Помоги проекту - поделись книгой:
Оксана с яростью поглядела на подругу, и та, вздохнув, вынуждена была с ней согласиться. Мать двоих детей хоть и не владела боевыми инплантами, но в её руке присутствовал мощный импульсник для быстрого уничтожения электроники, если их раскроют. Такое вживляли всем сотрудникам «Великой Руси» без исключения.
— Гражданки третьей категории Оксана Чернова и Виола Коныгина. Ваш статус прошёл проверку, счастливого пути, — отрапортовал один из офицеров, и оба, кивнув, развернулись и вошли в зал ожидания.
— Подруга… Я думала, напружу в трусишки… — прошипела Виола и быстро начала подталкивать девушку на улицу.
— Повезло нам… Мы остались незаме… — начала было Оксана, но вокруг прозвучала тревога. А на улице у выхода активировались боевые турели, которые направились прямо на девушек.
— Ага… Щас… — фыркнула Виола, схватила Илью подмышку и крикнула Оксане: — Коли стимуляторы! Успеем скрыться лесом!
— Да… — кивнула та и активировала через нейроинтерфейс заготовленный препарат.
Время замедлилось в несколько раз. Подхватив свою дочь на руки, Оксана помчалась за Виолой, огибая металлические колонны и спрыгивая со ступенек на перрон. Виляя зигзагами, девушки успешно уклонились от попаданий сгустков плазмы и нырнули в ближайший пролесок.
Глава 1
В большой столовой на сотни мест молча и спокойно принимали пищу дети различных возрастов, от пяти до пятнадцати лет. Все они были одеты в белые костюмы с чёрными рубашками и выбитыми на груди индивидуальными номерами. Словно безвольные роботы, они синхронно работали своими пластиковыми ложками, даже по-детски не проронив ни слова, ни эмоции.
У выхода со столовой дежурили два охранника в серой кевларовой броне и с электрошокерами на поясе. Через экран своих шлемов они наблюдали за показателями сердцебиения и мозгового импульса каждого из детей.
В это момент в столовую вошла дама за сорок в чёрном обтягивающем комбинезоне и с планшетом в руках. Завязанные в бутон смоляные волосы гармонировали с полностью иссиня-чёрными глазами и светлым зрачком — передовым имплантом, сканирующим за раз в инфракрасном и СВЧ излучении.
— Доброслав, наше заведение покидают вот эти постояльцы, — сказала женщина одному из охранников и махнула по планшету рукой, отправляя ему список послушников на нейроинтерфейс.
— Понял вас, куратор Селина, — кивнул охранник по правую сторону от женщины и вышел чуть вперёд.
Несколько секунд ничего не происходило, — охранник готовил исходящее объявление через систему оповещения — а затем со всех сторон прозвучал электронный женский голос:
Во время объявления поочерёдно со своих мест вставали мальчишки и девочки тринадцати-четырнадцатилетнего возраста.
—
— Флайджет уже ждёт. Прошу следовать за мной, — сказала куратор и вышла из столовой.
Детей повели по светлым коридорам. Прохожие, другие вожатые и охранники уступали толпе дорогу, а роботы-уборщики автоматически переезжали на стену, продолжая свою уборку уже там.
Через пять минут послушники стояли на площади перед детским комплексом, где находилась большая посадочная площадка с воздушным транспортом. Флайджет — это гражданский транспорт на гравитационных двигателях, который вмещал в себя до пятидесяти пассажиров, помимо двух пилотов судна. Он выглядел как бомбардировщик с острыми углами крыльев и плоским двигателем под фюзеляжем.
С левого его бока уже был развернут пологий трап, где детей встречал небритый черноволосый мужчина со шрамом через всю правую щеку, в красной броне и без шлема. Он с усмешкой поглядел на женщину и сказал:
— Не лучшего сорта ребятня, куратор Селина.
— Выбраны наиболее проблемные, что плохо воспринимают Аутерий, — нахмурилась женщина.
— А где кстати он? Договор был на месячный запас, в пересчёте на ребятню, — хмыкнул он, приподняв бровь.
— Транспортировочные контейнеры фасуются на складе. Скоро доставят, — сухо сказала она.
— Ну так-то лучше, Селиночка!
Мужчина положил ладонь женщине на плечо, в связи с чем она моментально схватила его руку и с неимоверной быстротой вывернула за спину, перехватывая второй рукой шею.
— Если гражданин третьей категории ещё раз совершит телесный контакт со мной, гражданкой второй категории, то я буду вынуждена деактивировать его двигательные функции, — холодно произнесла она задыхающемуся мужчине на ухо и резко отпустила его. Он упал на колени, откашливаясь.
— Психанутая польская бабища… — пробормотал он на русском, вставая и держась за горло.
— Тупой русский валенок, — фыркнула она на польском, но благодаря нейроинтерфейсу все друг друга поняли.
— Грузи мелкотню в флайджет, — велел мужчина охраннику, а тот поглядел на Селину и, получив от неё добро, скомандовал движение по трапу.
В самом конце колонны детей подросток невысокого роста и со светлыми волосами обернулся перед входом в транспорт. Его чувства были подавлены Аутерием, но далеко не полностью, а потому он отдалённо ощущал тоску, волнение и безнадёжность от дальнейшей неизвестности в его судьбе.
— Ты меня слышишь, шкет?! — услышал я мужской рык, и мою щёку обожгло болью.
Я чуть не упал на пол и растерянно поглядел на здоровенного дядьку перед собой. Он стоял в потрёпанной коричневой броне с автоматом за спиной и продолжал что-то кричать. Моё сознание прояснялось медленно и неохотно, словно я не мог до конца проснуться.
Но в самом низу, перед глазами, я увидел строчки нейроинтерфейса:
«Мама… Лиза…», — горько подумал я с наворачивающимися слезами на глазах, но в слух сказал:
— Дядя… Что вы… сказали?
Я пытался лучше вслушаться в такую знакомую речь, но странные инъекции в том детском доме словно лишили меня разума непонятно на какое время.
— Какой я тебя дядя, щенок?! Я сказал — встал, разделся и прошёл через сканер! — проорал он, хватая меня за рубашку и поднимая перед собой.
Болтаясь в его руке, я судорожно закивал.
— Я всё сделаю! — выпалил я, хватаясь за его огромное запястье.
— Бракованное отребье… — сплюнул он в сторону, а когда поставил меня на пол, я начал снимать пиджак и мельком огляделся.
Вокруг были знакомые лица моих сверстников, что стояли уже раздетые до нижнего белья и поочерёдно вставали на металлическую круглую площадку, стойка-сканер которого быстро проезжала вокруг человека и со всех сторон окидывала его синим лазером.
Мы находились в мрачном помещении с какими-то старыми компьютерами на стене слева, тусклым жёлтым светом с краёв потолка и металлическим полом, на котором змеями валялись провода.
Позади нас была металлическая дверь, возле неё, сидя на стуле, скучающе зевал охранник. А спереди, куда подходили некоторые мои знакомые, за столом рядом со сканером сидела за столом тётка с металлической рукой и лысой головой и что-то тыкала по голографическому экрану. А перед ней стоял тот самый дядька, что недовольно наблюдал, как я раздеваюсь.
Ещё не выйдя полностью с полусонного состояния, я встал последним в очередь и стал ждать, стыдливо отворачивая голову от нижнего белья полуголой девушки моего возраста, но с округлившимися уже формами.
Прикрыв глаза, я опять взглянул на строчки стабилизации своего тела:
С каждым процентом мне всё легче видеть и воздействовать на свой нейроинтерфейс. После того, как в наш дом ворвались федералы, мне практически сразу вкололи в шею порцию лишающего эмоций препарата. Я помню лишь кричащую мать, что тянулась к нам, когда её держали военные, и свою сестру, плачущую рядом со мной.
«Стойте! А сколько я провёл в том детдоме?!» — спохватившись, подумал я и с усилием сфокусировал внимание на верхнем правом краю нейроинтерфейса, где находилась текущая дата.
— Как… — потрясённо прошептал я с покрасневшими глазами.
Я провёл в детском доме практически год. Нас схватили в августе девяносто девятого, вскоре после моего дня рождения и установки мне системы «Зодак». Мне сейчас тринадцать лет! Год прошёл словно в тумане, по ощущениям, за месяц!
— Следующий! — выдернула меня из нерадостных размышлений женщина, что сидела за столом.
Я робко встал на холодную металлическую площадку и с бьющимся, как барабан, сердцем стал ждать.
Страшная лысая тётка недовольно поглядела на меня своими прожигающими зелёным электронными глазами, а стойка вокруг начала сканировать моё тело синим лазером. Даже ощущалось лёгкое неприятное чувство, будто каждую клетку просвечивают.
Когда сканирование прошло, она удивлённо взглянула на меня и обратилась к тому дядьке:
— Андрей, глянь-ка на этого экземпляра.
— Ну что опять не так, Эля?.. — закатив глаза, шикнул он и подошёл ближе.
— У этого мальца установлен какой-то имплант в нижнем отделе мозга, размером с горошину. Предположительно, это какая-то редкая модификация станции производства наноботов, — монотонно проговорила она, а я покрылся липким страхом.
Что со мной будут делать, если узнают, что у меня установлен модуль производства нанитов и Зодак редкой десятой версии?! Да меня просто на опыты пустят! Либо сделают из меня киборга! Непонятно, правда, зачем…
«Ладно, надо успокоиться. Я ведь умный, в двенадцать лет в лёгкую усвоил громадные образы полной школьной программы и начального университета для граждан второй категории… Поэтому что-нибудь придумаю», — судорожно думал я, успокаивая себя.
Но дядька с отвращением оглядел меня и, повернувшись, загоготал:
— Ха-ха-ха! Над этими болезными как только не поиздевались в подпольных лабораториях! Неужто ты думаешь, Эля, что ему установили восьмой Зодак? Черепушка мелкого бы взорвалась, как арбуз!
— Так-то оно так, — скептично усмехнулась женщина. — Но имплант всё равно странный.
— Сканер обнаружил наноботов или нанитов? — вскинув брови, спросил он.
— Ни того, ни другого нет, — покачала она головой.
— Это значит, что у него установлен порожняковый имплант, из-за которого он отхватит себе к совершеннолетию опухоль мозга! Кончай демагогию! — махнул он рукой и повернулся ко мне. — Свалил со сканера и на выход отсюда, отброс! — рявкнул на меня, показывая рукой на автоматическую дверь, куда поочерёдно входили мои сверстники.
— Д-да… — покрываясь холодными мурашками, я спешно отправился к двери, которая резко отъехала в сторону.
Сразу за ней в длинном коридоре меня ждали двое… старшеклассников? Наверное, лет по восемнадцать. Они были одеты в коричневые комбинезоны с карманами на бёдрах и в коричневые кожаные плащи. Один светловолосый, как я, а другой вроде шатен.
— Наконец-то! Сколько можно тебя ждать, бестолочь мелкая, — прошипел светловолосый и, грубо схватив меня за шею сзади, подталкивая, потащил по коридору.
— Да отпустите! Я сам пойду! — жалобно воскликнул я.
— Ого! Петро, а он более разговорчивый. Неужели Аутерий на него совсем не действует? — гоготнул второй, короткостриженый шатен.
— Он бракованный. Скорей всего, быстро выветривается у него эта отрава, — спокойно сказал тот, что держал меня, и сразу же отпустил, отталкивая.
Но не успел я обернуться, как он толкнул меня ботинком в спину, да так, что я, спотыкаясь, пробороздил рифлёный металлический пол коридора практически лицом.
— Смотри, не помни его. Если он сляжет, Захар тебя спустит в щели Зелоидов вместо него, — ухмыльнулся второй.
— Разберусь без тебя, Саня, — хмыкнул светловолосый и, подойдя ко мне, со всего маха зарядил мне ботинком в живот.
В глазах тут же потемнело, а грудь от удара сдавило тисками. Было не столько больно, сколько страшно и ужасно горько от того, куда я попал. Даже когда был в полудрёме, я чувствовал от окружающих меня взрослых холодную безразличную жестокость. Но это место отчётливо даёт понять, что я тут просто никто, щенок, в прямом смысле собачей породы. И удушить меня им ничего не стоит. Так же просто как выкинуть в мусорку отработанный пищевой контейнер.
— Мама… — прошептал я и, не удержав слезы, тихо расплакался, хватаясь за грудь.
— Э-э, Петруха! Он нюни распускает! Как мелкая девка! — загоготал второй и слегка пнул меня в плечо, поваливая набок.
— Какое ничтожество… — фыркнул другой, схватил меня за волосы и силой поставил на ноги. — Прекращай реветь, отброс! Это тебе не интернатовский курорт в Германии! Будешь пускать сопли — тебя отпинают твои же сверстники! Ты понял?! — прошипел он и дал мне несильную пощёчину.
— Да-а… — вытирая слезы, выдал я.
— Шагай вперёд, плакса, пока пинка не отвесил! — опять прошипел светловолосый, и я сразу двинулся прямо по коридору, скрючиваясь и хватая себя под локти.
Первые метров десять я шёл не думая ни о чём, просто цепенея от страха и удерживая себя от того, чтобы повторно не расплакаться, как «девчонка». Но я вспомнил мамины слова: «Наш мир очень жесток, Илюша. Ты должен стать сильнее всех, но оставаться добрым, во чтобы то ни стало…»
Поделиться книгой: