— Так, может, от Матвея и случилось?
— Да нет. Первое время Матвей в ее строну и не смотрел, Тонькой своей упивался. А чего так?… Римка баба видная, а Тонька… Ну ничего особенного!
— Сердцу не прикажешь.
— Ну, так сердце само потом захотело! Тонька медсестрой в больнице работает, как только на дежурство, так Римка к Матвею… Не скажу, что постоянно, каждый день, врать не буду. Это же знаете, как у сумасшедших, летом, зимой ничего, а весной обострение. А любовь — это, скажу я вам, сплошное сумасшествие!
— Улица у вас как-то непонятно называется, — усмехнулся Максим. — Кто такой Жужельников?
— Да, говорят, первый секретарь райкома комсомола. Ну, первый, в смысле по счету первый, с того момента, как комбинат строить начали.
— Устарело название, новое нужно. Товарищ Стасов у нас большой начальник, он может. Улица Санта-Барбары, как вам такое название?
— Да уж, Санта-Барбара у нас еще та! — просияла Игольникова.
— Вы говорите, Илья Сухарков искал свою жену, потому его и не было две ночи. А если у него любовница? Может, он у нее ночевал?
— У кого любовница? У Ильи?!
— А что, такого не может быть?
— Ну что вы, Илья на своей жене помешан! Все ей прощает!..
— А убить он ее мог?
— Убить? — задумалась Игольникова.
— Они когда-нибудь ссорились, ругались?
— Когда-нибудь? Да они дрались! Разнимать их бегали! Как будто нам делать больше нечего!
— И в последнее время тоже дрались?
— А что в последнее время… Ну да, в последнее время тише стало!.. — открыла вдруг для себя Инна Степановна.
— Ну вот видите.
— Так Илья в последнее время дома не ночевал. Иногда только. Я еще думала, может, окончательно рассорились!.. Ну да, тише стало… А теперь что, совсем тихо станет, если вдруг Илья Римму убил… Вы это хотели сказать?
— Пока все это только догадки… А где вы, говорите, Матвей живет?
— В конце улицы… Вернее, в самом начале, дом-то у него номер два… Не видела я его вчера. И позавчера тоже.
— Спасибо вам, — поблагодарил женщину Максим.
Прощаться они с Игольниковой не стали, пообещали заглянуть к ней еще раз. И отправились к Тельникову. Сначала их облаяла собака, затем вышла высокая женщина лет сорока с мелкой завивкой на коротких с рыжиной волосах. И в пальто, надетом на домашний халат. Она-то и сказала, что мужа нет дома.
— А вы, я так понимаю, Антонина? — спросил Стасов, возвращая удостоверение на место.
— Антонина… Игоревна, — кивнула женщина, с интересом глядя на него.
— Вы в хирургии работаете. Я вас видел… — Стасов осторожно провел пальцами по своей простреленной руке.
Рана уже затянулась, перевязь не требовалась, но резкие движения все еще противопоказаны.
— Да, да, я вас помню. Пулевое ранение… Да вы заходите, холодно! — засуетилась женщина.
Она укоротила цепь у собаки, провела гостей в дом, включила электрический самовар. Дом небольшой, кухня маленькая, плита двухконфорочная, водопровод, газовый котел. Чистенько, уютно. И сама женщина приятная в общении.
— Антонина Игоревна, вы нас, конечно, извините, но мне придется задать вам не очень приятный вопрос. Дело в том, что мы разыскиваем Сухаркову Римму Дмитриевну.
— Разыскиваете?!. Что она натворила? — Тельникова сделала над собой усилие, чтобы сдержать наползающую на губы улыбку. Как минимум она не желала добра своей сопернице.
— Ничего, просто пропала… Где сейчас ваш муж?
— Матвей на работе.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Что значит в последний раз?… Вчера я его видела, утром, он на работу отправился, я — на смену.
— То есть прошлую ночь вы провели вместе?
— Ну да.
— А эту ночь ваш муж где провел?
— Дома.
— Вы в этом уверены?
— Э-э… Татьяна бы мне сказала…
— Татьяна?
— Наша дочь. Она сейчас в школе. Виктор, сын, уже в институте учится, в Москве второй год.
— А дочь говорит, что отец дома ночевал?
— Ну а для кого она завтрак готовила?… А почему вы спрашиваете? Из-за этой, из-за Риммы?
— Я же говорю, не очень приятные вопросы. Скажите, ваш муж мог сбежать с Риммой?
— Куда? От кого? Зачем?
— Да вот сорока на хвосте принесла, говорят, любовь у них неземная.
— Да какая там любовь! — Тельникова набрала в легкие воздух, как будто для того, чтобы сдержать подступившие к глазам слезы.
— Нет?
— Какая может быть любовь, если она шлюха?
— Сухаркова?
— Ну, может, и любовь… Только Матвей ее не любит!
— То есть между ними ничего нет?
— Сейчас нет и раньше не было. Долго не было… Ну а потом он сорвался. Он же мужик! Здоровый мужик! А эта бл… Прости, Господи!.. Эта дрянь на шею ему вешалась, проходу не давала.
— И вы это терпели?
— А что мне, по-вашему, убить ее надо было!.. А вы что, меня в чем-то подозреваете? — спохватилась Тельникова.
— А с Риммой Дмитриевной что-то случилось? — спросил Павлов, внимательно глядя на женщину.
Вдруг она знает то, о чем они еще только догадываются. Вдруг это она и порешила свою соперницу?
— Ну вы же сказали, что она пропала!
— Может, просто квартиру где-нибудь сняла. И живет… Собирается жить с вашим мужем.
— Квартиру сняла? — задумалась Тельникова.
— Может, вы знаете, где она может быть?
Женщина мотнула головой. Не знала она, где искать Сухаркову. И ничего нового про свою соперницу не сказала. И признаваться в ее убийстве не стала. Максим решил закончить разговор. Сначала нужно узнать, где Тельникова находилась в момент преступления, тогда уже можно продолжать расследование. Но когда наступил он, этот момент? К месту, где нашли машину, Сухаркова подъехала позавчера, четырнадцатого декабря в шестнадцать двадцать, Максим пробил это через телефон. Но было ли совершено преступление?…
— Кому-то любовь, а кому-то рога, — невесело улыбнулся Стасов, усаживаясь в машину.
— Это ты про Тельникову?
— И про Сухаркова.
— А сама Сухаркова?… Ее муж утверждает, что у него есть любовница. Даже адрес дал. А Игольникова не верит…
— А жизнь она такая, мягкая булка когда-нибудь зачерствеет. Взял да и влюбился на старости лет… Где там у нас любовницы живут?
— У нас не знаю, а у Сухаркова — улица Советская, дом тридцать восемь… И квартира тридцать восемь.
Авгеева Дарья Федоровна работала воспитателем, Максим знал номер детского сада, но все же решил для начала заехать к Авгеевой домой. И не прогадал. Во дворе у подъезда стоял внедорожник «БМВ» со знакомыми номерами. Дверь открыла миловидная девушка лет двадцати пяти, нежные черты лица, женственность в каждом движении. Волосы зачесаны назад, губы накрашены едва-едва, помада не слизана, тушь под глазами не размазана. Не похоже, что девушку оторвали от интересного занятия с женатым мужчиной.
— А нам бы Сухаркова Илью Даниловича увидеть! — мило улыбнулся Максим, раскрывая удостоверение.
— А-а… Почему вы думаете?… — замялась девушка.
— А что вы так переживаете? Скажите, что Сухарков кран чинит… Илья Данилович! — позвал Павлов.
— Ну здесь я, и что? — спросил появившийся Сухарков.
Костюм на нем, галстук снят, но рубашка застегнута на все пуговицы кроме верхней. Правильно застегнута, видно, Сухарков одевался не торопясь.
В кармане у Максима зазвонил телефон, он достал мобильник, глянул на дисплей.
— Слушаю, товарищ подполковник!
— Ну что я могу сказать, водолазам слава, — совсем не весело проговорил Малахов. — А Сухарковой вечная память.
— Нашли?
— Нашли. В одежде. И без следов физического насилия.
— Сейчас подъедем, глянем.
Павлов закончил разговор и выразительно посмотрел на Сухаркова.
Ледяная вода замедляет, но не останавливает процесс разложения тканей. Гниение уже тронуло лицо женщины, а еще кожа сморщилась от долгого пребывания в воде. Но Сухаркову хватило быстрого взгляда, чтобы узнать в покойнице жену. Обхватив руками голову, он опустился перед ней на колени, даже открыл рот — в немом вое.
— Узнали? — взяв его за руку, спросил Стасов.
— Это Римма! — сдавленно простонал мужчина, медленно поднимаясь на ноги.
Труп нашли метрах в ста от брошенной «Мазды». Течение прибило тело к берегу, там оно зацепилось за корягу. Труп мог бы и не всплыть, хорошо, что Максим обратился за помощью к водолазам.
— Метров пятьдесят от берега отплыла, — сказал старший водолазной группы, мужчина с маленькими глазами и крупным носом. — Я знаю это место, течение здесь боковое, к берегу быстро прибивает.
Водолазы уже закончили работу, переоделись, собрались уезжать.
— Далеко отплыла, — кивнул Павлов.
— До последнего плыла. Видно, подальше хотела, чтобы не нашли.
— Чтобы не нашли, хотела? — пожал плечами Павлов.
Возможно, Сухаркова действительно ушла из жизни добровольно. С любовником не ладится, муж ушел, а еще дурная слава, вся улица тычет пальцем в спину. Вот и нахлынуло, бросила все и в реку с головой… Все возможно, тем более что следов насилия пока не видно. Ни царапин на лице, ни синяков на шее, и одежда целая, если не считать вывернутого кармана, которым пальто зацепилось за корягу.
— Ну, если это суицид.
— Если… Спасибо вам огромное!
Водолазы уехали, а Максим вернулся к Стасову и Сухаркову.