Terra incognita (здесь обитают драконы)

Константин Томилов

Terra incognita (здесь обитают драконы)

"Чтобы у тебя всегда были деньги — надо всегда работать".

Сергей Синицын, гениальный прораб, которому и принадлежит эта сверхгениальная фраза, ему же и посвящается сие произведение.

Введение, или взятие под арест

Святыми Отцами православная церковь называется воинствующей, следовательно, как и у обычных земных армий, у неё обязательно должны быть различные воинские подразделения: боевые и тыловые части, фронт и его снабжение, штабы и госпитали, разведка и контрразведка и т. д. Церковь же состоит не только из человеков, которые ещё здесь на земле готовятся быть принятыми в Царство Небесное и теми, которые уже удостоились, наследовали Обетование, но и из Ангелов. И все вместе и люди, и ангелы, все творения Отца Небесного составляют Воинство Небесное. И вот вопрос, если это так, то кем осуществляется функция военной прокуратуры? Сам я, пока что, до этого времени, нигде не встречал четкого ответа на этот вопрос в богословской литературе, но по своему усмотрению и новоначальному опыту убеждён что Генеральным Прокурором является Богоматерь, и на Неё же возложены Господом нашим Иисусом Христом руководство службой безопасности, то есть все функции разведки и контрразведки.

Когда я начал воцерковляться, то я столкнулся с абсолютно незнакомым для меня человеком. Оказалось, что тот человек, которого я казалось бы знаю лучше всех, "как облупленного", то есть я имею в виду самого себя, мне совершенно не знаком. Оказалось, что я сам себя совсем не знаю. И поэтому "задокументированная" ниже, как бы, автобиография, написана в форме допроса.

Но, сразу же хочу предупредить злорадно потирающих свои когтистые лапы бесов — "нихрена вам не обломится"! Почему? А потому что! Что я совсем идиот что ли, чтобы самому на себя компромат составлять? Нет, то что написано ниже, есть художественное произведение, и соответственно, никаких реальных имён, событий и фактов вы там не найдёте.

Да и что такое реальность? Много раз в своей жизни я убеждался в наличии у себя (в долговременной памяти) ложных воспоминаний. То есть, говоришь человеку, помнишь было так то и так то, а он тебе, абсолютно убеждённо в своей правоте, возражает, что нет, было всё абсолютно не так. И кто из нас двоих прав, это одному Богу известно. И реальность нашей здешней земной жизни, это совсем понятие эфемерное. Сколько раз я на личном опыте убеждался, что окружающий меня материальный мир, такой весь реальный и "твердокаменный", основательный, в одно мгновение может заколебаться как сновидение, начать рассеиваться как мираж, как иллюзия. Что "твердые стены" этого мира, не более чем "декорации", которые как бы "намалёваны" на тончайшей, папиросной бумаге. А уж о том, как и что может привидеться и показаться, о том как лукавый нам голову морочит, я вообще, пока что, промолчу. Поэтому, больше всего гнусного вранья и лжи содержится, в так называемых, мемуарах и дневниках. Ну что ж:

ПОЕХАЛИ!

Детство

— Здрасьте…

Меня, "семилетнего пацанёнка" только что принятого в "первый класс", за "ухи" втаскивают в Кабинет Директора. Обезоруженный, деревянная палка и одновременно снайперская винтовка, и пулемёт-гранатомёт, и богатырский меч, отобрана ещё на входе. Уши болят невыносимо, всё раннее детство хронический отит: постоянные простуды, вспухшие лимфоузлы, спиртовые компрессы, закапываемое внутрь камфарное масло, бессонница от боли по ночам, когда "в ушах стреляет" так, что кажется кто-то равномерно и неустанно бьёт по ним кулаком, причём изнутри. И как следствие, плохой слух, и естественно насмешки окружающих пацанов:

— Эй, ты, глухая тетеря!

А нет, это не она мне сейчас! Она мне в ответ на моё приветствие ответила:

— Здравствуй! Проходи. Садись.

— А чё так сразу то?! Чё сразу "садись"?! А надолго?!

Сидящая за директорским столом невероятной, сказочной красоты "тётенька", разодетая как Снегурочка, только без шубы и шапки. А интересно, вот эти камешки, украшающие её платье, белоснежный сарафан, настоящие?

— А то! — ироничное хихиканье сопровождающих меня "стражников", — этот дебил, недоумок сопливый, ещё и сомневается! Как будто ЗДЕСЬ может быть что-то поддельное!

А я не вас спрашивал, козлы вы вонючие! Ухи мне чуть не оборвали! И что это значит получается, на ней сейчас половина алмазного фонда Российской Федерации…

— Костя! — строго одёргивает меня "снегурочка", — ты пять минут спокойно посидеть можешь?!

— Не может, — злое похихикивание за спиной, — у него ШИЛО В ЗАДНИЦЕ.

— А вас, вообще никто не спрашивает! — гневно обращается Строгая Воспитательница куда-то мне за спину, — стойте и молчите, а то я вам языки поотрезаю!

— Вот именно, — глухой невнятный бубнёж сзади, — всё из-за этого. Падла, сучара поганая, вспомнил, всё-таки, имя данное ему при Святом Крещении. Если бы он, гнида, не смог бы этого сделать, давно бы уже ПОДЖАРИВАЛИ его там, у нас. А так, стой и жди — чем и когда Дознание закончится.

Засмотревшись на прекрасное лицо сидящего напротив меня существа, пристально изучающего содержимое тонкой школьной тетради, понимаю что это конечно же никакая не "снегурочка", так же как и сопровождающие меня, притащившие на допрос враги, тоже не люди. И что вижу я, не её и не его, в образе человеческом только потому, что как-то же надо мне ЭТО видеть, ощущать органами чувств, внешним и внутренним зрением. Поэтому и назад, "за спину", не рискую оглядываться, потому что увидев тех "паразитов", которые "на шее сидят" и мною "управляют", запросто можно или с ума сойти, или умереть от страха. И понимаю теперь, почему когда в доме стоит гроб, зеркала занавешиваются. Потому что, там где покойник, духовное восприятие, ещё живых пока что, человеков обостряется настолько, что можно увидеть не только своё отражение, но и ТАКОЕ, что не приведи Господь. Запросто можно прям вслед за тем, который во гробе лежит, отправиться.

Чувствуя как возбуждается при виде сказочной "женской" красоты, сидящий внутри меня блудный бес (ещё конечно, в силу малолетнего возраста, не совсем полноценное сексуальное возбуждение, но всё же), нетерпеливо вякаю:

— Тетёнька! А я чё такова сделал? А за что меня?

Находящееся напротив Творение Божие со вздохом закрыв тетрадку и посмотрев на меня Прекрасными Очами так, что сердце захолонуло как будто падаешь:

— Ну какая я тебе "тётенька"? Перед тобой старший следователь по особо важным делам Генеральной Прокуратуры Архангел ***

(А что вы думали, что я вам вот так, просто, "заветное имя", на "блюдечке с голубой каёмочкой"? Ага, щас!)

— Да это я уже понял, — обиженно склонив голову отвечаю я, — а за что меня сюда? Я же пока ничего плохого…, ПАЛКУ МОЮ отобрали…, кому она мешала? Безвредная игрушка…

— Да что ты говоришь?! — одновременно и иронично, и возмущённо всплескивает руками Воспитатель, — а кто только что, этой "безвредной деревяшкой" Пашку *** укокошил?!

— А чё сразу я?! — с криком, возмущённо подпрыгиваю на стуле, — он сам первый начал! Мне и так хреново было. Только-только от греховного дурмана очухался, ничего не понимаю что внутри и вокруг меня происходит. Всё во что верил рассыпалось как соломенный домик. А он тут ещё! Мало того, что эта…, ну вы знаете про кого я, зачем то "жопой вокруг меня крутить" начала, так ещё и он! Я тогда, только с утренней службы вышел, иду и ничего понять не могу, ума не приложу, что такое происходит, зачем она? А тут он звонит и говорит, мол чего ты не захотел с девушкой заговорить, познакомиться? Я ему, откуда ты знаешь? Ты же сейчас за тыщщу километров отсюда, а это только что произошло! А он мне, самодовольно так, а я говорит, мол тоже причащаюсь, и естественно, кое-что могу, так что ты мол, говорит он мне, давай, подойди к ней, заговори, познакомься, ну и так далее. Но учти, говорит, нравоучения мне тут же, прям "благопристойные"! Когда ты с ней уже будешь заниматься сексом, то ни в попу, ни в рот… Ну куда это? Это же "ни в какие ворота"! И чё мне было с ним делать? Вот и "огрел" я его, со всей дури, Мечом Богатырским, чтоб не болтал лишнего…

— Ну ладно, об этом потом поговорим, позднее, — прерывает меня Допрашивающий, — "оружие" пока у тебя изымается…

— Пока?! — не теряя надежды вскидываюсь я.

— Не знаю, — слышится в ответ, — это как Она, Сама, Генеральный Прокурор решит. Может и навсегда.

— А чё мне тогда?! — сквозь слёзы всхлипываю я, — а как же мне? А чем я с ними, теми которые меня сюда притащили, драться буду? У них и зубы, и когти, и хвосты с шипами, а я с "голыми руками"…

— Всё не ной, — сердито обрывает меня Следователь и положив руку на тетрадку спрашивает, — знаешь что здесь?

Успев немного подсмотреть, ранее, в заполненные неведомыми письменами голубые в косую линейку листы тетради для первоклассника:

— Думаю, что там грехи мои ранние перечислены, ну те, — мотнув головой показывая себе за спину, отвечаю я, — которые эти, "подсматривающие", про меня понаписали.

— Нет, — с неизмеримой печалью возражается мне, — это только список тех "дел", которые они на тебя "поназаводили", — постукав указательным пальцем по зелёной обложке, большим пальцем указав позади себя на стеллажи "школьной библиотеки", — как бы "каталог" всего того, что они насобирали про тебя там.

— Ахуеть! — слышится сзади меня злорадно восторженный вопль, — вот это он, блядь, насрал так насрал!

— "По губам" давно не получал?! — гневно вопрошает Следователь, — чтоб после допроса тысячу раз написал: "я больше никогда не буду материться"!

— Да нихуя ему это не поможет! — чуть менее самоуверенно возражает тот же голос, — сказано же, что горбатого только могила…

— Десять тысяч раз!

— Да я! — совсем уже еле и слышно, придавлено.

— Сто тысяч раз!

Гробовое молчание.

— А мне можно спросить? — пискляво как мышонок вопрошаю уже лично я и получив дозволение говорить, продолжаю, — а почему мной, моим делом такие Высокие Власти занимаются? Что я такое натворил? Что совсем?

— Ну, гадёныш ты, конечно, редкостный, — слышится в ответ, — хотелось бы сказать, что бывают и хуже, но не решаюсь. Время покажет. Ну что ж, приступим собственно к твоему Делу, — вместо школьной тетради, откуда не возьмись, в руках Ведущего Следствие оказывается тонюсенький "суперпуперайпад", — так, Константин Николаевич Томилов, родился в одна тысяча девятьсот шестьдесят шестом, место рождения…, ну это, наверное, к делу особого отношения не имеет, хотя…, — посмотрев куда-то поверх моей головы, — хорошо, попозже выясним. Так, родители Николай и Анна, дедушки и бабушки по отцовской и материнской линии…, так, а это ещё что за такое? — что-то раскопав там, в родословии "дворняги беспородной", заинтересованно, — ага! Вот оно в чём дело!

— А чё? Чего там такое? — не понимая, что хорошего или наоборот плохого про меня ТАМ, пытаюсь подсмотреть я.

— Шею свернёшь! Сядь ровно и сиди! — осаживает меня Дознаватель, — много будешь знать, скоро состаришься. Когда нужно, а точнее можно тебе будет эту информацию…

— А когда?! — снова нетерпеливо перебиваю я.

— Никогда! — слышится категоричное в ответ, — пока СЮДА окончательно не перейдешь. Если перейдёшь ещё конечно, а то у тебя ж язык такой болтливый, что недалеко и до греха!

— Я больше не буду! — сам себе не веря, начинаю было я, — правда.

— Да, да, — согласно кивает головой Воспитатель, — конечно не будешь. Куда ещё БОЛЬШЕ?! Ладно, сосредоточься и скажи мне, какие самые ранние твои воспоминания ты имеешь сейчас? Реальные. Про фантазии внушенные твоими "друзьми-приятелями", я не спрашиваю, про них они мне сами, как миленькие, расскажут.

— Что я из самого раннего помню? Моча. Запах и мокрота…

— Ясное дело — ссыкун! — раздаётся бесовский шепоток сзади.

— Не обращай внимания и продолжай, — поддерживает меня "снегурочка-прокурорша".

— В-общем, самое раннее, кошмарные сны. Точнее один и тот же сон: как будто я ещё очень маленький и ходить ещё толком не умею, тёмная-тёмная ночь и лютая зима, а я почти голый то ли бегу, то ли ползу по снегу и вижу, хотя видеть этого не могу, как за мной гонятся огромные волки, настигают меня и прыгают на спину, вгрызаясь в неё, проникая внутрь. И всё. Я просыпаюсь, плачущий, иногда с криком. Ну и мокрый конечно, описавшийся. Это похоже они и были, те, которые и сейчас, и всегда надо мной посмеиваются. Чего вы там притихли и молчите? — не оборачиваясь задаю вопрос понацеплявшимся сзади Паразитам.

В ответ гробовое молчание.

— Значит точно они, — то ли спрашивая, то ли утверждая обращаюсь к Следователю, который не отрываясь от "айпада", что-то печатая в нём, согласно кивает головой и задаёт мне новый вопрос:

— А когда это прошло, прекратилось, не помнишь?

— Да как же не помню?! Очень даже хорошо помню, — вспоминаю я, — летом это было, я играл во дворе нашего деревенского дома. Сколько лет было не помню…

— Три годика, — подсказывает Воспитатель.

— Наверное, — пожимаю плечами, — так вот, играю, совершенно один, никого вообще рядом не было и вдруг, ясно и отчётливо слышу голос, который зовёт меня по имени. Мне сначала показалось, что кто-то рядом есть, я встал с корточек, оглянулся вокруг себя, никого. И тут, прямо как рядом со мной, снова прозвучал этот же голос, зовущий меня по имени. Мне так стало страшно! День такой яркий, солнечный, а мне стало казаться, что как будто, тьма кругом. Ну и побежал я в дом, к маме. Прибежал и спрашиваю зачем она меня позвала, она удивилась и сказала что нет, не звала меня. Тут я совсем напуганный, всё как есть ей и рассказал. Помню, что она тоже этого, почему то, испугалась. Но писаться я после этого сразу же перестал, наверное поэтому меня и в детский сад начали водить, а до этого дома держали, чтобы не оконфузиться…

— Зато ты там обосраться умудрился, — раздаётся злобное шипение за спиной.

— Ну и в этом, тоже вы виноваты! — категорически возражаю я, — а кто же ещё?! Вы же меня на обжорство всё время и подталкивали, подталкиваете! И тогда, и сейчас! И уши у меня, я понимаю теперь, почему всё раннее моё детство, так сильно, болели. Это всё вы, "почуяв" КТО ко мне тогда обратился, по имени назвал, сразу начали изнутри меня "баррикады строить", оглушать меня.

— Ну, рассказывай, — продолжила допрос Дознаватель, спустя неведомо какой временной промежуток.

— А чё? Чего рассказывать то? Обыкновенное деревенское детство. Зимой зимние дела и игры, летом летние заботы, огород, сенокос и летние забавы, загорания, купания. Ну, футбол конечно же, до упаду, игры в войнушку, в то что в кино недавно показали. В основном Великая Отечественная, нет, ну было ещё и другое, индейцы там, Робин Гуд, но в основном "война и немцы". А чего это вы там делаете? — заинтересовавшись тем, как Следователь "листает" чего-то ТАМ, в своём "айпаде" и вслед за каждым мановением руки с полок исчезают "тома уголовных дел".

— Э, э, э!!! — раздаётся завывание у меня за спиной, — чё за дела?! Как это так?! Мы значит на него всё это собирали, собирали, а вы, вот так, сразу и в утилизацию?!

— Всё, чего вы там на него насобирали, является собственностью Царя Небесного, потому что он, — кивает на меня, — семь лет назад, приняв Его Спасительную Жертву, пережил Покаяние и Рождение Свыше. И, следовательно, ему всё прощено, ВСЁ и СРАЗУ. Сейчас же мы, занимаемся определением тех повреждений, которые вы ему нанесли и исправлением их, для того, чтобы он, сразу же после перехода смертного рубежа встал в строй, принял участие в боевых действиях против вас.

— А это ещё мы будем посмотреть, — злобное шипение змеиной стаи позади меня, — он ещё через воздушные мытарства не прошёл, так что неизвестно…

— Вам нет, вам не известно, ему тоже, и мне не известно, а Спаситель уже решил, ещё до Начала Времён, всё решил про него, с кем он будет и где! Так что умолкните и мне Работать не мешайте! — разгневался Дознаватель.

— А мне? Мне как быть, если ничего не известно? — совсем обречённо вопрошаю я, — вдруг у них, у этих "уссатых-полосатых", какой-то "козырь в рукаве"? И они его мне кааак предъявят!

— А вот этим мы с тобой сейчас и занимаемся, — вздохнула Воспитатель, — "выковыриваем" из тебя "смертоносные осколки". Вот зачем, скажи ты мне на милость, зачем ты этого котёнка в петлю?

— Да разве я хотел?! — плачу я в ответ, — мне до сих пор его жаль! Как вспомню, прям сердце сжимается. Это опять же, они виноваты. Он такой хороший был, котёночек этот, ласковый такой, так ко мне ласкался, руки лизал. У меня и в мыслях не было чтобы его…, а это, по ходу, опять же они, и меня, и друзей моих надоумили. Кто-то, не помню кто, петлю сделал и на ветку дерева привязал, а потом ещё кто-то, меня как в спину подтолкнул и говорит, давай мол, а я, как сам не свой, сунул голову этого бедного животного туда и руки отпустил. И так мне стало страшно! Стою оцепеневший. Мне бы дураку взять его опять в руки и из петли вытащить, а я стою как столб. А эти двое, или трое, которые со мной были, стоят и хохочут, смешно им, видите ли, смотреть как котёнок в петле кувыркается. И от этого смеха, мне совсем жутко стало, потому что, я слышу сам себя, что и я тоже…, а как только агония закончилась, мы все, как очнулись. Не знаю как они, а мне так ужасно стало, стыдно, страшно, отвратительно до тошноты. Мы все, врассыпную, оттуда разбежались. Насколько я помню, больше я с теми пацанами и не дружил, и не разговаривал.

— Раскаиваешься? — с печалью спрашивает Следователь.

— Конечно, — отвечаю я, — до сих пор и стыдно, и больно, и сознание непоправимости сделанного мучает, когда вспоминаю об этом.

Кстати, а чего это они, сзади там, примолкли?

Тишина. Не совсем мёртвая, слышно злобное сопение, хрип как от удушья, но молчат, пока молчат.

— А скажите мне, пожалуйста, — умоляющим голосом вопрошаю я, — кто из этих гадов конкретно в этом виноват? Кто из них всё это устроил?

— Маммона конечно! — уверенно восклицает в ответ Следователь, — удавленина — это жертвоприношение ему. Иуда Искариот кем был?

— Вор, сребролюбец, — отвечаю я.

— Ну вот тебе и ответ.

— Так вот откуда у нас, в народе, поговорка "за копейку удавится" появилась, — наконец-то понимающе, киваю я головой.

— Продолжим, — со вздохом говорит "снегурочка", протягивая мне, снятую с "экрана айпада", не то бумагу, не то матовый полупрозрачный пластиковый лист, — вот. Получи и распишись.

— А чего это там? — слегка оробев спрашиваю я.

— Читай и узнаешь! — слышится сердитое в ответ.

— Так…, я, такой то, такой то, личное боевое оружие получил с полным боекомплектом и в исправном состоянии. Йееес!!! — подпрыгиваю я на стуле ожидая что мне сейчас вернут наконец-то, мою "деревянную палочку", — нифига себе!!! — мои глазёнки выпучиваются, как у пойманной рыбёшки, рот раззевается, так же, — это же не "моя деревяшка", это ж настоящее БОЕВОЕ оружие!

Передо мной, на столе, материализовавшись из ниоткуда лежит…, да как я вам опишу Меч Огненный, если вы его ни разу "в глаза не видели"? Слов нет таких.

— О, Боже! — снова сокрушенно вздыхает ведущий допрос Архангел, — Матерь Божья, ну разве можно ТАКОМУ и ТАКОЕ доверять?!

— Была бы Моя Воля, — слышится откуда-то сверху строгий женский голос, — Я бы этого засранца хулиганистого и близко б таким ИГРУШКАМ не подпускала, даже к той "палке", которая у него раньше была, а не то что к ЭТОМУ!

— Да, Матушка! — согласно кивает Старший Следователь, — совершенно с Тобою соглас…, а как быть? Если это Приказ Верховного Главнокомандующего? С Ним же не поспоришь. Не хватайся за него! — это уже мне, попытавшемуся "примериться" к "новенькой бабахалке", — пусть пока у меня побудет, — убирая Моё Оружие куда-то к себе в стол, — а то я тебя знаю, ты даже и ЗДЕСЬ, запросто, можешь "мини-апокалипсис" устроить.

— Да я то, вообще то…, так то, — снова обиженно насупившись бубню я, — вообще никого и никогда "не трогаю"!

— Да что ты говоришь! — притворно восхищается Дознаватель, — а кто все зубы Вячеславу ***, буквально только что, ещё той, "старой деревяшкой" повыбивал?

— А чё опять я?! — возмущённо, так что вскакиваю со стула, кричу я, — он вы знаете, что тогда сделал?! Он у меня Страх Божий украл! Мне его только-только Спаситель подарил, а он взял и "скоммуниздил" его у меня! Это я не матерился, — чуть "притормаживаю" увидев нахмурившиеся брови на Прекраснейшем Лике, — это просто, разговорное слово. Он тогда, напросился в гости, хотя никакой нужды в этом не было. И зачем я согласился? А ночью, когда спали, цап! МОЁ, в зубы и утащил! И всё, я и покой, и мир, и радость, которые у меня до этого в душе царили, полностью потерял, одно беспокойство в сердце, места себе не находил, кое-как нашёл куда он ЭТО "заныкал", четыре года искал! А как только нашёл, смотрю, опять он, лебезит передо мной, лыбится и "зубы скалит". Вот я и врезал ему по этим зубам, чтобы не человекоугодничал. А что, это как-то с тем случаем связано?

— Естественно, — кивает головой военный прокурор, — "источник" то один и тот же — Люцифер.

— Точно он? — ошеломлённо переспрашиваю я, — мне почему то думалось, что Асмодей.