. Его критиковал сам Сталин и Демьян, привыкший жить на широкую ногу (гонорары его антицерковных произведений позволяли хорошо себя чувствовать) теперь был в весьма стесненных материальных обстоятельствах.

— Ну что, товарищи! Скажу откровенно, за время моего отсутствия вы журнал запороть не успели, но были к этому весьма и весьма близко. Впервые за всё время, как мы его начали издавать, тираж его не вырос ни на один экземпляр! Ребята, вы что, в самом-то деле?

Я внимательно слушал, как Кольцов делает разнос и выволочку своим коллегам и авторам. Мне пришлось его выпустить на свободу и дать поработать, потому как я со своими талантами строителя и соответствующим кругозором мог наделать таких ляпов, что просто уму не постижимо. Так что мне оставалась роль слушателя и смотрителя.

— Миша! — неожиданно пробасил Дядя Гиляй. — Не всё так погано, как тебе кажется. Просто ребята подрастерялись без твоего кнута. Пряников им тоже никто не выписывал. Главреда не было. А когда делят ответственность на всех, то и безответственность получается. Так что тут всё закономерно. Но ведь качество стало всего лишь чуть-чуть хуже, чем при тебе.

— Вот именно, что чуть-чуть хуже, а я надеялся. Что хоть чему-то их научил и будет лучше!

Кольцов схватил папироску и нервно закурил. Его поддержали все присутствующие и вскоре кабинет редактора «Огонька» погрузился в густые клубы табачного дыма. И уже сквозь него раздался тихий голос секретаря:

— Миша, посмотришь материалы нового номера, они уже готовы.

— Аннушка! Конечно же, посмотрю. Для этого я и вернулся, вытаскивать ваши задницы из болота застоя.

О! А Миша про застой это у меня почерпнул, когда ковырялся в памяти, а тут ввернул, молодец, его учить только портить.

— Значит так, товарищи, в этот номер мне надо…

И что я понял? А то. что редактором Миша был въедливым и талантливым. Он держал концепцию номера в голове всю целиком и уже заранее знал и что ему нужно на обложку. И какие материалы пустить в ход немедленно, а какие придержать. А еще он безжалостно рубил и выжимал из текстов воду. Ну не любил он того, чтобы красивыми поворотами ради большего гонорара прикрывали отсутствие информации. Трёп ради трёпа — это не для него. И ещё — Кольцов работал очень быстро! Казалось, что он читает текст по диагонали, а вот уж и ошибки подчеркнул, и написал свои резолюции «сократить», «переделать», «сократить и переделать». При этом успевал еще и объяснить, что надо исправить, что убрать, что добавить. И ничего не по делу.



Поделиться книгой:

На главную
Назад