Конец вечности (СИ)

***

Дезмонд долго ждал ответа, сидя над коммуникатором и перечитывая свои последние слова. Здесь, на окраинах, жизнь была другой.

До тех пор, пока не оказался в бегах, Дезмонд и представить себе не мог, насколько ценит самые обычные радости жизни — уютные и светлые комнаты дома Аркан, шёлковые простыни, не слишком вкусные, но хотя бы полезные и своевременные завтраки и обеды в военной академии.

Когда он попал туда, поначалу бесконечные построения на плацу и занятия по строевой подготовке казались ему сущим проклятьем. Дезмонд рос сильным мальчиком, но дисциплина и умения подчиняться никогда не были его сильными сторонами. Да он и не считал это человеческими достоинствами.

Кален говорил, что со временем он привыкнет — но Дезмонд не привыкал. Он едва ли ни каждый день начинал с того, что отсчитывал, скольког дней осталось до выпуска и больше всего на свете мечтал вернуться домой и заняться любимым делом. Дезмонд всегда хотел посмотреть дальние миры. Его не интересовала политика, зато прельщала свобода дальнего космоса, возможность каждое утро просыпаться на новой планете и знать, что день готовит новые открытия.

«Получите и распишитесь», — хмыкнул он, с досадой вспомнив те далёкие времена. «Свободы тут хоть заройся». По всему выходило, что никто не собирается его искать, и все заинтересованые в его поимке лица как будто бы удовлетворились взрывом на орбите и поверили, что он мёртв.

Хуже было с хорошей едой, рабочими деталями для корабля и свежим воздухом. Технологии, которые использовались на Окраинах, оказались в разы примитивнее тех, к которым привыкли Великие Дома. Машины, зведолёты, оружие — всё это попадало сюда либо если его запрещали к употреблению в империи и списывали на свалку, либо потому что местное население, среди которого хватало и даровитых механиков и учёных, находило способы воспроизвести это самостоятельно.

К сожалению, о синтезаторах пищи и одежды быстро пришлось забыть — это оборудование оказалось слишком сложным и энергоёмких, чтобы функционировать в местных условиях. Хороший современный двигатель для корабля ценился на вес золота, а это золото ещё надо было где-то добыть — потому что работу можно было найти разве что записавшись добровольцем на титаниевые рудники.

Весь последний год Дезмонд носил одну и ту же футболку, которую снимал на ночь, чтобы постирать. Её чёрный, как небо за бортом, цвет, всё больше походил на тускло-серый, но скрепя сердце бывшему наследнику дома Аркан приходилось признать, что это не самая большая из его проблем.

Вздохнув, он снова опустил взгляд на монитор коммуникатора, который сохранил со времён побега.

Адресат, так ни разу и не назвавший своего имени, стал единственной ниточкой, связавшей его с прошлой жизнью, и со временем стало забываться, что ниточка эта была фальшивой, а письма предназначались не ему.

За четыре года Рейвен так и не забрал своего адресата назад, а значит, тот не был ему нужен. А может, тот писал и не Рейвену вовсе — ведь ни разу за эти годы он не назвал и имени того, кому писал.

Он был предельно откровенен, и хитросплетения его мыслей вызывали у Дезмонда улыбку, потому что трогательная наивность мешалась в них с жёсткостью солдата. Дезмонд не знал, чем занимается его кореспондент, но тот много писал о звёздах и далёких мирах, так что Дезмонд был уверен, что он не сидит дома. Хотя встречались в его письмах и обмолвки о городских интригах, так что Дезмонд делал вывод, что его собеседница принадлежит к тем кругам, куда самому Дезмонду теперь вход был закрыт.

Дезмонд тоже не спешил рассказывать о себе. Он мог доверить своему секретному адресату самые сокровенные тайны своих мыслей, но не имена и места — эти тайны принадлежали не ему.

Неведомый адресат остался последним пятнышком нежности и света в его жизни, изменившейся до неузнаваемости после предательства Анрэя и Луаны, и тем ценнее было каждое письмо, пришедшее от него, даже если в нём было только одно слово: «Привет».

— Волк, хорош дрыхнуть, прилетели, — в дверь раздался стук, грозивший сорвать к чёрту и без того хлипкую переборку. Починить её руки так и не дошли, хотя Меридик — третий в их команде — перебрал угнанный корвет по винтику, облегчив его до предела.

Вторым был Ренгар. Он привёл Дезмонда к тем, кто называл себя хозяевами окраин, но лишь предложив ему стать матросом на большом корабле. Дезмонда это не устраивало, так что при первой возможности он захватил собственный корвет и переманил двух надёжных ребят к себе. Оставался ещё канонир, но почему-то его никак не удавалось подобрать, все, кто приходил на это место, оказывались либо неудачниками, либо слабаками.

— Иду, — бросил Дезмонд, без особой радости отключая коммуникатор. Ответа так и не пришло.

Дезмонд потянулся и натянул футболку, а затем снова взялся за ком и засунул его в карман — хотелось думать, что адресат тут, рядом, думает о нём.

— Это то самое место? — спросил он, выходя в коридор.

— Да. То самое. Здесь будет совет капитанов. Только давай без этих твоих штучек, — последние слова прилетели уже в спину, потому что Дезмонд миновал помощника и теперь двигался к рубке.

— Я абсолютно спокоен, — почти пропел он и улыбнулся самому себе.

ГЛАВА 19. Императрица

Флаер Авроры неторопливо пролетал над жилыми массивами и развлекательными кварталами самого древнего города Империи.

Когда-то Нимея была планетой, а Карита — лишь одним из государств на её поверхности. Когда Аврора задумывалась о столь далёком прошлом ей самой становилось странно от мысли, что всё в мире настолько поменялось местами. За время, что она провела с тяжестью Венца на челе, Вселенная изменилась настолько сильно, что оставалось держаться за те крохи стабильности, которыми она могла окружить хотя бы себя.

Так Аврора запретила перестраивать кварталы, окружавшие Каранас, обязала владельцев этих участков поддерживать тысячелетние здания в идеальном порядке. Довольно быстро — всего через пару сотен лет, стало ясно, что выполнять эти требования в состоянии только представители Великих Домов, а остальные сооружения по закону перешли государству, так что теперь о них заботилась Империя. Прошла ещё какая-то сотня лет, когда Авроре пришла в голову идея здесь, в самом центре столицы, оказавшиеся в её распоряжении территории оборудовать под детские дома. Она с иронией относилась к результатам своего решения — район, по улицам которого до того ходили исключительно селекционированые аристократы, теперь изрядно пополнили сироты без роду и племени, зато на сто процентов благодарные империи. Авроре, хорошо помнившей, как вела себя аристократия во времена её молодости, куда больше нравилось иметь под боком этих неприхотливых союзников.

Инерис была одной из немногих, кому она предложила собственное просторное жильё в этой части города, но та, конечно же, отказалась. Послушание любимой воспитанницы Авроры давно уже имело весьма своеобразные границы, и, хотя Инерис вряд ли это понимала, ей позволялось гораздо больше, чем любому другому в окружении Авроры — даже её сестре.

При мысли об Элеонор Аврора помрачнела и на какое-то время забыла о прелестных видах, проплывавших за окном. Эта, вторая, была её неудачей, и Аврора не знала, как исправить свою ошибку. За долгие годы идеально освоившую науку управления человеческими сердцами, владычица оказалась далеко не такой хорошей наставницей, как ожидала. Она плохо понимала вторую свою ученицу. Видела, что для Элеонор значимы многие вещи, которых не чуралась и она сама — власть и влияние входили в их число. Но среди её приоритетов заметное место занимали наслаждения самых разных свойств, молодость и красота. И хотя Аврора не осуждала этого, и даже считала, что эти слабости должны бы сделать Элеонор более управляемой для неё самой, на деле слишком часто не могла предсказать поступки своей непостоянной воспитанницы. Нестабильность раздражала, и Аврора всё чаще старалась держать Элеонор на расстоянии от себя.

Толи Элеонор чувствовала это, и не была с ней достаточно откровенна, толи её отношения с новоявленным «Тёмным Кланом» тоже складывались через пень колоду. Несмотря на попытки Ордена перетянуть внимание на себя, обе Дуги благополучно проголосовали за предложенных Авророй кандидаток, а вот дальше… Дальше начиналось чёрт знает что.

Семьи Тёмной Дуги приглашали Элеонор на свои светские рауты, вот только чем дальше, тем меньше Аврора понимала, кто кому подчиняются — они своей главе, или она им. Влияние Тао на воспитанницу было слишком сильно и куда более опасно, чем те идеи, которые Элеонор активно заимствовала в доме Катаики. Её эксперименты над биологическими видами выглядели опасно даже для Авроры, которая никогда не стеснялась в средствах для достижения своих целей. Тысячу лет империя строилась на основе одной антропоморфной расы. Генетически модифицированной, но всё равно остававшейся в основном людьми. За время космической экспансии человечество всего несколько раз сталкивалось с представителями других видов, и все они либо оказались менее развиты, либо согласились на ассимиляцию. Сейчас встретить их можно было только в отдельных регионах империи — да ещё на Окраинах, куда стекалась всякая шваль.

Элеонор нарушала эту традицию. Из её лабораторий уже вышло несколько настолько специфических модификаций, что Авроре захотелось сразу же наложить запрет на эксперименты — чего стоили только гуманоиды-каннибалы, существовавшие за счёт потребления крови представителей своего вида, и многократно усиливавшие за счёт неё собственные ментальные и физические навыки, или людоволки, использовавшие фазы луны для активации внутренних ресурсов организма и полностью менявшие свою физическую форму.

Аврора, к сожалению, слишком хорошо понимала, что запретом тут ничего не решить. Действия Элеонор можно было только засекретить и максимально держать под контролем — по возможности так, чтобы не спугнуть остатки доверия.

Инерис пользовалась уважением — хотя бы видимым, — среди трёх глав великих домов. Она спокойно регулировала проблемы с семьями Фэроу и Мелло. Но Аврора не могла отделаться от чувства, что то, что происходит в доме Аркан с момента смены герцога, для Инерис слишком сложно. Анрей Аркан не скрывал своей приверженности к делу Ордена, он даже говорил об этом слишком громко. На первый взгляд казалось, что они с Инерис должны бы найти общий язык как никто, но Инерис постоянно избегала контактов с ним, а о решениях Анрея Аврора то и дело узнавала не от ставленницы — как должно было бы быть — а из личных каналов. Пока он не представлял угрозы, но Аврора опасалась, что Анрей куда в больше степени может оказаться замешан в том заговоре, о котором некогда рассказывал ей Эндимион.

Подумав о герцоге Аврора только вздохнула. Флаер уже пролетал над парком Каранаса и повинуясь её воле медленно пошёл вниз, спиралью опускаясь на частную стоянку. Покинув салон Аврора поправила полы длинной струящейся накидки и направилась к отдельному входу в императорские покои. Ночной ветерок колыхал её волосы и неровный алый подол, делая похожей на заблудившийся в темноте лепесток пламени.

Аврора читала истории об обезумевших монархах древности, которые создавали в своих покоях мавзолеи и вели пространные диалоги с бальзамированными головами своих врагов. Она пока что не дошла до такой степени безумия — но в своём одиночестве ушла от них недалеко.

Последним из живых, с кем она могла говорить, не опасаясь предательства, оставался герцог Эндимион. С его смертью Аврора осталась абсолютно одна. Ни его наследник, ни, тем более, главы других Великих Домов, не вызывали у неё доверия настолько, чтобы хотя бы просто обмениваться с ними колкостями. Была ещё Инерис — однако Инерис многое понимала, но мало чем интересовалась. Космические корабли и оружие по-прежнему были ей интересней, чем политика, так что втянуть её в свой досуг становилось только труднее.

А сны, терзавшие Аврору не первый год, всё не прекращались. Одинокими длинными ночами она боялась тушить свет и подолгу сидела за письменным столом, вперившись взглядом в голограмму с малюсенькой избушкой, последним прибежищем её единственного настоящего врага. Как никогда она мечтала рассказать ему обо всём, что её тревожит. Услышать его успокаивающий смех — как это было в старые времена. И тут же, погрузившись в эту иллюзию, вспоминала, к чему она привела в прошлый раз.

Галактион не мог стать ей опорой. Нет. Только не он.

Но опора Авроре всё-таки была нужна.

Огромный и древний замок Каранас парил в небе над столицей империи и стены его опирались на массивную перевёрнутую скалу. Все, кто смотрел на эту цитадель, задавались вопросом, кто её создал и как она держится наверху. Но никто не спрашивал о более важным вещах: о том, например, что находится внутри этой скалы? Далеко не монолитной, как могло показаться на первый взгляд.

Войдя в спальню Аврора направилась не к кровати и не к гардеробной. Она подошла к камину и нажала на гладкую стенную панель возле него. Медленно отодвинулась в сторону большая картина, изображавшая день восшествия императрицы на престол.

Аврора шагнула в темноту и стала спускаться вниз по винтовой лестнице. Туманные зеленовато-жёлтые шары в серебряных канделябрах загорались вдоль стен по мере её приближения.

Там, внизу, располагался подземный храм. Когда-то, очень давно, ей показал его отец — но после ни разу не спускался сюда вместе с дочерью. Второй раз Аврора пришла сюда уже одна, когда император Александр был мёртв.

В центре круглой комнаты, края которой обрамляли колонны из серого мрамора и нефрита, стоял невысокий постамент. С некоторых пор на нем лежала алая бархатная подушка, а на подушке покоилась величайшая ценность Авроры — легендарный Венец. Артефакт, который она отыскала во времена своего изгнания, и существованием которого подтвердила свою власть над всеми в Карите, независимо от того, насколько высок и древен был тот или иной род. Аврора одевала Венец, когда принимала послов и просителей, или же когда в Каранасе проходили другие публичные мероприятия. Но независимо от того, нужен ли он был ей в этот конкретный день, Аврора всегда спускалась сюда перед сном, проверить на месте ли он.

Венец манил её, требовал внимания к себе. И вызывал страх. Аврора боялась, что может его потерять.

Сейчас она бросила на свою драгоценность один только долгий жадный взгляд и шагнув мимо остановилась перед фреской — такой же древней, как и сам Каранас. Четверо Стихий, сестёр-посланниц великого императора Света, по легенде благословившего носительницу Венца на власть над Мидгаром, смотрели на неё с разных сторон.

Аврора последовательно переводила взгляды с одной на другую — похожая на дриаду Сестра-Земля Гея, на лепесток пламени — огневолосая Ардис, прозрачная как ветер, с копьём-молнией в руках — Ирен. И последняя — всегда неведомая и текучая как водный поток Дейдре.

— Вы посылаете мне эти сны, — шёпотом произнесла Аврора. — Вы терзаете меня? За что? Разве я плохо справлялась с тем, ради чего пришла?

Ответом ей, конечно же, стала тишина.

— Если вы существуете, — продолжала Аврора с трудом преодолевая желание обернуться и взять в руки Венец, убедить себя этим прикосновением, что её чаянья не бред и не сон. — Пошлите мне знак. Скажите, угроза, который мы все так ждём… Волк Окраин — это он?

Но камни, конечно же, ничего не собирались отвечать.

Выдохнув устало и зло, Аврора стремительно прошла к выходу из Храма. Вернулась на лестницу и повернув в другую сторону прошла ещё несколько шагов. Снова коснулась стены рукой и вошла в открывшийся проём.

В этой комнате тоже хватало ценностей, о которых никому не следовало знать. В её центре стоял массивный, изысканно сделанный хрустальный гроб. Криокамера, сквозь верхнюю крышку которой можно было разглядеть человеческое лицо.

Жестом закрыв проём за спиной, Аврора подошла к гробу в плотную и глядя на неподвижное и белое, красивое женское лицо с грустью протянула:

— Айрен… поговори хоть ты со мной.

Рука её машинально опустилась на край сооружения, отодвигая ещё одну панель. Аврора быстро заглянула в открывшийся ящик, почти не сомневаясь, что его содержимое тоже на месте. Рукопись, которая по всем законам физики давно должна была истлеть, была надёжно запечатана в останавливающий разложение платиковый пакет.

Самый опасный в Империи текст, о котором не должен был знать никто.

Страницы, которые, по своему обыкновению, Аврора не желала уничтожать, а лишь хранила вдали ото всех. Она по памяти могла бы сказать всё, что написано на них.

«Та, которая придёт, на чьё чело возляжет венец. Да соберёт под свою власть тысячу миров.

Та, которая придёт, чьи руки поднимут священный меч. Да охранит мир людей от всех врагов.

Та, которая придёт, чьи руки примут скипетр древних королей. Да создаст новый мир на руинах империи, разрушенной войной».

«…Разрушенной войной» — со злостью повторила Аврора. Вот уже тысячу лет в Империи не было никаких войн. Аврора сделало всё, чтобы ничто не смогло разрушить её дом, детище, которое она «собрала под своей рукой».

Но проклятая Айрен со своими безумными видениями не только властвовала в умах безумных фанатиков. Она сумела угадать и приход Авроры к власти, и появление Венца.

Раз за разом перечитывая строки, навсегда вырванный из Книги Звёзд, Арора думала о том, могла ли Айрен быть права в остальном? Действительно ли её Империи отмерен срок? И с ужасом понимала, что она может быть лишь одной из трёх. Только той, кто приняла тяжесть Венца.

Значит, где-то ещё должны быть быть другие две. Возможно те, кто придут на смену ей?..

— Как же я ненавижу твою манеру говорить загадками, старая недобрая магистресса, — прошептала Аврора, проводя кончиками пальцев над древней рукописью. — Никто и никогда не поймёт, была ты провидицей или шарлатанкой, превосходным аналитиком — или виртуозным манипулятором. Чего ты хотела? Чтобы я взошла на престол или чтобы отказалась от него, уступив дорогу кому-то, кто идёт следом за мной? Может быть, тебе самой? Нет, Айрен, — Аврора покачала головой и в глазах её полыхнула упрямая злость. — Этого ты не дождёшься никогда. Пусть даже ты увидела промысел Стихий, мы обе знаем, что любую судьбу можно изменить. Ты ненавидела их также, как ненавижу я. Ты никогда бы не стала им служить. Я думаю, что ты предупредила меня. Да. Предупредила и намекнула на тех, кому я должна противостоять.

Резко закрыв ящик Аврора поднялась в полный рост. Бросила на спящую последний тяжёлый взгляд.

— Нет. Я пока ещё не настолько сошла с ума, чтобы вернуть тебя в мир живых. Уж лучше посоветуюсь с картинами в спальне, чем с тобой.

При свете зари хандра почти оставила Владычицу. Кутаясь в шерстяную шаль поверх ночного пеньюара Аврора выбралась на веранду и зевнув, нажала кнопку вызова слуги. Конечно, чай могла поставить и автоматическая линия передачи, но Аврора предпочитала получать свой завтрак из живых, тёплых человеческих рук.

Здесь, в Каранасе, не было ни её любимой террасы, ступенями спускавшейся к морю, ни самого моря, приятно радовавшего глаз отблесками солнца в голубизне. За глухими стенами замка располагался город, который Аврора предпочитала не видеть, пока не справится с утренней негой. После ночей, наполненных тревожными снами, удавалось ей всегда тяжело, но об этом, конечно же, никому не следовало знать.

Слуга отлично знал вкусы императрицы, его служба при Владычице была скорее привилегией, чем долгом, и хотя вопреки обычаям древних империй допускались до неё не одни лишь аристократы, а, напротив, исключительно воспитанники императорских детских домов, он хорошо понимал, что совершенным должно быть каждое движение его рук и каждый нюанс божественного аромата, который владычица собиралась вдыхать, поднося чашку к губам.

Оставив на столе поднос он выждал, пока Аврора сделает первый глоток, и получив благодарный кивок, поклонился, чтобы затем исчезнуть в комнате. В полной тишине.

Аврора смотрела на замкнутый садик в котором очень давно, без всяких преувеличений — тысячу лет назад, — ждал её Галактион. Теперь там конечно же не было никого. Только птицы чирикали среди деревьев не обращая внимания на смену времён года — цветы и другие растения в парке Каранаса подбирались так, чтоб зеленеть и цвести круглый год, да и температура никогда не падала ниже комфортной. Даже во время зимнего бала, во время которого было принято смотреть, как падает снег, на деле гости наблюдали лишь белые светящиеся кристаллы, покрывавшие собой зелень деревьев.

Аврора не любила перепадов температуры и в особенности не переносила холод. Впрочем, как и жару.

Покачивая в пальцах чашку бодрящего утреннего чая она думала о вчерашнем решении и о проклятой Книге Звёзд. Всё, что мерещилось ей по ночам в последние годы, слишком походило на перепутанные катраны безумной предсказательницы. Аврора не уставала удивляться тому, что Инерис, во всём разумная и последовательная, возводит это сочинение в культ С точки зрения Авроры никакой логики в нём не было и быть не могло. Легенда о венце — единственное, что совпадало с реальностью — существовала в расколотой Карите всегда. Аврора была реалисткой. Она могла поверить в ощутимые вещи — такие как ментальная энергия и существование подпространственных планов. В конце концов, законы физики в целом всё это подтверждали, хотя наука и не всегда могла с этим совладать. Но предвиденье будущего было за пределами её понимания, а значит — и веры. И более того, Аврора почти не сомневалась, что точно также воспринимают реальность и в совете грано.

— Императрица, — магистр Хонестум, появившись из ниоткуда, изобразил вежливый поклон.

«Не к утру будь помянут…» — прошептала Аврора одними губами, потому как отлично знала, что у гостя, как и у всех, прошедших обучение в Ордене, отличный слух.

Коньком адептов было раскрытие внутренних способностей организма, и это, безусловно, делало их опасными противниками. Слуги императрицы подобными талантами не обладали. Однако на протяжении десяти веков Авроре так или иначе удавалось нивелировать это преимущество.

— Доброе утро, магистр, — спокойно произнесла она, даже не пытаясь изобразить радости. Потом подумала, и всё же улыбнулась: — Чай?

— Благодарю, — Хонестум отсалютовал ей стаканом с апельсиновым соком и сел на «соседний стул». Стоявший, конечно, очень далеко от дворца.

Аврора с тоской подумала, что пить чай с Эндимионом ей нравилось гораздо, гораздо больше. Старик был мягким и не представлял угрозы, несмотря на то, что их разделяла давняя вражда. От этого же змея каждое мгновение приходилось ожидать подвох.

«Считай это утренней зарядкой для ума», — утешила она себя.

— Меня уже известили о вашем замысле, — тем временем произнёс Хонестум.

Аврора приподняла бровь.

— Каком из? — поинтересовалась она.

— Который касается Волка Окраин, — давая Авроре время осмыслить сказанное, Хонестум пригубил сок.

Но Авроре нечего особо было осмысливать. Это была одна из самых безопасных её идей. Куда более очевидная чем, к примеру, решение использовать гибридов, созданных Элеонор, для зачистки Окраин.

— Вы считаете, это разумно? — продолжал тем временем Хонестум.

— Конечно, иначе я бы этого не предложила. Инерис хорошо справится с этим поручением.

— И позволит вам держать ситуацию на контроле.

— Дорогой Хонестум, — улыбка Авроры стала откровенно приторной, — ситуация имеет прямое отношение ко мне. Я более чем рада той прыти, с которой Орден помогает мне избавиться от этих странных мятежников, но давайте не будем обманывать себя — я разобралась бы с проблемой и без вас. И контролировать разрешение этого вопроса намерена сама.

— Что вы хотите делать с этим Волком? — мрачно спросил Хонестум, когда она закончила.

— Тут никакой тайны нет, — Аврора пожала плечами. — Будет публичная казнь. Все в империи должны знать, что никому не дозволено восставать против меня. Что-то вызывает у вас сомнения в мудрости этого решения?

— Да. Хотя бы то, какие силы за этим мятежником стоят.

Теперь уже и Аврора помрачнела. Лицо её, обычно молодое и красивое, мгновенно осунулось, выдавая ночи проведённые без сна.

— И какие же? — тихо спросила она.

— «Вселенная с нами», — процитировал Хонестум. — Девиз, который использовал Галактион.

— Вы думаете, ими управляет Галактион? — Авроре вдруг стало смешно. Она подумала, что собеседник не только не верил в Книгу Звёзд, но, по видимому, даже её не открывал. — Полноте. Галактион абсолютно, безнадёжно мёртв.

Хонестум с подозрительной задумчивостью посмотрел на неё.