Помоги проекту - поделись книгой:
1. При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если этого не произойдёт, а достоверные сведения о наличии таковых имеются, – расстреливать десятого.
2. Селения, население которых встретит правительственные войска с оружием, сжигать; взрослое мужское население расстреливать поголовно; имущество, лошадей, повозки, хлеб и так далее отбирать в пользу казны.
Примечание. Всё отобранное должно быть проведено приказом по отряду.
<…>
6. Среди населения брать заложников, в случае действия односельчан, направленного против правительственных войск, заложников расстреливать беспощадно».
Аналогичен приказ колчаковского полковника Крейчего, где говорилось о «взятии заложников из числа жителей населённых пунктов, расположенных в 20‐вёрстной зоне от полотна железной дороги, их расстреле, сжигании подозрительных деревень, при совершении диверсий вызвавших крушение эшелонов и невыдаче виновных».
Политические руководители Чехословацкого корпуса Б. Павлу и В. Гирса в официальном меморандуме союзникам в ноябре 1919 г. заявляли: «Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснётся весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями, расстрелы без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадёжности составляют обычное явление, и ответственность за всё перед судом народов всего мира ложится на нас: почему мы, имея военную силу, не воспротивились этому беззаконию».
По данным историка Голуба, в Екатеринбургской губернии, одной из 12 находившихся под контролем Колчака губерний, при Колчаке было расстреляно не менее 25 тысяч человек, перепорото около 10 % двухмиллионного населения. Пороли как мужчин, так и женщин и детей.
Проходивший в ноябре 1919 г. в Екатеринбурге съезд депутатов Учредительного собрания во главе с его председателем В.М. Черновым призвал к борьбе за устранение «кучки заговорщиков» во главе с Колчаком. Съезд этот Колчак арестовал и затем частично расстрелял: депутат Муксунов был убит ещё во время ареста, а затем были расстреляны Барсов, Брудерер, Лиссау, Локтев, Марковецкий, фон Мекк, Саров и Фомин, которые сами в восстании не участвовали, были освобождены восставшими из тюрьмы, а после подавления восстания по приказу властей добровольно вернулись в тюрьму. Чуть позже колчаковской контрразведкой был убит эсер Павел Михайлов, также депутат Учредительного собрания, 10‐й его убитый член.
Остальные депутаты Учредительного собрания уцелели только потому, что их спасли чехи.
Член Учредительного собрания Раков подчеркивает решающую роль чехов в том, что в омской тюрьме уцелели остальные члены УС: «Генерал Стефанек [потребовал] немедленно освободить всех членов УС и служащих Директории по [предоставленному] списку. Все немедленно были не только освобождены, но получили возможность легально жить».
Ну а председатель Учредительного собрания В.М. Чернов бежал от Колчака в… Москву. Там он начал публично критиковать большевиков, а в сентябре 1920 г. уехал в эмиграцию в Эстонию.
Первым приказом по армии Колчак объявил о принятии должности Верховного главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами. Этим же приказом Колчак отправил в отставку занимавшего эту должность генерал-лейтенанта В.Г. Болдырева. После этого Болдырев, первоначально благоволивший Колчаку, убыл в Харбин «в ближнюю эмиграцию».
Забайкальский атаман Г.М. Семёнов, пользовавшийся поддержкой японцев, отказался признать власть Колчака. 1 декабря 1918 г. Колчак издал приказ об аресте Семёнова, который, впрочем, исполнить не удалось. При участии японских представителей и главы французской миссии генерала Мориса Жанена конфликт был урегулирован лишь к лету 1919 г. 25 мая приказ Колчака об аресте Семёнова был официально отменён. Атаман Семёнов, однако, фактически продолжал вести себя на подвластной ему территории Забайкалья как самовластный правитель и так и не направил на фронт ни одной своей части.
Что касается командования Чехословацкого корпуса, то оно отказалось воевать на стороне Колчака. Деятельность чехословаков ограничивалась контролем Транссиба и «хозяйственной деятельностью».
С 1 по 20 ноября 1918 г. в Томске состоялось Всесибирское соборное церковное совещание, в котором приняли участие 13 архиереев, возглавлявших епархии Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока, а также 26 членов Всероссийского поместного собора. На совещании было принято решение об организации Временного высшего церковного управления (ВВЦУ).
В апреле 1919 г. Омский собор объявил Колчака… главой церкви.
Глава 4
Колчак в Перми
Политикой Колчак никогда не занимался, и у его движения не было и намёка на какую-либо идеологию. В этом отношении интересен пример Перми, которая была взята колчаковскими войсками 24 декабря 1918 г.
Начальник Пермского гарнизона в своём приказе № 1 потребовал, чтобы «все торгово-промышленные предприятия возобновили свою деятельность».
«В конце декабря 1918 г. была введена так называемая подводная повинность: всем гражданам Перми и пригородов, имеющим лошадей с ломовыми санями, крестьянскими дровнями или кошевами, предлагалось доставить их с рабочими на двор при управлении воинского начальника. Через некоторое время подводы отпускали»[8].
В Пермской губернии объявлялись мобилизации «всех запасных солдат сроков службы 1909, 1910, 1911, 1912, 1913 гг., а также досрочный набор новобранцев 1920 г. Неоднократно (3 февраля, 4 марта, 3 апреля 1919 г. и т. д.) проводились дополнительные призывы.
В духовном училище (угол Покровской и Оханской) работала контрразведка Колчака. В подвальном помещение людей пытали до смерти, тут же, в подвале, трупы засыпали землёй. В двадцатых это здание отдали рабфаковцам, и, когда начали ремонт, современники написали: «Состояние здания ужасно… Весь пол завален землей и трупами. Когда начали очищать, в земле попадались где нога, где рука или голова, а где и целые трупы»[9].
В Перми была создана особая комиссия по денационализации фабричной и заводской промышленности.
В декабре 1918 г. Колчак снял все ограничения на свободу торговли сельхозтоварами «по вольным ценам». Зато командующий Сибирской армией генерал-лейтенант Гайда 7 марта 1919 г. издал обязательное постановление, запрещавшее «умышленное и непомерное, не оправдываемое условиями производства и сбыта возвышение цен на предметы продовольствия и другие предметы первой потребности, а равно и продажу сих предметов по ценам, чрезмерно превышающим себестоимость». Этим же постановлением запрещалось «сокрытие запасов предметов продовольствия и предметов необходимой потребности, а также прекращение продажи или отказ в продаже имеющихся означенных предметов… без уважительных к тому оснований»[10].
Действие этого приказа распространяется на всю территорию, занятую армией. За нарушение этого постановления следовало привлечение к военно-полевому суду, присуждавшему от 10 лет до смертной казни включительно.
Колчак, равно как и Деникин, и все другие генералы, придерживался «доктрины непредопределённости», то есть возьмём Москву, а там посмотрим. Ну а когда возьмём Москву, кто будет писать новые законы и когда их введут – спрашивать было не положено.
Нынешние либералы восхищаются – вот, мол, какие демократы были: хотели прогнать большевиков, а затем решить все проблемы согласно всенародному волеизъявлению. На самом деле ни Колчак, ни Деникин, ни Врангель попросту не знали, что делать.
С одной стороны, в Перми, да и во всей Сибири в полном объёме восстановили существовавшие при царе государственные и земские учреждения, заводы и другую собственность возвратили прежним владельцам, а с другой стороны – Главный начальник уральского края С.С. Постников на основании постановления Совета министров 10 марта 1919 г. издал приказ о праздновании дня годовщины русской революции – 27 февраля: этот день признано считать неприсутственным днём.
19 февраля 1919 г. в Пермь впервые прибыл сам Верховный правитель. «Ко дню прибытия высокого гостя, собирателя земли Русской, город принял праздничный вид. Вокзалы железнодорожных станций были изящно декорированы. На зданиях правительственных и общественных учреждений и на многих домах частных владельцев реяли в воздухе национальные русские флаги».
Увы, в ходе «праздничных приготовлений разразился скандал… Пермская городская дума отказалась принимать адмирала Колчака как Верховного правителя и Верховного главнокомандующего, а хотела принимать его как частное лицо. На заседании городской думы 16 февраля от фракции кадетов выступил М.М. Кузнецов, который предложил городскому голове Ширяеву принять участие во встрече Верховного правителя адмирала Колчака на вокзале. Гласный Ягодников, представлявший фракцию меньшевиков, предложил принимать (городскому голове) адмирала как частное лицо.
Второе предложение было поставлено на голосование и было принято 21 голосом против десяти…
Узнав от управляющего губернией об инциденте в думе, генерал-майор М.И. Эпов (начальник штаба 2‐й Сибирской стрелковой дивизии) [11] явился в городскую думу с 5 вооружёнными казаками и дал городской думе 20 минут на размышление, указав, что если дума откажется приветствовать Верховного правителя адмирала Колчака, то она будет распущена. Дума согласилась и уполномочила Ширяева и Савельева приветствовать адмирала Колчака»[12].
И, как выяснилось, дума зря лакействовала – после отъезда Верховного правителя её все равно разогнали.
В ходе пребывания в Перми Колчак жил в своем поезде, состоявшем из нескольких салон-вагонов, оборудованных кухней, ванной, электричеством, вагонов, в которых размещались: ресторан, сопровождавшие Колчака лица, охрана, штаб, походная канцелярия, на открытых железнодорожных платформах перевозились английские автомобили. Кроме собственного конвоя, охрану поезда несли 18 британских и французских солдат. Английской охраной командовал капитан Беренс, а французской – капитан Летелей.
Действия Колчака привели к началу тотальной крестьянской войны в Сибири. Первые партизанские отряды были сформированы на базе разгромленных красных отрядов, которые летом 1918 г. были отброшены в тайгу чехословацкими и белогвардейскими войсками. Вокруг них стали группироваться отряды крестьян, ненавидящих колчаковцев. Партизаны отлично знали местность, среди них было много ветеранов мировой войн и опытных охотников.
Репрессии, террор колчаковцев и чехословаков только подливали масла в огонь. В начале 1919 г. вся Енисейская губерния была покрыта густой сетью партизанских отрядов. Транссиб – фактически единственная линия снабжения белогвардейцев – оказалась под угрозой.
Во второй половине 1919 г. армия Колчака понесла тяжёлые поражения и перестала быть угрозой для Советской республики. Главной угрозой для Москвы стала армия Деникина, которая успешно наступала на Южном фронте. В этих условиях необходимо было добить колчаковцев, чтобы перебросить войска с востока страны на юг.
В связи с расчленением колчаковских армий, которые отступали в расходящихся направлениях, главное командование Красной армии произвело реорганизацию армий Восточного фронта. Из его состава была выведена Южная группа армий (1‐я и 4‐я армии), которая 14 августа 1919 г. образовала Туркестанский фронт. До октября 1919 г. в Туркестанский фронт также входили части 11‐й армии, действовавшей в районе Астрахани.
Новый фронт возглавил Фрунзе. Туркестанский фронт получил задачу добить Южную армию Колчака, оренбургских и уральских белоказаков. С этой задачей войска Туркестанского фронта успешно справились. В сентябре в районе Орска и Актюбинска была разбита Южная армия Колчака и оренбургские казаки Дутова и Бакича
Оставшиеся части Оренбургской армии в ноябре – декабре 1919 г. из района Кокчетава отступили в Семиречье. Этот переход был назван «Голодным походом» – от Голодной степи (безводная пустыня на левобережье Сырдарьи). Около 20 тысяч казаков и членов их семей отступали в условиях почти безлюдной местности, нехватки пищи и воды. В результате половина казаков и беженцев погибла от голода, холода и от болезней. Почти все выжившие были больны тифом. Дутовцы присоединились к Семиреченской армии атамана Анненкова. Дутов был назначен атаманом Анненковым генерал-губернатором Семиреченской области. Генерал Бакич возглавил Оренбургский отряд. Весной 1920 г. остатки белоказаков под натиском красных бежали в Китай.
На уральском направлении бои шли с переменным успехом. После того как красные деблокировали Уральск и взяли Лбищенск, белоказаки отступили далее вниз по реке Урал. Однако 25‐я дивизия под командованием Василия Чапаева на 50 км оторвалась от своих тылов, линии снабжения были сильно растянуты, красноармейцы устали от боёв и переходов.
В итоге командование белой Уральской армии смогло организовать в конце августа – начале сентября 1919 г. рейд на Лбищенск, где располагался штаб 25‐й дивизии, тыловые подразделения и обозы. Около двух тысяч казаков под командованием полковников Т.И. Сладкова и Н.Н. Бородина скрытно ночью напали на Лбищенск. Около полутора тысяч красноармейцев (в основном тыловиков) погибли и около 800 человек взяты в плен. Командир дивизии В.И. Чапаев пытался организовать сопротивление, но был ранен и погиб при переплаве через реку Урал. Кстати, в бою был убит и полковник Н.Н. Бородин. Ну а полковнику Тимофею Сладкову 17 октября 2012 г. в селе Красное Оренбургской области поставили памятник на улице… Чапаева. Причём никакого отношения к станице оный полковник не имел, поскольку родился на территории современного Казахстана. Вскоре после многочисленных протестов памятник перенесли на частную территорию.
Красные части отступили на прежние позиции, в район Уральска. Уральские казаки в октябре снова блокировали Уральск.
В начале ноября 1919 г. Туркестанский фронт снова пошёл в наступление. Под напором превосходящих сил красных, в условиях нехватки вооружения и боеприпасов, белоказаки снова стали отступать. 20 ноября красные заняли Лбищенск, но казаки снова смогли избежать окружения. В декабре 1919 г., подтянув подкрепления и тылы, Туркестанский фронт возобновил наступление. Оборона белоказаков была прорвана. 11 декабря пала Сламихинская, 18 декабря красные захватили Калмыков, отрезав тем самым пути отступления Илецкому корпусу, а 22 декабря – Горский, один из последних опорных пунктов уральцев перед Гурьевым. Казаки Толстова отступили в Гурьев.
Остатки Илецкого корпуса, понеся большие потери в боях при отступлении и от тифа, 4 января 1920 г. были почти полностью уничтожены и пленены красным у населенного пункта Малый Байбуз. 5 января 1920 г. красные взяли Гурьев. Часть белоказаков попала в плен, часть перешла на сторону красных. Остатки уральцев во главе с генералом Толстовым, с обозами, семьями и беженцами (всего около 15 тысяч человек) решили уйти на юг и соединиться с Туркестанской армией генерала Казановича.
Уходили вдоль восточного побережья Каспийского моря в Форт-Александровский. Переход был крайне тяжёлым – в условиях зимы (январь – март 1920 г.), нехватки пищи, воды и медикаментов. В результате «Марша смерти» выжило всего около двух тысяч человек[13].
После ряда неудач реорганизовывать отступавшие армии у Колчака не было ни времени, ни желания.
Колчак надеялся на сибирское казачество, к землям которого приближался фронт. Однако, почуяв слабость «Верховного», казаки начали играть в самостийников. В Омске заседала Казачья конфедерация, нечто вроде Круга всех восточных казачьих войск. Она не подчинялась Верховному правителю и приняла резолюции об «автономии». Сибирским атаманом был генерал-лейтенант П.П. Иванов-Ринов – человек честолюбивый, но умом не блещущий. Однако заменить его было не во власти Колчака, поскольку атамана избирали казаки, и адмиралу приходилось считаться с ним.
«Иванов-Ринов, пользуясь безвыходным положением «верховного правителя», затребовал огромную сумму денег на создание Сибирского корпуса, снабжение на 20 тыс. человек. Казачьи станицы засыпали денежными субсидиями, подарками, различными товарами, оружием, обмундированием и т. д. Станицы постановили, что идут воевать. Но как только дело дошло до дела, то пыл быстро угас. Подошла пора убирать урожай, казаки не хотели покидать дома. Одни станицы стали отказываться идти на фронт под предлогом необходимости борьбы с партизанами, другие – тайно решали не отправлять бойцов на фронт, так как скоро придут красные и отомстят. Некоторые казачьи части выступали, но самовольничали, плохо подчинялись дисциплине. В итоге мобилизация сибирских казаков сильно затянулась, и собрали намного меньше бойцов, чем планировали»[14].
В сентябре 1919 г. Иванов-Рыков всё же был отстранён Колчаком от командования и бежал в Красноярск, а в марте 1920 г. – в Хабаровск. В 1922 г. атаман с войсками Дитерихса ушёл в Китай. В том же году он вошёл в контакт с советским разведчиком Гущиным. Осенью 1925 г. Иванов-Рыков был разоблачён и бежал в СССР.
9 июня 1919 г. красные части взяли Уфу.
15 ноября 1919 г. 5‐я армия РККА без боя заняла Омск, из которого белые бежали 5 дней назад. Оставив Омск, колчаковские генералы планировали задержать наступление красных на рубеже реки Обь. Армию предполагалось пополнить за счёт тыловых соединений, а фронт восстановить на рубеже Томск – Новониколаевск – Барнаул – Бийск.
Однако войска к этому времени контролировали лишь крупные населённые пункты, во многих из которых были подняты восстания. Несмотря на упорные арьергардные бои, организовать оборону не удалось, и 11 декабря был оставлен Барнаул, 13 декабря – Бийск, 14 декабря – Новониколаевск.
В ноябре было опубликовано обращение чехов к союзникам, где они объявляли себя свободными от всех обязательств перед Россией и сообщали об эвакуации по железной дороге в соответствии с принципом «Наши интересы – прежде всех остальных». Транссибирская магистраль в это время контролировалась Чехословацким корпусом, получившим приказ не пропускать русские воинские эшелоны восточнее станции Тайга до тех пор, пока не проедут все чехословаки с «благоприобретённым имуществом».
Действия союзников превратили неудачи Восточного фронта белых в катастрофу всего Белого движения на Востоке России: армия оказалась отрезана от тыла, лишена возможности вовремя получать боеприпасы и эвакуировать раненых. 24 ноября адмирал Колчак отправил генералам М. Жанену и Я. Сыровому телеграмму с констатацией: использование железной дороги исключительно для пропуска чехословацких эшелонов означает гибель многих русских эшелонов, последние из которых фактически находились на линии фронта. Адмирал писал: «В таком случае я буду считать себя вправе принять крайние меры и не остановлюсь перед ними».
Увы, термин «крайняя мера» был элементарным блефом.
Генерал Жанен, так и не расставшись с надеждой прибрать к рукам золотой запас России, распорядился не пропускать поезд Колчака дальше Нижнеудинска. 25 декабря эшелоны Верховного правителя России были остановлены чехословаками на подходе к станции Нижнеудинск. Чешский офицер сообщил, что по распоряжению штаба союзных войск поезда Колчака задерживаются «до дальнейших распоряжений», и предпринял попытку разоружить конвой Верховного правителя. Чехословаки силой забрали и угнали два паровоза, тянувшие «золотой эшелон» и поезд Верховного правителя. Русские эшелоны были оцеплены чешскими войсками, связь с внешним миром теперь можно было осуществлять только через них. Под видом охраны от нападения чехословаки фактически взяли Верховного правителя России под арест. «Нижнеудинское сидение» продолжалось около двух недель.
Глава 5
Восстание Политцентра и расстрел Колчака
Колчак только числился Верховным правителем России. Правительства Антанты не признавали Колчака ни де-юре, ни де-факто. Но в то же время все они подталкивали другие антибольшевистские движения в России к признанию Колчака Верховным правителем. Это сразу почувствовали российские дипломаты, находившиеся за рубежом, то есть персонал царских посольств, которые продолжали функционировать, никого не представляя.
Ради улучшения отношений с Антантой и для повышения своего статуса русские дипломаты оказали давление на руководство белых армий. В итоге уже 11 января 1919 г. А.И. Деникин отправил в Омск телеграмму с признанием власти Колчака. Замечу, что связь между Колчаком, Деникиным, Юденичем и Миллером постоянно поддерживалась по радио.
В феврале 1919 г. Колчак согласился признать своим представителем в Париже генерала от инфантерии Д.Г. Щербачёва, который до этого был представителем Деникина. Так в Париже возникло совместное представительство Колчака и Деникина. В мае 1920 г. барон Врангель прогнал Щербачёва и заменил его бежавшим из Архангельска генералом Е.К. Миллером.
В свою очередь Колчак 17 июня милостиво изволил назначить Деникина «заместителем Военного главнокомандующего», а в сентябре 1919 г. – «заместителем Верховного правителя».
Победа в Гражданской войне была предопределена многими причинами. Но если мы на секунду предположим поражение Красной армии, то у Деникина была стопроцентная вероятность войти в Москву прежде Колчака. Так что А.И. Деникин, будучи невысокого мнения об омском правителе, никогда всерьёз не принимал на себя обязательств по отношению к адмиралу.
В начале июня 1919 г. Верховного правителя признали командующий белыми армиями Е.К. Миллер на севере и Н.Н. Юденич на северо-западе. В ответ Колчак произвёл их в генерал-губернаторы и командующих войсками в своих регионах.
А вот в самой Сибири Колчак имел весьма ограниченные права. Даже отношения его с генералом Семёновым, Хорватом и другими регулировали интервенты.
Подавляющее большинство населения Сибири ненавидело омского правителя. Крестьяне поднимали восстания, и значительная часть территории в тылу белой армии не контролировалась Колчаком.
Надо ли говорить, что сибирские эсеры не отличались единством взглядов и не имели чётких целей. Официальную линию Партии социал-революционеров (ПСР) в Сибири проводил Всесибирский крайком (Сибкрайком), следовавший указаниям ЦК ПСР. На IХ Совете партии (IV съезда ПСР), состоявшемся 18–20 июня 1919 г., была окончательно выработана тактика «третьей силы», равно чуждой большевизму и реставрации.
Эсеры были нацелены на «борьбу на два фронта»: против реакции «слева» и «справа». Однако в то время как Сибкрайком старался следовать партийным установкам, самостоятельно действовавший «Сибирский союз социалистов-революционеров» категорически отвергал борьбу на два фронта. В прокламации «Ко всем социалистам-революционерам» «Сибирский союз с.-р.» критиковал ПСР за соглашательство с буржуазией, а Сибкрайком – за противодействие «активной борьбе с реакцией под флагом ПСР и её лозунгами». В воззвании «Ко всем трудящимся» радикально настроенный «Сибирский союз с.-р.» провозглашал главной целью своей организации «прекращение губительной гражданской войны внутри демократии» и призывал «на беспощадную борьбу с реакцией». «Эсеры-активисты», как называли членов «Сибирского союза с.-р.», ратовали за скорейшее заключение мира с Советской Россией и немедленный созыв Учредительного собрания, способного, по их убеждению, быстро провести общественные преобразования.
Сибкрайком, придерживавшийся в июле 1919 г. ещё довольно осторожного отношения к большевикам и опасавшийся неподготовленного военного переворота, был озабочен усилением тенденций «к соглашению с большевиками» в партийных рядах, а также возросшим стремлением к выступлению «во что бы то ни стало, хотя бы рука об руку с военными кругами». Сибкрайком предостерегал «членов партии, стремящихся вовлечь сибирские объединения партии в заговоры, от участия в них».
6 декабря в Новониколаевске началось выступление офицерской группы под командованием полковника А.В. Ивакина, поддержанное губернским земством. Образованный в городе «Комитет спасения Родины» объявил о прекращении борьбы с Советами. Мятеж был подавлен польскими легионерами. 10–12 декабря север Иркутской губернии (Верхоленск и село Качуг) охватило крестьянское восстание. 22 декабря был сформирован Верхоленский уездный военно-революционный комитет. 23 декабря произошёл переворот в Красноярске, где располагался 1‐й Сибирский корпус.
Командующий войсками Енисейской губернии генерал-майор Б.М. Зиневич совместно с управляющим Енисейской губернии передали гражданскую власть «Комитету общественной безопасности», разделявшему политическую платформу Политцентра. В разговоре по прямому проводу с генералом Мартьяновым 26 декабря Б.М. Зиневич заявил: «Этого требовала обстановка, чтобы избежать повторений событий города Томска, Ачинска. Надо сказать, что город Красноярск – пороховая бочка, и взрыв её грозил бы бедственно фронту».
В ночь на 21 декабря под руководством Э.С. Алко началось эсеровское выступление в Черемхово в 130 км западнее Иркутска. Рабочие на Черемховских шахтах традиционно сочувствовали социалистам, а контроль повстанцев над углём вынудил чехословаков воздержаться от вмешательства. Черемховский 17‐й железнодорожный батальон в количестве 400 человек под руководством прапорщика Хорошего присоединился к восставшим. На станции Забитуй из эшелона было освобождено 250 политических заключённых, этапируемых из Красноярска. Одновременно власть Политцентра была установлена в Нижнеудинске и Балаганске.
25 декабря восстание распространилось от станции Михалёво (в 30 верстах восточнее Иркутска) до станции Батарейная (в 12 верстах западнее Иркутска). В результате этого Иркутск был почти полностью блокирован. Но по требованию чехов Н.С. Калашников не должен был прерывать телеграфного сообщения Иркутска с западом и с Читой, что в последующие дни негативно сказалось на ходе восстания.
23 декабря Полтицентр организовал восстание в Глазковском предместье Иркутска, где располагался 53‐й полк, обученный английскими офицерами. К выступлению 53‐го полка примкнули 1‐й и 2‐й батальоны иркутской местной бригады, находившиеся в казармах неподалёку. Сочувствовавшие Политцентру офицеры сместили командира 53‐го полка, организовали революционные штабы, а также арестовали некоторых высших должностных лиц, проживавших в Глазково. Фактически предместье находилось в руках повстанцев уже с шести часов вечера 24 декабря. Все посты перешли к ним.
С вечера гражданское управление Глазково было вручено двум гласным Иркутской городской думы: Попову и Бакулину, а также Кожевникову. Новая власть в первую очередь подчинила себе милицию, взяла под контроль телефон и телеграф. Главнокомандующим Народно-революционной армией был назначен штабс-капитан Н.С. Калашников, а уполномоченными при нем – эсер В.Н. Мерхалев и меньшевик М.М. Константинов.
Любопытна биография штабс-капитана Н.С. Калашникова. Коренной сибиряк, родился в 1884 г. в Минусинске, учился в Санкт-Петербургском университете. Стал боевиком эсеровского летучего боевого отряда. Осенью 1914 г. добровольцем пошёл на фронт и дослужился до прапорщика.
Повстанцы провозгласили себя Народно-революционной армией, которую возглавил Н.С. Калашников. В частях отстранили старых командиров, а к новым приставили комиссаров Политцентра. Восставшие также развернули рабочие дружины: одну – в Глазкове, из 450 железнодорожников, другую – в Знаменском предместье, из 400 рабочих.
Оставшиеся верными Колчаку части от восставших отделяла ещё не замёрзшая Ангара. Понтонный мост был сорван ледоходом, а пароходы контролировались интервентами. Начальник Иркутского гарнизона генерал-майор Е.Г. Сычёв, объявив с 12 часов 25 декабря осадное положение, уведомил командование интервентов о планах артиллерийского обстрела казарм 53‐го полка, однако главнокомандующий союзными войсками генерал М. Жанен запретил обстрел, пригрозив ответной стрельбой по городу, а полосу, где находились восставшие, объявил нейтральной. Все находившиеся в городе офицеры были мобилизованы на борьбу с повстанцами и переведены на казарменное положение.
28 декабря к повстанцам решили присоединиться большевики, занимавшие до этого выжидательную позицию. Политцентр, как и Сибкрайком, ещё до начала своего выступления неоднократно предлагал сибирским коммунистам принять участие в подготовке переворота. Большевики же лишь обещали, не входя формально в Политцентр, обеспечить ему «контакт в деле реальной борьбы с реакцией». Но, как сообщал в ЦК РСДРП И.И. Ахматов, «…контакта фактически не было до развязывания силами Политцентра вооружённой борьбы с реакцией. Красноярск и железнодорожная линия от Нижнеудинска до станции Михалево (в 30 верстах восточнее Иркутска) были заняты войсками 1‐й Народной революционной армии Восточной Сибири, началась уже вооружённая борьба за обладание Иркутском, когда сибирский центр коммунистов решил соединить и свои силы с силами политцентра».
Местные большевики действовали осторожно, так как в Иркутске находились военные и дипломатические миссии, представительство чехословацкого Национального совета. Кроме того, коммунисты опасались, что чехословацкие части, американский батальон, а также батальон японцев в случае выступления под лозунгом «советской власти» могут поддержать правительственные войска. Поэтому на совместном совещании Сибирского и губернского комитетов РКП(б) было решено, по словам И.В. Сурнова, «принять активное участие в боях, забирая постепенно руководство восстанием в свои руки».
Оказавшись в критическом положении, Колчак 23 декабря 1919 г. назначил Г.М. Семёнова главнокомандующим войсками Забайкальского, Приамурского и Иркутского военных округов, а 24 декабря произвёл его в генерал-лейтенанты.
В ответ Семёнов отправил из Верхнеудинска в Иркутск отряд из тысячи человек под командованием генерал-майора Л.Н. Скипетрова.
Семёновцы прибыли по железной дороге к Иркутску 30 декабря. Непосредственно на станцию Иркутск бронепоезда белых не попали, так как железнодорожники пустили навстречу головному бронепоезду паровоз-брандер, повредив его и колею. Тогда семёновцы высадили у семафора 600 человек при 4 орудиях и 8 пулемётах, и начали атаку Глазкова. Белым удалось захватить часть Глазкова до железнодорожного вокзала.
Однако в дело неожиданно вмешались чехословаки, которые, ссылаясь на приказание М. Жанена, потребовали немедленно прекратить бой и отвести войска на станцию Байкал, грозя в противном случае применить вооружённую силу. В подтверждение своих намерений чехословаки выдвинули бронепоезд «Орлик», который по вооружению и оборудованию был сильнее трёх бронепоездов семёновцев вместе взятых.
Колчак и его окружение обсудили варианты дальнейших действий. Был выдвинут план ухода в Монголию, к границе с которой вёл от Нижнеудинска старый тракт длиной в 250 вёрст. Конечно, адмирала должны были преследовать. Но у него был конвой численностью более 500 солдат и 60 офицеров, с которым преследования можно было не опасаться. Колчак загорелся этим планом.
Адмирал надеялся на верность своих солдат и офицеров. Собрав конвой, он, вызвав на откровенный разговор и предварительно предоставив бойцам свободу выбора, сообщил, что не едет в Иркутск, а остаётся временно в Нижнеудинске, предложил остаться с ним всем тем, кто готов разделить его судьбу. И только после этого освобождённые от обязательств солдаты, воспользовавшись предоставленной свободой действий, покинули адмирала.
К утру из 500 человек осталось с ним лишь десятеро. Офицеры остались, но высказались за уход поодиночке и принятие адмиралом предложение чехов как лучший вариант. На вопрос Колчака «Что же, вы бросаете меня?» – старший офицер ответил: «Никак нет, Ваше Высокопревосходительство, если Вы прикажете, мы пойдём». После этого, поняв, что в успех офицеры не верят, адмирал распустил их.
Колчак не доверял союзникам, но после долгих колебаний всё же решил положиться на них. Он занял купе в пассажирском вагоне второго класса, декорированном флагами Великобритании, США, Франции, Японии и Чехословакии. Генерал Жанен получил от высоких комиссаров письменную инструкцию обеспечить, если окажется возможным, безопасное следование Колчака туда, куда он захочет. Фраза «если окажется возможным» была включена в инструкцию по настоянию Жанена.
Вслед за вагоном Колчака шёл «золотой эшелон», переданный под чешскую охрану. 10 января эшелон вышел из Нижнеудинска и 15 января прибыл в Иркутск. По прибытии вагон Колчака был оцеплен плотным кольцом охраны. Адмиралу стало известно, что накануне город покинули все союзные миссии. С наступлением сумерек чехословаки объявили Александру Васильевичу, что передают его местным властям.
Арест адмирала и передача его эсеро-меньшевистскому Политцентру были согласованы чехами с представителями союзников, стали мерою, «необходимой для безопасности чешского войска», сделаны были для обеспечения свободного продвижения их эшелонов на восток. Около 9 часов вечера «Политцентр» объявил Колчаку и Пепеляеву об аресте, после чего они были помещены в здании губернской тюрьмы. Акт передачи был составлен в 21 час 55 минут. Командующий японскими войсками Иркутска полковник Фукуда, узнав о прибытии в город Верховного правителя, обратился к Яну Сыровому с просьбой передать Александра Васильевича под охрану японского батальона, на что получил ответ, что Колчак уже выдан повстанцам.
Итак, Колчак оказался ненужным и союзникам, и большинству населения Сибири. Зинаида Гиппиус писала о Николае II: «От него ушли как от пустого места». Подобное вполне подходит и к Колчаку.
С 21 января 1920 г. начались допросы Колчака Чрезвычайной следственной комиссией.
Попытка генерала Каппеля взять Иркутск не удалась. Каппелевцы подошли к Иркутску на расстояние 7 км, но были остановлены повстанческими частями.
В ночь с 6 на 7 февраля 1920 г. адмирал А.В. Колчак и председатель Совета министров Российского правительства В.Н. Пепеляев были расстреляны по постановлению Иркутского военно-революционного комитета большевиков.
После 1991 г. в СМИ появились многочисленные статьи, ставящие под вопрос законность суда и расстрела Колчака.
Чисто формально с многими положениями подобных статей можно согласиться. Но если с точки формального соблюдения законов подойти ко всем событиям 1918–1922 гг. в Сибири, то вся деятельность адмирала Колчака, атамана Семёнова и Ко будет преступной. Равно как и интервенция в Сибирь держав Антанты и Японии, противоречившая всем имевшимся соглашениям с Россией и вопиюще нарушающая международное право.
Глава 6
Японская интервенция
12 января 1918 г. во Владивосток прибыл первый корабль интервентов – крейсер «Ивами», бывший русский броненосец «Орел», сдавшийся японцам в Цусимском бою.
В ночь на 5 апреля 1918 г. «неизвестные лица» совершили вооружённое нападение с целью ограбления на владивостокское отделение японской торговой конторы «Исидо». В ходе этой акции были убиты два японских гражданина. Этот инцидент стал поводом для высадки первого японского десанта. Именно поводом, поскольку японцы даже не пытались провести расследование инцидента.
Поделиться книгой: