— Ты его Василием кличешь, а он — Вениамин. — говорю я: — один из твоих двоих широких таких ребят.
— А… — теряет интерес к теме она: — неважно. Сегодня же поручу им купить новый автомобиль. Наверное, два сразу. В любом случае — на дуэль поедешь в мундире, его порвать не жалко. С тобой отправлю нормальную одежду, переоденешься и сразу же поедешь в поместье к папеньке и маменьке. И постарайся не убить Алферова окончательной смертью, потом неприятностей не оберешься. Алферов — он же племянник Андрея Николаевича, Пресветлого Князя Лопухина. Как говорят — любимый племянник. А Андрей Николаевич сейчас при дворе очень и очень влиятелен. И двое его сыновей тоже.
— Если мне будет дозволено вставить словечко, я хотел бы обратить ваше внимание на то, что я написал в вашу честь стихи… — не сдается упорный фон Келлер, но моя кузина продолжает игнорировать его прямо в лицо.
— Возьми с собой Акай, — говорит она: — можешь и Мещерскую тоже, но Акай — обязательно возьми. Если хочешь — можешь всех с собой взять, кроме этой из СИБ. Сестренки-близняшки из Ся тоже сойдут.
— Я твоих родителей не шокирую? — осторожно спрашиваю я: — так вот сразу…
— Не, наоборот. Чем больше магической силы у твоих женщин — тем лучше. Полковник Мещерская — это очень хорошо, владение и управление телом, усиление, излечение, восстановление, магия явно выше шестого ранга. Сдается мне она у тебя специально проверку на ранг вот уже лет пять не проходила. Сейчас просто на нее взглянуть и сразу ясно что она тебе не уступит в ранге, а то и превзойдет. Такая супруга одобрение не только у папеньки вызовет, но и у остальных.
— Ну, Акая вроде как не жена мне. — отвечаю я: — разве это не…
— Ой, да какая разница. Она к тебе по ночам шастает, в тучку и дождик играть, значит наложница. Не могу же я сказать, что ты у меня под крышей непотребства творишь… а она сильная. Очень сильная. — качает головой кузина: — невероятно сильная… как ты с ней познакомился?
— А… откуда ты знаешь про Акай? — интересуюсь я: — ну, что она сильная? Я-то знаю, понятно, но мне с ней подраться пришлось в Сибири, а снаружи она такого впечатления не производит.
— Ты с ней дрался⁈ И… как до сих пор живой… нет, стоп, не о том говорю. Володя! — Гулька вдруг оказывается совсем рядом: — какой ты оказывается сильный! Я и раньше тебя любила, а уж теперь… никто мне не верил, что ты еще себя проявишь! А ты… все эти ранги — значения не имеют, они только для закрытия Прорывов, они ничего о личной силе не говорят! Если ты можешь противостоять такой как она… Нет! Стой! Стоп! — она вдруг отпрыгивает от меня и в комнате мгновенно — становится очень холодно, вокруг ее руку конденсируются снежинки, а над плечами повисают острые ледышки, направленные во все стороны.
— Не может быть! — выкрикивает она: — Володя! Ты! Так это все-таки правда⁈ Это — правда⁈
— Гуль, погоди… полегче… — поднимаю руку я, успокаивая свою сестру: — да погоди ты со своими ледышками! Ты о чем вообще?
— Что? Ах… — она только сейчас замечает снежинки и ледышки вокруг нее, развеивает их и в комнате становится теплее. Фон Келлер смотрит на нас с открытым ртом, надеюсь не простудился…
— Не, не, не. Это уж слишком. Этого я принять не могу. Даже если она не человек, а стихийный дух или голем, или ифрит какой, вампир, оборотень, поднятый лич — с этим я могу смирится… — говорит она, отступая назад так, чтобы между нами был еще один стул: — Но это⁈ Я… не могу так. У меня… я присягу давала. Защищать Империю от Зла Преисподней. Хотя… по-своему это эффективно, да. И можно даже сказать, что ты ее допрашиваешь каждую ночь почти… эти крики… ты же ее пытаешь, да? Не говори! — поднимает она палец, прежде чем я открываю рот: — давай так — ты мне не скажешь, а я… я не буду знать! Знать не хочу!
— Ээ… хорошо? — говорю я: — но ты уверена? Ничего такого тут нет, просто…
— Тшш! Молчать! — она прижимает пальцы к вискам: — про меня всякое говорят, Володя, но ты… хорошо, я человек с открытым разумом, я не отрицаю ни современную химию, ни достижения науки, ни вольнодумство… я могу принять все. Особенно, если это ты… — она некоторое время молчит, потом поднимает голову. В ее глазах — решимость.
— Твоя Мещерская тут? — спрашивает она: — здесь? В комнате со своей сестрой? Хорошо… извини Володя, но мне надо попробовать…
— Что именно… — не успеваю закончить предложение, как моя кузина взмахивает рукой и ледяное лезвие разваливает комнату надвое! Стол, стулья, тарелки, подносы — все, что стояло между нами — разрезано ледяной дугой, в воздух взлетают искрящиеся кристаллики льда. Разрез проходит через всю комнату и… через меня. По диагонали, от плеча к бедру. С меня падают вниз лоскуты рубахи.
— Так и знала! — падает в кресло Ай Гуль: — так и знала! Так это правда! Все это время! А ты!
— Да объяснишь ты мне наконец, что тут происходит и какого черта ты заклинаниями бросаешься⁈ — повышаю голос я. За короткое время я уже привык к Ай Гуль как к самому адекватному человеку в окружении относиться, а сейчас вот даже и не знаю.
— Госпожа⁈ — в дверь врываются двое подручных, те самые — Вениамин и Петрович, но увидев короткий жест княжны — останавливаются на месте.
— Пошли вон. — говорит она: — вон отсюда.
— Но… госпожа…
— И этого заберите… — кивает она на восхищенного фон Келлера. Гусар багровеет и встает, оправляя мундир. Вообще-то, если по-хорошему, то оскорбила его сейчас Гулька, серьезно оскорбила, нельзя так с дворянами. Но фон Келлер только зубы стискивает и откланивается, сухо поблагодарив за гостеприимство. Я ловлю его за рукав, но он качает головой.
— Судя по всему вам надо поговорить тет-а-тет, Володя, — говорит он, нахлобучивая кивер на голову: — честь имею, госпожа княжна! Володя, завтра в час у нас дуэли, буду ждать вас как секунданта. — он выходит в дверь, Двое-из-Ларца — колеблются, стоя на месте.
— Чего встали⁈ Вон! — командует Ай Гуль и двое исчезают за дверью, вслед за вольноопределяющимся. Она опускается в кресло и мотает головой.
— Зря ты так с ним, — говорю я: — Леоне — прекрасный товарищ и хороший человек…
— Видела я таких как он. Еще один озабоченный кавалер на мою голову… да еще и из баронского рода. И вообще, плевать на него, Володя! Когда ты мне собирался сказать, а⁈ Ты вообще знаешь, что я из всей семьи в тебя верила, ждала, когда у тебя Родовой Дар откроется, письма тебе на Фронтир писала, а ты хоть бы на одно ответил! И сейчас — вот когда ты мне сказать хотел? Хорошо, погоди… — она закрывает глаза и выдыхает. Вдыхает. Открывает глаза.
— Все, я все. — говорит она: — я уже успокоилась. У меня просто нервишки шалят после… всего. Давай я расскажу о том, что я чувствую. Как это все выглядит с моей стороны, хорошо? Как меня матушка учила. — она встает и поворачивается к окну, заложив руки за спину. На дворе уже темнеет, освещение еще не включили, и я вижу отчетливый силуэт на фоне окна.
— Ты же память потерял… — говорит она тихо: — но… я все равно отношусь к тебе как к прежнему, это для тебя я — словно незнакомка. И… я не смогу рассказать тебе всего, что было между нами, однако… однако ты должен знать что вот это… — она поворачивается и взмахом руки указывает на разрез, который тянется через всю комнату: — боевой навык высшего порядка. Именно с помощью его я могу закрывать Прорывы, для моего разреза нет препятствий, клинок прорезает все… пока я продолжаю вкладывать энергию. Но ты — стоишь тут и на тебе даже царапины нет. Неуязвимый Отшельник, да? Так, кажется тебя твои девушки из Восточной Ся называют? И… — она теребит косу, перекинутую через плечо: — до меня только сейчас дошло.
— Так. Я понял, что моя защита тебя впечатлила. А если бы нет и меня развалило от плеча и до пояса, а? — говорю я, стряхивая с себя остатки рубашки. Спички детям не игрушки, а Гулька в глубине души так и не выросла в ответственную барышню, и в результате технику безопасности не соблюдает от слова совсем. Что за гусарские методы проверки выдержит ли бронька? Конечно, надо человека в нее одеть и тут же сабелькой рубануть да со всей силушки богатырской… экспериментаторша.
— Ну так в доме свой целитель есть, — моргает она: — уж тебя-то Мещерская мигом бы собрала в кучу. Я должна была проверить, а ты! Ты от темы не отходи! Когда ты мне собирался сказать, что это все правда?
— Что именно? — искренне недоумеваю я. Понятно, что меня в чем-то подозревают… но в чем? Неужели чертова лисица спалилась и сейчас мне устроят за то, что я чью-то голову в Департамент притащил? Не должна была, я ж ее особо о том просил… впрочем с нее станется.
— Что ты действительно Лилит трахнул? — говорит моя кузина и из ее уст это звучит… неожиданно.
— Вот серьезно? И ты туда же? И потом, что за слово такое «трахнул»?
— О господи! Если это госпожа Лилит, Королева Демонов Преисподней, то слово «адюльтер» не сможет описать того, что произошло! Тучка и дождик⁈ Как вы там это называете, когда демонов насилуете⁈
— Откуда ты это взяла вообще⁈
— Отрицать будешь? Хорошо, вот тебе вводные данные, Уваров! Твоя мелкая, которая Акай — невероятно сильная, я даже сдвинуть ее с места не смогла! Я! И… я не подслушивала, просто мимо твоей двери проходила, а она там, ну и… — кузина отводит от меня взгляд: — вышел конфликт. А я… бываю горяча порой, вот и…
— Ты рубанула ее заклинанием. — киваю я. Пусть я Ай Гуль и не знаю так уж давно, но и прошедшего времени достаточно, чтобы узнать ее, не такая уж моя сестра и сложная. И что было ясно совершенно точно — так это то, что столкнувшись в стенах своего дома с малейшим неповиновением или вызывающим поведением, а тем более — с намеком на сопротивление — она отреагирует однозначно. Если у тебя в руках молоток, то все проблемы будут казаться тебе гвоздями. А она у нас мастер магии девятого, запредельного ранга. Она во время испытаний половину квартала снесла. Сдерживать себя в эмоциях она не умеет и не старается, искренне считает, что это ей и не нужно, а тут — какая-то мелочь ей указывать вздумала… ну слово за слово… а Акай в свою очередь — не самая миролюбивая лиса на свете. Вредная и словами как бритвой может срезать. Не знаю, что именно там у них произошло, но легко могу представить, как столкнувшись в коридоре Ледяная Княжна и Любительница Тофу, Дщерь Инари — поссорились. И, поскольку особняк княжны Зубовой не разрушен до основания и никакого айсберга на его месте не стоит, значит конфликт был разрешен быстро и очень… убедительно. Надеюсь, она с нее кожу не снимала…
— И что произошло? — спрашиваю я, надеясь, что лиса пределов необходимой самообороны не превысила, иначе придется с ней опять говорить о границах и толкованиях пунктов договора… а возможно еще соглашение писать.
— Да… ничего. — лукавит моя кузина, ой лукавит. И взгляд отвела и даже покраснела немного. Причиной такого поведения может быть только одно — клятая кицунэ явно не сдерживала себя, показывая свое несомненное преимущество. Черт. А я-то надеялся, что девятый ранг моей кузины сможет хоть как-то противостоять этой неведомой хтони. Теперь понятно поведение кузины — и почему она особо отмечала «эту мелкую в лисьей шапке» и почему она так уважительно с ней говорит, когда эти двое встречаются и зачем она у меня так пыталась выпытать как я с ней познакомился и кто это такая.
— Но! — поднимает палец Ай Гуль: — теперь-то я все поняла. Она же и есть Лилит, да? Подумать только, ты притащил Высшего Демона в столицу! Все сходится — она невероятно сильна, я про такое только читала. Никто не может сдержать мой удар просто руку на плечо положив! На такое даже Магистры не способны! Поставить щит, уклонится, отправить встречную атаку — да, но не так же! А ты — неуязвим и силен, значит ты с ней и схватился в Прорыве и… изнасиловал! И теперь — каждую ночь насилуешь! Putain de merde!
— Ну, во-первых, я не думал, что ты на моих домашних с лезвием кидаться будешь, — делаю вид, что ничего из ряда вон не происходит. Раскрывать правду своей кузине, говорить, что я тут со Свежевателем сговорился награду за его голову поделить… некрасиво и скорей всего — уголовное преступление. Да, технически я контракт исполнил, никто и кожу снимать с сибирских девушек не будет и мужиков до смерти насиловать… хотя вероятно за последнее мужики-то мне спасибо и не сказали бы. Правду сказать Ай Гуль я не могу, но и придумать правдоподобную историю о том, кто такая и чего ей надо, с места в карьер — тоже не могу. До момента пока лиса свою силу не показала — можно было что угодно придумать. Да и сейчас можно что-то придумать — принцесса Восточной Ся, скрывающаяся от кабального брака или там еще что. Однако легенду надо с ней согласовывать, а пока — просто слушаем. И делаем вид что ничему не удивляемся, даже такому вот выверту в мозгах моей кузины… а на вид адекватная молодая девушка.
— Она первая начала! — вспыхивает княжна: — первая!
— Так чего сразу заклинаниями кидаться-то? — говорю я: — сказала бы мне, я на нее управу нашел бы.
— Вот! Вот! — тычет в меня пальцем она: — ты с ней справится можешь! А как? Только одним способом, я тебя знаю! Признавайся — она это Лилит? И… как это у вас получается⁈
«Сборникъ занимательныхъ исторій отъ Асторіи Новослободской въ мягкомъ переплетѣ и съ картинками».
— … ибо согрѣшила я, святой Отецъ! — такіе слова вырвались изъ измученной груди дѣвицы Антуанетты, когда преклонила она колѣни передъ священникомъ, исповѣдуясь и очищая душу свою отъ груза земныхъ грѣховъ.
— Не понимаю тебя, дщерь моя, — произнесъ святой Отецъ: — развѣ не принесла ты утѣхи страждущему? Въ чёмъ же грѣхъ твой?
— Въ томъ, что сдѣлала я это… непотребнымъ образомъ! — отвѣтила дѣвица, чувствуя, какъ горькій стыдъ заполняетъ всё ея великолѣпное тѣло и заставляетъ дыханіе замереть въ груди.
— Увы мнѣ, — отвѣтилъ ей святой Отецъ: — не вѣдаю я плотскихъ утѣхъ и непотребства, не знаю о чёмъ ты говоришь.
— Но какъ же мнѣ исповѣдаться передъ Богомъ и церковью? — зарыдала дѣвица, содрогаясь отъ мысли что останется она не исповѣданной и не причащенной къ таинствамъ церковнымъ. Сама мысль о томъ, что умереть безъ причастія и исповѣди — была чужда ея христіанской душѣ и она была готова на всё, лишь бы заполучить это.
— Возможно… — сказалъ святой Отецъ, задумавшись: — если ты покажешь, что именно дѣлала, дѣвица, то я смогу понять, о чёмъ ты. И отпустить твои грѣхи.
— Воистину вы мудрѣйшій изъ людей! — воскликнула дѣвица Антуанетта: — однако же сіе дѣйствіе неприлично и непотребно, развѣ не замараете вы свой высокій чинъ?
— Во время исповѣди, согласно канонамъ, дѣйствуетъ правило тайны исповѣди. Всё, что происходитъ тутъ — происходитъ между тобой и Богомъ. Объясненіе грѣха — не является грѣхомъ, дщерь моя.
— Что же… — при мысли о царствѣ Христовомъ и молитвѣ благословенной — дѣвица развязала шнурки на своемъ корсетѣ: — однако же есть одна загвоздка…
— Какая же? — удивился святой Отецъ, который уже снялъ съ себя рясу и оказался неожиданно мужествененъ и мускулистъ.
— Грѣхъ былъ совершенъ съ шестью людьми, одна изъ которыхъ — дѣвица… — скромно потупила глаза долу Антуанетта.
— Чего не сдѣлаешь ради исповѣди и таинства церковнаго… — вздохнулъ святой Отецъ и крикнулъ куда-то: — эй! А ну позовите мнѣ сюда четверыхъ монаховъ и одну монашку! Ту, которую Марѳой кличутъ! — онъ повернулся къ дѣвицѣ: — будутъ тебѣ шестеро человѣкъ изъ нихъ одна дѣвица. Ну, разсказывай, какъ всё было…
— Святой Отецъ, согрѣшила я… вотъ такъ, — она сняла съ себя корсетъ и рубашку и встала на колѣни передъ нимъ: — сперва такъ, а потомъ…
— Отецъ Бонифацій? Посылали за нами? — и въ двери вошли пятеро, четверо мускулистыхъ монаховъ и одна красивая монашка. Глядя на нихъ, богобоязненная дѣвица Антуанетта рѣшила что обязательно покажетъ всёмъ монахамъ какъ именно она согрѣшила… а если эти святые люди не поймутъ съ перваго раза всей пропасти ея грѣхопаденія — она покажетъ еще разъ. Ибо идущіе путемъ добродѣтели и вѣры — не ищутъ легкихъ путей!
Глава 6
— О чем я хотел с тобой поговорить? О чем может говорить такой старик как я, да еще не из особо благородной семьи? Знаешь, Владимир Григорьевич, среди моих предков даже барона не найти. Прадед и дед были аптекарями, отец едва концы с концами сводил… не пробудись во мне Дар, так и я бы, наверное, сейчас за прилавком стоял… — говорит Максим Эрнестович, поглаживая набалдашник своей трости, выполненной в форме человеческого черепа: — и заметь, я не сказал — Родовой Дар, потому что у меня — нет рода. Нет и все. Наверное, он начнется с меня. На данный момент у меня уже есть присвоенной дворянский титул и родовые земли, пожалованные императором… мои дети будут потомственными аристократами, хотя… наверное должно пройти добрая сотня лет, прежде чем на них прекратят смотреть сверху вниз в модных салонах.
— На вас смотрят сверху вниз? Вы же высокопоставленный сотрудник Службы Безопасности самого Императора. — отвечаю я: — кто осмелится на вас сверху вниз смотреть? Я видел, как князь при рядовых сотрудниках СИБ подбирался и не осмеливался перечить, а что уж про вас говорить…
— О, меня боятся. — он легко улыбается и качает головой: — бояться. Но не уважают и уж тем более не считают ровней. Пусть даже я тоже баронский титул имею, но… это же приобретенное звание. А вот ты, Уваров… это другое дело. По матери ты от княжеского рода идешь, Зубовы — уважаемая фамилия. По отцу — графский род, слегка мезальянс, но такой уж у тебя отец был, мог на своем настоять. Так что ты, Владимир Григорьевич — самый что ни на есть свой в этой среде.
— Вот как. Предположим. — киваю я. Что дальше будет и какой оборот примет этот разговор я уже могу предположить. Вербовка. Вот зачем Максим Эрнестович не просто меня к себе вызвал, а назначил встречу в отдельной кабинке в ресторане «Золотой Дракон». Здесь очень тихо, окна выходят на центр города, обычная для таких мест дорогая мебель и картины на стенах. Нам уже принесли легкие закуски и аперитивы — пока готовится горячее. Сам высокопоставленный сотрудник СИБ и непосредственный начальник Ирины Васильевны — не торопится приступать к закускам и аперитиву, он сидит в кресле у окна, заложив ногу на ногу и крутит в руках свою трость.
— Знаешь ли ты, Владимир Григорьевич, раз уж мы с тобой на «ты» и без чинов перешли, чем на самом деле наша служба занимается? И почему ни твои трюки со Свежевателем ни твой саботаж в деле с Николаем Рябовым — меня особо не волнуют? Что так удивляешься? Неужели ты думаешь, что трюк с неспешной поездкой сперва домой, а уже потом в Департамент, без попытки поднять Рябова в промежутке несмотря на то, что у тебя под рукой целитель седьмого ранга… пятого? Ну не надо, Владимир Григорьевич, зачем вы так. А то мы полковника Мещерскую не наблюдали после этой истории… наблюдали-с… Да не на суде мы, господи боже, да, конечно, «мадам Мещерская была в шоке» и конечно же «вы и подумать не могли» и вообще. Правда вот поверить в то, что полковник Мещерская была в шоке после нападения… это вряд ли. Она и не такое видывала, да и вы тоже. Герои Восточного Фронтира, голыми руками Адских Гончих на части рвали, а тут вдруг сомлели как гимназистки… но! Я вас ни в чем не обвиняю, Владимир Григорьевич, захотелось вам труп в Департамент уже закоченевшим доставить, ну и ради бога. Да и не интересуют нас такие как он…
— А должны были… — в свою очередь закидываю ногу на ногу и я: — подобного рода террористы, которые нападают на граждан среди бела дня — расшатывают веру людей в способность государства их защитить. Я уже про идеологию не говорю…
— Помилуйте, Владимир Григорьевич, — морщится он: — одиночка-террорист? Да он не представляет особой угрозы ни для государства, ни для аристократов. Просто еще один молодой нигилист, одурманенный всеми этими народными и либеральными идеями и не более того. Останься он жив — перебесился бы на второй год, женился, детей завел и дело свое открыл в провинции, тем более, говорят, что талантливый человек был. Поддерживать постоянно двух големов, да таких что от человека не отличить… его бы и на государственную службу с удовольствием пригласили.
— Ой вот тут не соглашусь. — отвечаю я: — нет ничего более въедливого чем идеология, и если уж она попала в голову, то без надлежащего набора контраргументов не обойтись. А чем государство занимается? Да внимания на это не обращает, пока кто-то бомбы кидать не начинает. А когда бомбы кидают — уже поздновато. Хотя… я вас понимаю.
— Понимаете?
— Конечно. У вас нет полномочий чтобы вести компанию контрпропаганды, но главное тут даже не это. Гнев народный он не на пустом месте растет, он под собой основу имеет. Большинству народа вообще все равно, лишь бы его не трогали… он и бунтовать не будет, пока с голоду помирать не начнет, но ведь и императора защищать не поднимется. А это… весьма шаткие условия. Именно в таких условиях и возможен заговор «сверху», монарха свергнуть и другого поставить, не раз в истории прецеденты были. Преторианская гвардия в Риме вообще кого хотела, того к власти и приводила.
— Удивительно. Да. Именно. — говорит Максим Эрнестович и отставляет свою трость в сторону: — речь как раз о заговорах в высочайших кругах.
— Ну вот. А вас должно волновать состояние в более широких кругах. Потому что дворян — маловато и они между собой и договориться могут. А вот привлечь на свою сторону купечество, промышленников и самое главное — интеллигенцию, ту самую, откуда вы родом, всех этих аптекарей, учителей, писцов и прочих — вот что должно волновать! И, главное, денег то на это много и не надо, тут нужно совсем другое. А… да что с вами говорить, человек с молотком всегда найдет куда стукнуть…
— Тем не менее, Владимир Григорьевич, один террорист — это не угроза для Империи. Другое дело, когда человек, замышляющий дурное — не один и поддержан ресурсами… скажем нескольких благородных родов, как раз и составляющих ту самую преторианскую стражу, о которой вы говорили. Риски есть везде, но самые большие находятся как раз в среде высшего света и всех этих аристократов. Фактически, Император — компромиссная фигура, результат некоего согласия между аристократами, между влиятельными родами… а именно там всегда и начинаются заговоры.
— Раз вы так говорите… — вежливо соглашаюсь с ним. Нету смысла сейчас говорить, что то, чем они занимаются — устранение симптомов, но не болезни. Борьба с заговорщиками среди аристократии, это конечно предотвращает дворцовые перевороты, но уж для этого много ума не надо. Смотришь, кто из благородных родов сильно во влиянии вырос и натравливаешь на него его конкурентов, разделяй и властвуй. А если не получается, вот тогда уже и репрессии в ход идут. Но основные противоречия, раздирающие общество, системные — это не решает. И в час, когда Империя начнет трещать по швам, такие вот ребята из СИБ или там жандармерии — уже ничего не смогут сделать. Устранение же системных противоречий в обществе требует немалой силы воли от монарха и напряжения сил…а также накаляет ситуацию в обществе. Так что… вполне может быть и поздновато уже… созвать реально функционирующий парламент сейчас будет означать опасно раскачивать лодку. А не созвать — вести неуклонный курс в пропасть. На самом деле задача Императора сейчас — стать популистом, стать народным любимцем, начать работать в этом направлении, приобретать поддержку широких народных масс, это как раз и снимет вероятность аристократического дворцового переворота, кто станет свергать батюшку-императора, если тебя народ за это линчует потом? А штыки… как говаривал Наполеон Бонапарт, на штыках можно прийти к власти, но на них очень неудобно сидеть… ну и конечно — Максиму Эрнестовичу об этом говорить — что кол на голове тесать. По многим причинам и первая из них — то, что сам Максим Эрнестович может и понимать многое из этого, но такова уж политика в СИБ, таковы инструкции и стратегическое виденье ситуации, а это не он определяет. Так что улыбаемся и машем. В конце концов Уваров у нас немного дурачок и мечтатель, так оно безопаснее.
— Настоящий фокус внимания Службы всегда прикован к ситуации внутри аристократического сообщества, — говорит Максим Эрнестович: — и эта самая большая опасность для государства и Императора. Ни эти участившиеся погромы в кварталах и поселениях шичей, ни террористические организации с их бомбистами, ни крестьянские бунты в провинциях — ничто не может нести такой опасности как высший свет и благородные рода. Однако здесь, Владимир Григорьевич, возникает старый как мир вопрос — кто же будет сторожить самих сторожей?
— Так это весьма просто, Максим Эрнестович! — подскакиваю на кресле я, окончательно решив прекратить попытки достучаться до разума и сердца Службы Имперской Безопасности, хотят работать, уткнувшись носом в стенку — их проблемы. Конечно, никто тут и не ожидал от лейтенанта политической программы действий и уж тем более — никто и не собирался ее выполнять. Это все умствования, не более. Оправдания своей деятельности, а потом меня попросят завербоваться на службу. Сначала — чего-то легкое исполнить, трусы у Ледяной Княжны спереть и для анализа им представить. Дальше — больше. В какой-то момент требования станут окончательно неприемлемыми, но уже ничего не поделать, коготок увяз — всей птичке пропасть. Потому что иначе обнародуют архивы, где ты с СИБ сотрудничал, своих родных и близких сдавал за сребреники… так и попадаются вьюноши с горящими глазами к спецслужбам в лапы и становятся сексотами — секретными сотрудниками.
Идти по этой скользкой дорожке у меня нет никакого желания, СИБ уже зарекомендовала себя в лучших традициях спецслужб стран третьего мира — пафоса и насилия выше крыши, а реальной эффективности по нолям. Пыжатся, интеллектуалов из себя строят, как обычно, взращивают в них ощущение «элитарности», дескать плевать нам на аристократов и благородные рода, это мы можем посреди ночи по приказу в любой особняк ворваться и даже самого влиятельного князя в одних подштанниках выволочь… и это очень приятная мысль для какого-нибудь гвардии лейтенанта, которого в обществе и не ценили никогда, который в контрах со всей своей родней был, да еще и беден как церковная мышь. А тут — такой классный способ подняться, просто пойти да прижаться к широкой груди СИБ, вот тебе и деньги, и преференции и самое главное — чувство собственной значимости и власти. Внутреннее ощущение что это ты хозяин жизни и это ты можешь тут распоряжаться жизнью и смертью… обманчивое чувство, конечно, никто команду «фас!» на благородный род просто по прихоти не даст… ну так можно же доказательства пособирать, нет?
Так что я прекращаю попытки «достучаться» до сердец и начинаю разыгрывать Уварова в полный рост.
— Кто будет сторожить сторожей? — делаю вид, что не понимаю этой идиомы. Максим Эрнестович намекает мне, что внедряя агентов в аристократическую среду — надо их контролировать. Само по себе это сложно, тут внедрить не сильно выйдет, надо вербовать, потому как аристократы все друг друга знают, если не лично, то через два-три рукопожатия. Тут или придумывать историю «о единственном наследнике древнего рода, который все-таки выжил» или награждать титулом кого-то из лояльных. Но и в том, и в другом случаях — отношение к таким людям в высшем обществе будет достаточно настороженным. Вот и пытается Максим Эрнестович меня завербовать… потому что я для него — идеальный кандидат. Раньше был в контрах со своей родней, ну, разве что кроме Ай Гуль. В высшем свете известен, но репутация закрепилась не очень, да и Родовой Дар не открывался долго, а еще проблемы с деньгами были… в общем все основания для молодого офицера, фактически сосланного на Восточный Фронтир — возненавидеть аристократов. Много ли для этого надо? Совсем немного. А тут — Дар открылся, подвиг совершил, свет снова принял… но осадочек-то остался. Такому предложи «а хочешь еще и отомстить?» — согласится. Вон, Мещерская только и думает, как Денисьевым головы пооткручивать, уж на что рациональная женщина, а глазки кровушкой наливаются как у быка…
— Так вот! — хватаю лист бумаги и начинаю черкать на нем: — поглядите! Сюда ставим одного сторожа, он смотрит… вот сюда. За ним — еще одного, который сторожит этого сторожа… пока понятно? Ага. Вот тут — еще одного, который сторожит того, который сторожит первого… и сюда еще одного, видите? А за ним уже может следить первый! Круг замкнулся и у нас есть «кольцо сторожей»! Каждый из сторожей следит за предыдущим, как вы и хотели, quod erat demonstrandum! Это словно Уроборос, змий который самое себя пожирает! При этом около тридцати процентов внимания каждого сторожа мы можем перенести на окружающие объекты, то есть эта система не замкнута внутрь себя, она гибкая и может трансформироваться. В вашем же случае, Максим Эрнестович, все очень просто — вам нужен контролирующий орган. Например — я. А то, когда СИБ некому сторожить — непорядок. Просто наделите меня контрольной функцией, я у вас сразу порядок наведу. Вот скажем, сегодня у нас пятница, да пост на дворе, скромнее надо быть, а у вас трость вызывающая, да и на обед вы в ресторан ходите. Неужто у Службы деньги лишние? Почему сотрудники в рабочее время не работают, а по ресторанам шатаются? При мне такого не будет, уж извините, Максим Эрнестович! Мы с вами, конечно, знакомы, однако от ваших действий зависит безопасность Империи и самого Батюшки-Императора! Огромная ответственность, а вы по ресторанам чаи гоняете!
— Да погодите вы…
— Нет уж, извольте! Я закрывал глаза на вопиющую халатность со стороны вашей Службы, но доколе⁈ И на Восточном Фронтире как в бой идти — так и нету никакой СИБ, а как на бедную девушку надавить да пытать ее — так сразу нарисовались! Хорошо, что я сразу же в них шпионов, вредителей и саботажников распознал, не могут наши так со своими поступать, верно же я говорю? Ну вот. А таких вот саботажников в вашей службе полно, дайте мне документы и полномочия, я вас всех зачищу… да и времени много не надо. За сорок восемь часов всех выявлю и нейтрализую. Так что я очень рад.
— Чему это?
— Как чему? Вы же, Максим Эрнестович пришли ко мне с предложением, верно? Ну вот. Хотите, чтобы я вашу службу возглавил, ибо нет человека более любящего государя-Императора и Империю, чем я. Вот каждый колосок в поле люблю и все эти березки да сосны. Про людей уже не говорю — всех люблю, кого, где догоню, там и люблю.
— Да уж… — ворочает головой СИБовец: — наслышан…
— Так что лучшей кандидатуры и не найти. Я согласен. Давайте сюда ваши бумаги и приступим. Кстати, Макс, раз уж так дела пошли — застегни пуговичку.
— Что?
— Пуговичку, говорю, застегни. Вот тут. — обозначаю ему рукой пуговицу на воротнике: — а то ходишь как цивил штатский, прости господи. Пока это не является нарушением, но только пока. Главное тут — как ты выглядишь. Ты же не просто вахлак из подворотни, ты репрезентуешь тут волю Императора, а у тебя пуговичка болтается. Ты чего? Саботаж? О! Так ты — саботажник⁈ А, что, все сходится… ты и слушать меня не стал, когда я о реальных проблемах начал говорить и на рода благородные стал натравливать, таким как ты Империя поперек горла, а⁈ Признавайся, ну! — я встаю с кресла и наклоняю голову в сторону, разминая шею и хрустя позвонками.
— Владимир Григорьевич! — вскакивает на ноги мой оппонент: — успокойтесь! Пожалуйста!
— Развелось врагов в отечестве! — продолжаю юродствовать я. Даже, некоторым образом, удовольствие от этого получаю. Демагогию на пустом месте развожу, конечно, однако же и задуматься есть над чем. Вон, пусть лучше задумаются что с народниками делать и как погромы шичей в пригородах да бунты в провинциях предотвращать, чем на балы шастать, измену вынюхивая. Оно, конечно, понятно, в вальсе с красоткой кружиться по паркету да шампанское пить — это вам не в провинции мерзнуть в гостинице с клопами… а на бунт потом можно таких как моя кузина бросить, одним камнем двух зайцев.
— Хорошо! — поднимает руки вверх Максим Эрнестович: — хорошо! Не хотите — и не надо. Просто я хотел об услуге попросить и…
— Ступайте к черту, Максим Эрнестович… — отвечаю я. В дверь проходит официант с тележкой, на которой расставлены блюда, накрытые серебряными колпаками. Несмотря на колпаки — в воздухе сразу начинает пахнуть чем-то очень вкусным.
— Чтобы просить об услуге — надо сперва что-то сделать. А вот вы что для меня сделали? Папку со сведениями передали? Это вам и нужно было. Ну нет. За Императора и страну я на все готов, вот только не там вы копаете… ой не там. Везде вам карбонарии мерещатся, а вам должны санкюлоты сниться. Давайте так, Максим Эрнестович — если я где заговор вижу, так я с вами свяжусь, рвать с вами отношения и мне не с руки. Однако и в подчиненных у вас ходить не буду. Что до Ирины Васильевны… чтобы она завтра на месте была, где ей и положено — у меня в доме. Если нет — буду считать это нарушением данного мне слова.
— О, господи, ну почему с вами так тяжело, Владимир Григорьевич… — вздыхает мой собеседник: — хорошо, пусть будет так. А я вам сведения про Лопухиных и Кутайсовых передам, весь этот Совет Орден зашевелился в последнее время… и если это не заговор против Империи — то можете мне и не говорить, что они там делают. Пусть хоть на голове стоят.
«Народный Вѣстникъ»