Год назад Амброзий мог убить за такие слова. Он бы не стал, но это было дозволено, и никто не встал бы между ним и обидчиком. Теперь они были на равных, и Амброзий чувствовал, как такой же кривой и звериный оскал расползается по его лицу от уха до уха. Бешеная злость клокотала в груди. Он не знал, скачка ли это, обычная гонка, или он волком хочет вцепиться в глотку нового командира. Он решит это, когда обгонит его.
Лагерь уже остался далеко позади. Они выехали на пыльную пустошь, где изредка мелькали клочки дикого вереска и невысокие кривые осины. Амброзий гнал своего коня во весь опор. Внезапно Вортигерн резко натянул поводья и остановился. Амброзий еле смог удержаться в седле, скачка закончилась так же неожиданно, как и случилась.
— Ну что! — крикнул Вортигерн. Лицо солдата-императора налилось кровью, как у великанов в местных поверьях, но тот смеялся. — Тебе же понравилось, скажешь нет?
Амброзий спешился, подошёл к нему с лёгкой дрожью в ногах и со всей силы ударил того по лицу. Вортигерн пошатнулся, но не упал. Оттер рукавом кровь из разбитой губы.
— Славный удар, — прошипел он и выплюнул на землю выбитый зуб. — Это считать как «нет»?
Амброзий смотрел на него. После удара и скачки он больше не чувствовал той жгучей злобы.
— Это считать как «да». Но кулаком по роже ты заслужил. Тебе нужен тот, кто не даст тебе сдачи?
Вортигерн показал красные от собственной крови зубы. Сейчас тот как никогда походил на матёрого волка. Потом он хлопнул центуриона от души по обоим плечам и рассмеялся.
— Мне нужен такой, как ты. Я разрешаю тебе построить моих ребят. Обучить их. С твоей помощью они добудут мне царство и славу. Но не забывай — настало другое время.
— Я это понял.
И время другое. И он, Амброзий, другой, раз это не пугает его. Не без колебаний он протянул руку Вортигерну.
— Значит, уговор? — спросил он.
— Уговор, — ответил солдат-император. — Добро пожаловать в новый дом, Амброзий Полу-бритт.
— Что-то не так?
Вортигерн отвечал ему крепким рукопожатием, но прежде довольное, жесткое и насмешливое лицо его стало рассеянным и удивленным. Будто в ровный строй выверенных и четких планов встряло вдруг что-то новое и незнакомое. Он наклонился и поднял из дорожной пыли булыжник.
— Что это? — спросил Амброзий.
Вортигерн не ответил. Амброзий переспросил, вместо ответа солдат протянул ему камень.
— Скажи мне сам, что это.
Лицо солдата вновь стало спокойным и безмятежным, но смешинки из глаз пропали. Амброзий взял в руки булыжник, отряхнул его от пыли. Под слоем грязи камень был иглистый и заостренный, блестящий и темно-серый.
— Это руда, — ответил он Вортигерну. Затем взвесил булыжник в ладони. То было не железо, которое в избытке добывалось к востоку от этих земель, камень был легче. Темный блеск металла в породе притягивал взгляд.
— Это олово, — кивнул Вортигерн.
— Касситерит?
Амброзий поднес камень ближе к глазам. Вортигерн оказался прав.
— Такого качества руда не валяется под ногами просто так, Полу-бритт. Камень пролежал здесь долго, но явно упал с какой-то телеги. А ты знаешь, что это значит?
Он, центурион Амброзий, знал это получше многих других. Все эти люди, что явились на остров почти четыреста лет назад, все эти тысячи римлян, что уже многие годы мертвы, его собственный легион и товарищи, его брат Утер, он сам — все они оказались здесь по одной лишь причине, имя которой олово. Кто владел оловом — тот владел всем. И теперь, пожалуй, оно было ценнее золота. Амброзий Полу-бритт понимал, о чем говорил узурпатор. Где-то здесь была шахта.
— И не простая шахта, — Вортигерн понизил голос. Амброзий поежился, будто тот прочел его мысли. — Взгляни-ка еще раз, Полу-бритт, взгляни хорошенько. Лишь восьмая часть в этом камне — пустая порода. Все остальное — чистейшее олово… Нас сюда привела судьба, а не кони. Где-то здесь должен быть вход.
Если это олово, думал Амброзий. Если это взаправду, действительно олово, такая огромная и богатая жила, то Регед и близлежащие земли — уже не пропащий край, окутанный туманом, будто тяжелым сном. Тогда, еще очень давно, Рим возлагал на эти острова большие надежды. Безумные и неоправданные, эта далекая от привычного теплого моря земля казалась всем недостижимым северным раем, до которого так трудно добраться. А если трудно — то там будет все. Золото, серебро, рубины, лежащие под ногами, прекрасные женщины. Так в свое время говорили об Индии, пока вернувшийся Александр не опроверг безумные сказки. Но однажды пара отчаянных караванов привезла из Британии несколько возов блестящего касситерита. Для императоров прошлого этого оказалось достаточно. Началось завоевание нового Оловянного царства.
До олова они добрались, это верно, в далеких разбросанных городах империи появилось немало новой блестящей бронзы. Но руда была бедная и баснословных богатств не прибавила. На любых весах это не стоило стольких лет, стольких войн и потерянных легионов. И вот он, Амброзий, держит в руках руду, достойную самых наивных мечтаний, а Рим уже шагнул за порог.
— Я нашел его, — негромко окликнул он Вортигерна.
Тот подошел к нему. Вход в шахту наполовину порос высокой травой и кустарниками, почти неприметный, но все же это был он. Вортигерн достал из седельной сумки короткий факел. Затем поманил Амброзия за собой.
— Мы спустимся туда? Сейчас? Не лучше ли вернуться и взять на подмогу пару людей?
Вортигерн опустил факел и пристально посмотрел на него.
— Думай, Полу-бритт. Думай. Перед нами, возможно, шахта, где чистейшее олово течет из горных корней, как слезы из глаз невесты. Как думаешь, скольким людям об этом следует знать?
Амброзий молчал.
— Вот именно, — ответил солдат и скрылся в сумраке шахты. Центурион вошел следом за ним.
— Как думаешь, сколько ей лет?
Амброзий осторожно пробирался по узким бесконечным туннелям. Из-под земли в темноте вылезали ветвистые корни и хватали его за лодыжки. У него не было при себе даже кремня, если он выпустит из виду Вортигерна, то останется здесь на века.
— Говори тише, Полу-бритт, — тот шел осторожно, как зверь, и еле ступал на рыхлую влажную землю. — Богатая шахта, но так быстро заброшена… Ты ведь не хочешь вызвать обвал?
Гробница была бы богаче, только если б ее сложили из чистого золота. Вортигерн нагнулся и осторожно поднял что-то с земли.
— Медяк времен Максена Вледига, — он обтер монету грубыми пальцами. — Значит забросили ее лет тридцать назад, Полу-бритт. Ты тогда еще только родился. Впрочем, я тоже был еще глупым щенком.
Он бросил монетку Амброзию. Тот поймал ее налету, разжал кулак. В дрожащем свете факела он разглядел отчеканенный профиль и имя.
— Максен Вледиг? — переспросил он. — Ты зовешь его, как бритт. Не Магн Максим.
Вортигерн состроил гримасу.
— Так его мать называла. Любила рассказать про него, знаешь ли. Мальчишкой я мечтал стал таким же. Как видишь, — он издевательски развел руками. — я стал.
И он прав, подумал Амброзий. Максен Вледиг был таким же, как Вортигерн, как Флавий Клавдий. Легенда нового мира. Узурпатор на пять с лишним лет, страстно любимый народом. Потом отец Утера и Амброзия отдал его под суд и вернул Риму на острове законную власть. Возможно, было разумней закончить на Максене. Он был не худшим выбором для этих разрозненных королевств. И его люди не походили на свору голодных собак.
Амброзий бросил монетку обратно. Теперь о Вортигерне он знал чуть больше, чем прочие. Тот все же был бриттом. Иначе какая корысть мамаше-нищенке рассказывать о Магне Максиме сыну.
Они шли все дальше и дальше вглубь шахты.
— Когда тебя в первый раз продали в рабство?
— В восемь лет, — ответил Вортигерн. Затем обернулся и скорчил гримасу. — А тебя?
Амброзий смерил его жестким взглядом.
— Если бы не факел, ты бы вновь получил по лицу. И ты это знаешь.
— Разумеется.
Вортигерн улыбнулся и пошел дальше.
— Мы с Утером начали служить в легионе в семнадцать лет, — нехотя ответил Амброзий. — Ты ведь об этом спросил.
— Гляди-ка. Между нами больше общего, чем можно представить.
Скудно освещаемая дорожка уводила их все глубже и глубже в шахту. Доски, укрепленные на земле, прогнили насквозь, ноги соскальзывали с трухлявого дерева — а там, в глубине, темнота. И олово. Один неверный шаг — и оба окажутся со свернутой шеей. «Не самый плохой вариант», — мрачно думал Амброзий. С перебитыми ногами и потухшим факелом они далеко не уйдут. Здесь их тела не найдут ещё много лет.
Вортигерн поднял факел повыше. Амброзий повернул за угол следом за ним и тихо ахнул. На потолке и оплывших стенах, как старые вены, виднелись черные жилы металла. Разбросанная осколками по полу, перед его глазами блестел темными пятнами и иглами чистейший касситерит.
— Ну что, центурион, не об этом ли мечтал ночами ваш Цезарь?
Амброзий почти не слышал шёпота Вортигерна. Он смотрел на богатство, открывавшееся перед ним, как пещера чудес, на сон, ради которого четыреста лет шли восстания, войны и распри. На деньги, вырученные с продажи руды, здешние земли смогут озолотиться. Заброшенный Регед может стать новым оплотом бриттских земель, символом достатка и процветания.
— И ведь даже если Рим узнает, — проронил Амброзий, будто бы невзначай. — то уже не придет.
Краем глаза он заметил, что Вортигерн улыбается. Да, теперь он намеренно не причислил себя к списку римлян.
— Те, кого вы кличете варварами, умеют неплохо сражаться. Твоим бывшим друзьям сейчас есть чем заняться.
Вортигерн поднял с земли солидный осколок и сунул его в карман.
— Флавию Клавдию не хватило терпения и удачи, — проговорил император. — Теперь я снимаю все сливки. Ты ведь понимаешь, что о такой шахте лучше не трепать лишний раз?
— Тебе нужно слово, что я никому не скажу?
— Никому? Если бы я хотел, чтобы о ней никто не узнал, я бы убил тебя, Полу-бритт. Прямо здесь. Думай лучше. Нам нужны работники, чтобы добывать этот клад. Я сказал то, что сказал — не трепись.
Амброзий кивнул. Наличие оловянной шахты мало кого волнует. Наличие шахты баснословно богатой — волнует многих. Особенно отряды саксов через пролив. Он тоже поднял с земли осколок, похожий на тот, что они нашли на поверхности. Где-то в глубине узкого тоннеля слышался мерный стук капель.
— Ее затопило, — проронил Амброзий. — Потому ее и забросили. Поверить не могу. Это подарок судьбы, Вортигерн, мы построим такую империю…
Улыбка солдата дрогнула. Взгляд Вортигерна стал сперва жёстким, а потом настороженным.
— Говори тише, — перебил он Амброзия и опустил факел ниже. — Ты слышишь?
— Слышишь что?
Центурион повернул голову туда, в темноту, из глубины шахты не доносилось ни звука кроме тихого плеска воды. Затем что-то обрушилось на его голову, точно гора, череп пронзила страшная боль. И блеск оловянной руды померк перед его глазами, как потушенная свеча.
Центурион очнулся, когда по его лицу начали барабанить первые капли дождя. Холодные и большие, они больно били по коже, но туман, застилавший глаза, не давал ему прийти в себя и оглядеться. «Дождь, — осторожно билась в его мозгу искра разума. — Это не капли с потолка в шахте, я чувствую ветер с моря. Гнилой запах водорослей. Грязь под спиной, траву и мелкие камни. Я оказался снаружи.» Он вновь попытался открыть глаза и моргнул раз пять или шесть. Мутный образ перед ним принял очертания узурпатора. Амброзий поджал онемевшие губы и почувствовал слабый вкус крови. Слова сложились только в сиплые вздохи.
— А, ты очнулся, — Вортигерн склонился над ним. Он сидел рядом, насквозь промокший, по его лицу и бороде потоками стекала вода. Плаща на нем не было, грубой и плотной тканью он кое-как накрыл тело Амброзия. Центурион попробовал встать, но почувствовал острую боль в правой руке и рухнул обратно в грязь.
— Лежи, — Вортигерн одернул его. — Тебя знатно приложило, ты пока и шагу не сделаешь, Полу-бритт.
Солдат отвернулся и стал невозмутимо смотреть на равнину. Где-то там, на другом ее конце, был их лагерь и помощь.
«И Утер, — подумал Амброзий. — Брат должен был понять, что меня долго нет. Люди Вортигерна… Будут ли они искать своего императора?»
— Вортигерн… — он облизал губы. — Что, что случилось?
Солдат пожал плечами, но не обернулся. Голос его был сухим и безликим.
— Обвал. Я предупреждал нас обоих, Полу-бритт. Первый обломок упал тебе на затылок, я тебя вытащил. Вот и все.
Значит, Вортигерн спас его. В голове начало проясняться и боль в правой руке стала невыносимой.
— Шахта… — просипел он.
— Шахты больше нет, Полу-бритт. Слушай лучше. Ее завалило прямо за нами. Если б ты мог обернуться, ты бы увидел.
Шахты нет. Оловянное богатство ушло снова в недра, из которых и поманило. Всего несколько мгновений, и мечта развеялась, как утренний сон. Не первый раз в жизни центуриона и не последний. Случайной удаче доверия нет. Сейчас его больше заботила боль в руке и затылке — Амброзий попытался сжать пальцы в кулак, но не почувствовал под ними влажную землю.
— Вортигерн, — позвал он. — Где наши кони?
— Пасутся.
Амброзий приподнялся на здоровой руке.
— Отчего ты не привел нам подмогу?
— Я мог бросить тебя здесь, римлянин. Или же сразу в шахте. Научись доверять своему императору, если решил остаться со мной.
— Отвечай! — рявкнул Амброзий. Воспоминания о былой власти и силе вырвались на свободу. — Что с моей рукой, солдат! Почему я лежу под дождем! Это ты со мной сделал? Если да, обещаю, я… нет, Утер убьет тебя. Ему это будет лишь в радость!
Нынешний император островов обернулся к нему. Он хотел ударить его, это верно, это было видно по глазам, но Вортигерн сдержался и разжал свой кулак.
— Советую тебе прикусить свой грязный язык, Полу-бритт, — глухо ответил он. — Я не помчался за помощью, потому что не хотел оставлять тебя одного. Я не погрузил тебя на коня, потому что тебя нельзя было трогать, пока ты лежал без сознания. Я накрыл тебя своим старым плащом. Выходит, мать говорила мне верно — Риму не ведома благодарность.
Сейчас Риму был ведом стыд и страх, и Амброзий не знал, что было сильнее.
— Что же касается твоей руки…
Вортигерн помог центуриону опереться спиной о валун, а затем откинул промокший плащ. Амброзий взглянул на свою правую руку, и у него сжалось сердце. Вся его кисть походила искореженное смятое месиво из кожи и связок. К горлу подступила тошнота. Вортигерн снова прикрыл плащом его руку.
— Обвалом тебе задело не только голову, Полу-бритт, — проронил он. — Впрочем, на твоем месте стоит радоваться, что вообще остался в живых. Рука — не нога. Через пару дней ты спокойно сможешь ходить, хотя, вероятно, станешь калекой — меча-то тебе уже не держать.
— Я думаю, ты сможешь сидеть на лошади, если я привяжу тебя, — безразлично ответил солдат. — Теперь можно ехать.
— С моим братом ты никуда не поедешь, ублюдок!