Помоги проекту - поделись книгой:
В большинстве систем вместе с номерами хранится геопространственная информация: где они попали на камеру, в какое время, в какой день, и даже в каком направлении ехала машина в момент съемки. Некоторые системы включают также фотографии водителей и пассажиров на передних сиденьях. Китай оснастил некоторые из своих ALPR функцией распознавания лиц. При помощи этих устройств китайская полиция арестовывала людей, которые водили машины, не будучи их зарегистрированными владельцами.
После того как полицейское ALPR-устройство получит изображение номерного знака, офицер может вбить его в базу данных, чтобы узнать, не принадлежит ли он машине, которая числится в угоне или использовалась для совершения преступления. Примерно через неделю после посещения Toplines я провел пару дней в большом полицейском управлении Западного побережья. Я сопровождал патрульного офицера в его дневную смену, и мы ездили на машине, оснащенной ALPR (а также GPS-трекерами, чтобы водитель не менял маршрут и не выбивался из графика).
Незадолго до нашего знакомства этот офицер перевелся из отдела угона автомобилей и все еще по привычке высматривал угонщиков: каждый раз, когда мы останавливались на красный свет, он пробегал глазами по номерным знакам стоящих вокруг машин. Он вводил номера в ноутбук на переднем сиденье и узнавал, есть ли какие-нибудь распоряжения, прикрепленные к этому номеру. За несколько часов он проверил таким образом десятки машин – все были чистые.
Эта привычка может вызвать тревогу: поначалу кажется, будто ты останавливаешь и обыскиваешь каждого человека, оказавшегося рядом на светофоре. Но это не совсем так: он не останавливал машины и не заглядывал в них. Это больше похоже на сканирование людей с помощью точной системы распознавания лиц и вызывает возражения не потому, что это неудобно или навязчиво, а потому, что подразумевает существование огромной базы личных данных, которую полицейские могут использовать по своему усмотрению в отношении граждан, не подозреваемых ни в каком преступлении.
Конечно, реестр судимостей существует, и информация о людях, которые были по закону осуждены за преступления, должна быть доступна полиции. Но кто еще есть в этой базе данных? Как люди туда попали, сколько они там остаются и как оттуда выбираются? Кто еще может просматривать и использовать эту базу данных? И с какими целями?
Эти вопросы настолько беспокоят некоторые сообщества, что те начинают протестовать против применения ALPR. В Делано, штат Калифорния, прекратили использовать эти устройства из-за опасений, что их поставщик Vigilant Solutions имеет контракт с Иммиграционно-таможенной службой (ICE). Власти города Делано беспокоились, что ALPR могут использоваться для депортации людей. Мичиган-Сити в штате Индиана принял решение отказаться от ALPR после того, как городской совет выяснил, что у полицейского управления нет четких правил доступа и хранения данных. Кэтрин Крамп из Berkeley Law по этому поводу написала: «Большинство людей согласны с тем, что в некоторых случаях мы должны использовать ALPR, но проблему для конфиденциальности частной жизни создают не отдельные кадры сами по себе, а сбор и объединение данных».
В июне 2019 года аудитор штата Калифорния инициировала расследование того, как правоохранительные органы штата (четыре агентства) используют ALPR. Ее отчет, опубликованный семь месяцев спустя, подтвердил худшие опасения многих борцов за гражданские права[26]. Обнаружилось, что при обработке и хранении изображений ALPR и связанных с ними данных агентства не всегда следовали практике, которая предписывает адекватно учитывать право личности на неприкосновенность частной жизни. Ни одно из агентств не имело адекватной законодательству штата политики конфиденциальности, а также политики хранения и уничтожения данных. А 99,9 % из 320 миллионов изображений, находящихся в базе данных, были получены с транспортных средств, не связанных ни с какими уголовными расследованиями. Три агентства из четырех пользовались услугами частных компаний для хранения своих материалов, не имея договорных гарантий защиты данных. Три агентства делились данными с сотнями других агентств по всей стране, не выясняя, есть ли у получателей право и необходимость просматривать эти материалы. И ни одно из них не ввело аудированный доступ. Другими словами, офицер любого из этих четырех агентств мог неправомерно использовать изображения, полученные с ALPR, чтобы преследовать людей или следить за транспортными средствами в определенных местах и на определенных мероприятиях, например, в клиниках, кабинетах врачей и на политических митингах. Несмотря на эти риски, рассмотренные агентства практически не проводили аудит поисковых запросов пользователей.
Это кошмарный набор привычек и практик. Во всех городах, кроме самых удобных для общественного транспорта, ALPR могут формировать детальную картину жизни человека. (Распространенный аргумент в защиту ALPR – что эти устройства снимают номерные знаки, а не людей. Но для полиции узнать чье-то имя и адрес по номерному знаку совсем несложно.) Подумайте об этом: если бы ваши местные полицейские целый месяц ежедневно следили за вашей машиной, что они знали бы о вас? Они, конечно, в курсе, где вы живете, но это можно узнать из ваших водительских прав. Они также будут знать, где вы работаете, но для большинства людей это и так уже является общедоступной информацией.
Они в курсе, куда ваши дети ходят в школу, в какое время вы их туда отвезли и когда забрали. Они узнают, если вы посетите клинику для абортов, побываете на политическом митинге или поучаствуете в религиозном мероприятии. Они будут знать, где и когда вы находились, у каких врачей лечились и где, как часто вы заглядывали в винные магазины, рестораны быстрого питания или аптеки с марихуаной, посещали ли вы встречи анонимных алкоголиков. Они посвящены в ваши семейные дела: верны ли вы своему супругу, с кем регулярно видитесь, кто ваши близкие друзья и родственники и где они живут. Выяснят, где вы делаете покупки, а это означает, что они получат хорошее представление о ваших потребительских привычках. Из этого они сделают выводы об уровне вашего дохода и, возможно, о политических пристрастиях: куда вы ходите чаще, в Whole Foods или в Cracker Barrel?
Одобряя использования ALPR без надлежащей политики хранения и очистки данных, мы разрешаем правительству накапливать информацию и создавать подробные личные профили граждан, которые не подозреваются в совершении преступлений. Полицейские могут возразить, что они ничего подобного не делают – ни один офицер не сидит за столом и не создает подобные профили. Подозреваю, подавляющее большинство полицейских действительно этим не занимаются. Но дело не в этом. Дело в том, что они легко могли бы этим заняться – и, опять же, в том, что гражданские свободы в либеральной демократии заслуживают защиты со стороны законодателей и правоприменителей.
Также возникают вопросы о том, как и где собираются данные номерных знаков. Если полицейские просто собирают их на улицах, это одно: здесь у всех равные шансы попасть в ловушку. Но что если они припарковали машину с ALPR возле мечети, где молился подозреваемый в терроризме? Тогда они будут знать всех, кто посещал пятничные молитвы. Что если подозреваемый в терроризме дважды молился там пять лет назад, а полицейские джипы до сих пор появляются каждую пятницу?
Как выяснилось, полиция Нью-Йорка действительно фиксировала номерные знаки прихожан возле мечетей. Туда посылали и полицейских в штатском – слушать проповеди и собирать данные об этническом составе прихожан. Такого рода слежка, по данным ACLU, осуществлялась в мечетях пяти округов, а также в некоторых частях Коннектикута, Нью-Джерси и Пенсильвании[27]. Во время своей президентской кампании бывший мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг выступал в защиту наблюдения за представителями определенной веры, не подозреваемыми ни в каких преступлениях.
Или рассмотрим похожий сценарий событий вокруг оружейной выставки. Полицейское оборудование регистрирует номера машин всех посетителей легально работающей выставки только потому, что в какой-то момент она привлекла внимание нескольких человек, подозреваемых во внутреннем терроризме. Международная ассоциация начальников полиции признала: ALPR могут оказывать сдерживающий эффект на общественную и политическую активность, регистрируя – даже случайно – людей у входа на митинги, в церкви и другие места повышенного риска[28].
Стандартный аргумент правоохранительных органов заключается в том, что устройства ALPR не делают ничего такого, что без них не смог бы сделать обычный полицейский. Во многом это здравый аргумент. ALPR – не телефонная прослушка, эти устройства отслеживают информацию, которую люди сами выставляют на всеобщее обозрение, прикрепляя к своим автомобилям. Обычный полицейский может ходить туда-сюда по общественной улице, у всех на виду снимать видео и делать пометки в записной книжке – и то и другое защищает Первая поправка.
Но сторонники этого аргумента не учитывают масштаб. Когда отдельный офицер несколько часов подряд записывает номера в блокнот или портативный компьютер – это одно, но, когда множество офицеров на машинах с устройствами ALPR регистрируют тысячи номеров вне связи с каким-либо уголовным расследованием – это совсем другое. И разница здесь не просто количественная. Мне трудно представить себе, чтобы какой-нибудь командир поручил патрульному офицеру часами записывать номера проезжающих машин и считал это хорошим использованием времени офицера и средств налогоплательщиков.
ALPR – это простой и удобный способ собрать обширную базу данных о невиновных людях. Одна из крупнейших компаний-разработчиков ALPR – Vigilant Solutions, которую в марте 2018 года купила Motorola, – располагала базой данных из 7 миллиардов номерных знаков с геопространственной информацией. По всей вероятности, большинство из них принадлежало людям, не совершившим никаких преступлений.
Группа по контролю за цифровыми правами Electronic Frontier Foundation (EFF), пользуясь Законом о свободе информации, подала запросы и выяснила, что в 2016 и 2017 годах 173 правоохранительных органа – местных и федеральных – отсканировали 2,5 миллиарда номерных знаков, 99,5 % из которых принадлежали людям, не находившимся под подозрением на момент сканирования[29].
Может показаться, что это высокий процент необоснованной слежки. Но эти 173 агентства – ударники труда по сравнению с полицейским управлением в очаровательном Райнбеке, штат Нью-Йорк, которое за три месяца 2011 года, по данным Союза гражданских свобод Нью-Йорка, просканировало 164 043 номерных знака и обнаружило всего восемь представляющих какой-то интерес. Это означает, что 99,99 % сведений собраны без достаточных на то оснований[30].
Если бы эти сканы быстро удалялись, было бы легко махнуть рукой и забыть. Ведь когда полицейские устраивают засаду, они тоже попутно наблюдают за людьми, которых не подозревают в преступлениях, и преследуют лишь тех, кого подозревают. Но в этих случаях полиция, разумеется, не сохраняет личные данные тех, кто попал под наблюдение случайно. Правила, регулирующие запоминание и хранение данных ALPR, сильно различаются в разных местах (если вообще существуют). По данным Национальной конференции законодательных собраний штатов, только в шестнадцати штатах есть законодательные акты, регулирующие использование ALPR. Города и округа зачастую вырабатывают более жесткую политику, чем штат, а при отсутствии законов на уровне штата создают свои правила сами[31].
На момент написания этой книги в штате Мэн запретили хранить данные ALPR дольше двадцати одного дня, а в Калифорнии требуют удалять их в течение шестидесяти дней (если данные не проходят доказательством по уголовному делу). Колорадо разрешает хранить такую информацию три года, а в Нью-Гемпшире, штате под кодовым названием
В штате Мэн правила строги: нарушение закона об устройствах ALPR является преступлением класса E и наказывается штрафом в размере 1000 долларов или тюремным заключением сроком на шесть месяцев. Только два штата, Вермонт и Миннесота, требуют аудита, чтобы определить, соблюдают ли полицейские управления свою политику использования ALPR. И только один – Калифорния – требует, чтобы правоохранительные органы отчитывались перед законодательным органом о том, как они используют такие устройства.
В нескольких штатах действует указание, что данные ALPR не должны находиться в открытом доступе. Это облегчает жизнь даже тем гражданам, кто выступает за максимальную прозрачность. И правда: кому нужен не в меру любопытный сосед, следящий за тем, как мы входим в свой дом и выходим, особенно если этот сосед может находиться за много миль от нас? Однако это ограничение не означает, что никто за пределами полицейского участка не видит ваших данных.
Во-первых, случаются нарушения. В 2015 году один журналист из Бостона нашел в сети городскую базу данных ALPR вместе с адресами всех, у кого есть разрешение на парковку в городе, и списком из тысяч людей, подозреваемых в террористической деятельности или организации бандформирований[32]. В том же году EFF обнаружил, что прямые трансляции с нескольких стационарных ALPR доступны любому, у кого есть браузер и кто знает, где искать. Четыре года спустя американский интернет-ресурс технических новостей TechCrunch обнаружил более 150 ALPR, подключенных к интернету. Многие видеопотоки были либо полностью открыты для доступа, либо защищены паролем по умолчанию[33].
Во-вторых, правоохранительные органы регулярно обмениваются информацией. В своих рекламных материалах Vigilant хвастается, что присоединиться к крупнейшей сети обмена LPR для правоохранительных органов так же просто, как добавить друга в вашей любимой социальной сети. EFF обнаружил, что в среднем одно агентство передает данные ALPR примерно 160 другим агентствам, хотя некоторые из них поделились с 600 или более. Многие также передавали материалы в Национальную службу поиска транспортных средств, которая дает доступ сотням других организаций[34]. Чем шире распространяются данные, тем больше вероятность взлома, утечек и злоупотреблений.
Иногда такое совместное использование противоречит местной политике. ACLU Северной Калифорнии узнал – тоже через запрос, предусмотренный Законом о свободе информации, – что несколько правоохранительных органов в Калифорнии, в том числе управления полиции в Мерседе, Юнион-Сити и Апленде, поделились данными ALPR с Иммиграционно-таможенной службой (ICE). ACLU утверждает, что эта практика нарушает калифорнийский Закон о ценностях от 2017 года, который запрещает правоохранительным органам штата и местным властям использовать ресурсы для расследования или ареста людей за нарушение федерального иммиграционного законодательства[35]. Контраргумент заключается в том, что простое предоставление ICE доступа к данным, которые и так уже собирают полицейские департаменты, не является расходованием ресурсов. Но это только подчеркивает легкость, с которой устройства ALPR позволяют накапливать огромные объемы личной информации.
Вскоре после того, как стало известно, что ICE купила доступ к базе данных Vigilant, округ Аламеда в Северной Калифорнии расторг контракт с Vigilant на 500 000 долларов. В июне 2018 года его примеру последовали городские власти Ричмонда (тоже в районе залива Сан-Франциско), они по той же причине прекратили договор с Vigilant. Компания возражала, что отдельные агентства не обязаны делиться данными с теми, с кем не хотят делиться, а начальник полиции Ричмонда отметил, что ICE никогда не использовала данные ALPR против кого-либо в Ричмонде. Но что если следующий босс будет придерживаться другой точки зрения?
Частные компании тоже могут практически безнадзорно делиться данными ALPR с полицией. Устройствами ALPR часто пользуются торговые центры и жилые комплексы, а также некоторые офицеры-информаторы[36]. Хотя, как говорилось выше, по меньшей мере в нескольких штатах есть законы, регулирующие использование и хранение данных ALPR, собранных государственными учреждениями и их сотрудниками, ни один из таких законов не распространяется на частные ALPR. Их материалы можно хранить неограниченное время, а также передавать или продавать так широко, как захотят владельцы данных.
Поскольку люди, которые задерживают платежи за автомобиль, часто бедны, а в Америке цветные люди бывают бедными чаще белых (хотя среди неиспаноязычного белого населения бедных в целом больше, чем среди выходцев из других рас), есть вероятность, что камеры агентств по изъятию прав собственности будут в первую очередь настроены на цветных людей. То же самое можно сказать и о полицейских устройствах ALPR. В 2015 году EFF обнаружила, что полиция Окленда чаще отправляла автомобили, оборудованные ALPR, в небогатые районы, чем в какие-либо другие, хотя там не всегда был более высокий уровень преступности[37].
Так в чем же состоит правильная политика использования ALPR? Начнем с неправильной. Фирма Toplines, которую я посетил в Ришон-ле-Ционе, хочет добавить к своим камерам ALPR функцию распознавания голосов и лиц и предлагать эти камеры гражданам для установки на личных автомобилях. Данные, собираемые такими камерами, будут передаваться в систему мобильного вещания, к которой имеет доступ полиция, а граждане взамен будут получать скидки на страховые тарифы. Благодаря информации, которую передают частные камеры, мы все будем в большей безопасности.
В ответ на мой вопрос о защите частной жизни один из руководителей Toplines пожал плечами. «Все равно Facebook[38] и WhatsApp шпионят за нами, – сказал он, поднимая смартфон. – Конфиденциальность умерла».
Одна из самых сложных задач для журналиста – научиться реагировать невозмутимо, когда кто-то говорит безумные или оскорбительные вещи. Я считаю, что в Ришоне сделал пару шагов вперед в своем обучении, однако читатель, надеюсь, понимает, что такая позиция кажется мне ужасной. Так можно создать полицейское государство в обмен на незначительное снижение страховых тарифов. Возможно, конфиденциальность и умирает, хотя я не думаю, что она уже совсем мертва. Однако каждое вторжение в сферу частной жизни наносит ей новый удар, и в какой-то момент она больше не сможет подняться. Самый быстрый способ добиться, чтобы циничная шутка руководителя Toplines стала реальностью, – это смириться с его самонадеянной позицией, замешанной на усталости от жизни. Помните: если кто-то предлагает вам крутой новый гаджет или технологию, которой больше ни у кого нет, вы всегда можете просто отказаться.
Конечно, такой отказ – дело нехитрое. Но как должны выглядеть разумные законы, касающиеся ALPR? В качестве отправной точки можно было бы резко ограничить сроки, в течение которых в полиции хранятся ALPR-снимки людей, не подозреваемых в преступлениях. Нью-Гемпширское правило трех минут кажется разумным, хотя я представляю себе возможные основания для его продления, скажем, до двадцати четырех часов, но не более того. Полиция должна использовать ALPR для поиска транспортных средств, которые на серьезных основаниях подозреваются в причастности к преступлению, а не для накопления базы данных номерных знаков и мест, которые могут пригодиться когда-нибудь.
Кроме того, люди имеют право знать, как использует ALPR местная полиция и есть ли их собственная информация в базе данных. Если это так, человек должен иметь право требовать удаления своих данных – при условии, что его автомобиль не подозревается в причастности к преступлению. Агентства должны установить четкие правила использования личных данных и ввести наказания за их нарушение, особенно за незаконный доступ. Необходимо также создать гарантии, что видеопотоки с таких устройств не будут доступны всем пользователям интернета.
Какая доля инцидентов с применением огнестрельного оружия приводит к звонку в службу экстренной помощи? Какой процент – к заявлениям о тяжком преступлении (нападении с применением опасного оружия)? В Америке ответы удручающе низкие: 12 и менее 7 % соответственно, согласно опубликованной в 2016 году статье Джиллиан Б. Карр и Дженнифер Л. Долеак[39]. Одна из попыток это изменить предпринимается из невзрачного офисного парка в Ньюарке, где расположена упомянутая ранее компания ShotSpotter, основным продуктом которой является система обнаружения выстрелов из огнестрельного оружия. Я впервые увидел этот продукт в действии, когда работал с полицейскими из Ньюарка.
Акустические датчики ShotSpotter размещены группами примерно по двадцать штук на квадратную милю. Они обучены обнаруживать звук выстрелов путем триангуляции источника звука. Вычисляя, сколько времени требуется звуку, чтобы достичь датчиков, система определяет, где произведены выстрелы. Когда датчики ShotSpotter обнаруживают то, что, по их мнению, является стрельбой, на экранах акустических аналитиков в маленькой темной комнате в штаб-квартире ShotSpotter появляется предупреждение.
Как-то утром в четверг я посетил главный офис этой компании в другом Ньюарке – в Калифорнии, недалеко от Окленда. На месте был только один аналитик – добродушная рыжеволосая женщина, которую я буду называть Сьюзен. Остальные аналитики прибыли ближе к вечеру, когда на Восточном побережье начались сумерки. Пиковое время стрельбы – по вечерам с четверга по воскресенье.
Согласно отчету Small Arms Survey за июнь 2018 года, 327 миллионов человек в Америке владеют оружием. В их руках находится 393,3 миллиона единиц – около 120,5 на 100 человек. В пересчете на душу населения это в два с лишним раза больше, чем у второй по вооруженности страны в мире – Йемена. В абсолютных цифрах 393,3 миллиона стволов у жителей Америки означают, что здесь в пять с лишним раз больше оружия, чем у страны, которая находится на втором месте, то есть Индии, население которой более чем в три раза превышает американское[40]. Любое оружие может выстрелить в любой момент. Поэтому никого не удивляет, когда компьютер Сьюзен пингуется в ShotSpotter. Она внимательно слушает звук пару раз, а затем расслабляется. То, что датчики приняли за стрельбу, на самом деле оказалось
Датчики фирмы ShotSpotter обучены распознавать то, что Сэм Клеппер, ее исполнительный директор, который сопровождал меня в тот день, называет громкими пульсирующими звуками в диапазоне от 120 до 160 децибел. Тормоза Джакобса очень часто вызывают ложные срабатывания – наряду с вертолетами и фейерверками, а также автомобилями, которые движутся задним ходом или проезжают по металлическим пластинам. По этой причине компания использует смесь искусственного и человеческого интеллекта: ИИ распознает жанр звука, а человек различает, что это – тормоз грузовика, фейерверк или выстрелы.
Если бы это была стрельба – как, например, в тот пятничный вечер в Ньюарке, штат Нью-Джерси, о чем я писал вначале, – Сьюзен отправила бы сигнал тревоги в соответствующий полицейский участок. Ее сообщение включало бы количество выстрелов, количество стрелков или единиц оружия (то есть звучало ли это как одиночный выстрел или перестрелка, когда выстрелы из одного оружия отвечают на выстрелы из другого) и был ли это автоматический или крупнокалиберный пистолет. К сообщению прилагался бы звуковой файл, чтобы офицеры сами могли услышать выстрелы. На карте стояла бы пометка, где происходила стрельба. Клеппер хвастается, что система работает с точностью до двадцати пяти метров, а официально ShotSpotter утверждает, что весь процесс, от выстрела до оповещения офицеров по мобильным телефонам, занимает меньше минуты.
Мы переходим из затемненной комнаты в вестибюль, к сенсорной карте с маркерами, показывающими, в каких городах мира есть ShotSpotter. Клеппер открывает карту США, затем увеличивает масштаб до тех пор, пока на сетке среднего города Ржавого пояса не появляется кружок с номером 14. Клеппер нажимает кнопку
Как показали Карр и Долеак, это вполне обычное дело. Возможно, выстрелов не слышал никто, кроме стрелявшего и потерпевшего, а потерпевший мертв. Возможно, свидетели были, но испугались и не захотели вмешиваться. А может, каждый, кто слышал выстрелы, думал, что полицию вызовет кто-то другой, и в итоге этого не сделал никто. Стрельба могла произойти в районе, где люди не доверяют полиции. Или кто-то нелегально покупал пистолет и хотел испытать его.
Если же люди все-таки звонят, они часто ошибаются с локацией. В городах звук отражается от зданий и эхом разносится по переулкам. Человеку трудно определить местоположение по звуку в искусственной среде. ShotSpotter запрограммирован решать эти проблемы: сообщать о стрельбе, не дожидаясь, пока кто-то позвонит в службу 911; точно определять локацию, чтобы полиция знала, куда ехать; предупреждать о присутствии автоматического или крупнокалиберного оружия.
Некоторые из моих собеседников в Ньюарке (Нью-Джерси) сказали, что эта технология им нравится. Однако после уточняющих вопросов выяснилось, что они больше очарованы идеей, чем результатами. Общий смысл их ответов заключается в том, что лучше знать о стрельбе, чем не знать о ней, хотя сигнал тревоги редко приводит к аресту. Кроме того, далеко не всегда обнаруживаются жертвы или фактические доказательства стрельбы. Иногда полицейские выезжают на место происшествия и ничего там не находят: либо стрелявший никого не задел и скрылся, либо это была ложная тревога.
Здесь нет ничего необычного. В 2016 году Forbes глубоко изучил коэффициент полезного действия устройств ShotSpotter и обнаружил, что в двух с лишним десятках городов от 30 до 70 % сообщений не содержали доказательств стрельбы. Различия поразительны: например, за 30-месячный период в Сан-Франциско 4385 предупреждений от ShotSpotter привели к двум арестам, в то время как около трети попали в категории
Кто-то возразит: для городов такая ситуация не хуже, чем обычный статус-кво, при котором лишь отдельные перестрелки приводят к аресту и вообще регистрируются в полиции. Но развертывание системы ShotSpotter требует времени и ресурсов. А стоит она недешево: как правило, затраты на квадратную милю составляют от 65 000 до 90 000 долларов в год вместе с разовым взносом за начало обслуживания в размере 10 000 долларов за квадратную милю[42]. Эти цены ставят города перед неудобным выбором: заплатить, чтобы покрыть бо́льшую территорию, но съесть часть полицейского бюджета – или попытаться сэкономить, расположив устройства только в горячих точках, но с риском выбрать неправильные места или покрыть слишком малую область.
Тем не менее дела у компании идут достаточно хорошо: в октябре 2018 года она за наличные деньги купила фирму по полицейскому прогнозированию HunchLab. Клеппер назвал прогностическое моделирование HunchLab естественным продолжением обнаружения выстрелов. По его словам, клиенты HunchLab могут использовать схемы инцидентов со стрельбой для планирования будущих локаций патрульных ресурсов, и он считает это полупроработанным способом прогнозирования преступлений. Клеппер полагает, что ShotSpotter в основе своей является реактивным, в то время как прогностическая полиция, по крайней мере теоретически, проактивна.
Расширение ShotSpotter до предиктивной аналитики – это часть более крупной и изощренной истории, связанной с внутренней технологической трансформацией деятельности полиции и расширением спектра полицейских технологий. Немногие государственные органы получают больше информации, чем полиция. Но эта информация часто разрозненна и плохо организована, а потому используется не так эффективно и продуктивно, как должна. Таким образом, полиция не только покупает продукты, дающие более обширную и новую информацию – например, локации перестрелок или видеосъемки событий, которые произошли за смену, – но и создает платформы для систематизации полученных сведений.
Одна из фирм, купленных компанией ShotSpotter, производит прогностические программы, которые помогают полиции действовать на основе информации, собранной детекторами выстрелов. Axon и Panasonic предлагают и нательные камеры, и системы управления доказательствами, то есть технологии для сбора данных и для их организации. Motorola, которая тоже производит нательные камеры, в январе 2019 года купила Vigilant. Кроме того, она продает платформы для управления цифровыми доказательствами. Благодаря приобретению HunchLab, компания ShotSpotter предлагает не только системы обнаружения выстрелов, но и способ интегрировать эти сведения в программу полицейского прогнозирования.
Клеппер – энергичный и эффективный представитель своей компании. С заразительным рвением он, как искусный политик, умеет оставаться в курсе событий. Трудно не разделить его энтузиазм, когда он говорит о возможных будущих итерациях ShotSpotter, например о камере с поворотом и зумом, которая направляется на выбранную локацию и начинает делать снимки, как только слышит предупреждение, и об устройстве, в котором вместо камеры используется дрон (пока это только теории – ни того ни другого еще нет на рынке).
Но насколько ощутима новизна разработок ShotSpotter? Похоже, что они нравятся властям Чикаго: город расширил зону покрытия до ста с лишним квадратных миль (в 2012 году было всего три квадратных мили), а с 2016 по 2018 год число инцидентов и жертв стрельбы заметно сократилось. ShotSpotter разослал пресс-релиз, полный похвал от начальника чикагской полиции Эдди Джонсона. Конечно, система сообщала о перестрелках, которые иначе в полиции пропустили бы, иногда за сообщениями следовали аресты и конфискация оружия.
ShotSpotter расширил покрытие и в других городах, и число убийств и перестрелок в них сократилось. Но точно так же, как росту преступности способствует множество причин, ее снижение тоже обусловлено целым рядом факторов. И наши субъективные попытки вычислить, какой именно фактор несет за это главную ответственность, почти ни к чему не ведут (увы, для реальности не найти контрольной группы).
Рекламные материалы ShotSpotter пестрят гордыми заявлениями, что не существует ни одного города, где ShotSpotter не работал бы технически, и ссылаются на обнаружение незаконной стрельбы, определение ее локаций и оповещение о ней. Однако некоторые города расторгли свои контракты с ShotSpotter – в частности, власти Фолл-Ривера в штате Массачусетс решили, что покупка за 120 000 долларов услуги, которая, по словам начальника городской полиции, срабатывает менее чем в половине случаев – и при этом пропускает семь выстрелов с жертвами в центре города, – не является рациональным использованием государственных средств.
ShotSpotter признает, что у некоторых городов не было положительного опыта, и винит в этом неоптимальные стратегии развертывания и неправильные методы. В том числе упоминается слишком малая область развертывания (похоже на цитату из какого-то анекдота: «Не нравится наш товар? Так вы просто купили слишком мало!»). Фирма называет свой продукт важнейшим компонентом любой комплексной стратегии по сокращению числа преступлений с применением огнестрельного оружия. Точно так же частью питательного завтрака могут быть бекон и сладкие хлопья, а весь остальной объем – это стероиды и грузовик отрубей. Я говорю это в шутку, не называя ShotSpotter бесполезным. Хотелось бы побудить людей не принимать трюки маркетологов за нечто проверенное и доказанное.
Прежде чем двигаться дальше, я хочу сделать два заключительных замечания о ShotSpotter, оба из которых применимы к миру полицейских технологий в целом. Первый касается, скажем так, умения продавать. Представьте, что вы возглавляете полицейское управление в городе средних размеров, где случается достаточно перестрелок, чтобы мэр регулярно кричал на вас по телефону. Ваши текущие полицейские стратегии не работают. Люди, живущие в бедных и
Итак, где-то на пятый месяц вашей бесконечной изжоги и сна, измеряемого минутами, а не часами, город отправляет вас на одну из тех полицейских конференций, где руководство департамента, ученые и продавцы разных устройств вместе пьют, сплетничают и время от времени посещают семинары.
На вас наседает один из продавцов: «Эй, у нас есть отличный продукт, который поможет вам раскрывать преступления!» По его словам, продукт делает то, чего не делает больше никто на рынке (обнаруживает выстрелы, каталогизирует видео с нательных камер или обрабатывает данные о преступлениях за десятилетия…), и долг собеседника – подсказать вам, куда направить силы. Причем сегодня вам ничего не нужно за это платить, а через год у вас в офисе появится пара новых сотрудников и немного оборудования. «Уже подписались главные мегаполисы – Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Чикаго, – но с небольшими городами мы только начинаем работать, и вам предложили первому!» Как вы поступите?
Скажете ли вы: «Нет, спасибо, у нас в городе все хорошо»? Или задумаетесь над тем, каким активным и передовым вы будете выглядеть, если скажете
Если вам кажется, будто я подшучиваю над гипотетическим руководителем или осуждаю его, что, не будучи искушенным в технологиях, он попадает в лапы ушлого продавца – нет, это абсолютно не входит в мои намерения. Руководить полицейским управлением – сложная, напряженная и зачастую неблагодарная работа. Вас критикует пресса, на вас срывается мэр, все ваши заместители знают, что справились бы лучше вас. И вот появилась компания, готовая вам что-то подарить. Не знаю, что делал бы я в такой ситуации.
Но надеюсь, наивность и стремление к хорошим результатам не помешали бы мне учесть два соображения. Во-первых, ничто не дается даром. Если компания предлагает полицейскому управлению какие-либо услуги бесплатно – обратите внимание, кто ее собственник и кто сможет использовать данные, которые она генерирует или накапливает. Какую ответственность несет эта компания перед гражданами, о которых собирает сведения, – такую же, как и перед платным клиентом? Не исключено, что некий отдел полиции готов сыграть роль подопытного кролика в обмен на какую-нибудь технологию, которая – возможно – принесет пользу. Если это так, он должен открыто объявить о своем решении и отвечать за его последствия.
Второй момент проще. Полицейские управления и критически настроенные граждане, наблюдающие за их работой, должны думать не только о том, поможет ли предлагаемая технология снизить уровень преступности. Но и о том, принесет ли это в целом более значительные результаты по сравнению с другими методами – при эквивалентных расходах. Если цель – сделать город более безопасным для всех жителей, имеет ли смысл тратить деньги на технологии или лучше направить средства на школы, психиатрическую помощь и жилье? Очевидно, одно не исключает другого, но затраты на технологии важно учитывать и оценивать по сравнению с расходами, не связанными с технологиями. Не стоит слепо принимать все обещанные новшества.
Мое последнее предложение – провести еще один мысленный эксперимент. Время от времени бывая в Ньюарке (Нью-Джерси), Окленде (Чикаго) или Вашингтоне (округ Колумбия), я беседовал с каким-нибудь активистом или просто обычным гражданином – попутчиком в поезде, водителем такси или барменом, – который был уверен, что ShotSpotter записывает разговоры людей. Я слышал это утверждение на обоих побережьях и посередине между ними, от стариков и молодых, мужчин и женщин самых разных национальностей. Это не звучало как мнение большинства, но не было и музейной редкостью.
В ShotSpotter настаивают на том, что их технология этого делать не может. То же самое говорят и все мои собеседники из полиции, знакомые с ShotSpotter: голоса людей не звучат как фейерверки или моторные тормоза, мы не издаем
Следовательно, либо и сам ShotSpotter, и полиция, использующая его технологию, обманывают или обманываются, а значит, мы имеем дело с заговором, охватывающим девяносто городов, тысячи полицейских и сотни сотрудников государственной компании, которые общими усилиями отстаивают недоказанную ценность и безопасность этих технологий, либо ShotSpotter действительно не распознает и не записывает разговоры граждан.
Но прежде чем возмущенно закатить глаза при виде очередной теории заговора, представьте себя снова в городе средних размеров, где много перестрелок и отравлены отношения между полицией и населением – только на этот раз вы не начальник. Вы обычный цветной рабочий из захудалой части города.
Вас – и многих других людей, похожих на вас, – всю жизнь без веской причины останавливала полиция. С вами неуважительно разговаривали, без разрешения обшаривали карманы и пару раз выписали изрядный штраф за незначительные нарушения. Может быть, кого-то из ваших близких даже упрятали за решетку. В последнее время дела пошли лучше, согласитесь, похоже, департамент либо прилагает реальные усилия, либо находится под федеральным контролем. Но неприятности происходили годами, даже десятилетиями. У каждого, кто похож на вас, есть история о пугающем или огорчающем столкновении с правоохранительными органами.
Поэтому когда на углу улицы стоят машины с включенными мигалками, а вокруг серьезные офицеры с руками на кобурах, и вы спрашиваете одного из них, что случилось, а он указывает на маленький белый ромб на столбе со светофором и отвечает, что эти штуки вызывают полицию, когда слышат выстрелы, примете ли вы это объяснение за чистую монету? Или вы, помня о неудобствах, которые случались с вами и вашими близкими, подумаете, что полицейский отвечает не совсем честно? Вы задаетесь вопросом: разве подслушивание не является нарушением закона? Но когда они остановили вашу машину и обыскали ее без ордера – они ведь тоже не слишком заботились о букве закона.
Когда правительство внедряет новые технологии наблюдения, каждая из них может и ухудшить, и улучшить его отношения с обществом. И результат часто зависит от того, насколько прозрачны действия властей. Для граждан – и для меня, конечно, – весьма важно, как именно это происходит: то ли однажды на улице просто появляются акустические датчики, то ли полиция проходит через (как всем известно) раздражающий, обременительный процесс ведения долгих общественных форумов, без устали объясняя, что это за датчики, что они могут делать, чего не могут и почему там находятся. Второй вариант явно лучше. Городские власти должны объяснять, какие технологии используются и почему. Это не менее важно, чем сама технология.
3. Следим друг за другом
Мужчина, сидящий напротив, говорит, что его семь раз били электрошокером. Он высокий, крепкий, восторженный и открытый, в хорошей одежде, с густыми седеющими волосами и выпуклыми веками. Мы находимся не в полицейском участке и не в психиатрической больнице, а в офисе WeWork на Таймс-сквер. Насколько мне известно, у этого человека нет судимостей, он не кажется мне мазохистом или любителем острых ощущений. Его зовут Рик Смит, и его бьют электрошокером по той же причине, по которой пекарь ест хлеб. Он руководит компанией, которая исследует, как полиция и граждане следят друг за другом. В этой главе мы будем наблюдать за наблюдающим и узнаем, как новые способы мониторинга поведения меняют работу полиции.
Смит управляет компанией Axon. Сегодня она наиболее известна своими нательными камерами, которые производит и продает полиции. До 2017 года компания называлась Taser – это марка основного продукта и источника дохода. Сменив название, руководство фирмы тем самым подчеркнуло, что смещает акцент с электрошоковых устройств (слово
В 1993 году Смит, которому тогда было двадцать три года, окончил бизнес-школу и отправился в Тусон (Аризона), чтобы познакомиться с Джеком Кавером, 73-летним изобретателем нелетального оружия. В юности Каверу нравилась книга «Том Свифт и его электрическая винтовка» – о мальчике, который изобретает пистолет, стреляющий электрическими разрядами. Аббревиатуру из заглавия этой книги Кавер превратил в название оружия, которое должно было выводить людей из строя при помощи электричества, но не убивать: TASER.
Я познакомился со Смитом, когда он находился в турне по городам с презентациями своей новой книги «Конец убийства». Это отчасти мемуары и отчасти аргументы в пользу широкого применения нелетального оружия (и против огнестрельного), а по сути – пространная, наводящая на размышления, увлекательно написанная реклама продукции его фирмы[43]. Если это читается как насмешка, прошу заметить: у меня не было такого намерения. Смит является основателем и генеральным директором[44] публичной компании. У него есть фидуциарные обязательства перед акционерами, и его долг – убеждать людей покупать его продукцию. Он окончил Гарвард с ученой степенью в области неврологии. Первоначально его фирма занимала гараж в Аризоне, но со временем превратилась в ведущего поставщика нательных камер и электрического оружия для американской полиции. В 2002 году он стал предпринимателем года по версии Ernst & Young.
В «Конце убийства» Смит благодарит физика Кавера за блестящий, изобретательный и плодовитый ум, преисполненный идей и энтузиазма. Однако он добавляет, что Кавер споткнулся, когда пришло время взять идею из головы и превратить ее в продукт, за который люди будут платить. Смит понял, как продавать нелетальное оружие полицейским управлениям. Сначала им с Кавером пришлось сменить дизайн. В первоначальной версии Кавера для запуска наэлектризованных дротиков использовался порох, и федеральное правительство классифицировало ее как
В следующей итерации использовался не порох, а сжатый азот. Продажи выросли: такие устройства покупали и правоохранительные органы, и частные лица. Сегодня электрошокерами пользуются не менее пятнадцати тысяч полицейских служб по всему миру. В 2017 году компания переименовала себя в Axon, чтобы подчеркнуть растущую важность той части своего бизнеса, которая не связана с электрошокерами, а именно – нательных камер. Выручка Axon в 2018 году составила 428 миллионов долларов, 84,5 % которых пришлись на нательные камеры (а оставшаяся часть – на электрошокеры)[45].
Смена концепции стала удачным бизнес-решением: теперь Axon является ведущим поставщиком нательных камер в Америке. Электрошокеры приносят этой компании деньги один раз – когда их покупает полиция. Но с камерами дела обстоят по-другому. Сначала Axon зарабатывает на продаже камер отделениям полиции, а потом – на хранении отснятого материала. Кроме прочего, компания продает систему управления данными Evidence.com, которая позволяет полицейским загружать аудио- и видеозаписи, упорядочивать их, маркировать, быстро находить и совместно использовать.
Начальница IT-отдела при полицейском департаменте небольшого округа на Восточном побережье (около 1200 кадровых сотрудников, не все из которых постоянно пользуются нательными камерами) сказала мне, что ее агентство генерирует около четырех терабайт данных в месяц. Это около четырех тысяч полнометражных фильмов. Как и у большинства агентств, у них нет места на сервере для размещения этой быстро растущей информационной массы, и потому они хранят ее в облаке. Для агентства это постоянные расходы. Кроме того, встают острые вопросы о цепочке доступа и о частном хостинге для конфиденциальной информации, которая является общественным достоянием.
Но эти вопросы не острее многих других, связанных с нательными камерами. Что записывают эти устройства? Что они
Есть апокрифическая фраза
Как и многое другое в этой книге, вопросы о том, каким образом нательные камеры полицейских и камеры смартфонов граждан фиксируют наше общение с правоохранителями, касаются не только юридической сферы. Они относятся и к ожиданиям, и к процедурам, и к информационной безопасности. Эти камеры снимают в публичном пространстве ситуации, участники которых практически не ожидают конфиденциальности. В последние годы нательные камеры и видеорегистраторы на лобовых стеклах автомобилей стали стандартным оборудованием для многих полицейских.
Полицейская нательная камера – это небольшое устройство, немногим крупнее колоды игральных карт, которое офицер обычно прикрепляет к нагрудному карману. Есть и совсем маленькие модели, их можно носить как гарнитуру на солнцезащитных очках. Они могут записывать огромные объемы видео высокой четкости и рассчитаны на работу в течение всей смены, поэтому батареи держат заряд до двенадцати часов. Обычно наверху есть широкая выступающая кнопка, чтобы полицейский включал и выключал камеру с минимальными усилиями или вообще без них. Некоторые отделы синхронизируют нательные камеры и видеорегистраторы с сиренами и мигалками: как только офицер включает и то и другое, обе камеры начинают запись. Их также можно синхронизировать с кобурой, чтобы камеры включались сами, когда полицейский достает оружие. В отделении полиции все камеры хранятся в специальном отсеке, который заряжает их и сгружает информацию.
У большинства камер есть постоянный буфер предварительной записи: они снимают в цикле от тридцати секунд до двух минут, чтобы было видно, что произошло непосредственно перед тем, как сотрудник полиции решил включить камеру.
Весной 2018 года я внедрился в полицейское управление Западного побережья. В то время его руководители требовали от патрульных офицеров записи всей рабочей смены. Казалось, сотрудники смирились с камерами (или просто приспособились). Но я провел дневную смену с одним офицером, и тот сказал мне, что камера начинает записывать сразу, как только полицейский снимает ее с док-станции, и потому офицеры вынуждены привыкать забирать свои камеры после того, как примут душ перед сменой.
Широкое применение полицией нательных камер во многом является побочным продуктом одной трагедии. Около полудня 9 августа 2014 года в Фергюсоне (штат Миссури) офицер Даррен Уилсон застрелил 18-летнего Майкла Брауна. События, приведшие к смерти Брауна, остаются туманными. Во время их первого разговора Уилсон попросил Брауна и еще одного мужчину не идти посреди улицы. Затем, согласно показаниям Уилсона перед советом присяжных, он заметил в руках у Брауна пачку сигарилл и заподозрил, что тот причастен к недавней магазинной краже. (В отчете Министерства юстиции сказано, что Браун украл несколько упаковок сигарилл из супермаркета Фергюсон[46].) Уилсон припарковал свой внедорожник под углом, перегораживая Брауну проход.
Уилсон и некоторые свидетели говорят, что Браун просунул руку через окно патрульной машины и ударил офицера кулаком. Другие свидетели утверждают, что это Уилсон протянул руку через окно и схватил Брауна за шею. Уилсон потянулся за своим пистолетом, Браун пытался ему помешать. После борьбы Уилсон выстрелил и попал Брауну в руку с близкого расстояния. Затем Уилсон вышел из внедорожника и погнался за Брауном. Он говорит, что Браун бросился на него во время стрельбы. Некоторые свидетели сообщили, что у Брауна были подняты руки. Уилсон сказал, что боялся за свою жизнь, потому что Браун тянулся к кобуре за пистолетом.
На самом деле Браун был безоружен и погиб, получив не менее шести пуль. За смертью Брауна последовали многодневные беспорядки, вызванные не только ужасом от убийства безоружного парня, но и годами напряженных отношений между полицией Фергюсона, состоящей в основном из белых, и горожанами, в большинстве своем чернокожими. Расследование, проведенное Министерством юстиции, показало, что по федеральным законам применение Уилсоном силы не было
В тот же день семья Брауна опубликовала петицию с требованием, чтобы каждый полицейский, работающий на улицах в этой стране, носил нательную камеру. Если бы утром 9 августа Уилсон был с камерой, то и присяжные, и общественность знали бы, спровоцировал ли Уилсон конфликт, когда схватил Брауна за шею, или Браун залез в машину и начал бить его кулаками, а также был ли Браун застрелен при попытке напасть на полицейского или при попытке сдаться.
Министерство юстиции прислушалось к призыву этой семьи. В мае 2015 года оно объявило о пилотной программе, в рамках которой было выделено около 20 миллионов долларов в виде грантов для покрытия стоимости 21 000 нательных камер для 73 правоохранительных органов (гранты пошли на сами устройства, на техническую поддержку и на программы для изучения последствий использования нательных камер)[47]. Это небольшая часть от общего числа правоохранительных органов в Америке, но их число растет, и после ухода Обамы этот поток финансирования продолжался при администрации Трампа. По данным газеты «Вашингтон пост», в период с 2015 по 2018 год Министерство юстиции выделило более 70 миллионов долларов в виде грантов на нательные камеры и через Бюро содействия правосудию открыло центр информации о передовом опыте использования камер[48].
Благодаря финансированию нательные камеры превратились из интересного эксперимента в стандартную продукцию для большинства крупных отделов полиции. В апреле 2018 года Исследовательский форум руководителей полиции (PERF) провел на национальном уровне опрос репрезентативной выборки из 893 полицейских агентств (все из разных мест и разных размеров – в основном небольшие, со штатом до 99 сотрудников, как и большинство агентств Америки). В результате 35,2 % сообщили, что используют нательные камеры, еще 46,6 % заявили, что планируют использовать их в будущем. Подразделения, насчитывающие более 250 сотрудников, используют или планируют использовать нательные камеры несколько чаще, чем мелкие агентства[49].
И на 115-м, и на 116-м Конгрессах (2017–2018 и 2019–2020 годы соответственно) были внесены законопроекты, обязывающие сотрудников федеральных правоохранительных органов носить нательные камеры[50]. Ни один из них не был одобрен, но в итоге такой закон, вероятно, все-таки примут. Почти 92 % агентств заявили, что наиболее важным основанием для применения этих устройств является необходимость обеспечить прозрачность, подотчетность и легитимность. Большинство агентств предоставили нательные камеры либо всем штатным сотрудникам, либо только патрульным (под патрульными имеются в виду полицейские в форме, передвигающиеся на машинах и пешком, в отличие от детективов в штатском или сотрудников под прикрытием).
По состоянию на май 2016 года, согласно исследованию Лаборатории прикладной физики Джона Хопкинса, агентства могли выбирать из 60 с лишним различных типов нательных камер[51]. Сегодня ассортимент, несомненно, больше. Axon остается лидером рынка: по словам представителя компании, ее продукцией пользуются более 18 000 отделений полиции в 100 странах, в том числе в 48 из 79 крупнейших городов Америки.
Нательные камеры – это одна из немногих технологий, которые получили поддержку и от полиции, и от ее критиков, хотя и не без первоначального скептицизма. Многие полицейские профсоюзы выступали против – или, по крайней мере, высказывали опасения – отчасти из-за страха, что начальство будет использовать такие камеры для наказания опальных офицеров за мелкие или технические нарушения. По сообщениям веб-сайта GovTech, посвященного технологиям и государственному сектору, глава Ассоциации полицейских Эль-Пасо сказал, что не хочет, чтобы его офицеров фиксировали круглосуточно и без выходных. Что произойдет, если я буду за рулем, а кто-то выпрыгнет из машины и тут же начнется потасовка? Нет, сэр, погодите, дайте мне включить нательную камеру, чтобы она показала, как вы со мной поступаете.
Другие рассматривали – и до сих пор рассматривают – нательные камеры в первую очередь как способ слежки за сообществами, которые уже находятся под пристальным наблюдением. Альберт Фокс Кан, глава проекта по надзору за технологиями слежения в Центре городского правосудия в Нью-Йорке, написал в «Нью-Йорк таймс», что нательные камеры позволят полиции превратить обход квартала в безосновательное выяснение, куда люди ходят и с кем ведут дела. Например, сотрудник, стоящий возле клиники абортов или перед площадью, на которой идет политический протест, может нарушить некоторые из наших самых фундаментальных конституционных прав[52]. И еще одно возражение. Многие департаменты разрешают сотрудникам просматривать записи с камер наблюдения перед составлением отчета о применении силы – значит, полицейским будет легче подогнать свой рассказ к тому, что показано на пленке, а не к тому, что они помнят о происходящем.
Критики полиции считают, что камеры заставят полицейских вести себя лучше и применять силу более разумно. Полицейские, которые поддерживают ношение нательных камер, считают, что это защищает офицеров от ложных обвинений в неправомерных действиях. Опрос, проведенный в 2016 году либертарианским аналитическим центром института Катона, показал: 89 % американцев поддерживают требование, чтобы полиция носила нательные камеры, и эта поддержка
Но нательные камеры – или, в более широком смысле, записи столкновений граждан с полицией – также подчеркивают базовую напряженность во взглядах либеральных обществ на правоохранительные органы. Мы желаем, чтобы правосудие было беспристрастным, но не жестким. Мы не хотим, чтобы людям сходило с рук нарушение закона. Но мы также не хотим, чтобы сурово наказывалось каждое правонарушение. Я снова задам тот же вопрос: устроит ли вас, если нарушителей будут максимально наказывать за любой неправильный переход улицы или за превышение скорости на милю в час?
В мае 2019 года Slate опубликовал статью Кэти Миллер, бывшей сотрудницы полиции. Она написала, что нательные камеры исключают неформальное общение и свободу действий, которые придают работе полиции больше гуманности. Она рассказала, как в те дни, когда нательных камер еще не было, ей случилось остановить женщину, которая проехала на знак
«Если бы я увидела, как бездомный мочится в публичном месте, – объяснила Миллер, – видеозапись вынудила бы меня его оштрафовать, арестовать или нарушить общие правила, не записывая наше общение. Нательные камеры, возможно, упрощают привлечение полицейских к ответственности за их действия, но они также позволяют строго наказывать граждан». Кроме того, Миллер упомянула о негласном договоре, разрешающем пить алкоголь из бумажного пакета. Выпивка в общественных местах незаконна, но арестовывать всех, кто пьет пиво в парке в жаркий день – огромная трата полицейских ресурсов. По ее словам, бумажные пакеты предоставили полиции и гражданам обходной путь. Нательные камеры производят обратный эффект: поскольку отснятый материал можно просмотреть поминутно, все должно делаться по правилам. Камеры не породили это противоречие между справедливостью и излишне жестким применением закона, но, безусловно, усилили его[54].
Кто-то приветствует камеры, потому что они предоставляют доказательства неправомерного поведения. «Плохого копа ненавидят не больше, чем хорошего», – сказал мне Рик Смит, генеральный директор Axon (хотя, конечно, любой глава компании по производству нательных камер высказался бы в пользу нательных камер). Он вспомнил, как недавно встречался с начальниками полиции из нескольких крупных городов и слышал жалобы на то, как трудно избавиться от плохих сотрудников. Офицеры спрашивали: «Вот я руководитель – и что мне делать, если человек явно не подходит для работы в полиции, но мы не можем уволить его из-за правовых гарантий для государственных служащих?» По словам Смита, руководителям действительно нравится идея подотчетности, и видеокамеры помогают доказать правоту, когда кого-то хотят уволить из органов ради защиты имиджа профессии.
Поделиться книгой: