Помоги проекту - поделись книгой:
Софья и Ростислава попали в очень нехорошую струю - в Саксонию герцога Генриха Льва.
Вражда церквей, вражда народов.
"Римская блудница" переживает очередной кризис. Множество прихожан уходят в разные секты. Одни признают власть Рима и стремятся её усилить. Последователи Неистового Бернара захватили Престол Наместника Петра, сами стали церковью, папами. Другие мечтают об этом. Третьи отвергают власть пап, но принимают "народных" епископов, четвёртые вообще отказывают от церкви, ограничиваясь лишь "учителями". Есть ещё пятые, шестые, седьмые...
Они грызутся между собой, но все - враждебны православным. Потому что их в этом столетие воспитывали. Потому что все, кто возвращается из Святой Земли, рассказывают о тамошних богатствах, принадлежащих схизматам. Конечно, такое великолепие не может появиться иначе, чем по наущению "нечистого" - у нас же, добрых христиан, такого нет?
Ростиславе пришлось пройти процедуру принятия истинной веры. Но "доброй католичкой" её не считают. По общему мнению, выросшая и закосневшая в греческом суеверии, она крестилась ложно, на показ. Постоянно подозревают, ищут еретичность, обман. Чтобы с чувством глубокого удовлетворения произнести что-то типа: "чёрного кобеля - не отмоешь до бела", "горбатого только могила исправит", "мы же говорили!". Сходно с отношением к морискам в Испании тремя веками позже.
Княгини - русские, славянки. Времена, когда немцы разбегались от боевого клича лютичей или ободритов - прошли. Славян побили, окрестили, придавили. Но давний страх остался. И он даёт отдачу в ненависти. В презрении и опасении, в готовности ожидать от людей, говорящих на славянских наречиях, очередной гадости.
Давний страх и восторг избавления от него. Презрение и подозрительность.
Я уже сравнивал Всеволжск, Кауп и Гданьск. Все три двигались, примерно, в одну сторону. Но сколь же различно! Цели, условия, средства...
Княгини не могли ассимилироваться в Саксонии. И - не хотели. Они не могли войти в здешнее общество, занять в нём подобающее положение. "Подобающее" - по их мнению и по мнению общества - разное.
Во всех трёх городах "новый курс" обеспечивалась прямой воинской силой. Самборина в Гданьске могла позволять себе вольности. Под защитой мечей нурманов Сигурда, в отдалении от Кракова Болеславичей.
Воинская сила и удалённость от центров власти. Твоя сотня бойцов - самые сильные "на районе". А "пахан" далеко.
Княгини попали в другую ситуацию. "Пахан" - вот он, перед ними. Их свита в две сотни человек - далеко не все бойцы. Но и это неважно: всех могут в любой момент просто перерезать.
Если ты ничего не делаешь, если ты "рассасываешься" в здешнем социуме, "как все - так и мы", то ты теряешь своих людей. Одни погибнут, другие уйдут. Преданные слуги - главное достояние каждого феодала. Нет слуг - и ты никто.
Если ты отбиваешься, взбрыкиваешь, отстаиваешь право на самостоятельность, на непохожесть - тебя бьют. Потому что противников несоизмеримо больше. И ты снова теряешь своих людей. Кого убили, кто струсил и сбежал.
Софья и Ростислава - женщины. У них не было изначального, самцового подхода: стукну сильно кулаком - и все проблемы решены.
Хемингуэй, "По ком звонит колокол": "безопасность - это если знаешь, как увернуться от опасности".
Они были вынуждены и имели опыт, особенно Софья, добиваться своих целей без лобового столкновения. Ограниченные в людях, в деньгах, не имея изначально власти, они искали способы "увернуться".
Две структуры пронизывают общество: церковь и империя. Все значимые люди - католики и имперцы. Каждый занимает какое-то место в этих иерархиях. По счастью для княгинь системы находились в глубоком конфликте: спор об инвеститурах. Персонально в этот момент: император Фридриха I Гогенштауфен (Барбаросса) и Папа Римский Александр III (Орландо Бандинелли).
Короче: в империи кипит своя оживлённая политическая жизнь. Подчинение ободритов, захват датчанами Руяна, а уж вокняжение Боголюбского в Киеве... а где это?
В Саксонии знали об этих мелочах несколько больше. Но самое главное, самое интересное: так кто же победит - папа или император?
Конфликт не был конфликтом только между структурами - война шла внутри самих структур. Часть графов и баронов была за папу, часть епископов была за императора.
Пока в империи резались эти основные силы, у структур значительно меньших имелся шанс выжить. Не то, что бы два главных хищника не видели всякую мелочь, но... руки не доходят.
"Когда двое дерутся - выигрывает третий".
Что выигрывает? - По-разному. Иногда - жизнь. Иногда - даже свободу жить по-своему.
Попади княгини в сердцевину конфликта - их бы просто придавили. Но на окраине, в захолустье, каким являлась Саксония для империи, они могли существовать. Понимая, что ни в одну из этих мега-структур они никогда не войдут. Дело не в их личных свойствах и желаниях. Дело вообще не в них, а в "среде обитания". Где их считают "чужими". Какими бы они не были, как бы себя не вели.
Оставалось вести себя соответственно ожиданиям туземцев. "Чужеть". Собирать своё. Создавать, растить. Весомое. Из структурок малых, в обычное время ни на что не способных.
Осознание этого, сколько бы я не намекал им во Всеволжске, приходило постепенно. Осознание не желательности, возможности, но необходимости, неизбежности.
"Так жить нельзя. И мы так жить не будем" - никаких подобных изначальных планов у них не было.
И вот юная женщина сидит и смотрит на закат. Тоскует. Беспричинно. А свободно бесцельно перебирающая "свалку" "молотилка" вытаскивает разные разности. Типа:
"на предложение валить оптимист спрашивает "куда", пессимист - "откуда", а реалист - "кого".
Оптимизм - остался в детстве, пессимизм - погнал её из Вщижа после смерти первого мужа, а вот реализм... частенько звучал в разных вариантах у Ванечки.
Стукнула дверь в прихожей, негромкие голоса, звук открывающейся двери в спальню, лёгкие знакомые шаги.
Служанка. Фрида. Единственная близкая подруга из местных. Ну... типа.
"В нашем деле не может быть друзей наполовину. Друг наполовину - это всегда наполовину враг".
А в нашем деле - быть государыней - друзей вообще нет. Есть слуги. Верные и неверные. Эта, кажется, верная.
***
Нет, Ростислава не читала "Артхашастра" ("Наука о политике") древнего (3 в. до н.э.) Каутильи. Думаю, что его в этом мире никто не читал. Забыли кривого брахмана. Но я помню перевод. И кое-что вспоминаю и пересказываю тем, чьи уши попадаются.
Я ж - гейзер! И этого - тоже.
Каутилья предостерегал правителей от дружбы с подчиненными:
"Друзья знают ваши слабые или тайные стороны, и рано или поздно ими воспользуются. Кроме того, они будут пренебрежительно относиться к вам, игнорировать ваши распоряжения".
***
Фрида на два года старше, на полголовы выше. Уже вполне взрослая женщина, "всё при всём".
"Потрясающая фигура. Есть чем потрясти. А не погреметь".
Парни заглядываются. А на меня, если без свиты и не в парадной одежды - нет. Обидно. Хотя... может, и к лучшему. В феврале Фриду удалось спасти из лап епископского суда. С немалыми трудами и рисками. Даже свитские смотрят теперь с опаской, стараются... держать дистанцию.
Фрида вполне понимает, что её спасли от мучительной смерти. Спасли нагло, смело, рискованно. Искренне клялась в верности. Но... чужая душа - потёмки.
-- Где ты была?
-- Я... э... госпожа...
Ускользающий взгляд, лёгкая краска на миленьком личике, суета обязательных, типа, дел. Поставить кувшин с горячей водой, развернуть ширму, передвинуть лохань для вечернего купания...
-- Фрида. Я спросила.
-- В-ваше высочество... я тут не надолго... совсем чуть-чуть...
-- Я не буду велеть бить тебя плетями, я тебя просто выгоню.
Резной ларец с привезёнными издалека драгоценными мылами летит на пол, служанка падает на колени, припадает к стопам герцогини.
-- Нет! Пожалуйста нет! Не прогоняйте! Мне некуда идти! Я не могу жить без вас! Я лучше умру!
-- Где. Ты. Была.
Бессвязный лепет, слова и слёзы в колени юной герцогини. После небольшой паузы госпожа задумчиво кладёт руку на тонкую полоску белой кожи на шее служанки между головным платком и обрезом платья, согревая теплом ладони, успокаивая. Та замолкает. И вдруг кидается быстро, панически целовать другую руку своей хозяйки.
-- В-ваша... я же всегда... только вам... всей душой... вечным спасением...
-- Да, - размышляет герцогиня, - кажется, верна. Сильно я её испугала. Не я - епископские дознаватели. Э-эх, довести бы и остальных до такого уровня преданности. Всю Саксонию.
Она машинально поглаживает шейку своей наперсницы.
Одно из лучших моих приобретений в Саксонии. Смела, энергична, исполнительна. Но... Зверю - хорошо, ему сама Богородица дала дар чувствовать лжу. Ещё у него есть Агафья, которая просто видит лжецов. А мне, с моим слабым женским умишком...
Стоп.
Ваня не раз повторял: не думай, что твой ум слаб, он просто другой. Я смотрю левым глазом, ты - правым. Ну и смотри тем, что у тебя есть.
-- Успокойся. Давай уж мыться.
Радостная служанка - "гроза миновала!" - кинулась наполнять лохань водой, добавлять и взбалтывать масла, раскладывать мочалки и мыла. Помогая госпоже избавиться от дневного платья, непрерывно болтала:
-- Завтра же турнир. А у нас ленты только красные и синие. А зелёных и жёлтых совсем почти... А ежели ваша милость потребует? Я и побежала в лавку... А там...! Приказчики все в мыле! А цены...! Я в другую, в третью... Только выбрала - лезет какая-то. Прям из рук рвёт! Ну, думаю, сейчас я тебе...! Разворачиваюсь... Оп-па! Эмили!
Старательно воспроизводя своё недоумение от неожиданной встречи, Фрида широко открыла рот и похлопала глазами. Герцогиня рассмеялась и брызнула в служанку водой. Та, наконец успокоившись, принялась щебетать более связно. Продолжая совмещать в одном неразрывном потоке банно-прачечные реплики с фрагментами отчёта о сегодняшней встрече.
Ростислава откинулась на край лохани, предоставив своё тело рукам искусной служанки. Горячая ванна, запах лаванды и шалфея, умелые прикосновения - снимали напряжение и раздражение, накопившиеся за день. Произносимые слова проносились мимо слуха, не задевая сознания. Но знакомое словосочетание заставило вдруг напрячься:
-- Графиня Матильда? Какая Матильда?
Фрида отшатнулась от выплеснувшейся от резкого движения воды. Не понимая уставилась на госпожу:
-- Э... так я ж сказала... моя подруга с детства... Эмили... мы с ней на одной улице... потом они уехали... она служит Матильде. Портнихой. Графине... как же её... фон Шварцбург-Кефернбург. Фил айн! Точно! Дочь графа Сиццо. Вдова графа Адольфа. Который - Шауэнбург, Гольштейн и Штормарн.
Имя "Матильда" связывалось в сознание Ростиславы с Матильдой Плантагенеткой - заочной конкуренткой на место второй супруги герцога Саксонии Генриха Льва. Совершенно незнакомая девочка из Анжу превратилась в нечто безусловно враждебное, злобное, плетущее козни и кующее ковы. Множество людей в окружении герцога, строившие последние два года свои планы на предполагаемом брачном союзе между Вельфами и Плантагенетами, почувствовали себя обманутыми и всеми силами пытались устранить это досадное препятствие, эту вопиющую несуразность: русская княгиня на троне Саксонии. Имя Матильды постоянно звучало в разных сплетнях и интригах.
Впрочем, поскольку это не та Матильда, то можно не волноваться.
-- Да она ж из ваших, из вашего дома! Её мать - правнучка вашего... какой-то хромой у вас там был. Законы издавал. О! Рюрик! Или как-то иначе...
Ростислава постепенно успокаивалась - гребень в руках верной Фриды двигался мягко, равномерно, совершенно не связанно с её несколько импульсивными возгласами. Отросшие за последний год волосы были ещё коротки, но стали лучше, чем прежде, гуще и здоровее.
-- И что же эта дама делает в Ольденбурге?
Бессмысленный вопрос, и так понятно: приехала на турнир. Хотя она и вдова, но сыну уже восемь, надо вводить в общество. Именно так: ленная присяга маленьким Адольфом, третьим такого имени в Голштинии, принесена три года назад.
В памяти всплыло недавно читанное:
"Если после смерти отца сын будет жить так долго, что его голос будет слышен во всех четырех углах дома, то он приобретает лен отца".
Адольфик был слышен "во всех четырёх углах дома".
"После смерти отца сын должен в течение года и шести недель перед господином со сложенными руками признать себя вассалом по отцовскому лену и приблизиться к господину настолько, чтобы он мог взять его руку своими руками. Если, однако, господин будет восседать, то ленник должен преклонить колени перед ним, испрашивая [согласие на то, чтобы стать его вассалом].
Когда ленник просит господина о признании его вассалом, он не должен опустить следующие слова: господин, я хочу быть наделенным вами леном, как это надлежит по праву, вследствие чего я прошу признать меня вассалом по отношению к вам по первому, второму и третьему обязательству, как мне надлежит по праву; свидетелями этого я призываю всех стоящих вокруг [здесь] ваших вассалов".
Надлежащие слова были произнесены, руки пожаты и встряхнуты. Нынче маленький вассал приехал к господину на празднество. Приглашений было разослано множество. Наверное, и этому... Адольфу Тертиусу. Правда, ребёнок на турнире... Но там же мамаша - ей, поди, самой захотелось развеяться, пообщаться. Ну что она может увидеть у себя в Зигберге? Только дыры в земле. Говорят - карсты, их - засыпают. Даже возле самого замка.
А заодно объявить о своём совершеннолетии. Ей в этом году - 24. Важная дата: переход из юности во взрослость по ленному праву. Было или будет? Запоминать даты рождения всех вассалов и владетельных соседей - ещё одна головная боль. Надо бы в книжечку заглянуть, в "поминальник".
Однако такой простой вопрос вызвал у Фриды странное волнение: она выглянула из-за ширмы - нет ли кого в комнате, сбегала к дверям проверить - не подслушивает ли кто. Потом, слегка розовея щёчками и блестя своими ярко-голубыми глазами, наклонилась к уху госпожи и шёпотом произнесла:
-- Она - не одна.
-- Да, с сыном. Они были у герцога нынче утром.
-- Нет-нет! Вы не поняли! Она с... с милым другом. Вот.
Поделиться книгой: