Чужая тень
Пролог
Место было неприятное. Кладбища редко бывают притягательными, даже если они такие, как Старое Восточное кладбище – то есть полны в основном давних могил и немолодых деревьев. Ну а похороны способны испортить не только любое место, но и самый распрекрасный летний день. Что уж говорить про сегодня, если с утра грело бабье лето, а пока приехали на кладбище – холодный ветер свинцово-серыми тучами закрыл солнце, и сразу все вспомнили: вообще-то, уже минула первая декада сентября. На покойную плевать было всем, начиная с мужа, матери и сестры и заканчивая деловыми и прочими партнёрами вдовца. Но Андрей Викторович в Омске был достаточно заметной фигурой и в бизнесе, и в общественной жизни, похороны неизбежно попадут в местные СМИ. Приходилось стоять, мёрзнуть и ждать, с опаской поглядывая на небо, как бы не случилось дождя. Ждать, пока священник закончит отпевать усопшую. Ждать, пока опустят в яму гроб, и каждый из присутствующих бросит по горсти жирной, пахнущей прелой листвой и осенью земли. Ждать, пока трое рабочих сноровисто могилу зароют и насыплют поверх небольшой холмик.
Суетился один фотограф, присланный из городской газеты – ему надо было делать снимки для репортажа. Впрочем, люди вокруг были солидные, и потому с пониманием, когда надо, чуть отходили, не мешая работать. Вот траурные слова говорит заместитель мэра, вот зам начальника МВД города. А вот и сам вдовец – его снимком фотограф даже немного возгордился, настолько хорошо получилось передать именно то, что требуется. И по-крестьянски крепкую фигуру, мол, хоть и достиг вершин, но выходец из народа. При этом ухоженное красивое типично русское лицо, это привлечёт и читательниц, и патриотов. Скорбно стоит над разрытой могилой, и всё на фоне плачущего серого неба, где ветер лохматит осенние тучи и треплет причёску... Волосам фотограф не удержался и позавидовал. Сам он к тридцати пяти уже имел заметную плешь на макушке, а вот Андрей Викторович Медянский не только сохранил родную густую шевелюру, но и не имел в ней ни одного седого волоска – профессиональный взгляд журналиста покраску быстро бы заметил, а здесь светло-русый цвет был целиком и полностью свой, родной.
Сразу как поставили крест, положили венки и торопливо, не стесняясь демонстрировать формальность происходящего, отбарабанили положенные речи скорби и обещания помнить вечно, люди один за другим начали уходить. Муж покойной ради приличия хоть и выждал, но совсем немного и покинул могилу где-то в середине общего исхода. Около креста задержалась лишь одна девушка, и сопровождавший её охранник. Уходивший последним журналист подумал, что кадр вышел бы самый шикарный за сегодняшний день. Красивая блондинка с распущенными волосами редкого золотисто-льняного оттенка, которые живописно трепал ветер. Фигура уже вполне сформировавшаяся, хотя всего-то четырнадцать лет и восьмой класс. Молочно-белую кожу хорошо оттеняют чёрное платье и чёрный плащ. Прямо воплощение скорби дочери над могилой матери, особенно если снять девушку рядом с крестом на фоне начавших облетать деревьев и траурно-серого неба.
Рука машинально потянулась за фотоаппаратом, но тут же журналист сунул её в карман куртки, чтобы не искушать. Снимок точно не опубликуют, заодно неизбежно дадут в редакции втык. Мало того что девчонка несовершеннолетняя, и легко попасть под соответствующий закон о размещении детских фотографий без ведома родителей. А то можно и на месте в ухо получить. Здоровяк в камуфляже с нашивкой «ЧОП «Грифон» рядом с девчонкой наверняка не просто так стоит. Это в официальном некрологе, который уже настрочила для сегодняшнего выпуска девушка из соседнего отдела, внезапная смерть Валерии Медянской была признана несчастным случаем, даже со ссылкой на результаты расследования. Мол, и с сильными мира сего иногда случаются дурацкие бытовые неприятности… Слухи по редакции всё равно гуляли, и все как один у них в газете сходились на том, что дело довольно тёмное.
Например, что жена покончила жизнь самоубийством. Или, во что журналист верил больше, дело было в криминальных разборках. Не зря женщину хоронили в закрытом гробу, а зам начальника городской полиции чуть покровительственно посматривал на Медянского, мол, теперь ты мне должен. Когда-то бизнес Андрея Викторовича был частью деловой империи печально известного в городе олигарха Комолова, погибшего в бандитской разборке в конце девяностых. Медянский после развала холдинга своего патрона удачно сумел перехватить часть его дела. Но запросто мог получить в нагрузку и какие-то проблемы, всплывшие теперь, когда из тюрем начали выходить посаженные в двухтысячных члены ОПГ. Журналист ещё раз себя одёрнул, всё это точно не его дело. Приказали сделать дежурный репортаж, но строго ничего лишнего – так он и сделает. Чтобы ненужные мысли не лезли в голову, когда не просят, журналист развернулся спиной к могиле и зашагал торопливым шагом, постаравшись сосредоточиться на горячем кофе, который к его возвращению в редакцию наверняка уже сварит коллега из соседнего отдела.
Девушка проводила глазами журналиста, после чего смачно плюнула на свежезарытую могилу:
– Будь ты проклята, эгоистичная тварь!
Стоящий рядом охранник сделал было движение, словно намереваясь обнять девушку за плечи, чтобы успокоить. Впрочем, мгновенно руку отдёрнул. Конечно, не потому, что боялся, потом его в чём-то обвинят. Командир ЧОПа своих людей в обиду не даёт, да и владелец Андрей Викторович тоже мужик с понятием. Плюс охранник был одним из немногих, посвящённых в истинную версию случившегося. Да, нужно было бы как-то утешить, подбодрить девочку, стоявшую рядом. Будь она его дочерью – он так бы и сделал. Всё-таки она хоть и была всего лишь охраняемым объектом, её было по-человечески жаль. Но девочка была не его дочерью, утешать должен отец, и если не считает нужным – то это их семейное дело. И всё-таки небольшое замечание охранник себе позволил:
– Софья Андреевна, не стоит. Как бы то ни было, но она ваша мать, – и тут же себя поправил: – Была вашей матерью.
– Да?! – девушка чуть ли не подпрыгнула на месте. – А она забыла о том, что я её дочь и что я должна прийти домой? Она не подумала, как я буду после этого жить? Как буду закрывать глаза и видеть её голой, висящую на люстре и её опухшую морду? Специально накрасилась, ногти сделала. Смотрите, какая я клоун. А потом повесилась.
На глазах девушки выступили злые слёзы, и охранник испугался, что сейчас начнётся истерика.
– Софья Андреевна, пойдёмте. Нас ждут.
– Ага, ждут. Припёрлись попрощаться с «новопреставленной рабой Божьей», не терпится им залиться коньячком на поминках и нажраться на халяву, хотя у самих дома золотой унитаз стоит.
– И всё-таки не стоит так, Софья Андреевна. Это друзья и коллеги вашего отца и вашей матери, которые искренне пришли посочувствовать вашему горю. Потому пойдёмте.
Охранник всё-таки приобнял девушку за плечи и твёрдой рукой заставил идти прочь от могилы в сторону выхода с кладбища. Девушка позволила себя вести, но всё-таки бросила последний взгляд в сторону могилы и со всей искренностью, на которую была способна, прошептала:
– Тварь, тварь. Ненавижу тебя. Не хочу, ничего не хочу. Тебя чтобы не было, меня, вообще ничего. Всех вас ненавижу. Пусть меня никогда бы здесь не было, чем вот так. Никогда!
Тот, кто когда-то был человеком – а затем позволил сделать из себя Пустого, сосуд для хранения тонкой стороны мира, в этот миг медленным шаркающим шагом брёл по улице, огибавшей Старое Восточное кладбище. Ему было плохо. То есть раньше ему было хорошо, взамен пустякового согласия непонятно на что и обязательства служить Хозяину он стал быстрее, сильнее. И до того как стать Пустым он любил делать другим больно, а после ритуала это стало делать ещё приятнее. Да и Хозяин одобрял, так и говорил – чужие страх и боль дают мощь тем, кто умеет их применять. И ему было хорошо… Но потом, прошлой осенью, вдруг стало плохо. Сначала Хозяин пропал и больше не отзывался, а дальше Пустой понял, что его хотят убить – хотят те же люди, кто виноваты в пропаже Хозяина. Пустой испугался, спрятался… отныне его жизнь стала адом. Теперь неделю-другую ему было хорошо, он ловил и избивал случайных ночных прохожих, издевался над соседями. А дальше, хотя Пустой про это не знал, срабатывал предохранитель. Защита сливала неиспользованную энергию тонкой стороны, которую Пустой собирал страхом и чужой болью. В день «разгрузки» наступала страшная ломка, от которой хотелось выцарапать себе внутренности. Затем приходило похмелье, и месяц-другой он еле-еле мог заставить себя прийти на работу, где приходилось терпеть издевательства и насмешки от других таких же полубомжеватых трудяг за миску еды и стакан водки. Слабость проходила, цикл начинался по новой…
И неожиданно всё изменилось! Шаркая мимо деревьев, закрывавших ограду кладбища от улицы, Пустой неожиданно ощутил приказ. Сильный, почти такой же мощный как от Хозяина! Пустой аж подпрыгнул на месте, не понимая разумом, но ощущая душой, как отключаются внутри все предохраняющие клапаны. Он всё наконец-то понял! Он наконец-то обрёл смысл своего существования! Теперь всё будет подчинено одной единственной и главной цели, ради чего и создавался Пустой. Нет, он должен быть не просто батарейкой для Хозяина, это второстепенная задача. Главное теперь – это накопить побольше тонкой энергии, а потом лопнуть и создать Тень, которая исполнит приказ и желание Хозяина!
Глава 1
В ресторан Софья зашла последней вместе с отцом, и была ему благодарна, что он разрешил ей не садиться рядом с ним во главе стола, а занять место в самом незаметном углу. Никто не обратил внимания, все взгляды были устремлены на вдовца, а сами поминки чем дальше тем больше напоминали банкет после какого-то официального мероприятия. По крайней мере, несмотря на звучавшие время от времени поминальные слова о покойной, не ощущалось даже толики печали или хотя бы капли грусти. Да и Софья ощущала внутри себя не боль утраты, а глухую тоску и равнодушие. Стоило посмотреть на бабушку, сидевшую за столом ближе к середине зала, недовольно зыркающую в сторону зятя и что-то нашёптывающей на ухо своей старшей дочери, Сониной тётки, как ощущение фальшивости происходящего сразу усиливалось. Обе сидели со скорбно поджатыми губами, что, впрочем, не мешало им активно общаться и наверняка перемывать кости Медянскому-старшему. Бабушка свадьбу младшей дочери не одобряла ни тогда, ни сейчас, о чём не стеснялась сообщать в том числе и внучке, пусть Софью и любила. Вроде бы.
Тем временем гости сказали все обязательные соболезнования родственникам и приличествующие случаю слова о покойнице. Кое у кого получилось «напоминаться» аж до такого состояния, когда процесс становится важнее и уже плевать на причину сборища. Официанты унесли грязные тарелки, собравшиеся понемногу начали вставать из-за столов и разбиваться на группы, говорить о чём-то своём – сегодня присутствовало немало важных людей города, и не стоило упускать подвернувшийся случай.
– Сонечка, приказать отвезти тебя домой? – отец подошёл к столу как-то незаметно, девушка его заметила, только когда он взял её за руку и заговорил.
– А ты? – посмотрела она в глаза отцу. – Ты тоже домой поедешь?
– Нет. Извини, но мне буквально на пару часов надо заглянуть в офис.
– Работа! – девочка вырвала руку. – Снова твоя работа! Даже сейчас ты не можешь её оставить хотя бы на пару часов ради меня!
– Соня, не шуми. Не стоит сегодня привлекать лишнее внимание.
– Да ты что?! – повысила тон девушка. – На нашу славную семейку кто-то обратил внимание помимо дежурных съёмок из твоей газеты для очередной рекламы бизнеса? Вот ведь новость какая! Не новый ресторан твоей сети идём открывать, а папа с дочкой поссорились. Как в нормальной семье!
Андрей Викторович истерику пропустил мимо ушей, посмотрел на дочь как на маленького капризного ребёнка и повторил:
– Так приказать отвезти тебя домой? Или попозже, а пока ты хочешь остаться здесь?
Рядом, как по мановению волшебной палочки, оказалась бабушка, почему-то в сопровождении Сониной тётки.
– Сонечка у нас переночует! – бабушка обняла за плечи девушку, но почему-то ей эти объятия облегчения не принесли. – А ты можешь валить в офис и дальше просирать деньги моей дочери! Говённый муж ты был, и отец из тебя – дерьмо!
Медянский шпильку пропустил мимо ушей. Он не стеснялся того, что стартовый капитал получил, удачно женившись на Валерии. Зато бизнес-империю строил уже своими руками и своим трудом, а покойная жена внакладе не осталась. Пока не покончила с собой –как сыр в масле каталась, постоянно мелькала в разных городских СМИ, получая свою долю славы. На любые её интрижки и как она меняет любовников, муж тоже закрывал глаза, поставив единственное условие – чтобы от её похождений не имелось никаких последствий в виде залётов, случайных снимков папарацци и прочего компромата. В остальном Валерия была послушной и образцовой женой, эта жизнь полностью всех устраивала, пока её не укусила непонятная муха… Впрочем, это уже неважно.
– Соня, так что ты решила? – мнение бабушки отец демонстративно проигнорировал.
– Я не знаю… Дома никого. Не хочу больше так... в пустоте.
Тёща жила в коттеджном посёлке, строительство которого стартовало в начале девяностых, когда двадцать гектаров леса, раскинувшегося на берегу Иртыша, обнесли глухим забором, отгородив вместе с лесом и добрый шмат побережья. Именно здесь задумали строительство домов для себя и своих семей те, кто ещё недавно строил коммунистическое будущее, но вовремя конвертировал партбилет и должность в приватизацию куска государства. Потому и строились по принципу «а у нас домина побольше да получше», и отгораживали внутри посёлка дворы высокими загородками. Медянский посёлок терпеть не мог. Тихо умирали в больницах от инфарктов и инсультов или громко под треск автоматных очередей вчерашние номенклатурщики. Не отставали от них и «новые русские», перекупившие дома у самых неудачливых первых хозяев – они хотели жить как им казалось среди элиты. Шли годы, менялись поколения, кто-то уезжал за границу или перебирался поближе к столице. Сегодняшние настоящие хозяева жизни давно уже перебрались обратно в город, в дорогие квартиры высоток и сталинок поближе к пульсу деловой жизни. Называя адрес квартиры в новостройке или сталинке по определённой улице, человек сразу же обозначал свой статус. Но в здешнем заповеднике по ощущениям ничего не менялось, царил всё тот же дух девяностых, и всё так же местные обитатели частных домов считали себя выше городского быдла из квартир.
На взгляд Андрея Викторовича единственным нормальным человеком в здешних краях был только покойный тесть, не зря сразу же увидел в молодом парне родственную душу и ту же волчью хватку. А потому дал согласие на свадьбу сразу же, грубо при этом послав мнение жены. После его смерти Медянский перестал заезжать сюда вообще. Он и сегодня бы не поехал, но посылать за дочерью прислугу, пусть даже в виде доверенного водителя и проверенного охранника было некрасиво. Плюс была у него и ещё одна тайная мыслишка. В принципе, если дочь сейчас останется жить у бабушки, его бы устроило. Некогда было ему разбираться в душевных болях и метаниях подростка. Бизнес всегда отнимал уйму времени, а именно сейчас вдвойне, ведь Медянский был близок к осуществлению своей давней мечты, которую он изложил покойному тестю ещё во время сватовства. Пара элитных ресторанов и сеть кафе быстрого питания и кофеен были лишь вершиной корпорации. Не один год Медянский подбирал под свою руку все местные колхозы и фермы, стремительно разорявшиеся, когда в Омский край пришли крупные московские и зарубежные агрохолдинги и торговые сети. Сейчас почти все продукты, которые подавали посетителям в его кафе, были выращены на этих фермах и колхозах. И недавно Медянский наконец-то сделал следующий шаг: принялся активно развивать свою сеть не только по Омску, но и по городам области с расчётом, что когда через год-два обкатает коммерческую модель и обучит персонал, то сможет начать экспансию и в соседние регионы. И тут Валерия подложила ему такую свинью со своим непонятным самоубийством, за дочерью же в таком возрасте нужен глаз да глаз. И не всё переложишь на какую-нибудь гувернантку или домработницу, тем более сейчас открыто приводить неважно в каком статусе женщину в дом не самый лучший вариант. Не поймут. А потому, если дочь изъявит желание остаться, он его с удовольствием поддержит. Тем более у тётки, которая после развода стала жить с матерью, росли две дочери примерно погодки Софьи.
Машина замерла во дворе. Андрей Викторович вышел, поёжился от холода – по сравнению с тёплым салоном воздух казался каким-то сырым и ледяным. Сделал шаг к дому и тут же упёрся взглядом в тёщу, которая вышла на крыльцо и замерла, будто и не собиралась зятя пускать в дом вообще.
– Соня! – гаркнула она во всю ивановскую. – Иди, с папочкой поздоровайся!
– Бабушка, не кричи, – Софья, оказывается, стояла на пороге, причём уже в плаще и с сумкой в руках. – Я уже здесь.
Девушка замерла возле дома, явно не понимая, как себя вести. Понятно было лишь то, что она хочет уехать. Отец заколебался, всё-таки изначально он хотел оставить дочку здесь, но в этот момент бабушка справилась с удивлением и приказала:
– А ты куда такая? А ну, быстро поздоровалась с отцом и в свою комнату. Мне тут с твоим папашей поговорить надо, – и уже приготовилась внучку схватить и толкнуть обратно с улицы в прихожую.
Это мгновенно поменяло планы Андрея Викторовича, спускать тёще такое поведение он не собирался. В пару шагов оказавшись на крыльце, он вклинился между дочерью и тёщей.
– Соня, садись в машину. Дмитрий, – приказал он охраннику, – помоги Соне с вещами, – дальше он посмотрел на тёщу и чуть не в ухо ей сказал: – Ну, слушаю.
– Соня будет жить здесь.
– С чего бы это?
– Она моя внучка.
– Она моя дочь. Софья едет домой.
– Да тебе плевать, кто она такая и кто тебе. Тебе нужны только её деньги. Ты и на моей дочери женился только из-за денег.
– Я был готов пойти Соне навстречу, если бы она сильно захотела тут остаться. Она не захотела. Вопросы? Нет? Тогда мы поехали.
Бабушка открыла рот, словно собиралась чего-то сказать, но не стала. Мелкий дождик всё-таки начался, поэтому бабушка молча отошла под навес крыльца. Также без слов она наблюдала, как машина разворачивается и выезжает за ворота ограды участка. Взгляд у женщины в этот момент был полон хищного голодного блеска. Зятя она ненавидела с первого дня. Редкий случай, когда она не сошлась со своим мужем настолько, что тот насчет свадьбы младшей дочери поставил жену перед фактом и брак Валерии никогда с её матерью не обсуждал. И не рассказывал, каким образом Медянский его на это подкупил. Зато сейчас она упивалась ощущением предвкушения почти свершившейся мести. Совсем скоро, вот будет готов последний нужный для этого документ…
И никто из них не подозревал о Пустом, который вышел к внешней ограде как раз в ту же секунду, когда машина Медянского-старшего заезжала в посёлок через КПП у ворот. Разве что охранник, следивший из серверной по камерам за периметром, сказал напарнику:
– Какой-то бомжара припёрся. Шугани его от забора. Он на одиннадцать часов стоит.
– Буянит? Ссать под забор начал?
– Да нет, просто забор подпирает. Похмельный, что ли?
– Ну пусть стоит, там бетонка глухая, а жильцы наружу никогда не смотрят. А ты на меня не зыркай так, сам бы по такой погоде вкругаля туда попёрся? Нет? Ну и отвали тогда от меня.
Пустой тем временем опёрся спиной на забор, и каждая его клеточка затрепетала от радости исполняемого предназначения. Энергия тонкой стороны мира потекла наружу, готовясь создать Тень: податливое искусственное отражение реальности, в котором легко можно управлять происходящим по заданному Хозяином сценарию. Сразу как Тень будет завершена и закончится необходимым результатом, она растворится в настоящем мире, впитается в реальность, перекраивая события на свой лад и по желанию создателя. Ещё немного… и тут всё закончилось. Связь с Хозяйкой резко оборвалась, она уехала куда-то слишком далеко.
Пустого словно обварили кипятком, он согнулся в приступе рвоты и захрипел. А дальше, поскольку уровень энергии внутри упал довольно сильно, в сознании наступило просветление, оболочка сосуда снова на какое-то время стала почти человеком. Пустой ошалело крутил головой по сторонам, пытаясь сообразить, где он оказался, почему в таком состоянии и сколько длился странный провал в памяти. С трудом встав, пошатываясь и чавкая землёй, размокшей из-за начавшегося дождя, он побрёл напрямую сначала через лесок, а потом через поле в сторону дороги. Может, кто сжалится и поможет добраться до города? Очень хотелось выпить, но одновременно пить было страшно, не из-за водки ли с ним случился этот странный провал сознания? Вот только энергия, которую выплеснул Пустой, в этот раз не рассеялась обратно ровным слоем в пространство. В нормальной ситуации ничего страшного бы не произошло, самое большее – очередной грибник гадал бы о появлении «ведьминого кольца» грибов. Однако тот, кого называли Багровым князем и кто несколько лет назад и создал себе Пустых, успел изрядно покорёжить ткань мира возле Омска. И с того дня, когда Стражи чёрного ведьмака всё-таки поймали и казнили – зарубцеваться реальность ещё не успела. Вылитая Пустым энергия бурным потоком начала заполнять каверны и трещины ткани бытия, заставляя её рваться и склеиваться по новой. Менялись какие-то мелочи в прошлом и настоящем, крохотные, оставшиеся незамеченными ко дню сегодняшнему и вроде бы неспособные хоть что-то изменить – но иногда одной единственной лишней песчинки сейчас достаточно, чтобы обрушить лавину уже завтра.
Всю дорогу до дома Софья молчала. Отца она видела не так уж часто. Он постоянно был в разъездах, а если ночевал дома, то в шесть утра, когда Софья завтракала перед школой, папа ещё спал. Ночью, когда папа приезжал домой после работы, если вообще приезжал, уже спала Софья. Днём, когда она возвращалась из школы, папа бывал дома крайне редко, да и то, если отец и заглядывал, то ненадолго. «Должность папы» в семье была чисто номинальной, за обеденным столом всегда ели мама и Софья, по кружкам водила няня или мама. И семейные выходные у них случались исключительно тогда, когда перед СМИ отец должен был показать, насколько он хороший семьянин.
Конечно, Софья любила своего отца. И ещё она им гордилась. Гордилась его успехами и тем, что его в городе все знают, и сам мэр здоровается с ним за руку и по имени-отчеству. Гордилась тем, что у папы люксовый автомобиль и личный водитель. Гордилась даже тем, какими взглядами провожают папу встречные женщины, если семья куда-то выбиралась вместе. Но вот как им общаться, она не знала. Нет, совсем про дочку папа не забывал, но интересовался ей всё время как-то на ходу. А потому, именно сейчас, в эту минуту, Софья растерялась, не зная, как вести себя с отцом. Очень хотелось рассказать, как ей было плохо у бабушки. Та всегда выделяла старшую дочь, а младшая, мама Валерия, в бабушкином доме всегда была сорняком и дурой. Пока мама была жива, и они приезжали к бабушке вдвоём, Софья на это как-то не обращала внимания. Мама дома была тихой и всегда мужу послушно смотрела в рот, в доме бабушки при попытке наехать в выражениях не стеснялась. Один раз тётю и бабушку так обматерила, что они потеряли дар речи. Зато теперь на Софье отыгрались вовсю, особенно кузины, которые двоюродную сестру буквально затравили с молчаливого одобрения старших.
Сорвалась девушка только один раз. Тогда бабушка и тётка, словно не задумываясь о том, что рядом находится Софья, в непонятно какой раз во время обеда обсуждали и обговаривали то, что произошло, выискивали причины случившегося и строили разные теории, которые неизбежно сводились к одному – папа у Софьи полный негодяй. В первые дни девушка пыталась быть если и не вежливой, то хотя бы сдержанной, но всему есть предел.
– Захлопните пасти! – закричала Софья. – Заткнитесь обе! Она умерла! И какая разница, почему и отчего? Её больше нет!
Бабушка и тётка, в этот момент с упоением обговаривающие очередные выдуманные подробности жизни семьи Медянских, едва не подавились чаем.
– Соня, – строго и сердито приструнила бабушка, – каким тоном ты разговариваешь со старшими?
Софья молча встала и ушла в свою комнату и захлопнула за собой дверь, стараясь отгородиться от всего мира. К счастью, обсуждать при ней маму после этого перестали, зато кузины взялись делать ей гадости и обзывать вдвое сильнее. Лучше дома, хотя там наверняка пусто и страшно. Всё это Софья хотела рассказать отцу, но так и не смогла, потому всю дорогу просто молчала.
Софья не была дома две недели со дня похорон. Сразу после ресторана бабушка забрала её к себе, а папа с чего-то не пожелал вернуть свою дочь, вещи и те передал с водителем. Но сейчас-то он всё-таки привёз её обратно домой? Она ему ничего не сказала, но он понял, как ей там плохо?
Квартиру в доме по улице Тютчева на втором этаже они купили шесть лет назад. Уже в готовой новостройке, но ремонт и планировку отец сразу делал под заказ. Папин кабинет, комната мамы, спальня родителей, комната Софьи и в виде комнаты-студии кухня-столовая-гостиная. Кухня при этом по желанию отделялась полупрозрачной раздвижной панелью, и занимала совсем немного места. Зато в столовой-гостиной мама любила проводить большую часть времени, да и Софья тоже, здесь были огромные панорамные окна. А поскольку застройка вокруг была невысокая, дома хоть и новые, но не больше трёх этажей, то и вид открывался неплохой. Забравшись с ногами на рыже-чёрный в тигровую раскраску диван, поставив на столик рядом чайник с ароматным напитком и вазу с печеньем, Софья сидела и смотрела в окно. Здесь же был телевизор, но его сегодня включать не хотелось. Общение с отцом так и не клеилось. Хорошо ещё он не уехал в офис, а остался. Пусть даже после ужина и ушёл в кабинет работать.
Андрей Викторович зашёл в гостиную ближе к полуночи. Дел было невпроворот, время буквально утекало сквозь пальцы. Он бы вообще работал всю ночь до утра, просто все остальные на том конце телефона и интернета легли спать, а расчётами и анализом всё-таки лучше заниматься на свежую голову. Свет был выключен, горел только тусклый светильник над баром столовой. Дочь спала прямо на диване, свернувшись калачиком. И первый раз за много лет Андрей Викторович ощутил растерянность. Он не знал, что ему делать вообще и с дочерью в частности. Сегодня он хотел оставить её дома и умчаться в офис, но дочь смотрела на него такими глазами, что не просто так имеющий жёсткую и суровую репутацию, Андрей Викторович оказался не в состоянии ей сказать – я уезжаю. И остался работать дома. Но каждый день так продолжаться не может. Так что же ему делать?
В первое утро после возвращения домой Софья проснулась словно от толчка. Она резко села на диване и недоумевающе оглянулась, не понимая, где она и почему укрыта одеялом. По утрам мама её будила, кормила завтраком и отвозила дочь в школу на своей машине – в отличие от папы водить она предпочитала сама. Да и от услуг охранника всегда отказывалась. Впрочем, на этом отец Софьи тоже не настаивал, насколько дочка знала – и сам разъезжал с бодигардом исключительно для престижа. Дальше мама возвращалась домой, если папа не уезжал в командировку и не засиживался на работе до утра, а ночевал дома –кормила мужа завтраком и провожала в офис. Сама же занималась своими делами, после чего отправлялась в школу за дочерью. Она же с шестого класса возила дочь по секциям, предпочитая больше не скидывать это дело на наёмную няню. Сегодня же всё было как в кривом зеркале, потому что за столом обнаружился папа. Несмотря на ранний час, он пил кофе, а рядом стояла уже поделённая на порции горячая пицца из доставки.
– Собирайся и ешь. Пора возвращаться в школу, и так месяц пропустила. Сегодня тебя отвезёт Дмитрий, а с завтрашнего дня решим.
– Хорошо.
Остальной завтрак прошёл почти в молчании, за исключением ничего не значащих дежурных фраз, и Софья никак не могла для себя решить: хорошо ей сейчас или нет? Папа вроде бы встал и даже помогает ей собраться, но дальше он опять скинет её на других людей, а сам будет пропадать на работе. И ещё почему-то из головы никак не желали уходить события из прошлого.
Вот Софья, несмотря на собственную комнату, вернувшись из школы, раскладывает учебники в столовой, вперемежку с чайником, из которого идёт ароматный запах чая, конфетами и печеньем. Рядом на том самом тигровом диване – мама. Рядом, но и непонятно где, сидит, погруженная в одной ей известные мысли, безразлично следит то ли за очередным сериалом, то ли за дочерью. И когда отвечает на вопросы, а она всегда отвечает, всё равно видно – мыслями она очень далеко и непонятно с кем.
Раз в два-три дня мама, уже ближе к вечеру, преображалась, сбрасывала апатию, становилась полна энергии. Говорила:
– Котёнок, маме нужно прогуляться.
– Можно я с тобой? – раньше спрашивала её Софья.
– Нет, я одна, – говорила мама и уходила в свою комнату.
Выходила она уже одетая в красивое платье, накрашенная, благоухающая дорогими духами:
– Не скучай, – мимолётный взгляд на дочь, – я скоро буду дома, – и за мамой захлопывалась дверь.
Очень быстро Софья начала воспринимать эти непонятные прогулки как само собой разумеющееся, даже что-то обязательное. Примерно как то, что папа каждый день ходит на работу. Больше никогда не пыталась упрашивать маму взять её с собой. Разве что, когда мама её пыталась оставлять с няней – добилась права ждать в одиночестве. Возвращалась мама домой, когда дочка уже лежала в своей постели, но не спала. Софья никогда не засыпала до тех пор, пока мама не возвращалась. Мама аккуратно входила, целовала дочку в лоб. От мамы при этом пахло дорогим спиртным, примешивался аромат чужого одеколона, смешавшегося с её духами. Софья никогда не спрашивала – почему, всё равно ответов не будет. Но каждый раз мечтала: скоро и она вырастет, станет взрослой, и тогда они смогут поговорить с мамой. Тогда у мамы больше не будет от неё тайн. Сегодня куда и зачем она ходила для Софьи уже не секрет – но и мамы больше нет.
Идти в школу не хотелось вообще, но возразить девушка не успела, да и не рискнула. Как раз приехал телохранитель и доверенное лицо отца, и при нём ругаться и протестовать она постеснялась. День же словно продолжал над ней насмехаться, повторяя обычные события, но как будто отражённые в кривом зеркале. Дом хоть и был трёхэтажный, но часть первого этажа и пристрой были отведены под парковку. Обычно с мамой они спускались в гараж по внутренней лестнице, садились в мамину оранжевую «шкоду» и только потом ехали. Сегодня чёрная «тойота» ждала снаружи, а запахнуть куртку девушка даже не подумала. На улице же ветер гнал последние осенние листья, радостно забрался сквозь расстёгнутую молнию и захолодил лёгкие, обжигая горло так, что Софья аж закашлялась. Когда села в тёплую машину, то поняла, что руки дрожат от холода. Но и дальше всё было не то и не так. Мама всегда включала поп-музыку или что-то инструментальное, Дмитрий же ехал в тишине, лишь пару раз что-то тихонько начал мурлыкать себе под нос.
В школу Софья вернулась, пропустив месяц: сначала следствие и похороны, затем две недели у бабушки. Наверное, это было бы не страшно, она всегда хорошо училась и легко догонит, на крайний случай отец найдёт репетитора. Если бы у неё осталось хоть малейшее желание учиться… Войдя в пустой пока класс – сегодня она приехала раньше обычного – и сев за свой стол, Софья кинула рюкзак на пол. Не вынимая ни тетради, ни учебники и уставилась в окно. Они доехали вовремя, на улице дожди уже разверзли купол небосвода, смывая золото листвы. Опавшие листья скользили по воде, сбивая пузыри на лужах. Серый свет дня, с трудом пробившийся сквозь тучи, серые ветки деревьев, где на ветках уже пожухли краски сочной октябрьской акварели... Скоро всё это перейдёт в заснеженность забвения. Природа и мир успокоится – может в этом и есть счастье?
О происшествии в семье у Софьи знал и класс, и учителя. Естественно, как и остальной город они слышали официальную версию о несчастном случае. Софья сразу заметила сочувственные взгляды, услышала голоса с нотками жалости, и это её злило и раздражало. А дальше стало хуже. Явно от дирекции был приказ не нагружать ученицу ни заданиями, ни требованиями. Одноклассников тоже, судя по всему, пропесочили на тему «не трогать, не беспокоить, не травмировать» – в итоге под конец ей уже хотелось расхохотаться в лицо всем вокруг, которые разве что по головке её не гладили – и при этом оставили одну как зачумлённую. Хотелось высказать всё, что она думает и о них, и об их сочувствии. Отсидев, иначе и не скажешь, положенные уроки, Софья собралась было домой, но тут её в коридоре поймала классная руководительница:
– Софья, ты забыла, что у тебя сегодня бассейн?
– Не хочу.
– Извини, но надо. Ты и так пропустила много, так что рискуешь выпасть из соревнований.
Софья посмотрела на классную руководительницу и очень захотелось спросить: зачем? Раньше она всегда обожала плавать. Сначала родители отдали дочь в секцию, чтобы просто на всякий случай умела держаться на воде, но потом тренер заметила у девочки способности и уговорила разрешить заниматься уже всерьёз. Спортивную карьеру мама не планировала, но до финалов городских и даже областных соревнований Софья доходила регулярно. А ещё ей нравилось плавать, потому что каждое лето они на неделю или две всегда улетали на морской курорт все втроём. Отец хоть и пропадал на работе сутками, такие вот отпуска заставлял себя делать хотя бы раз в году обязательно, иначе можно сойти с ума от переутомления. Весь остальной год папу она видела редко. Софья давно поняла, что на отце лежит большая ответственность за его бизнес и за тысячи людей, которые от него зависят, и не обижалась. Ведь не сердится мама за то, что папа проводит с ними так мало времени? Значит, это нормально. Так живут взрослые, и ей, ребёнку, обижаться вовсе не пристало. Но всё равно мечтала, что когда-нибудь они станут жить вместе на курорте не какие-то коротенькие две недели, а поселятся там втроём уже навсегда. Сейчас, после смерти мамы к бассейну у неё было стойкое отвращение, но переспорить учительницу было нереально и проще выходило пойти.
За каждым из учеников в школе был закреплён персональный шкафчик, поэтому оставалось натянуть купальник, пройти через душ и выйти в бассейн. Софья встала у бортика, выискивая, куда делась тренер, и чуть не упала, когда за спиной раздался голос:
– Софья Медянская? Елены Семёновны не будет, она теперь в утреннюю смену. Вместо неё у тебя буду преподавать я. Меня зовут Анатолий Кузьмич.
Девушка медленно обернулась: этого учителя она не знала. Видимо, пока её не было, школа пригласила на работу нового тренера по плаванью. Младше прошлой её тренерши, лет тридцать пять всего. Довольно рослый и широкий, но какой-то сухопарый.
– Давай знакомиться. И для начала я хотел бы, чтобы ты сейчас разогрела мышцы, а потом проплыла каждым знакомым тебе стилем по одной дорожке.
– Зачем? – Софья стянула шапочку, и волосы рассыпались на плечи.
– Как зачем? – удивился тренер. – Тебе нужно учиться, восстанавливать форму после пропуска, готовиться к соревнованиям.
– Вы считаете, что можете меня чему-то научить? – дерзко ответила девушка, глядя в лицо тренера.
– Может, и смогу, а может – и нет. Но для начала мне нужно понять, что ты умеешь и сравнить с тем, что умею я, – тренер весело усмехнулся. – Ну а после этого мы поймём, будет ли от моих занятий какая-то польза.
Софья задумалась. Тренироваться сегодня не хотелось, но что иначе? Устроить скандал, отказаться, чтобы выгнали? А потом два часа ждать, пока за ней приедут? Ну или вызвать как в прошлый раз такси – тут же мысли о прошлом разе она загнала подальше – вызвать такси, приехать домой и получить наверняка скандал дома? Нет уж, пусть у неё останется хоть одно спокойное место, где ей не станут трепать нервы.
– Хорошо, уговорили. И с чего мне начинать? На спине, брассом, кролем?