Помоги проекту - поделись книгой:
Инна и Наташа вешали игрушки на верхние ветки, порой привставая на носочки. Понизу, непринужденно присев на корточки, цепляла шары Лея, а средний уровень украшали Юля и Марина Сильва де Ваз Сетта Баккарин.
Моя старшенькая действительно была похожа на бразильяночку, разве что женское начало лишь пробуждалось у Юлиуса, хоть и весьма явственно, а Марина уже расцвела. Она не поражала мужское воображение роскошеством форм — грудь небольшая, но высокая, похожая на две опрокинутые чаши, а узкая талия не круто, а плавно переливалась в округлость бедер…
— Любуешься? — Рита присела мне под бочок.
— Угу… — отозвался я рассеянно. — Изучаю… Слушай, а тебе не кажется, что вы с Баккарин слишком похожи, чтобы это было случайностью? Причудливо тасуются крови… Нет, вы с ней родня, конечно, еще от мятежного дожа, но вдруг, в каком-то из веков, твой дальний предок влюбился в ведьму? Не сжег на костре, очищая от сил диавольских, а сделал тайной женой?
— … И его дитя понесло в себе половинку генома целителей! — азартно подхватила Рита. — Только в скрытой форме, как у Инки! Да… — она сощурилась, глядя на Марину-Сильву. — Надо на эту красотку Светлану напустить, пусть сравнит ДНК! Ведь и вы с Наташей не просто так нашли друг друга…
— Рит… — вытолкнул я, чуть ежась в душе.
— Нет-нет, Мишечка! — подруга жизни тихонько засмеялась, притискивая меня. — Было время, когда я просто смирилась с вашей… м-м… нежной дружбой. Зато после находила… скажем, весьма приятные бонусы — одно Слияние чего стоит! А сейчас я просто рада. Да ты глянь только, какая прелесть наша Лея!
Теплое слово «наша» сразу на ум пошло…
— Ну-у… — затянул я, благодушествуя. — Даже если всё сложится у Василия Михайловича и Марины Фернандовны… Хм… А если у их ребенка… та самая латентная форма перейдет в явную, как у Наташи? — и воскликнул тихонько, приглушая голос: — Ой, давай не будем гадать! А то зарядимся беспокойством на годы вперед!
— Давай! — со смешком согласилась Рита.
Тут Марина Сильва рывком обернулась, словно почуяв, о ком мы судачим, и обворожительно улыбнулась.
— Мигел! — воззвала она, протягивая мне красную пластмассовую звезду. — Нат-цепите, пор фавор! Поз-залуста!
Лея захихикала.
— Надо говор-рить: «Пожалуйста!»
— Пож-жалуста! — старательно выговорила Баккарин.
Я улыбнулся обеим сеньоритам, и полез на стул — иначе мне до верхушки елки не дотянуться…
Марина Сильва, вообще-то, звалась Мореной, но все наши, включая саму бразильяночку, привыкли звать ее «с русским уклоном». Вообще, красотка оказалась и умницей, к тому же упорной — пока Васёнок зубрил португальский, она постигала русскую речь. Девушка шесть лет подряд приезжала в Советский Союз встречать Новый год. Пока ее сверстницы томились в ожидании карнавала, Марина торопила время, мечтая снова увидеть заснеженную Москву, и Деда Мороза со Снегурочкой, и «Базилиу».
И во все эти зимы она прилетала либо с матерью, либо с дядей, Иваном Сетта, тоже артистом, как и его сестра. А когда я вчера встречал Марину в Шереметьево, у меня — Рита не даст соврать — вырвалось: «Ну, наконец-то!»
Юная красавица из страны, где много-много диких обезьян, прибыла с отцом — мелковатым, черным и очень подвижным.
Баккарин-старший выглядел настолько по-домашнему, по-свойски, что я поневоле расположился к нему. А когда обратился, как к дону Фернандо, он засмеялся, и живо, совершенно в итальянской манере, воскликнул: «О, этто излишком напищенно, лючше пер номе… по имени!»
Выпив за знакомство, мы обсудили лингвистические проблемы, и перешли на инглиш, чтобы не спотыкаться на каждом слове. «Папская» встреча проходила «в теплой, дружеской обстановке» — мы уединились в кабинете, и я торжественно раскупорил заветную бутылочку с коньяком, дожидавшегося распития долгие полвека.
— Морена… э-э… Марина, — по губам Фернандо скользнула хмельная улыбочка, — вся в мать, да и в дядю — бредит театром и кино. Девочка хочет поступать в московский ГИТИС… — он глянул на меня неожиданно трезвым взглядом.
— Никаких проблем! — твердо заявил я.
— Марину беспокоит выговор…
— Пустяки! В Союзе полно актеров с акцентом — прибалтийским, молдавским, грузинским, украинским… Народов в стране хватает! Главное — талант, а он в сеньорите Баккарин чувствуется. Пусть заканчивает школу — и летит к нам. Устроим, как принцессу!
— Не сомневаюсь, Мигел… — дон Фернандо уважительно покивал, оглядывая высоченные потолки, а затем фыркнул, и расплылся. — Вот только дуэнью к bambina mia не приставить! Марина обязательно будет встречаться со своим Базилиу… Нет-нет, — заспешил он, — я вовсе не против, Базилиу хороший парень, нормальный, без червоточин. Тем более, студент престижной «Бауманки». Веру он очаровал, да я и сам всё вижу! У Vasyonka горячее сердце и холодная голова; верю, что он будет беречь мою девочку… Вера родила в двадцать девять. Да, возможно, поздновато…
— Юля родилась, когда Рите было двадцать три.
— Лишь бы не в семнадцать! — пылко воскликнул Баккарин.
— Лично прослежу! — заверил я его, хмуря брови в неприступной суровости.
Хрустальные рюмки сошлись торжественно и звонко…
Чтобы не запариться, я натянул шубу Деда Мороза, оставшись в одних трусах. Босые ноги болтались в мягких белых валенках, как ботала в колоколах… Ну, лишь бы длинный красный подол прикрыл голые коленки!
Седовласым париком и окладистой бородой меня обеспечила Инна, она же налепила мохнатые белые брови. Шапка… Посох… Мешок с подарками… А где, кстати, мешок? А, вот он…
— Готова, Снегурка? — прогудел я.
— И-ису, Мигел! — восторженно крутанулась Марина Сильва, отрываясь от зеркала.
В голубенькой шубке и серебристом кокошнике, она выглядела до боли очаровательно — сладкоголосая птица юности лишь начинала петь для нее. Правда, золотистая коса не слишком сочеталась с загорелым личиком и жгучими черными глазками, зато контраст придавал внучке Деда Мороза пущую яркость.
«Бедный Базилиу…»
Величаво ступая, я вошел в шумную гостиную, пропахшую хвоей да мандаринами, и сказал гулким басом:
— С Новым годом!
— С Новим годом! — радостно зазвенела сеньорита Снегурочка.
— Здр-равствуй, Дедушка Мор-роз! — лучась, Лея захлопала в ладоши.
— Здравствуй, Лея! — важно пробасил я. — Не баловалась ли ты в уходящем году? Не обижала ли маму с папой?
— Не-а! — воскликнула малышка, и погордилась: — Я котика вылечила! И бабу Лиду!
Наташа засияла не тусклее дочери, а я загудел довольно:
— Ну, молодец! Держи тогда…
Онемевшей от восторга Лее досталась кукла Алёнка, советский аналог заокеанской Барби, да не одна, а с приданым — тючком игрушечных нарядов, и местом жительства — разобранным домиком в яркой коробке.
— Спасибо, спасибо!
— Оставайся такой же хорошенькой и хорошей, Лея!
— Останусь, — рассеянно ответил ребенок, не зная с чего начать: нарядить ли куклу? Или выстроить той жилплощадь?
— Дон Базилиу, я полагаю? — рокотнул я.
Здоровенный Васёнок хотел было спрятаться за спинами Наташи и Риты, но те со смехом вытолкнули его в первый ряд.
— Ну, здравствуй, Вася.
— Здрасьте… — несмело вытолкнул сын.
А я даже загордился — он меня не узнал!
«Талант не пропьешь!»
— Хм… — нахмурились приклеенные брови. — Поставить тебя на стульчик, чтобы ты стишки прочитал? Пожалуй, нет… Стул жалко. Но подарок я тебе припас! Снегурочка, а поцелуй-ка благородного дона! Крепко, но недолго!
Марина засмущалась, мелко просеменила к одеревеневшему Васёнку, привстала на цыпочки, и поцеловала. Парень совершенно обалдел, взгляд у него расфокусировался, а лицо сравнялось цветом с моей шубой.
Снегурочка засмеялась, отступая, и прижалась ко мне. Дед Мороз платонически обнял «внучку», и пошевелил бровями — они зверски чесались.
— Юля, а ты почему второй год не пишешь мне письма?
Старшенькая кокетливо улыбнулась.
— Выросла я, дедушка!
— Да-а, это правда… Ну, тогда вот тебе подарочек!
Ах, с каким удовольствием я следил, как по-детски округлялись Юлькины глаза!
— Ух, ты-ы… — выдохнула девушка. — Сережки! Золотые! С изумрудиками… Ой, спасибо, спасибо!
— Тебе спасибо, красна девица! — ухмыльнулся я.
— А мне за что?
— А вот, смотрю на красоту твою, и радуюсь!
Юля засмущалась, и юркнула за Наташу.
— А ну, — властно затянул я, — подать сюда Маргариту свет Николаевну!
— Здесь я, батюшка, — кротко ответила Рита. Инна, стоявшая рядом, задорно мне подмигнула.
— Ну, что ж тебе подарить? — призадумался Дед Мороз. — Каменьев дорогих, да злата-серебра тебе уже надарено, и мехов, и повозки самобеглой… А-а… — оживился старый, лукаво щурясь. — Знаю! Вот, держи! — я потряс длинным конвертом, и возгремел: — Приглашение для номинантки на церемонию вручения «Оскара»!
И моя женщина, умная, мудрая, ироничная, запищала и запрыгала, как девчонка, хлопая в ладоши. Хотя аплодировали все, а пуще других Инна, как актриса состоявшаяся, и Марина Сильва, как будущая старлетка.
— Спасибо, спасибо! — Рита с силой обняла меня, вытянулась, приникая к уху, и сбивчиво зашептала: — Но… Это же по-настоящему⁈ В Лос-Анжелесе?
— Ну, да, — улыбка расщепила белую бороду.
— А когда? Скоро?
— Где-то в середине марта.
— Дедушка Мороз, я тебя люблю!
— Эх! — крякнул дед. — Кабы не мои годы…
Ритин смех слился с Маринкиным хихиканьем, а часы всё стремительней докручивали стрелки, близя полночь.
Дед Мороз одарил каждого, опосля чего вынул две запотевшие бутылки шампанского, и велел Васёнку:
— Откупоривай, чадо, а мне пора!
Ухода Деда Мороза, похоже, никто не заметил. Дон Фернандо любовался новеньким «Ролексом», Инна и Наташа примеряли новые платья от Алика Зингера, а Лея была поглощена жилищным строительством…
…Мы со Снегуркой живо переоделись, вновь обращаясь в скучных смертных, и Баккарин-младшая спросила, смущенно запинаясь:
— А мне Дьед Мороз подарит что?
— На той неделе, Мариночка, — заговорил я с таинственным видом, — мы сходим в лыжный поход…
— О, в настоящих лижах⁈
— Ага, а потом…
— Прямо на снегу⁈ — не унималась Марина Сильва де Ваз Сетта.
— И прямо, и вдоль, и поперек! А потом я отведу тебя в одно место…
— В какое?
— В Институт театрального искусства!
— О-о… — черные глаза округлились, равно как и дивный ротик.
— Официальные прослушивания и просмотры — в мае, ну, а я неофициально. Покажу тебя Марку Анатольевичу!
— О, Мигел…
— Пошли, Марик, а то без нас отметят, — проворчал я, застеснявшись черного прилива обожания во влажном взгляде.
А из гостиной несся перезвон курантов!
Поплыл, остывая, набат, и гулко ударил колокол.
— Один! — хором закричали женщины. — Два-а! Три-и!
Дон Фернандо плеснул мне с Мариной, и протянул два шипящих бокала.
Поделиться книгой: