Капкан для пешки

– Обойдёшься, – фыркнуло руководство, но мадам наследница, внимательно слушавшая наш диалог, спокойно поинтересовалась:

– Принтер какой модели вам хотелось бы получить, Егор? Я ведь правильно расслышала ваше имя?

– Любой, – махнул я рукой, – у меня никакого нет, бегаю в недвижимость распечатывать.

Это было чистой правдой: на всю редакцию у нас было два принтера, которым место давно было на свалке. В них постоянно заканчивался порошок, и нам приходилось идти на поклон в соседний офис, где квартировало относительно крупное для нашего города агентство недвижимости. Девчонки там работали душевные, и на распечатки в пределах десяти листов смотрели сквозь пальцы.

– Он будет у вас уже сегодня вечером, – сказала мадам и вопросительно изогнула бровь, – так я могу считать, что мы договорились?

– А если я скажу «нет», вы предложите мне компьютер последней модели? – иронично поинтересовался я, так как почему-то категорически не хотел никуда отправляться с госпожой Стрешневой, невзирая на всю её невероятную красоту.

– Без проблем, если это повлияет на ваше решение, – равнодушно пожала плечами мадам наследница, – можете считать это моим капризом, а я привыкла им всячески потакать.

– Предупреждаю сразу – фотограф из меня так себе, – честно сказал я, – так что лучше для этой цели возьмите профессионала, да ту же Нюсю, она с реставраторами много работала, знает, что и с какого ракурса надо снимать.

– С реставраторами? – задумалась госпожа Стрешнева, оценивающе рассматривая Аньку. – Пожалуй, это достаточно веский аргумент. Поедете с нами, – распорядилась она, тоже забыв поинтересоваться Нюсиным мнением.

Мы дружно посмотрели на главного редактора, который страдальчески сморщился, но вынужден был кивнуть, мол, премия прилагается. Что же, это тоже было неплохим бонусом, который помогал смириться с непонятной ситуацией. Я никак не мог сам себе ответить на вопрос: почему меня так напрягает предстоящее сотрудничество? Где здесь, как говорил один известный политик, собака порылась?

– Господа, – обратилась к нам с Нюсей мадам Стрешнева, – раз мы договорились, то я вас покину: у меня ещё много дел. Не подскажете мне, в каком заведении в вашем прекрасном городе можно пообедать?

– Если финансы позволяют, – ответил молчавший до этого момента Игорь, наш крупный специалист по внешней политике, а заодно главный знаток всех злачных мест города, – то в «Гнезде», это на центральной площади. Там вкусно, но достаточно дорого.

– Полагаю, я могу себе это позволить, – прохладно взглянула на него наследница Стрешневых, – в таком случае, я жду вас в этом ресторане примерно к пяти часам, там всё и обсудим. И не волнуйтесь, для меня это просто представительские расходы.

С этими словами она вежливо попрощалась со всеми присутствующими и царственно кивнув Ряшенскому, удалилась в его сопровождении.

– Кто-нибудь может мне объяснить, что это сейчас было? – озвучил я вопрос, читавшийся на лицах всех членов редакции.

– Хороший вопрос, – хмуро кивнул Ванька, явно недовольный тем, что всё внимание гостьи досталось мне, а не ему, – и на него пока нет ответа, как мне кажется.

– Склонен с тобой согласиться, – присоединился к беседе Васильич, – дамочка явно себе на уме. Интересно, зачем она приехала из своего Парижа в нашу глухомань? Город у нас, конечно, красивый и всё такое, но не Москва и не Питер.

– Сказали же тебе, – Нюся задумчиво почесала кончик носа, – на руины родового гнезда прилетела посмотреть и по возможности – восстановить. Вполне себе нормальное желание, между прочим. Денег у неё, судя по всему, куры не клюют.

– А я думаю, что она всё-таки приехала искать клад, – Игорь пересел к нам поближе, – потому и в имение хочет поехать. Говорят же, что клад где-то там зарыт.

– Ой, слушай, да нет никакого клада, и не было никогда, – Нюся пренебрежительно махнула рукой, – просто принято считать, что все аристократы, удиравшие от революции, прятали горшки с ценностями.

– Ну, мне кажется, в случае Стрешневых это был как минимум ларец или шкатулка, в крайнем случае – сундук. Горшок – это как-то не комильфо, согласись, – я тяжко вздохнул и задал риторический вопрос. – Интересно, можно считать, что планёрка уже закончилась? Мне ещё в городскую администрацию ехать: у них там какое-то природоохранное заседание.

Глава 3

Когда около пяти вечера мы встретились с мадам Стрешневой в ресторане, её предложение уже не казалось мне таким уж странным и непривлекательным. Напротив, в душе поселился какой-то азарт, какая-то детская тяга к приключениям. Та самая, которая заставляет лезть на высокое дерево и прыгать оттуда, рискуя переломать все кости, или переплывать единственную в нашем городе неширокую, но коварную речку со странным названием Млага, зная, что водовороты в ней возникают совершенно непредсказуемо.

Сначала Аглая – она очень быстро предложила обращаться к ней просто по имени – долго рассказывала нам о своих планах по восстановлению имения, о том, как она возродит родовое «дворянское гнездо» во всём блеске его былой роскоши, но потом разговор плавно перешёл на тему кладов вообще и Стрешневского клада в частности.

Как честные люди, мы ей рассказали, что ни один здравомыслящий человек в Стрешнево уже давно не верит в существование княжеского клада, но Аглая, загадочно улыбнувшись, сказала, что у неё есть какие-то дневники или записки, из которых понятно, где и как надо искать. И, раз уж мы всё равно туда поедем, то не поискать ли заодно и клад.

Вся ситуация была совершенно прозрачна и понятна: никаким восстановлением княжеская родственница заниматься не собирается, её интересует конкретно клад. Впрочем, я её вполне могу понять: если вдруг ей в руки попали какие-то данные, с помощью которых можно отыскать сундук с сокровищами, надо быть полным идиотом, чтобы этими данными не воспользоваться.

Вопрос другой: зачем ей мы? Хотя опять же: ну не сама же она будет ползать по развалинам в поисках тайника? И к криминалу тоже не обратишься, потому как тогда клад очень быстро поменяет владельца с летальным исходом для законного наследника. Остаются такие ребята, как мы, то есть репортёры: в меру азартные, в меру жадные и в меру болтливые. При этом никого не удивит, если наследница в компании сотрудников местной газеты будет обследовать своё недвижимое и, я бы даже сказал, рассыпающееся имущество.

После ресторана мы решили, не откладывая дела в долгий ящик, съездить и просто взглянуть на объект такого пристального внимания заказчика. Нюся прихватила свой любимый фотоаппарат, я для приличия взял с собой планшет, в котором обычно делаю черновые записи. За рулём роскошного автомобиля, в котором ждала нас госпожа Стрешнева, сидел мрачный парень, представившийся Глебом. Насколько я понял, он выполнял функции телохранителя и водителя, может быть, и ещё кого-то, но это уже не моё дело.

Когда мы добрались до усадьбы, уже окончательно стемнело, так как осенью даже в неплохую погоду темнеет рано, а уж в такую, какая стояла последние несколько дней, – так и вообще. Аглая со странным энтузиазмом стала рассказывать, как замечательно будут выглядеть снимки парка и здания, сделанные в загадочном свете луны, но Нюся её восторгов не разделила и настоятельно порекомендовала приехать сюда завтра днём.

Мадам Стрешнева сделала вид, что не услышала Нюсиных рассуждений и, повозившись в сумочке, извлекла связку старинных ключей. Выбрав среди них самый монструозный, она открыла калитку и сделала приглашающий жест.

Первым на территорию усадьбы прошёл Глеб, тащивший тяжёлый свёрток, из которого совершенно недвусмысленно торчали черенки лопат и рукоятки ещё какого-то инструмента. Весило всё это, видимо, неслабо, так как даже такой здоровяк, как Глеб, справлялся с явным трудом. Он сделал несколько шагов по главной дорожке и с заметным облегчением свалил свою ношу на кучу наметённых ветром осенних листьев. Обернувшись, водитель молча посмотрел на нас, и мы без особого энтузиазма последовали за ним.

Нюся сразу после того, как прошла через калитку, извлекла фотоаппарат и начала изображать бурную деятельность: сделала несколько снимков общего плана, затем двинулась куда-то в сторону смутно видневшегося в темноте крыльца.

Я вошёл последним, и в тот момент, когда я пересёк условную границу усадьбы, меня словно на какую-то долю секунды окатило холодом. Это не был неожиданный порыв ветра или что-то в этом роде, просто как будто я шагнул через невидимую тонкую ледяную стену.

Я обернулся и с удивлением увидел, что Аглая по-прежнему стоит возле машины и не делает ни малейших попыток пойти вслед за нами.

– А вы? – я действительно был удивлён: вроде как мадам прям не терпелось поскорее увидеть родовое гнездо. Теоретически она должна была первой ринуться осматривать драгоценные развалины. – Не пойдёте?

– Нет, – она покачала головой и улыбнулась, причём мне эта улыбка, скорее, похожая на хищную усмешку, совершенно не понравилась. Было в ней что-то не просто злое, а безумное, нездешнее, что ли. Так могла бы улыбаться какая-нибудь сумасшедшая ведьма в мистическом триллере, которые я, признаться, с удовольствием иногда смотрю. Только здесь и сейчас не было ни мрачной закадровой музыки, ни титров, ни уверенности, что через час или полтора всё закончится и можно будет сходить на кухню и, нажав кнопку кофеварки, получить чашку крепкого эспрессо. Здесь был тёмный парк вокруг неприветливого старого особняка, раскачивающиеся под усиливающимся ветром огромные тополя и местами проржавевшая кованая ограда.

– А почему? – всё же решил зачем-то уточнить я. – Вроде как это ваша усадьба, разве нет?

– Не имею к ней практически никакого отношения, – Аглая негромко хохотнула, и этот неприятный смех резанул по нервам не хуже скрипа железа по стеклу, – но клад там действительно есть.

– Нет уж, – я закрыл планшет, который успел вытащить из рюкзака, и решительно направился к калитке, – играйте в эти ролевые игры сами, без меня. А я пойду писать статью про экологические инициативы социально активного населения нашего города.

С этими словами я подошёл к калитке и попытался её открыть, но у меня ничего не получилось, вот то есть вообще ничего. Ни щеколда, ни сама калитка даже не шелохнулись, и тогда я попытался протиснуться между прутьями ограды. К моему глубочайшему изумлению, я не смог просунуть на ту сторону даже руку, не то что вылезти самому: было впечатление, что ограда стала непроницаемой.

– Не получится, – без малейшего сочувствия в голосе сообщила мне Аглая, внимательно наблюдавшая за моими попытками выбраться с территории усадьбы. – Особняк и парк накрыты магическим куполом, и выбраться оттуда невозможно.

– Ну да, я тебе, конечно, верю, – пропыхтел я, переходя на «ты», так как обстановка к вежливости не располагала, – магия, колдовство… Сейчас из-за деревьев появятся люди с камерами и дружно закричат, что тут снимается какая-нибудь «Битва экстрасенсов».

– При чём здесь это, – Аглая дрогнула идеально очерченной бровью, – просто выйти сможет только тот, кто найдёт клад. Среди сокровищ есть ключ, головка которого украшена рубиновым паучком. Только им можно открыть калитку, уж можешь мне поверить, Егор.

– Поверить тебе? Лучшая шутка сезона, – проворчал я, делая очередную безрезультатную попытку преодолеть невидимую преграду.

– Можешь не верить, дело твоё, – она равнодушно пожала плечами, – просто помни, что клад один, а вас трое. И выйдет оттуда тоже только один. Понимаешь?

– А остальные останутся бродить здесь до скончания века? – я посмотрел на Аглаю, так как мне чрезвычайно не понравился её голос: безликий, нечеловеческий, жуткий.

– Остальные просто умрут, – та, что изображала из себя Аглаю Стрешневу, на секунду не то чтобы сбросила, а как-то приподняла маску, и я с трудом удержал крик. На какое-то мгновение мне открылось её истинное лицо, страшное, нереально красивое и в то же время бесконечно отвратительное. Но, вполне вероятно, это была просто игра воображения. Я моргнул, и мираж исчез, передо мной стояла просто красивая женщина.

– В каком смысле умрут? – я растерялся и даже перестал пытаться выбраться за ограду.

– А что, у слова «умрут» так много значений? – она насмешливо склонила голову к плечу. – По-моему, всё предельно просто: один из вас найдёт клад, заберёт ключ с паучком и выйдет с ним за ограду. И этот кто-то будет единственным победителем.

– Но ведь кто-то по любому найдёт этот клад раньше других? – я никак не мог заставить себя поверить, что всё это происходит на самом деле.

– У него будет два варианта, – охотно ответила Аглая. – Он может порадоваться за товарища и дать ему уйти с сокровищами. Или, если он хочет сам остаться в живых, то можно попытаться отобрать клад и убить конкурента. Других путей, пожалуй, не предусмотрено…

– А почему ты рассказываешь это только мне? – вдруг сообразил поинтересоваться я.

– Ну почему же? Оглянись, Егор…

Я медленно повернулся и увидел, что и Нюся, и Глеб стоят неподалёку и предельно внимательно слушают нашу странную нанимательницу.

– Я пытался выйти в другом месте, – неожиданно сказал Глеб, – там то же самое.

– И я пробовала, – призналась Нюся, – и тоже не смогла.

– Разумеется, – Аглая открыла дверцу автомобиля, – я ведь сказала: выйдет только кто-то один из вас. Тот, кто найдёт клад или завладеет им. Ничего личного, ребята, просто так получилось.

С этими словами она села в машину, захлопнула дверцу, и чёрный автомобиль, сыто сияя боками, исчез в вечерней темноте. Лишь где-то вдалеке прошуршали шины, и снова наступила глубокая тишина.

– Кто-нибудь может мне внятно объяснить, что это сейчас было? – спросил я у своих товарищей по несчастью. – Хочется верить, что кто-нибудь уяснил больше, чем я.

– Ну, я так поняла, что это, видимо, какой-то квест, может быть, даже какого-то из центральных каналов, – возбуждённо прошептала Нюся, оглядываясь по сторонам. – Судя по тому, как качественно всё сделано.

– Хорошая версия, – согласился я, стараясь не думать о том, что спрятать кучу народу и техники так, чтобы никого не было ни видно, ни слышно, не по силам никакому каналу, будь он хоть трижды центральным. – А ты что думаешь, Глеб?

– Не нравится мне всё это, – помолчав, ответил тот, не переставая внимательно осматривать парк и сам особняк. – И нет тут никого кроме нас, это я могу совершенно точно сказать, у меня глаз намётанный. Осматриваться надо, а потом уже решать. Будем толпой ходить или разделимся?

– Наверное, лучше разделиться, – не слишком уверенно проговорила Нюся, переводя взгляд с Глеба на меня. – Так мы больше сведений соберём.

– Мне без разницы, – я пожал плечами, – разделимся, если все так считают. Кто куда?

– Я пойду направо, обойду дом и посмотрю, может, встречу кого-нибудь, – решительно заявила Нюся.

– Я тогда налево, – кивнул каким-то своим мыслям Глеб. – Ну а на тебе тогда дом, Егор. Далеко только в нём не уходи, просто взгляни, в каком он состоянии. Давайте встретимся здесь же, допустим, через час.

– Договорились, – кивнул я и решительно зашагал в сторону крыльца, искренне надеясь, что двери окажутся запертыми, и я с чистой совестью никуда не пойду.

Естественно, как обычно и бывает в таких случаях, двери оказались незапертыми. Я постоял перед ними, стараясь хоть что-то рассмотреть в кромешной тьме, царившей внутри, ничего не увидел и, смирившись с неизбежным, шагнул через порог.

В холле, показавшемся мне неправдоподобно большим, пахло пылью и ещё чем-то, что характерно для любого заброшенного помещения. В надежде найти выключатель и ругая себя за то, что не сообразил взять фонарик, я сделал несколько шагов вдоль стены.

Тут луна, видимо, выбралась из-за очередной тучи и на мгновение осветила помещение. С невероятным облегчением я увидел на столике, стоящем неподалёку, большой электрический фонарь, видимо, забытый кем-то. Он не выглядел запылённым, так что был реальный шанс на то, что он будет работать.

Луна спряталась, и холл снова погрузился в непроглядную темноту, но теперь я знал, куда надо идти.

Сделав несколько шагов, которых, по моим подсчётам, должно было хватить для того, чтобы добраться до столика, я протянул вперёд руку, но ничего не нащупал. Тогда я сделал ещё один шаг и внезапно почувствовал, как пол под моими ногами хрустнул и провалился.

Дико заорав от неожиданности, я рухнул куда-то вниз, успев подумать, что если там какие-нибудь острые предметы, то у Нюси и Глеба одним конкурентом станет меньше. Затем я ударился обо что-то спиной, взвыл от резкой боли и провалился в темноту.

Через сколько времени я очнулся, не возьмусь даже предполагать, но, судя по тому, что было по-прежнему темно, в обмороке я провалялся относительно недолго.

Стремительный росчерк молнии, сверкнувший за маленьким окошком с выбитыми стёклами, на миг озарил старый подвал, из-за наполнявшего его хлама показавшийся ужасно тесным. Яркий белый свет вспыхнул, а затем всё снова погрузилось в липкую темноту, постепенно сменившуюся полумраком. И лишь спустя несколько секунд раздался оглушительный удар грома. Он был настолько силён, что мне показалось, будто покрытые странной плесенью влажные стены ощутимо вздрогнули.

– Это я хорошо провалился, так сказать, от души, – я с кряхтением поднялся, убедился, что ничего не сломал, как ни странно, и попытался рассмотреть в темноте наверху дыру, через которую я предположительно и свалился в этот подвал. – А ведь вроде ничто не предвещало…

С трудом выпрямившись и покрутив головой туда-сюда, чтобы убедиться, что с ней в принципе всё в порядке, я ещё раз огляделся. Через маленькие окошки, расположенные под потолком, вниз проникал неверный свет луны, но его было достаточно, чтобы хотя бы не спотыкаться и составить общее впечатление о месте, куда я так "удачно" провалился.

Подвал был, мягко говоря, странный. И касалось это не только того, что он был завален вещами, которые не принято хранить в подполе: он просто был не такой, каким должен был быть. В нём абсолютно всё было неправильно, и от этого по спине пополз неприятный холодок.

Начать с того, что он был огромным: ни разу не слышал и уж тем более не видел, чтобы в обычных загородных усадьбах делали такие бесконечно длинные подвалы. Мне всегда казалось, что они сооружались исключительно с прагматичными хозяйственными целями. В нормальном погребе должны быть кадушки с соленьями и квашеной капустой, стеллажи с рядами пыльных винных бутылок, бочки с вином и маслом, короба с румяными зимними яблоками и крепкой желтобокой репкой…

Но как тут мог оказаться остов старинного автомобиля с выбитым лобовым стеклом, погнутым рулём и «с мясом» вырванной водительской дверцей? Даже если очень постараться, он не пролезет ни в дверь, ни в окно. Совершенно очевидно, что эта груда железа стоит здесь уже не одно десятилетие, но как она сюда попала?!

Не менее странным показалось мне наличие прислонённого к стене приспособления, подозрительно напоминающего гильотину. Во всяком случае, в фильмах о Французской революции я видел именно такие штуки. Но что этому крайне специфическому предмету делать в подвале Стрешневского особняка? Вряд ли князь, каким бы оригиналом он ни был, развлекался подобным образом.

И потом… а откуда молния? Когда я входил в дом, было пасмурно и собирался дождик, но никаких признаков приближающейся грозы не было и в помине. Да и вообще – какая гроза в октябре месяце в наших спокойных среднерусских широтах? Нет, я понимаю, что всё бывает, но об этом синоптики твердили бы уже неделю. А тут всё в комплекте: и гром, и молния…

Словно в подтверждение моих слов на улице снова сверкнуло, и яркая белая вспышка озарила на мгновение весь подвал до самого дальнего уголка. С каким-то тупым удивлением я увидел тот же самый столик, который видел наверху, и фонарь по-прежнему стоял на нём как ни в чём не бывало. Больше всего из того, что я успел рассмотреть, меня заинтересовала дверь, расположенная на противоположной от меня стене. Очередная загадка: куда она может вести? На следующий уровень вниз? И так до самого центра Земли? Или до Преисподней…

А может, за ней выход в виде самой обычной лестницы наверх, по которой я поднимусь, посмеиваясь над своими страхами? Внутренний голос настойчиво шептал, что это слишком хорошо для того, чтобы оказаться правдой, но я от него легкомысленно отмахнулся.

Постаравшись с максимальной точностью воспроизвести в памяти план подвала, я определился с направлением и осторожно двинулся в сторону таинственной двери.

Глава 4

Шаги я услышал совершенно случайно, мне банально повезло: я неожиданно для самого себя остановился просто перевести дыхание, так как сердце колотилось, как сумасшедшее. В подвале отзвук моих шагов звучал глухо, видимо, потому что я шёл по полу, покрытому толстым слоем пыли. Но тем не менее какое-то подобие эха всё равно было, поэтому я сумел расслышать тихий звук, который показался мне странным, неуместным.

Он раздался чуть позже, чем погасло эхо моего последнего шага, и я замер, как мышь под веником. Почему-то не возникло ни малейшего желания радостно окликнуть того, кто шагал со мной одновременно. Если этот кто-то прячется, стараясь сделать своё присутствие максимально незаметным, то вряд ли у него приготовлена для меня коробка шоколадных конфет.

Я сделал несколько шагов и прислушался: в подвале царила абсолютная тишина, даже полагающегося мне эха слышно не было. Зато где-то на пределе слышимости раздалось противное «шлёп-шлёп». Так как я стоял совершенно неподвижно, то эти звуки не имели ко мне никакого отношения. А к кому имели?

Мысль о том, что это могут быть Нюся или Глеб, я отбросил сразу: они совершенно точно не стали бы прятаться. И что-то настойчиво шептало мне, что от знакомства с невидимым спутником лучше всего воздержаться. Ну вот не нужно мне это знакомство! Совсем-совсем!

Шлёп-шлёп… шлёп-шлёп… шлёп-шлёп… раздалось уже гораздо ближе, но я никак не мог понять, где именно: то мне казалось, что звуки доносятся из-за окна, то они звучали там, откуда я упал, то вообще где-то впереди.

Мой невидимый преследователь перестал скрываться, но от этого стало почему-то ещё страшнее. Я чувствовал, как сердце колотится не там, где ему положено быть, а где-то в горле, мешая дышать. Мне казалось, что оно грохочет настолько оглушительно, что его слышно не то что в подвале, а даже на улице. При этом я никак не мог перестать думать о том, что стою, как последний дурак, прямо посреди подвала, то есть на самом виду, и как только оно войдёт сюда, то сразу же меня увидит. По идее, надо быстро прятаться, но куда?!

Я лихорадочно закрутил головой, пытаясь найти, куда можно нырнуть, чтобы тот, который всё ближе, меня не заметил. Глупая, совершенно иррациональная надежда, но покорно стоять и ждать, пока меня увидят – тоже было выше моих сил. Шлёп-шлёп… шлёп-шлёп… шлёп-шлёп…

С трудом подавив детское желание заорать и ломануться куда угодно, только бы отсюда, я внезапно заметил старый письменный стол, стоявший неподалёку от раскуроченного автомобиля. Махнув рукой на конспирацию, я рванул к нему, чудом не уронив стоявший на пути стул, и буквально закатился за пусть не слишком надёжную, но всё же преграду.

Скорчившись в тесном пространстве, я замер и, кажется, даже почти перестал дышать, полностью превратившись в слух. Какое-то время вокруг царило абсолютное безмолвие, и я уже решил, что странные звуки-шаги мне померещились, но, к счастью, вылезти из-под стола не успел. Шлёп-шлёп… шлёп-шлёп… шлёп-шлёп… раздалось совсем рядом, буквально в паре метров от моего ненадёжного убежища. Но теперь к звуку шагов добавилось тихое, похожее на всхлип, сопение. Пожалуй, так мог бы дышать человек, уставший от долгих рыданий. Но откуда здесь, в подвале Стрешневского особняка могло взяться нечто, издающее подобные странные звуки?

«Господи, я клянусь: я брошу курить, никогда в жизни больше не прикоснусь к сигаретам, и вообще начну вести правильный образ жизни, только пусть оно сейчас меня не заметит! Пожалуйста!!»

Мне кажется, я ещё никогда в жизни с такой искренностью не взывал к высшим силам. Зажмурившись до звёздочек в глазах, продолжая, как мантру, повторять свою не то просьбу, не то молитву, я скорчился под старым письменным столом и старался не дышать.

Шлёп-шлёп… шлёп-шлёп… шлёп-шлёп… прозвучало уже откуда-то от стены с гильотиной, а может, и из другого угла, во всяком случае, оно было гораздо дальше, чем минуту назад. Не знаю, что послужило причиной этого: может, высшим силам стало скучно, и они решили посмотреть на продолжение спектакля, или сработал ещё какой-то неизвестный мне фактор. Для меня это было настолько вторично, что я даже думать об этом не хотел. Главное, что жуткое существо отдалялось. Очередной вздох, похожий на всхлип, прозвучал где-то наверху, и наступила благословенная тишина.

Ещё несколько минут я не решался выглянуть из своего укрытия, а потом очень осторожно высунул голову и огляделся. В подвале по-прежнему никого не было, лишь на полу остались странные отпечатки: словно кто-то тащил за собой что-то достаточно тяжёлое. Никаких других ассоциаций оставленные вздыхающим существом следы не вызывали. Мелькнула, конечно, мысль о том, что подобные полосы могли бы остаться от хвоста, но я её с негодованием отверг: не крокодил же тут бродил на задних лапах, в самом-то деле.

Стараясь не шуметь, я выковырял себя из-под стола и с трудом разогнулся: для того, чтобы поместиться в этом импровизированном укрытии, мне пришлось сложиться чуть ли не вчетверо. Вокруг на первый взгляд ничего не изменилось: всё тот же ржавый остов автомобиля, старая мебель, выбитые стёкла маленьких окошек, дверь на противоположной стене. И вдруг я почувствовал, что сердце пропустило один удар, хотя даже не понял сначала, почему. И лишь присмотревшись, выругался про себя, собрав все самые грязные ругательства, какие смог извлечь из недр памяти. Фонаря на столе не было.