Жемчужный узел

— Тогда я, пожалуй, воздержусь.

Лад как-то странно покосился на неё.

— Многое теряешь. Иногда неудобства стоят того.

Лизавете снова стало неловко. Городская жительница, «маленькая купчиха», она не вписывалась в местную жизнь. Стоило ли убегать из деревни, чтобы снова столкнуться с непониманием здесь?

— Не против, я присяду?

А Лад вот не заморачивался: и думать забыв о кувшинках, он плюхнулся прямо на песок, скрестил ноги. Лизавета посмотрела сверху вниз, поражаясь его непосредственности. Он ведь прекрасно знал: песок прилипнет к мокрой одежде, забьётся в обувь, сам он после этого будет выглядеть неряшливо и глупо — и всё же Лада это совершенно не волновало.

— Ты тоже садись! — он постучал ладонью рядом с собой.

Минуту назад Лизавета бы отказалась. Сейчас же, подобрав юбки, аккуратно присела. Песок, согретый дружелюбным солнцем, оказался приятным и тёплым на ощупь. Но жарко не было: от воды тянуло прохладой, ветерок вблизи неё стал только свежее. Вдохнув его поглубже, Лизавета осторожно позволила себе улыбнуться. Пожалуй, что-то было в том, чтобы так сидеть на земле и смотреть на простирающееся впереди озеро.

— Насчёт кувшинок не передумала? — заметив перемену в Лизавете, шёпотом спросил Лад.

Она покачала головой: нет, плыть куда-то в мутной воде, чтобы поглазеть на цветы, она не готова. Но внутренний голос негромко добавил: «Пока», — а Лад усмехнулся, будто услышал.

И время пошло, словно кто-то, придерживавший секундную стрелку, неожиданно её отпустил. Лизавета не заметила, как пролетели без малого три дня, столь полны они были. Закрывая глаза под вечер, она засыпала почти мгновенно — и под смеженными веками мелькали, словно брызги красок, события прошедших часов.

Постеснявшись рассказывать Ладу правду, Лизавета всё же осталась жить на постоялом дворе, но это её почти не тяготило. Ранним утром она, спешно позавтракав, убегала на озеро, а возвращалась лишь когда солнце расцвечивало жёлтым и алым. Благодаря этому ей успешно удавалось избегать Неждана — так звали того постояльца, воспоминания о котором неизменно вызывали у Лизаветы неловкость и стыд.

Кроме того, Лизавета была рада избегать встреч с супругой Добрыни, Любавой: по непонятным причинам та с подозрением относилась к Ладу и, узнавая, что девушка планирует с ним увидеться, тут же нагружала её работой — вмиг оказывалась, что нужна какая-то помощь на кухне или необходимо сбегать к пекарю. Отказаться у Лизаветы никогда не хватало духу, так что приходилось с тоской отправляться по поручениям — а уже потом бежать на обещанную встречу, недоумевая, с чего же Любава так взъелась на Лада. И ведь в остальном-то она была чудеснейшей, заботливой женщиной из тех, что готовы вместить в своём сердце весь мир!

Но даже Любаве со временем пришлось смириться: слишком очевидно было, что только Лад скрашивал жизнь Лизаветы в деревне. В часы, проведённые без него, она становилась задумчивой и притихшей — никто не знал, но Лизавета корила себя за то, что почти не тоскует по отцу, — но стоило Ладу появиться на пороге, и лицо её расцвечивала улыбка. В конце концов, когда на второй день пополудни Лад вбежал на постоялый двор, схватил Лизавету за запястье и практически вытащил из-за стола, Любава даже не возмутилась — только недовольно втянула щёки.

Лад и впрямь наполнял дни Лизаветы жизнью: каждый раз придумывал что-то новое, чтобы увлечь её, — и каждый раз ему удавалось. В тот день, когда он по неуклюжести искупался в одежде, Лад уговорил Лизавету на первое из их приключений. Он отвёл её к детям, слишком маленьким, чтобы помогать взрослым на кухне и в поле, а потому игравшим на одном из подворий. Лизавета как сейчас помнила, что при виде них один из мальчишек аж подпрыгнул от радости:

— ЛАД!!!

Не прошло и мгновения, как они оказались в кругу ребятни. Дети тянулись к Ладу, каждый норовил о чём-то спросить, уговаривал присоединиться к игре. На Лизавету они поглядывали одновременно с опаской и любопытством, но без враждебности. А вот ей мигом захотелось кое-кого огреть, когда он спросил у малышей:

— Пустите новенькую поиграть?

— Что?! — она лихо повернулась к предложившему идею Ладу.

— Да ладно тебе, это всего лишь салки. Знай себе, бегай да их лови. Можешь даже сначала зайцем побегать, я ловить буду — а ты пока разберёшься, что к чему.

— Но…

— Кто хочет, чтобы наша гостья поиграла?

Дети приняли задумку с пугающим восторгом. Потом Лизавета думала: они просто сразу поняли, что с её приходом игра для них упростится. И были правы — у Лизаветы не получалось ни убегать, ни уворачиваться, ни ловить. Ей попадался только Лад, но Лизавета была уверена, что он поддавался: и то лишь для того, чтобы схватить её в следующий раз.

Столько раз, как в тот день, Лизавету ещё не трогали. Лад легко касался её руки, когда она пыталась притаиться за деревом. Хлопал по спине, когда она убегала, нервно кидаясь из стороны в сторону. А один раз даже обхватил поперёк поясницы, оторвал от земли, заставив завизжать самым неприличным образом — и раскраснеться далеко не от бега или усталости.

Да, в присутствии Лада Лизавета постоянно краснела.

Она влюблялась. Влюблялась, пока Лад увлечённо рассказывал уставшим детям сказку о хитрой лисице и доверчивом волке. Влюблялась, когда он провожал её на постоялый двор — и останавливал на пороге, чтобы убрать зацепившийся за растрёпанные волосы лепесток. Влюблялась, когда ближе к полудню он приходил как будто к Добрыне, но на самом деле — конечно же, к ней.

— Ты умеешь кататься на лошадях?

— Там на опушке такая цветочная поляна! Давай покажу?

— А пошли смотреть на лисиц? Они безобидные, честно!

Всё начиналось с вопросов, на которые Лизавета не могла ответить отказом. И вот она, забыв обо всех правилах приличия, усаживалась по-мужски в седло, собирала полевые цветы и безуспешно пыталась сплести из них венок, кралась меж деревьев, чтобы разглядеть мелькнувший в кустах пушистый хвост, и сама кричала, тыча пальцем куда-то наверх:

— Смотри, белка!

Ей казалось, в такие моменты Лад глядел на неё по-особенному. Ему нравилась искренняя непосредственность Лизаветы, её детская открытость всему сущему. С ним не нужно было сдерживаться — громкий смех побуждал Лада не закатывать глаза, а смеяться в ответ.

«Интересно, это вот так выглядит настоящая любовь? — размышляла она вечером третьего дня, рассеянно накручивая на палец хвостик от длинной косы. — Ты постоянно улыбаешься, краснеешь, хочешь меняться… и радуешься, как ребёнок, когда он приглашает тебя на праздник?»

— Вечером у озера будут гулянья, пойдём? — кто же знал, что такой невинный вопрос заставит сердце восторженно трепыхаться в груди, а щёки наливаться краской, как яблочки.

Лизавета даже не смогла нормально ответить — только кивнуть, промямлить что-то про спешку и ускользнуть, стараясь не бежать вприпрыжку. Правда, под взглядом всё понимающей Любавы прыти у неё поубавилось: трактирщица смотрела, будто наблюдала за скоротечной, безнадёжной любовью — и Лизавета вспоминала, что это действительно так. Ей ведь придётся вскоре уехать, оставить полную забот и забав крестьянскую жизнь и вернуться к своей, которая теперь, издалека, казалась бессмысленной и тусклой.

06

Не успела Лизавета выйти на поляну, как услышала костёр. Сухие ветки потрескивали в огне, ветер нёс недолговечные искры, отсветы алого пламени бросали вокруг причудливые, дрожащие тени.

А ещё был жар — зовущий, ждущий и жгучий, ощутимый даже издалека. Воздух становился горячее с каждым шагом, что приближал её к сердцу праздника. Сначала он окутывал, нежил, как вода в тёплой ванне. Потом — жёг, будто предостерегая, советуя: «Стой, не ходи».

Лизавета послушалась, остановилась у кромки леса, ослепшая от яркого пламени. Глаза привыкали постепенно — но привыкали. Вот она отвела руку от лица, вот прищурилась, а вот уже распахнула глаза, широко разинула рот. Перед ней вздымался костёр в высоту человеческого роста.

— Ты пришла! — услышала она радостный крик.

Одна из теней, стоявших подле огня, вдруг сдвинулась с места, приблизилась. Лизавета моргнула — напротив неё стоял Лад, улыбающийся своей раздражающе счастливой улыбкой.

— Я не был уверен, что ты появишься, — обезоруживающе признался он. — Но поверь, оно того стоит.

— Я… — она хотела было ответить, но не смогла отвести взгляд от огня.

Лад обернулся.

— А, да, мы немного переборщили, — рассмеялся смущённо. — Но ты не волнуйся, сейчас костёр поутихнет. Мы же не хотим всё напрочь сжечь.

Последние слова Лада едва не заглушил ветер, вдруг взвывший, метнувшийся над кромкой грозно зашелестевших деревьев, всколыхнувший опасное пламя. Со стороны костра послышался дружный ох, несколько человек отшатнулись. Лад даже не обернулся, наоборот — запрокинул голову, глянул куда-то на кроны, сощурился:

— Вот паршивец! — Лизавета непонимающе обернулась, но позади никого не увидела. Лад легкомысленно отмахнулся: — А, это я ветру. Не даёт огню угомониться …

Новый порыв пронёсся над лесом, пощекотал листья.

— Сейчас утихнет. Пошли поближе.

Не дожидаясь разрешения, Лад уцепил Лизавету за запястье. Она почти не сопротивлялась, позволила увести себя к огню, к гомонящим людям, к ароматам всяческой снести.

— Лизавета, — Ольга, как всегда сдержанная и строгая, кивнула в знак приветствия.

Они не разговаривали с того дня, как Лизавета впервые оказалась на озере. Казалось бы, ночные откровения о водяном должны были сблизить их, однако этого не случилось: Ольга не искала новых встреч, не задавала вопросов, а Лизавета никак не могла попасть в их отрезанную от мира избу без приглашения.

Не зная теперь, как вести себя, она лишь вежливо улыбнулась. Ольга перевела взгляд на Лада, в глазах её читался только им понятный вопрос. Лизавета заметила, как Лад едва заметно кивнул.

— А где Инга? — перекрикивая шум голосов, спросил он.

— Пошла за яблоками, — Ольга махнула рукой, мол, неважно.

Но жест остановился на середине. Замерев, Ольга перевела взгляд на Лизавету, протянула:

— Она же на троих принесёт… Прости, мы не знали, что ты тоже придёшь. Пойду её догоню, заодно донести помогу. А то зная её ловкость…

Ольга неодобрительно покачала головой, но договаривать не стала. Вместо этого уверенно шагнула, разрезая многоголосую толпу. Удивительно, но многие перед ней расступались.

— Инга довольна неуклюжая, — вместо Ольги объяснил Лад.

Чтобы Лизавета расслышала, он склонился к самому её уху, — она коротко вздрогнула от обжигающего дыхания.

— Но лучше ей об этом не говорить, а то кинется ещё доказывать обратное… она так как-то раз на крышу сарая забралась — такое было!

Пламя костра, как и обещал Лад, постепенно утихло. Огонь стал спокойнее, будто прирученный зверь. Задышалось свободнее, легче — но ненадолго: народу становилось всё больше, толпа сжималась теснее.

Лизавета узнавала некоторые лица, виденные на постоялом дворе. Вон там был мужчина, который каждый вечер выпивал целую кружку эля — и уходил, стоило упасть последней капле. С другой стороны стояла девица, заглянувшая этим утром: Лизавета запомнила её, потому что та пронеслась через зал очень быстро, так и стучала пятками.

Переведя взгляд дальше, Лизавета невольно поморщилась: здесь был и Неждан. Слава Отцу, он не глазел по сторонам и не обращал на неё внимания, а болтал с какой-то деревенской девчушкой, неприлично близко склонившись к её лицу. Как убедилась Лизавета, Неждан не знал меры с любыми девицами — не только с ней. Хотя ей доставалось больше прочих: пускай при Добрыне с Любавой он шутить не спешил, стоило им уйти — одаривал Лизавету ненужным, липким вниманием. Руки больше не распускал, однако хватало и слов, которые он почему-то считал приятными.

— О, а это ж Добрыня! — Лад закрыл Неждана рукой, ткнул пальцем куда-то левее. Проследив за ним взглядом, Лизавета увидела: и правда, Добрыня. — Хочешь подойти?

Она не успела ответить: к ним протиснулась Ольга. В каждой руке у неё было по палочке с яблоком, ярко-красным и блестящим от мёда.

— Вот, держи, — протянула она одно Лизавете. — Только осторожно: горячее.

Вслед за Ольгой показалась и Инга, дружелюбно махнула рукой с зажатым в ней яблоком. Мёд от резкого движения капнул ей на руку — Инга, недолго думая, слизнула его языком. А следом вгрызлась в яблоко с таким аппетитом, что у Лизаветы рот невольно заполнился слюной.

— Эй, моё-то отдай! — Ладу аппетит Инги не очень понравился.

Впрочем, та на чужое лакомство не претендовала. Не глядя, она сунула Ладу яблоко и покосилась на Лизавету:

— Ты своё-то ешь. Остынет — не так вкусно будет.

Лизавета послушалась — и глаза её распахнулись от изумления. Губы обжёг приторный мёд. На зубах скрипнула кожица яблока: кислота её смешалась с тяжёлой сладостью, оттеняя и дополняя, связывая язык. И тут же сменилась вкусом тёплого яблочного сока, сахарного, но в меру, как требовалось. Лизавета сглотнула.

— Ага! — Инга, конечно, заметила.

— Что, стоило сюда прийти? — Лад легко ткнул Лизавету локтем. — То ли ещё будет!

Будто вторя его словам, народ пришёл в движение. По собравшимся, как по воде, прошла лёгкая рябь. Вскоре она превратилась в волну: толпа отхлынула от костра, заставляя Лизавету отступить, и вместе с тем — с любопытством вытянуть шею, гадая, что же произошло. Как назло, ничегошеньки не было видно.

— Сейчас хоровод будет, — подсказал Лад. — Пошли?

Лизавета решительно замотала головой. Не то чтобы она не хотела присоединиться — скорее, боялась. Она ведь никогда не танцевала в хороводе: могла пойти не в ту сторону, запнуться, налететь на кого-нибудь…

Но Лад плевать хотел на её сомнения. Он взял Лизавету за руку:

— Поооошлиии!..

— Но я не доела яблоко! — нашлась Лизавета, внутренне радуясь: обошлось!

Не обошлось. Лад фыркнул, вырвал у неё палочку, сунул Инге. Наказал: «Не доедай, мы вернёмся!» — и потянул Лизавету изо всех сил: показалось, сейчас руку выдернет из плеча!

Сопротивляться сил не хватило, и спустя мгновение Лизавета вдруг оказалась частью кольца. Слева от неё стоял Лад, справа — незнакомая девушка, на вид младше на пару лет. Не задумываясь, она сжала Лизаветины пальцы, согрела в тёплой ладони.

И заиграла музыка.

Хоровод двинулся в такт затянувшейся песне, медленно и величаво. Лизавета заозиралась по сторонам, проверяя, правильно ли всё делает — но сделать неправильно было трудно. Они просто шли, спокойно, слушая музыку. Вот только та постепенно, почти незаметно, но ускорялась.

Шаг становился быстрее, быстрее, быстрее — Лизавета едва не потеряла темп, запнулась, но Лад удержал её, уверенно повёл следом. Она сама не заметила, как побежала. Юбка развевалась, хлопала по ногам, в ушах трещал костёр и пел ветер. Звуки природы слились с голосами — сама земля будто вторила им, гудя под ногами. Или то ступни гудели с непривычки, от боли?

Лизавета не успела понять: песня взвилась над костром особенно звонко — и стихла. А она не остановилась вовремя.

Рука бежавшей позади девчушки выскользнула из пальцев. Лизавета со всей дури налетела на Лада, чуть не упала, вцепившись в его рубаху. Покраснела так, что загорелись щёки.

— Прости.

— Да ничего страшного! Смотри, — Лад кивнул куда-то, и Лизавета проследила за его взглядом. Там, на другом конце хоровода, другой девушке помогали твёрдо встать на ноги после падения. — Всегда кто-нибудь не успевает. Ты ещё молодец, устояла.

— Это ты меня удержал.

— Ой, да ладно тебе, — смешно поморщился Лад. — Лучше гляди.

От круга кто-то отделился, вышел почти в самый центр, к огню. Музыканты снова ударили по струнам — и незнакомец затанцевал, в одиночку, лихо приседая, взмахивая ногами в такт песне. А потом его сменил другой, третий, к третьему присоединился четвёртый, они пытались переплясать друг друга, затем появились ещё двое, и ещё, и ещё… Откуда-то в руке Лизаветы вновь оказалось яблоко, и она сама не заметила, как начала хрустеть, во все глаза глядя на танцующих.

Постепенно музыка замедлялась. В центр круга стали выходить пары, но уже не соревнующихся, а будто влюблённых. Они кружились, сцепляли и расцепляли пальцы, призывно покачивались, приближались и следом отдалялись, словно заигрывали друг с другом. Лизавете стало неловко от этого зрелища, захотелось отвести взгляд.

— Хочешь, ещё потанцуем? — вдруг спросил Лад.

Лизавета порадовалась, что он смотрел не на неё, а на пламя.

— Нет-нет-нет, что ты, — решительно замотала головой, на этот раз готовая вцепиться в траву, но не выйти к танцорам. — Там я точно опозорюсь!

— А мы не там. Идём.

Она сама не знала, зачем послушалась.