Помоги проекту - поделись книгой:
Но место оказалось неизвестным.
Бафомет взглянул в привычно мелкое небо нижнего слоя, или, в человеческой терминологии, круга ада. Чёрное и беззвёздное, как далёкий потолок высокой пещеры. Только нечеловеческие глаза могли различить инфракрасный свет местного тусклого солнца.
Вот и всё знакомое.
Остальное — ново. Неизведанно и пугающе.
Дикий ландшафт ограничивался обширной пустошью с чахленькими кустарниками и ядовито фосфоресцирующими гнилушками на скалах. Пещер почти не наблюдалось, а те, что были — короткие и узкие, скорее кротовины или кроличьи норы, чем пещеры…
Зато гигантские пространства занимали высочайшие здания из поглощающих свет, и без того редкий в этих местах, материалов. Архитектура городов «поверхности» соблюдалась лишь в общих чертах, походила на неё только издали, скрытая туманом, смогом и тенью. Вблизи — смотрелась богохульным творением самих демонов. Чем и являлась.
От изведанных мест отличала и таинственная пустота. Не наблюдались багровые отсветы от других членов сопротивления светлым силам. Не будоражили слух рёв, вой, скрип и шелест ужасных для чужаков, но по-своему очаровательных для местных жителей представителей флоры, фауны и бестелесных, но не менее опасных духов.
Только что-то постоянно мелькало на границе зрения… Да множество маленьких блестящих глаз следили за ним из окон.
Кто это? Бафомет захотел посмотреть сквозь стены зрением сути. Странный материал не был прозрачен, но хотя бы выступили контуры существ, высунувшихся в окошки. Эти твари отдалённо напоминали людей, но их портила сгорбленность, свисающая с почти лишённых мышц костей кожа и злой, но при этом беспомощный взгляд. Они и внутри сочетали злость со страданиями. Знали, что лишь сами виноваты в своём состоянии, но уже никак не могли изменить его, и изменить себя. Теперь мир вокруг удерживал их в этом изуродованном домене.
— Стравины, — сплюнул демон. Души человеческих злодеев вновь испуганно затаились в тёмных структурах. Вид незнакомого монстра был им непривычен, а, как известно, всё непонятное — смертельно. Тем более в этих краях.
Откуда ему, Бафомету, срочно надо смываться. Это не его мир! Не его ад, не его земля… Где он вообще очутился, ангел раздери⁈
Чёрно-красное существо село прямо посреди улицы и накрыло крыльями голову с четвёркой козлиных рогов. Оно захотело было вспомнить свой дом, если повезёт, то и путь домой… но такой важный факт не вспоминался. Биография до высвобождения из амулета была неясна и туманна, как испарения над кислотным болотом. Отдельными образами проскальзывала жизнь среди таких же, как сам Бафомет, крылатых и мохнатых созданий. Бафомет тогда редко задерживался на одном месте — каждый раз устраивал беспорядки в стае, поэтому его изгоняли с позором. Тогда он лишь посмеивался над своими проделками… а сейчас пожалел. Не было детали, за которую можно зацепиться в памяти, восстановить в воспоминаниях место, где жил. Лишь калейдоскоп миражей…
Самое печальное и жуткое — демон сейчас страдал, как стравин. В чужом пространстве и без надежды на выход. У чёрта появилось много общего с грешниками…
Единая цель…
Я проснулся достаточно поздно. Не удержался и сладко потянулся, заразительно зевнув и расправив крылья во всю ширь, коснувшись прохладных стен кончиками маховых перьев. Измятое гнездышко напомнило о ночном общении с сам… Какого пола был хозяин или хозяйка квартиры? Конфуз… я прижал уши к голове. Почему в человеческой форме драконица ходила мужчиной? Возможно, меня и не заботил бы этот вопрос так сильно, но… после всего… знать просто обязан. И почему первые отношения начались не с нормальной женщиной, а… не пойми с кем?
Рыжегривое тёмное существо вошло в комнату, услышав, что гость проснулся, и даже не пожелало «доброго утра»:
— Хочешь завтрак в постель или идем на кухню?
Но я решил ответить ещё более непосредственно и с ходу, чем… в данный момент девушка:
— Ты так и не ответила. Почему в настоящем виде ты женского пола, а в человеческом — мужского?
— Пол духа и его владельца не обязаны совпадать, — подмигнула мне собеседница. Очень интересно выглядит подмигивание глазом с вертикальным зрачком… — Да, я поняла, почему ты спросил. Будь спокоен, я женщина и это тебе даже мой паспорт подтвердит. Но мой странный для женщины характер притянул «мужского» акаб. Поэтому мы с ним можем меняться не только формами, но и… половыми признаками. Вместе или независимо. Что мне оставалось делать, когда мы встретились, пока я была в ипостаси популярного автора известных манг? Признаться, что меня зовут Марта и твои золотые глаза меня притягивают? Ты начнешь кусаться, не разобравшись.
Я постарался пропустить мимо длинных ушей предпоследние предложение:
— Не знаком с мангами Мартоса. Только Масаси Кисимото.
— Мой прямой конкурент, — Марта-Мартос устала просто стоять в узком дверном проёме и села по-собачьи поближе к гнезду, где я до сих пор нежился. — Но в моих историях меньше пафоса и больше достоверности. И — главная фишка — описанные мною ритуалы действительно работают!
— Сочту за минус. Какой-нибудь ребенок прочтёт и решит поиграть в вызов девятихвостой лисы… И останутся от незадачливого мага рожки да ножки. Мне одно не ясно до сих пор. Почему ты так уверенна, что ты — именно человек, и шерсть чья-то, какого-то духа, но не твоя? Вероятней, что это мы превращаемся, а не как-то странным образом меняемся с непонятным «акабом» телами и полами.
Мне стало неудобно и дальше лежать и разговаривать. Как и немного страшно, что «трансвеститке» окажется мало ночи… Поэтому я сел в похожую позу, разминая крылья. Марта, тем временем, оперлась спиной о стену, совсем по-человечески положив ногу на ногу. Со звериными ногами такая поза тоже выглядела интересно.
— Предположим, что ты прав. И как тогда мы превращаемся? Как ты предлагаешь проводить молекулярные преобразования тел с разной массой и, вероятно, химическим составом? С акаб процесс гениально прост. Превращение это только относительно реального мира. Если смотреть одновременно на акаб в тонкоматериальном, происходит не превращение, а обмен. Ни одно из тел никуда не исчезает и ни во что не преобразуется. Только меняет свою материальность. Переходит в иную размерность. Для этого требуется уже незначительно энергии, при условии, что во вселенной больше трёх пространственных измерений… А это даже ученые в теории струн доказали.
— Но зачем вводить для этого лишние сущности? — я продолжал сопротивляться непривычной картине мира. — Почему мы не можем владеть несколькими телами, часть из которых в спящем состоянии ждут вызова где-то в эфире?
— Акаб есть, — продолжала настаивать Марта, — это можно почувствовать. Он заставляет думать иначе. Не по-человечески.
— Наверное, мы и не люди, — теперь уже я хитро посверкивал глазами.
— Тогда мы бы так себя вели с самого рождения. Но можно чётко вспомнить, когда началось преобразование психики. Во время первого превращения.
— Не так уж и значительно изменилась психика, — я покопался в своей голове. Конечно, раньше я бы не осмелился собственнолано вырезать целый воровской притон, но лишь потому, что не обладал достаточной силой и боялся правосудия. — Только инстинкты усилились. Но это от гормонов. Полагаю. И чувства обострились…
— Это пока только… — девушка откинула голову на стену. И у зверей получалось, если задрать нос вверх. — Чем больше пройдет времени с первого обмена, тем более глупыми и странными ты будешь видеть поступки людей. Гораздо вероятнее, что это мы меняемся, а не мир.
— Долго ты уже… знаешь? — я не договорил. Было понятно.
— Три года. За это время моё мировосприятие почти полностью сместилось. Рохр… — вздох был больше похож на рычание, — как же много всего произошло за это время. Насколько жизнь проще была.
— В трёх измерениях жить проще, чем в двух, — я фыркнул, — в трёх больше свободы.
— Думаешь? Да, у нас есть небо, но летать в нём нельзя, если не желаешь получить пулю в брюхо или намотать на крыло провода. Мы можем меняться плотью с акаб, но этот дух не приспособлен для жизни в цивилизованном обществе — и строением тела, и обликом, и даже инстинктами, которые иногда затмевают разум.
— Опять ты сказала «мы», — подметил я, — вчера мы на этом остановились. Ты о «нас» обещала рассказать. И о наших врагах.
— Рассказать? — Акаб-волод поправила «своему чужому» телу чёлку. — Да будешь ли слушать меня? Будешь ли верить?
— Буду слушать, — уверил я её. — Поверю, если смогу.
Марта вздохнула:
— Слушай. И принимай на веру, потому что два доказательства — наши обмены-превращения и способ, которым я тебя ко мне доставила. Параллельно с нашей существует и другая материальность, возможно, это продолжение нашего мира в большем числе измерений. Я назвала её Лаер.
На этом моменте я наклонил голову:
— Почему Лаер?
— Потому что противоположность Реала. Реал наоборот. Это очевидно! — рассказчица расправила правое крыло, слегка улыбнувшись.
— Стр-ранная очевидность, — пробурчал-прорычал я под нос несогласно. Но глазами и поворотом ушей показал, что внимательно слушаю дальше. Марта не стала пренебрегать вниманием:
— Лаер обитаем, и среди его населения есть и акаб, как свободные, шараки, так и ищущие себе волод — владельца. Чаще всего акаб интеллектом и силой воли уступают человеку, но если встречается исключение — такой может сам стать «человек-волод» и подчинить себе его сознание. Так объясняется одержимость. В нашем же случае союз акаб и волод добровольный: слабым акаб нужен хозяин, поскольку позволяет им испытать жизнь и ощущения полноценного разумного.
— Но это их лишает свободы, — для меня нелогично было добровольно становиться, фактически, рабом.
— Если ты никогда не был животным, которое, приобретая хозяина, поднимается сознанием на его уровень, хотя до сих пор занимает подчинённое положение, то это сложно понять… — крылатая побродила взглядом по комнате в поиске более внятного объяснения. Купол церковки, блестящий позолотой в окне. — Можно лишь провести аналогию с человеческими религиями. Люди ищут высшее существо — Бога; практичные — чтобы он исполнил их прихоти, но набожные — чтобы с ним слиться и через праведность приобщиться к нему. Для акаб мы — боги. Пускай тело акаб сильно, разум слаб. И акаб выбирает себе человека, с которым сам больше, чем с остальными, схож характером и привычками, и становится его симбионтом. Теперь он и хозяин — один организм. Пускай и с двумя телами и двумя сознаниями.
Желая полностью прояснить теорию новой знакомой, я указал на пробел в понимании самого процесса соединения душ человека и акаб:
— И как их связь может преодолевать границу между двумя мирами?
— Нет границы, — быстро прочертила другая Тёмная когтем горизонтальную линию в воздухе, — Лаер просто многомернее, поэтому мы его не воспринимаем. Зато это умеет акаб, частично помогая и волод чувствовать — думаю, видел уже мерцающие контуры вокруг людей и предметов. Это просвечивает многомерная материальность Лаера. Когда ты наберешься опыта, то по текстуре, густоте и текучести этих контуров ты сможешь судить о свойствах объекта или характере человека, определять магию и многое другое, что люди назовут ясновидением.
Я вспомнил своё прозрение. Той, первой ночью новой жизни… когда цветными пятнами перед моим взором заиграли души. Уже тогда появилось ощущение, что я могу читать спектр. Каждый цвет — какое-то качество… а за время жизни в Нашаре это умение даже отточилось!
Да, было что-то во всех рассказах новой знакомой. Но не всё. После того, как она поделилась своими знаниями о них, потерялось то ощущение своего настоящего места в жизни, тот внутренний покой, который помог победить в споре с хилерой. Может, потому что я только сейчас осознал, что вопросов, как правило, больше, чем ответов? И чем больше пройдено по пути — тем зачастую расплывчатее цель… Но так неправильно! Почему знания должны создавать в голове сумбур?
— Надо разбираться в горе информации, — я констатировал. — Пока что расскажи лучше не о метафизике, а о врагах. Они представляют опасность вне зависимости, меняемся мы телами с духом или превращаемся сами.
— Засиделась… — Марта поднялась на лапы, выпрямилась, насколько могла в тесной комнатке, потёрла запястьем спину. — Расскажу, но позволь это сделать на улице. Мне сегодня надо завернуть к издателю, чтобы гонорар за комикс получить. Есть будешь или сыт?
— Буду, — я тоже полностью встал, интуитивно вернув себе человеческий облик для облегчения прохода в дверной проём. — Ты приготовишь?
— Уже приготовила. К твоему несчастью, — хозяйка отзывалась о своих кулинарных навыках крайне пессимистически. И тоже став обычной (без крыльев и шерсти) девушкой. Обликом: волосами, глазами, манерой держаться — чем-то напоминавшей рыжего мужика, которым вначале представилась. Или… представилось? Если совмещение нескольких видов в одном существе воспринималось чем-то привычным (у тех же знаменитых оборотней была способность «переключать» расу), то пол менять… Казалось, это могут только черви-гермафродиты. С этим ещё можно было свыкнуться, но как она на меня смотрела… Неуютно, когда девушка, с которой проснулся, является таковой только наполовину.
Между тем «сестра парня с холодным оружием» уже накладывала в две большие тарелки рисовую кашу, немного оплывшую:
— Я не умею готовить нормальную еду, но подумала, что яичница — это слишком банально.
— Главное, не манку, — я улыбнулся, садясь напротив своей порции и окидывая взглядом стол в поисках вилки. Но на салфетке, сбоку от тарелки, лежали две деревянные палочки прямоугольного сечения. Настроение упало — завтрак грозил превратиться в кошмар. Просить вилку — от стыда сгореть. Сам не знаю, почему. Но перед девушкой (или даже только «половиной девушки») плошать не хотелось.
Марта, не подавая вида, что заметила замешательство сотрапезника, села напротив и нарочито медленно, дав внимательно рассмотреть свои действия, зажала одну палочку между большим и указательным пальцами, другую — между указательным и средним. Получились своеобразные щипцы, которыми Марта без усилий цепляла комки риса и отправляла их в рот.
«Надо когда-то учиться», — решил я про себя, пытаясь повторить гастрономические махинации новой знакомой. Либо я зажал палочки неправильно, либо просто недоставало опыта и привычки, но справился с рисом в четыре раза медленнее. Крупа то падала прямо из хватки «щипцов», то получалось захватить лишь несколько рисинок… Откуда в хозяйке квартиры такое стремление подражать востоку? Или решила похвастаться своим навыком перед гостем? Лучше бы своим гостеприимством и чуткостью…
— К прогулке уже готов, вижу? — выглянувшая из коридора рыжая девушка, уже одетая в куртку и обутая (по квартире ходила босиком — только сейчас я понял это), обратила внимание, что и я одет по-уличному. Не раздевался, лишь меньше часа назад встав на две ноги. Очевидно, и не придётся.
По одежде Марты не сказать определённо, мужской или женский фасон… Это специально?
— Прекрасно! — Лысый редактор щелкнул по распечатке «мартиных» комиксов. — Тот самый психологический хоррор, столь ценимый публикой. Один лишь вопрос, — положил листы на стол, и руки тоже, скрестив пальцы, — ну зачем надо было выставлять в положительном свете этих сатанистов, сливающих свои души с демонами? Конечно, новый, свежий взгляд, но аудитории привычней чёткое распределение на добро и зло, супергероев и их злодеев.
— Вязальщики не злодеи. Отрицательные персонажи здесь — охотники за ведьмами. Магия вязальщиков настолько проста и мощна, что церковные иерархии хотят скрыть её от масс народа, дабы избежать конкурентов и нежелания служить их Богу, — прерывая возражения своего же нанимателя, рыжий навис над ним, опершись о край стола. — И вы сами искали концептуальное искусство и новое слово в жанре манги.
— Но не настолько же… — человек начал, но осёкся под хитрым и угрожающим взглядом Мартоса. — Впрочем, мы уже не успеем ничего переделать до заявленного выхода издания в свет. Вот ваши деньги, — открыл ящик стола и достал оттуда пачку купюр, — девяносто тысяч, всё по контракту.
— Вот так, — автор охотно принял награду за свое творчество.
Парень и девушка — темноволосый и почти кроваво рыжая — подошли к крыльцу некоего общественного заведения. Над главным входом красовалось стилизованное изображение щита с гербом столицы. Моложавый богатырь верхом на толстом белом коне колол длинным, но тонким копьём то ли старого чёрного крокодила, то ли вовсе расплывчатого монстра из детских кошмаров.
— Квинтэссенция «человечности», — Марта осуждающе указала пальцем на воина. — Собственная раса считается возлюбленной божеством, все остальные — проказами Сатаны либо недостойными жить животными. Я не утверждаю, что все люди такие. Большинству дела нет, кто с ними соседствует. Многие даже не воспринимают Лаэр и обитающих там духов. Но кто знает… и сам обделен дружбой с акаб… То ли зависть берёт, то ли комплексы разыгрываются, но чтобы не ощущать неполноценность, они объявляют «колдовство» грехом и борются с ним. Их девиз — «Чего нет у меня — не будет ни у кого».
— Скорее в них просыпается ксенофобия, — на эти мысли меня навел герб.
— Да, всему нечеловеческому приписывают порочность и сами боятся собственных страшилок. Или видят в нас «чужих» из фильма. Наши враги — как раз те люди, которые стремятся защитить своих сородичей от «драконов», «лучшей защитой — нападением». Истина оказывается перевёрнутой: страдаем мы, — после этих слов Марта фыркнула совсем по-звериному. — Я очень удивилась, что Акулина вдруг решила помочь тем, кто её ненавидят и воспринимают не полезнее, чем болезнетворную бациллу. На что надеялась Акулина, прося меня выдать людям одного из нас?
— Акулина? — я услышал новое имя. Хотя после утренней лекции я не был уверен, что это имя, а не новый термин.
Устав стоять, мы оба продолжили прогулку. Но теперь шли в определённом направлении, не петляли. Марта вела меня обратно к себе в квартиру.
— Акулина — такая же, как мы с тобой. Но нравом совершенно другая, ценности имеет странные, слишком приземлённые для друга крылатой акаб. Ей не интересны ни самопознание, ни — в чистом и высоком смысле — познание мира. Ею руководствует простое любопытство и жажда красивой жизни, как следствие, денег. Вокруг себя она собрала несколько таких же раздолбайских волод, которые, в силу отчужденности от человеческого общества, не смогли реализовать себя там. Но потребности их остались теми же.
Неужели эта Акулина настолько отрицательна, как её описывают? Не верилось мне. Марта просто обиделась на неё. Возможно. На что?
— Перед тем, как я тебя к себе призвала, мне пришло от неё письмо, — кажется, сейчас она сама объяснит. — Требовала тебя привести ей, уже она сама передаст тебя тёпленьким Мандилиону — одному из орденов «защитников человечества». Якобы за это нас всех оправдают и, как полезных обществу, больше не будут трогать. Жди! Пока они не научились лишать крыльев, они не захотят возвращать «демонов» в ряды «богоизбранной расы». Я всё равно тебя отыскала, но как поступать в этой передряге — сам решай. Если «обычные» власти вроде полиции тебя не разыскивают, достаточно не попадаться на глаза людям из Мандилиона. Сами по себе они не могут тебя отыскать, как я. Иначе им незачем было просить помощи у своих врагов.
— Должны разыскивать «обычные»? — мне показалось нехорошим, что Марта может знать и об убийстве. Воры того заслуживали, но перед «половиной девушки» стыдно за бесконтрольность.
— Акулина писала, что Мандилион в тебе заинтересовался после того, как ты занялся пожиранием душ, — Марта перевела общий смысл самого первого полученного письма. — По этому признаку шарак тебя и нашёл. Если ты не трогал их тела, или их трогал акаб, то не должны.
Надо разбираться. Много в чём. Целый клубок тайн, его надо распутывать осторожно, чтобы не запутать еще сильнее.
Вера никогда не жаловалась на свою поистине фотографическую память. Чертить умела неплохо и аккуратно. Поэтому вместо сбивчивого рассказа она нарисовала фоторобот убийцы. От работы профессионального художника-криминалиста итог её трудов отличали лишь нетипичный ракурс — нечто среднее между анфасом и профилем — и сам изображённый, не являвшийся человеком. Это был чёрный семуран с бурыми пятнами по всему телу и на крыльях, а так же со странными рогами и нетипичными для вида раздвоенными копытами. Закончив, Арвера положила рисунок посреди стола. Но бурного обсуждения внешности преступника или художественных талантов простого авиаконструктора не последовало. Напротив — воцарилась тишина.
— Бабоньки, мы в… под хвостом, — так резюмировала Лина нынешнюю ситуацию. Взъерошенные (даже сильнее, чем обычно) русые, почти шатеновые волосы и надутые щёки, подпёртые кулачками, только подчёркивали её мрачное расположение духа. Остальные крылатые сидели за тем же столом, но по бокам — по двое с каждой стороны и в разных обликах (они вообще достаточно часто меняли «расу», руководствуясь лишь настроением или просто внезапным порывом души). Раэ своей чешуйчатой мордой смотрела вперёд по-змеиному спокойно и серьёзно. Чем выше был у окружающих накал страстей, тем невозмутимей и строже она сама становилась. Арвера сдёрнула с шеи и мяла в руках свой алый шарф с белыми полосами. Она предполагала: преступник — существо нехорошее, но чтобы настолько, что о нём знает Акулина… Нармэла уже в одиночку осилила бутылку портвейна (поверьте, для оборотня мизерное количество) и в волнении откупоривала пастью вторую, ничуть не страшась за здоровье зубов. Только Раяр, уже остывший и не обиженный на весь мир за полученное от сектанта увечье, решился первым прервать тягостное и всем надоевшее безмолвие:
— Да кто же он⁈ Мне его харя ни о чём не говорит!
— Зато для демонов он синоним ангела или смерти, — Тогром была вовсе не в духе, раз не находила в себе желания отобрать у белошёрстой блондинки бутылку и выхлебать спиртягу самостоятельно. — Он коварен, расчётлив, лицемерен, хитёр… любит издеваться над всеми, эгоистичен… поищи ещё такую редиску. Всё потому, что он сын архидемона и архидемоницы. А они занятые правители, поэтому никто не занимался его воспитанием.
— Впервые слышу о демоническом воспитани-ик! — Подала голос разогретая спиртом Нарик и сразу же икнула. — Мне казалось, что его у вас вовсе нет, — намекнула на Лину, как ей казалось, тонко.
— Демоны — благородные существа! — Акулина увеличилась до родного тела и патетично хлопнула Нармэлу по спине крылом, чтоб не давилась выпивкой. Пусть лучше подавится словами. — У них есть свой кодекс чести. Но Бафомету закон не писан. И Кон тоже. Вообще никаких моральных норм не имеет. Если захочет, он может выглядеть душкой, или сильным лидером — такова его дьявольская харизма…
— Ещё раз поясни разницу между демонами и дьяволами, пожалуйста, — попросила Раэнорэ, забывчиво повращав зелёными глазами.
— Есть только один Дьявол, — вздохнула демоница (в который раз уже объясняет?), — и это мужской род слова «Тьма». По непонятным мне причинам Она всегда на стороне Бафомета. Только поэтому ему удалось провернуть бесчисленное количество бессмысленных, разрушительных диверсий. Втираться в доверие какому-либо клану или племени крылатых, стравливать его сильнейших друг с другом, уносить множество жизней и душ и всегда улетать невредимым. Да, даже если поймать его, он всегда скроется… Обычно он не трогает наших, мы слишком зубастые, но порой и демоны становятся его жертвами. Мандилион задал нам нелёгкую, не побоюсь сказать, непосильную задачу, заказав Бафомета.
— Но не значит же это, что мы сдадимся? — Нармэла от удивления забыла про бутылку, спрятав её под стол и обвив хвостом, чтобы никто не смог отобрать. Но початый сосуд сейчас никого не интересовал совершенно.
— Не значит. Но пока я сосредоточусь на другом клиенте, — Акулина вновь уменьшилась для облегчения манипуляций с мобильником. А она собиралась звонить Мартосу (номер его она узнала из той же соцсети, что и электронный ящик, и заранее вбила в контакты). — Алё, это Лина, надеюсь, не забыл, — дозвонившись, девушка начала приветливо, но прямолинейно. — Как там наше дело?
— Какое это у вас к нему дело? — У рыжей демоницы внутри похолодело, когда она услышала в ответ женский голос. Блин, как не хочется выглядеть чей-то любовницей! Но, чтобы не показывать своей слабости, Лина решила сама рявкнуть:
— ГДЕ МАРТОС, МАТЬ⁈
Арвера и Раяр синхронно подпрыгнули от громкого крика.
— Вот чёрт, — выругалась в ответ женщина и оставила линию на несколько секунд. Затем её голос сменился мужским, немного хриплым:
— Терпение лопнуло? Мочевой пузырь разрывается? Что ещё тебе нужно от меня?
— То же самое, — демоница немного сбавила тон. — Ты нашёл ардарота?
Поделиться книгой: