Помоги проекту - поделись книгой:
На страницах отоги-дзоси мы действительно часто встречаемся с существами, размеры которых отличаются от обычных. Обратимся для начала к «большим».
«Большими» являются они. В рассказах это слово переведено нами в ряде случаев как «чёрт», в ряде случаев как «демон». Они много превосходят размером людей, их рост называется то равным трём-четырём человеческим, а то возрастает до 30 и даже 50 метров.
«Тут появились два чёрта и сказали: „Мы посланцы царя Эмма, наши имена — Головобык и Головоконь. Мы приходим к умершему человеку и забираем его душу“.
Их глаза были так страшны, что не передать словами. Один чёрт — зелёного цвета, другой — красного. Когти — длинные, глаза — как луна и солнце. Высотой они были в три человеческих роста. В руках они держали железные пруты» («Ад»).
«У ворот стояли трое демонов с бычьими и конскими головами. Увидев Ондзоси, они закричали: — Отлично! Съедим его!
Ондзоси посмотрел на них: каждый был ростом примерно в десять дзё (30 м), у каждого на голове раскачивались двенадцать рогов, от их дыхания возник туман, стало темно, как ночью». «Он увидел выходящего короля: на нём была пятицветная одежда, ростом он был в шестнадцать дзё (50 м), восьмирукий и восьминогий, с тридцатью рогами. Его громоподобный голос был слышен за сто ри» («Путешествие Ондзоси на острова»).
На страницах нескольких рассказов появляются огромные змеи.
«В прошлой жизни ты была там змеёй длиной в шестнадцать дзё (50 м)». «Взглянули — длинный меч превратился в огромную змею длиной в двадцать хиро (35 м), а короткий меч стал маленькой змейкой» («Двенадцать сцен о прекрасной Дзёрури»).
«Хидэсато не поверил слухам и решил пройти по мосту, но там и вправду лежала огромная змея, достигавшая в длину двадцати дзё (60 м)» («Тавара Тода»),
Тавара Тода побеждает огромную сколопендру, она описывается так: «Хидэсато понял, что покончил с чудищем. Он велел слугам взять факелы и внимательно осмотрел его. Это, несомненно, была сколопендра. То, что казалось ему раскатами грома, оказалось звуком страшного сотрясения земли. То, что он принял за факелы, оказалось лапами. Голова сколопендры походила на голову чёрта с головой быка и была такой огромной, что её и сравнить не с чем».
Из людей самый большой — Бэнкэй.
«Бэнкэй наклонился, подогнул колени и сложил молитвенно руки. Теперь он стал одного роста с Сюнкаем, а ведь у того на ногах были надеты асида — туфли на высоких подставках. А если Бэнкэй приосанился бы да на цыпочки встал, он был бы сяку на три (на 1 м) выше Сюнкая в его туфлях».
Самым маленьким героем нашего сборника является малыш Иссумбоси. В рассказе «Иссумбоси» использован сюжет народной сказки. В отоги-дзоси часто использовались сказочные сюжеты, при перенесении на бумагу они, несомненно, подвергались определённой литературной обработке, так что представляется правомерным говорить о литературной обработке эпохи Муромати. Буквальный перевод имени героя — Монашек в один сун (3 см). Иссумбоси — аналог французского Мальчика-с-пальчик (le Petit Poucet), известного нам прежде всего по литературной обработке старинной французской сказки, выполненной Шарлем Перро (1628–1703) и вошедшей в сборник «Сказки моей матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времён с поучениями», изданный в 1697 году.
И в японском рассказе, и в европейском аналоге используются типичные приёмы сказочного сюжетосложения. Причём истории оказываются чрезвычайно схожими. Мальчик-с-пальчик был последним, седьмым, сыном в семье дровосека, и никаких особых надежд родители на него не возлагали, считая его недоумком. Родители Иссумбоси, поняв, что ребёнок так и останется маленьким, тоже ничего хорошего от него не ждут. Отец и мать Мальчика-с-пальчик, желая отделаться от детей, оставляют их в лесу. Иссумбоси тоже вызывает раздражение родителей, и они хотят куда-нибудь его отослать. И в той, и в другой сказке мы видим контрастность размера между маленьким героем и его врагами. Иссумбоси побеждает огромных они, Мальчик-с-пальчик борется с великаном-людоедом. В обоих случаях очень маленький побеждает очень большого. В обеих сказках присутствуют магические предметы (семимильные сапоги-скороходы в «Мальчике-с-пальчик» и волшебный молоток счастья в «Иссумбоси»), при помощи которых герои приобретают нормальные человеческие размеры. И даже картина благоденствия, наступающая в конце историй, оказывается схожей: Иссумбоси принят при дворе государя, ему пожалован придворный чин. Выдающиеся способности Мальчика-с-пальчик признаёт король и принимает его на службу. Похоже, государева служба была привлекательна везде и во все времена.
Рассказ «Маленький мужчина» можно рассмотреть как литературную версию сюжета о маленьком человечке. Здесь уже трудно говорить об аналогах, поскольку повествование ведётся в рамках собственно японской литературной традиции. В конце рассказа Маленький мужчина является божеством святилища Годзё Тэндзин.
Святилище Годзё Тэндзин посвящено двум божествам: Оонамути-но микото и Сукунахикона-но микото.[17] Оонамути-но микото — другое имя божества Оокунинуси-но микото. Божества Оонамути-но микото и Сукунахикона-но микото являются парой богов, устроителей страны. Сукунахикона — самое маленькое по размеру божество в пантеоне японских богов. То есть оно — первый маленький герой японской словесности, от которого можно вести происхождение и Иссумбоси, и Маленького мужчины. Это божество даже не карлик, а нечто совсем маленькое, что может проскользнуть между пальцами.
Вот описание появления Сукунахикона в мифологическом своде «Кодзики»: «И вот, когда бог Оо-кунинуси-но ками пребывал на мысе Михо в Идзумо, по гребням волн, сидя в небесной лодочке из стручка каками, в платье, что соорудил [себе] из кожицы трясогузки, перья [из неё] выщипав-выдергав, явился сюда бог».[18]
В другом своде, «Нихон сёки», этот крошечный бог описан так: «Тут с моря послышался голос. Удивился Опо-ана-мути-но ками, стал искать [чей это голос], но никого не было видно. Через некоторое время показался маленький человечек, лодка у него была из скорлупы ядра раздвоенного плода кагами, одежда — из крыльев птички сазаки, подплыл он к берегу на волнах прилива. Опо-ана-мути-но ками тут же посадил его себе на ладонь и стал с ним забавляться, а тот подскочил и укусил Опо-ана-мутн в щёку».[19]
Примечательны слова «Нихон сёки»: «Надлежит его ласкать и лелеять».
Таким образом, оба маленьких героя отоги-дзоси (Иссумбоси и Маленький мужчина) оказываются существами божественного происхождения. Примером отношения к маленькому телом человеку, как к происходящему от божества, и к большому, как к происходящему от каких-то злых сил, находим и в «Нихон рёики».
История 4 из второго свитка под названием «Слово о том, как мерялись силой две богатырши» рассказывает о двух богатыршах, одна из которых — большая, другая — маленькая. Большая жила на рынке и грабила купцов, маленькая её победила. Большая богатырша является потомком лисы-оборотня (рассказ 2 первого свитка «Слово о лисице и её сыне»[20]), а маленькая — монаха Додзё, родившегося при помощи бога Грома (рассказ 3 из первого свитка «Слово о мальчике силы необычайной, рождённом с помощью Грома»).
Эта тенденция считать маленькое — божественным, и большое — чем-то угрожающим и страшным — находит отражение в рассказе «Путешествие Ондзоси на острова», где именно Остров лилипутов оказывается местом, куда спускаются бодхисаттвы.
Бэнкэй подарен родителям божеством, однако его появление на свет — событие скорее пугающее, чем радостное.
«Обычно дитя находится во чреве матери девять или десять месяцев, но это пребывало во чреве десять месяцев, потом двадцать, и появилось оно на свет только через три года. Младенец был несказанно уродлив: роста такого, какого дети обычно достигают к трём годам, волосы опускались на плечи, глаза светились, как у кошки, зубов во рту — полно, на руках и ногах — крепкие мышцы. Он полежал-полежал, потом встал, сурово взглянул на восток и на запад, сказал: „Светло!“ — и расхохотался».
Героями целого ряда произведений являются очень юные герои и дети. Чрезвычайно юн Ёсицунэ. Герой рассказа «Сын Ацумори» — семилетний мальчик. Эпизод единоборства между Кумагаэ и Ацумори — один из тех эпизодов «Повести о доме Тайра», который тиражировался последующей литературой.[21] Этому сюжету посвящена, например, знаменитая пьеса «Ацумори» Дзэами Мотокиё (13647-1443?). В «Рассказе о Караито» двенадцатилетняя дочь Караито Мандзю отправляется служить Ёритомо, чтобы вызволить из темницы свою мать. Мандзю относится к тем героям, которые добиваются своего благодаря своему таланту, она очень искусна в танцах и сочинении имаёута — «песен на современный лад».
Литературные дети-герои эпохи Муромати имеют в «Нихон рёики» раннего литературного предшественника. В «Слове о мальчике силы необычайной, рождённом с помощью Грома» ребёнок рождается после того, как гром, обернувшись мальчиком, упал перед крестьянином. Крестьянин хотел ударить его железной мотыгой, однако Гром поклонился и сказал: «Не бей меня — и я отплачу тебе за твою доброту».[22] Этой «платой» и было появление мальчика необычайной силы.
Первые «подвиги» (демонстрация силы) были совершены мальчиком в десятилетнем возрасте. Он решил помериться силой с могучим принцем. Тот бросил камень в 8 сяку высотой (2,5 м). Мальчик бросил камень дальше принца. Соревнование повторяется несколько раз, и каждый раз мальчик бросает камень дальше принца.
Следующим подвигом является победа над духом-они, убивающим прислужников в звоннице храма Гангодзи. Мальчик хватает духа за волосы и таскает его из угла в угол, пока тот не теряет все свои волосы и не убегает.
Став взрослым, мальчик принимает монашество под именем Учителя Закона Додзё.
Таким образом, японская литература эпохи Муромати в отношении к «большим» и «маленьким» героям следует принципам, выработанным в культуре в раннюю эпоху: маленькие герои, в том числе дети, — герои трогательные и часто божественного происхождения, появление «большого» связано с чем-то странным или даже страшным. Их соперничество приводит к тому, что «маленький» побеждает «большого».
Поэзия в рассказах
Соединение в одном тексте прозы и поэзии — важнейшая особенность хэйанской литературы,[23] которую в полной мере наследуют и отоги-дзоси. Ещё раз заметим, что произведения отоги-дзоси значительно отличаются друг от друга, это касается и данного художественного приёма. Среди отоги-дзоси есть рассказы, в которых поэтический текст отсутствует, есть такие, в которых помещено одно или несколько стихотворений, есть и такие, которые в значительной степени состоят из поэзии. Обычным поэтическим текстом, включаемым в отоги-дзоси (тут они полностью следуют за хэйанскими моногатари), являются стихотворения танка (вака), которыми обмениваются герои либо в письмах, либо устно. Несколько стихотворений могут следовать одно за другим.
Примеров такого использования поэтического текста на страницах нашей книги множество.
Помещаемые в отоги-дзоси стихотворения могут быть известными поэтическими текстами, взятыми из антологий, либо могут быть сочинены автором данного рассказа. При этом специально сочинённого поэтического текста больше, чем цитируемого.
Цитируемые стихотворения обычно приводятся без какого-либо указания на источник или настоящего автора стихотворения, цитаты часто бывают неточны: изменено какое-то слово, строка. Можно предположить, что авторы рассказов цитировали стихи по памяти, проверять верность цитаты, вероятно, принято не было, представлений об «авторском праве» не существовало. В тех случаях, когда в рассказе оговаривается, кто является автором данного стихотворения, это обусловлено сюжетом, необходимо автору для каких-то специальных целей, связано с какой-то языковой игрой. Так, в рассказе «Обезьяна из Носэ» приводится знаменитое стихотворение поэта начала Хэйан Сарумару-даю:
(перевод В.С. Сановича).[24]
Герой рассказа «Обезьяна из Носы» — обезьяна-самец, рассказ представляет собой историю его любви к прекрасной зайчихе. В данном случае обыгрывается имя поэта — Сарумару-даю, где «сару» — «обезьяна». В рассказе говорится: «Может быть, это не имеет большого значения, но ведь и среди обезьяньих предков есть такой известный поэт, как Сарумару-даю».
Обилие поэтического текста в отоги-дзоси часто подчинено развитию сюжета. Поэтический диалог был в ходу в эпоху Хэйан и позже, причём не только в аристократических кругах. Некоторые отоги-дзоси фиксируют интерес крэнга — составлению стихов-цепочек. В «Рассказе о Караито» приводится несколько песен имаё-ута. Имаё-ута известны с X века, особенную популярность они приобретают в XII–XIII вв. Имаё-ута исполняли актрисы сирабёси (буквально — танцовщицы в белом). О происхождении этого искусства рассказывается в «Записках от скуки» («Цурэдзурэгуса») Кэнко-хоси (1283–1350).
«Преподобный Митинори, по свидетельству О-но Хисасукэ, выбрав из танцевальных приёмов самые интересные, обучил им женщину по имени Исо-но-дзэндзи. Танец был назван отокомаи — „мужской танец“, потому что танцовщица поверх белого суйкэна подпоясывалась коротким мечом сомаки, а на голову надевала эбоси. Дочь Дзэндзи — Сидзука переняла её искусство. Отсюда и пошли „танцовщицы в белом“. Во время танца они распевали истории из жизни будды и богов».[25]
Танцовщицы-сирабёси часто становились героинями историй и легенд. Так, известны сирабёси, описанные в «Повести о доме Тайра». Знаменитой сирабёси была возлюбленная Минамото-но Ёсицунэ по имени С-идзука. О сёстрах — танцовщицах-сирабеси — рассказывается в «Непрошеной повести» («Товадзугатари») Нидзё (род. 1258-?).[26] «Рассказ о Караито» — один из самых «поэтических»; по нашим подсчётам, поэтического текста в нём почти 14 %.
Самым «поэтическим» из хэйанских литературных жанров является жанр ута-моногатари. Каждая отдельная история из произведений ута-моногатари обязательно содержит стихотворение. Поэтический текст является первичным по отношению к прозаическому, который развился из развёрнутого прозаического обрамления поэтического текста в стихотворных антологиях — котобагаки. По меткому замечанию А. Н. Мещерякова, истории ута-моногатари являются «биографией» поэтического текста.
Ярким примером рассказа, построенного по принципу истории из ута-моногатари, является отоги-дзоси «Садзарэиси».
Это стихотворение было помещено и в «Кокинсю», и в «Вакан роэйсю» («Собрание японских и китайских [стихов] для декламации», 1013), а сейчас оно является гимном Японии. В рассказе «Принцесса Садзарэиси» приводится только одно это стихотворение, однако весь прозаический текст призван объяснить обстоятельства его появления, рассказать, откуда этот поэтический текст возник. Рассказ «Садзарэиси» приписывает создание этого стихотворения будде Якуси.
По таким же законам, как «биография» стихотворения, написан рассказ «Идзуми Сикибу». «Центральным» стихотворением, тем стихотворением, «биография» которого здесь приводится, является знаменитое стихотворение Идзуми Сикибу:
Если в рассказе «Садзарэиси» всего одно стихотворение, то «Идзуми Сикибу» — рассказ с большим количеством стихотворений (27 стихотворений в форме танка, которые занимают 27 % текста). В данном случае обилие стихотворений служит знаком того, что главная героиня произведения — известная поэтесса. При этом по сюжету она стихов сочиняет не так много, а приведённое стихотворение — единственное, безусловно принадлежащее её кисти.
Все вышеприведённые примеры использования поэтического текста в произведениях отоги-дзоси можно отнести к обусловленным сюжетно (некоторое исключение — обилие стихотворного текста в отоги-дзоси «Идзумн Сикибу», где он служит художественным приёмом для создания образа «поэта»).
К чисто художественным приёмам относится не обусловленное сюжетом вкрапление поэтического текста в прозаический. Это может быть стихотворение-танка, появляющееся в тексте «от автора», как бы непроизвольный переход на поэзию. Такой пассаж есть, например, в рассказе «Иссумбоси».
Рассказ «Двадцать четыре примера сыновней почтительности» является редким примером цитирования в произведениях отоги-дзоси стихотворений на китайском языке. Этот рассказ построен на двадцати четырёх стихотворениях китайского поэта эпохи Юань (1271–1368) Го Цзюй-цзина. Китайское стихотворение предпослано каждой из двадцати четырёх историй, после стихотворения на китайском языке идёт японский прозаический текст, который является пояснением, развёрнутым комментарием к китайскому стихотворению.
Ещё одним случаем появления поэтического текста в отоги-дзоси является наличие метрически организованных отрывков текста, так называемых митиюки-бун (бун — текст, митиюки — идти по дороге).[27] Этот приём характерен для художественной литературы начиная с периода Камакура, часто встречается в гунки, в пьесах ёкёку, характерен для Тикамацу Мондзаэмона и Ихара Сайкаку (1642–1693). В тексте рассказов, в отличие от стихотворений-танка, которые выделяются в отдельную строку (чаще — в две строки) и начинаются немного ниже других строк (своеобразная «красная строка»), тексты митиюки-бун никак не выделены на письме. Это текст, построенный на перечислении топонимов с устоявшимися развёрнутыми эпитетами. Генетически этот приём можно возвести к ута-макура — поэтическим зачинам, использующимся в танка, построенным на известных топонимах. Эти отрывки могли существовать и как отдельные стихотворения, в частности, в качестве песен имаё-ута. Так, отрывок митиюки-бун, встречающийся в тексте рассказа «Выход в море», повторён в песне имаё-ута из «Рассказа о Караито» (четырнадцать строк о долинах Камакуры: «Всю землю ароматом напоив…»). А исполняемая первой танцовщицей песня, посвящённая дороге из столицы в Камакура, текстуально близка митиюки-бун из «Хэйкэ моногатари».[28] Умелое сочинение своих стихов и знание поэтического творчества на родном языке входило в число главных достоинств хэйанских аристократов. Литература отоги-дзоси относится к этой добродетели с изрядной иронией, и всё же повторим вслед за автором «Гэндзи-обезьяны»: «Ещё и ещё раз, помните: поэзия, вот то, что действительно стоит изучать!»
«Классическая» литература и рассказы эпохи Муромати
В целом ряде произведений отоги-дзоси в качестве героинь выступают женщины из аристократической среды. В этих произведениях появляется своеобразный список обязательного чтения: перечень литературных произведений, которые должна читать девочка при подготовке к взрослой жизни или которые читает изысканная дама.
Рассказ «Двенадцать сцен о прекрасной Дзёрури» даёт такой список: «Кокин вакасю», «Манъёсю», «Исэ моногатари», «Гэндзи моногатари», «Сагоромо моногатари», «Коицукуси».
«Кокин вакасю» — «Собрание старых и новых японских песен» — антология японской поэзии, составленная в 905–920 годах по императорскому указу. Первая из «императорских антологий» (яп. тёку-сэнсю).
«Манъёсю» — «Собрание мириад листьев» — первое из известных собраний японской поэзии, составлено во второй половине VIII века. Включает около 4500 стихотворений.[29]
«Исэ моногатари» — анонимное произведение жанра ута-моногатари (повести в стихах, повести о стихах), создано в X в. Произведение связывают с именем Аривара-но Нарихиры (825–880), знаменитого поэта, которого в разное время считали то автором, то главным героем произведения.[30]
«Гэндзи моногатари» — роман Мурасаки Сикибу (9787–1014?) о блистательном принце Гэндзи. Это произведение оказало влияние на всю последующую японскую литературу. Так, произведения жанра цукури моногатари, к которым относится «Гэндзи моногатари», делят на произведения «до Гэндзи» и «после Гэндзи».[31]
«Сагоромо моногатари» — роман, относящийся к так называемым поздним моногатари («после Гэндзи»), Автор «Сагоромо моногатари» — Рокудзё Сайин Байси Найсинно-но Сэндзи (10227-1092), дама из окружения принцессы Байси, четвёртой дочери императора Госудзаку. «Сагоромо моногатари» — произведение, во многом построенное на мотивах «Гэндзи моногатари».
Сочинение под названием «Коицукуси» (название можно понять как «безграничная любовь») не сохранилось.
Рассказ «Две кормилицы» повествует о воспитании девочек-аристократок. В семье левого министра подрастают две дочери, у каждой из которых есть своя кормилица. Две кормилицы — полная противоположность друг другу. Одна учит воспитанницу правильной аристократической жизни, а вторая учит совершенно «неподобающим» вещам, вроде счёта.
«Кормилица старшей сестры была на вид полной и крепкой, нрава вспыльчивого, на людские осуждения внимания не обращала, высокомерно поступая по-своему. Кормилица младшей сестры, напротив, была характера мягкого, следовала примерам „Гэндзи“, „Сагоромо“ и других повестей-моногатари, играла на кото и бива, сочиняла стихи; во всём, чем принято заниматься на этом свете, ей, кажется, не было равных».
В рассказе мы видим своеобразное сравнение двух литературных произведений — «Гэндзи моногатари» и «Хэйкэ моногатари». Девочке из аристократической семьи подобает выступать с исполнением «Гэндзи», но не «Хэйкэ», чего не понимает «плохая» кормилица. Она говорит: «Обычно люди щеголяют тем, что знают „Гэндзи“, а я помню наизусть всю „Повесть о Хэйкэ“, когда хочешь, могу рассказать. Люди станут рассказывать „Гэндзи“, а я расскажу „Хэйкэ“. Никому я не уступлю, никому!»
Соответственно её воспитанница не делает разницы между этими двумя произведениями, чем вызывает гнев отца и подвигает его на рассказ о создании «Гэндзи моногатари».
«Ты говоришь „Повесть о Гэндзи“, а похоже это на „Повесть о Хэйкэ“, так не годится. Ведь Минамото — это Гэндзи, а Тайра — это Хэйкэ. Есть много традиций комментирования „Гэндзи моногатари“. Например, написано, что принцесса Сэнси, дочь императора Мураками, была названа Великой жрицей. Как-то весной, когда одолевает скука, она сказала императрице Дзётомонъин, жене императора Итидзё: „Вот если бы была интересная повесть…“. И тогда позвали Мурасаки Сикибу, дочь правителя провинции Этидзэн по имени Тамэтоки. Её спросили: „Не знаете ли вы какой-нибудь занимательной повести?“ Она ответила так: „Старые повести, вроде „Отикубо“, не интересны. Вот если бы появилась новая повесть, это было бы замечательно“. Ей было сказано: „Попробуйте, напишите“. Она заперлась в храме Исияма и написала пятьдесят четыре главы „Гэндзи“. А благодаря тому, что она превосходно написала главу о юной Мурасаки, она стала известна как Мурасаки Сикибу».
Рассказ «Две кормилицы» содержит вставной текст: письмо «хорошей» кормилицы с поучением своей воспитаннице. Это письмо составлено по модели сочинения «Письмо кормилицы» («Мэното-но фуми», другое название того же сочинения «Семейное наставление» — «Нива-но осиэ», автором которого является Абуцу-ни,? — 1283).
Абуцу-ни — монахиня Абуцу — поздняя представительница литературы «женского потока». Известно, что до принятия монашества Абуцу-ни называли Сидзё или Уэмон-но Сукэ. Абуцу-ни служила в свите императрицы Кунико (Анкамонъин), некоторое время она жила в одном из буддийских храмов в Наре. Вероятно, в возрасте около тридцати лет Абуцу-ни вышла замуж за Минамото-но Акисада, который вскоре постригся в монахи, оставив жену с тремя детьми.
Не менее чем её литературные произведения, Абуцу-ни сделал знаменитой её второй брак. Около 1260 года Абуцу-ни вышла замуж за Фудзивара-но Тамэиэ (1198–1275). Фудзивара-но Тамэиэ был сыном Фудзивара-но Тэйка (1162–1241) и внуком Фудзивара-но Сюндзэй (1114–1204) — самых знаменитых поэтов своего времени. От второго брака у Абуцу-ни родились два сына.
Больше всего о жизни Абуцу-ни известно из её собственных сочинений: «Записки сквозь дрёму» («Утатанэ-но ки») — воспоминания о юношеской любви, «Дневник полнолуния» («Идзаёи никки») — дневник путешествия в Камакуру, куда Абуцу-ни отправилась защищать права своего сына на наследство.
Абуцу-ни известна как поэтесса, написавшая 300 стихотворений. И ещё — как большой знаток «Гэндзи моногатари». Передавали, что она собственноручно переписывала роман от начала до конца. Кисти Абуцу-ни принадлежит также сочинение по стихосложению «Вечерний журавль» («Ёру-но цуру» 1278–1283), отражающее в первую очередь воззрения её мужа — Фудзивара-но Тамэи.
Когда дочь Абуцу-ни должна была отправиться на службу в императорский дворец, мать написала для неё наставления, которые, как считается, придворные дамы стали использовать в качестве своеобразного руководства для жизни. На нём и основывается письмо кормилицы в рассказе «Две кормилицы».
О чтении повестей в этом письме сказано так: «„Гэндзи“, „Ёцуги“, „Исэ моногатари“, „Сагоромо“ и другие повести нужно обязательно прочесть хотя бы раз. Эти произведения вызывают бесконечное восхищение, и если познакомиться с ними в детстве, не забудешь никогда».
«Ёцуги» может обозначать либо «Окагами» («Великое зерцало»),[32] либо «Эйга моногатари» («Повесть о славе») — историко-литературные произведения конца XI — начала XII вв., прославлявшие род Фудзивара.
Оба рассказа: и «Двенадцать сцен о прекрасной Дзёрури», и «Две кормилицы» — приводят списки книг для женского чтения. Напомним, что в это время аристократическая Япония была страной билингвистичной. Государственное делопроизводство велось на китайском языке, мужчины вели свои дневники тоже на китайском, но писание моногатари считалось делом недостойным мужчины. Интересно, что в исторической перспективе это привело к тому, что через тысячу лет мы видим эпоху Хэйан почти исключительно женскими глазами.
В литературе, в том числе и в хэйанской, немало доказательств того, что и мужчины знали и читали моногатари. Такое положение отражено и в рассказе «Двенадцать сцен о прекрасной Дзёрури»: дамы «экзаменуют» героя по тексту «Гэндзи моногатари».
От хэйанской прозы моногатари камакурские отоги-дзоси унаследовали принципы описания героев.
Важнейшим качеством героев считается красота. При описании женской красоты часто сравнение со знаменитыми красавицами прошлого. Обычно в список входят китайские и японские красавицы. Возлюбленная китайского императора Сюаньцзуна (713–755) Ян Гуйфэй почти всегда стоит на первом месте в этом ряду красавиц. Другой китаянкой, входящей в перечень прекрасных женщин, является Ли — возлюбленная ханьского императора У-ди (141-87 до н. э.). Встречаются также имена Бао Сы — наложницы правителя Западного Чжоу (пр. 786 до н. э — 771 до н. э), Си Ши — знаменитой красавицы эпохи «Вёсен и Осеней» (приблизительно V в. до н. э.). Из японских красавиц упоминается Сотоори-химэ. Сотоори-химэ — возлюбленная девятнадцатого японского государя Ингё (412–453). О ней говорится в «Кодзики» и в «Нихон сёки». В рассказе «Лисица из Ковата» в список прекрасных женщин помещена также Оно-но Комати: «Её красоту невозможно описать, поистине, она была как Ян Гуйфэй при императоре Сюань-цзуне, а если были бы времена ханьского императора У-ди, можно было бы подумать, что это госпожа Ли, а при нашем дворе её можно сравнить с дочерью Оно-но Ёсидзанэ — Оно-но Комати, и красотой она ей не уступит».
В рассказе «Тавара Тода» в список красавиц попадает индийская красавица Ясюдара — жена принца Сиддхартхи: «Она не уступит даже тем красавицам, о которых сложены легенды: в Индии Ясюдара, в Китае Си Ши и госпоже Ли».
Рассказ «Двенадцать сцен о прекрасной Дзёрури» даёт такой список: Ян Гуйфэй, Ли, Сотоори-химэ, Нёсан-но мия, Обородзукиё-но найси-но ками и Кокидэн-но Хосодоно.
Две из упомянутых женщин — героини «Гэндзи моногатари». Это Нёсан-но мия и Обородзукиё-но найси-но ками. Что касается Кокидэн-но Хосодоно, то японские комментаторы предполагают, что, возможно, имеется в виду жена императора Госудзаку — Фудзивара-но Гэнси, славившаяся своей красотой.
Средневековая японская литература обычно подчёркивает не только женскую, но и мужскую красоту. Списка красавцев-мужчин нет, но всё же блистательный Гэндзи, несомненно, является эталонным красавцем. Так, в рассказе «Лисица из Ковата» сказано:
«Среди сыновей господина дайнагона, который жил на Третьей улице, был господин тюдзё третьего ранга, настоящий красавец, поистине, его не превзошли бы ни сиятельный Гэндзи, ни господин тюдзё Аривара из прежних времён, о которых всем известно».
Об идеальной красоте Гэндзи говорится и в рассказе «Сон».
«Гэндзи моногатари» — произведение в первую очередь о любви. Герои отоги-дзоси, признаваясь в любви, вспоминают эпизоды «Гэндзи моногатари». Ёсицунэ, говоря о любви к Дзёрури, отождествляет себя с Гэндзи.
Эпизоды из «Гэндзи моногатари» не всегда приводятся верно. Рассказ «Идзуми Сикибу» излагает и вовсе выдуманный эпизод о блистательном Гэндзи. По тексту этого произведения мужчина передаёт женщине, с которой ищет встречи, такие слова: Льют и льют. Героиня — Идзуми Сикибу — говорит своей служанке:
«Ты, верно, не понимаешь, что имел в виду этот торговец, когда он сказал „Льют и льют“? А ведь он имел в виду любовное послание госпожи Исэ принцу Гэндзи»:
Конечно, бывают и точные цитаты. В тексте «Двенадцати сцен о прекрасной Дзёрури», ведя длинную речь о том, что всему на свете причиной является любовь, Ёсицунэ приводит такой пример из «Гэндзи моногатари»:
«Жена принца Гэндзи Нёсан-но мия — Принцесса третья — влюбилась в Касиваги и родила Каору. Узнав об этом, Гэндзи сочинил:
На этот раз цитата — стихотворение — полностью совпадает с оригинальным. Это же стихотворение цитируется в рассказе «Гэндзи-обезьяна».
Рассказом, непосредственно ассоциирующимся с «Гэндзи моногатари», является «Сон». «Гэндзи моногатари» несколько раз упоминается в рассказе: герой прекрасен, как Гэндзи; героиня отправляется в паломничество в храм Исияма, никого с собой не взяв, кроме наперсницы Тюнагон, кормилицы и четырёх-пяти близких дам, — так героиня «Гэндзи моногатари» Тамакадзура путешествовала пешком в храм Хацусэ; в Исияма героиня хочет посмотреть келью, где писался роман «Гэндзи моногатари». Этот рассказ и в языковом плане стилизован под «Гэндзи моногатари».
Любовь Гэндзи к многочисленным дамам не воспринимается в отоги-дзоси только как пример возвышенного чувства. В некоторых случаях она является оправданием измен героев произведений. Так, в рассказе «Исодзаки» герой, привёзший из поездки вторую жену, оправдывает себя тем, что дело это самое обыкновенное, в доказательство он говорит, что Гэндзи, несмотря на свою любовь к Мурасаки, имел связь с другими женщинами — и перечисляет их. Второй пример, который приводит этот герой, — Аривара Нарихира, о котором сказано, что он любил 3734 женщины.
Название рассказа «Гэндзи-обезьяна», безусловно, имеет отношение к блистательному принцу. Это рассказ-пародия. Не на «Гэндзи-моногатари», но на классическую хэйанскую литературу, на её приёмы. В рассказе продавец сельди влюбляется в прекрасную куртизанку, причём влюбляется с первого взгляда, увидев её в паланкине. Гэндзи-обезьяна хоть и торговец сельдью, но он и знаток поэзии и литературы: «Я не первый, кто влюбился с первого взгляда, есть тому примеры. Принц Гэндзи любил Нёсан-но мия, но вдруг перестал о ней думать и отдал своё сердце Аои-но-уэ. Всё, что случилось, было неожиданным…» — рассказывает он.
Для того чтобы иметь возможность проводить время со своей возлюбленной, Гэндзи-обезьяна выдаёт себя за князя, причём помогают ему в этом все столичные продавцы сельди, которые исполняют роли приближённых князя. Куртизанка довольно быстро понимает, что её обманули, но истинное знание поэзии, которое проявляет торговец, помогает ему завоевать сердце женщины.
Пародийным можно считать и рассказ «Обезьяна из Носэ», тоже обыгрывающий «классическую» любовную историю, действующими лицами которой являются сладострастный самец-обезьяна и девушка-зайчиха.
Пародийные отоги-дзоси — начало такого рода литературы в Японии. Немного позже, в период Эдо, городская литература будет полна пародий на классику.
Поделиться книгой: