– Я хорошо тебя учила, – одобрительно произносит она. – Тогда давай начнем.
Она достает из надорванного кармана туники маленький мешочек, который гремит, когда она его трясет. Она наклоняет его, и из него сыплются какие-то белые обломки. Я инстинктивно понимаю, что это, и внизу живота поднимается горячее чувство дурноты.
Кобра крепко сжимает кости в кулаке, затем со сверхъестественной скоростью преодолевает разделявшее нас небольшое расстояние, заполняя воздух запахами земли и дешевого пальмового вина. Я отшатываюсь, но она успевает схватить мой кинжал, и я шумно вдыхаю.
– Дай руку, – приказывает она.
– Которую? – Когда она так близко, мне сложнее сохранять самообладание.
– Не важно.
Повинуясь непонятному импульсу, я протягиваю ей правую руку. Воздух рассекает серебристая вспышка, я чувствую укол, и на моей ладони расплывается алое пятно – между большим и указательным пальцами. Прежде чем я успеваю отреагировать, Кобра таким же быстрым движением рассекает свою ладонь, а затем хватает мою руку и прижимает наши раны друг к другу. Ощущение омерзительное – теплое, мокрое и липкое, – но она не отпускает, словно это обычное рукопожатие. Затем она наклоняется ко мне и низким голосом произносит:
– Они сейчас смотрят на нас – все они.
Во рту становится совсем сухо. Кобра известна своими трюками и уловками, но что-то подсказывает мне, что на этот раз она не врет. Мы по-прежнему одни – здесь, на западной пограничной тропе, – но я чувствую, что на нас смотрят. Кто-то. И еще кто-то. Много взглядов. Я переступаю с ноги на ногу. Мне рассказывали, что дараджи иногда призывают своих предков во время ритуалов. Однако до этого момента я не верила в это.
– Уверена, что хочешь этого? – Ее усталые глаза встречаются с моими, и я чувствую, что в вопросе Кобры скрывается сразу несколько смыслов. – Когда я начну, пути назад не будет. – Я хорошо понимаю, насколько серьезна моя просьба и каковы ее последствия. Но когда я смотрю в глаза Кобры, то вижу не их. Вместо них я вижу глаза дочери, в которых сияет детская невинность. Я должна защитить эту невинность. Я должна защитить дочь. Я
– Уверена.
Кобра делает глубокий прерывистый вдох.
– Тогда я призываю своих праматерей в свидетели и клянусь никогда не разыскивать тебя снова в этой жизни. – Слезы наполняют ее глаза. – Кровью, костью и душой мы связываем этот вечный обет. – Она кивает мне: – Повтори.
Эти слова звучат странно, словно они украдены из какого-то давно умершего языка. И все же я заставляю себя их произнести.
– Кровью, костью и душой мы связываем этот вечный обет.
Как только я заканчиваю эту фразу, тепло расходится от того места, где порезы на наших ладонях соприкасались. Волосы у меня на руках встают дыбом, но Кобра стоит неподвижно и не разжимает пальцев. Кости, зажатые между нашими ладонями, обжигают, их острые края и зазубрины впиваются в мою кожу. С ужасом и удивлением я вижу, как светящийся белый пар поднимается над нашими сжатыми ладонями. Он скользит вверх по руке Кобры, обивает ее шею, на которой появляется круглый амулет – раньше его не было. У меня холодеет кровь.
– Что это?
– Знак вечного обета, – отвечает Кобра. Она без лишних церемоний отпускает мою руку. Ладонь покалывает и чешется, но я не дотрагиваюсь до нее. От пореза, который был на ней несколько секунд назад, не осталось и следа, и я не сразу осознаю, что кости тоже исчезли. Я по-прежнему не могу отвести взгляда от странного нового амулета, который болтается на шее Кобры, а она тем временем возвращает мне кинжал.
– Это все, – шепчет она. – Прощай, Бинти.
В ответ мне хочется произнести тысячи слов – ужасных, прекрасных, отчаянных. Я выбираю одно.
– Прощай.
Раскаленные добела ленты молний танцуют в небе; над головой раздается раскат грома, от которого дрожит земля. Кажется, будто в небесах разорвался какой-то шов – внезапно мой плащ насквозь пропитывают потоки дождя. Я склоняю голову, пытаясь прикрыться от них, а когда снова поднимаю взгляд, Кобры уже нет.
Щеки становятся мокрыми не только от дождя, но я стираю соленые слезы, а затем поворачиваюсь и бегу в сторону города. Я не обращаю внимания на раскисшие дороги и грязь; я даже не замечаю, что сандалии соскальзывают с ног. Я отчетливо понимаю, что никогда больше не увижу это место.
Я отчетливо понимаю, что никогда больше не увижу мать.
Глава 1. Хозяин Тернового замка
Сначала Коффи почуяла чернику.
Приторный, терпкий – сладковатый запах ягод побудил ее очнуться. Она медленно открыла глаза. Стон зародился в горле, едва не вырвался на волю сквозь приоткрытый рот, но инстинкт перехватил его раньше. В тишине осознание оседало на коже, словно хлопья пыли.
Она не знала, где находится.
Жизнь вернулась в кончики пальцев, и Коффи отправила их на разведку, попытавшись ощупать то, что было вокруг. Она поняла, что лежит на чем-то мягком – видимо, на кровати, – а у нее под поясницей сбились льняные простыни. Повернув голову налево, она прижала щеку к холодной подушке. Коффи тут же заплатила за это маленькое движение – боль пронзила основание черепа, а глаза заслезились. Прошло несколько секунд, прежде чем зрение снова прояснилось. И даже тогда она не могла толком осознать, что именно видит.
Она находилась в большой спальне, в которой никогда не бывала раньше. Стены – по крайней мере те, что были видимы в полумраке, – были серыми, цвета сланца. Квадраты маслянистого света пятнали сводчатый потолок над головой, поэтому она предположила, что сейчас утро. Слева что-то блеснуло, и Коффи заметила, что рядом с кроватью стоит столик цвета белой кости. На нем расположился позолоченный поднос с едой. Она увидела нарезанный хлеб, маленькие пиалы с вареньем, сыр и фрукты. Рот наполнился слюной.
Она была не одна.
Сначала она не поняла, почему сразу не заметила двоих, стоявших на другом конце спальни – лицом к эркеру с большими окнами, спиной к ней. Но через несколько секунд осознала: она не заметила их, потому что они стояли почти идеально неподвижно – две статуи, очерченные солнечным светом. Мужчина был высоким, мускулистым и поджарым, с кожей, похожей на высушенную солнцем глину, и коротко обрезанными черными волосами. Рядом с ним стояла женщина – намного ниже ростом, с коричневой кожей на тон темнее, чем у него, и с кучерявой черной афропрической. Кафтан у мужчины был синим, как речная вода, а у женщины – желтым, как цветы календулы. Вдруг мужчина заговорил:
– Сколько еще мы позволим ей спать?
– Скоро мы ее разбудим, – прошептала женщина. Голос ее звучал напевно. – Он ее ожидает.
Коффи застыла на кровати. Она была почти уверена, что они говорили о ней.
Внезапно мужчина начал расхаживать взад-вперед. Коффи было не разглядеть черт его лица, но движения напомнили ей раздраженного льва, который оказался в слишком маленькой клетке.
– Что-то не сходится, – на ходу произнес он. – Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз привел сюда новичка. С чего бы ему начать снова?
– Не знаю, – ответила женщина. Она по-прежнему смотрела в окно.
Мужчина остановился, и Коффи наконец смогла разглядеть его лицо. Черты были мягкими, четко очерченными, словно их вырезал опытный скульптор. У мужчины был длинный ровный нос, глаза цвета охры под густыми черными бровями и острые скулы. Только его изогнутый в усмешке рот портил впечатление.
– Он ничего тебе не сказал? – спросил он женщину. – Ничего о том, откуда она или к какой ветви принадлежит?
Женщина наконец повернулась. Даже глядя на нее в профиль, Коффи заметила, что она красива. Лицо у нее было мягкое, с полными розовыми губами и коротким круглым носом. Женщина хмурилась.
– Он говорит мне не больше, чем тебе, – сказала она. – Все, что я знаю – нужно привести ее в главный зал. Больше он ничего не сказал.
Коффи сглотнула.
– И как нам это сделать? – спросил мужчина. Коффи увидела, что он потирает переносицу. – Она все еще без сознания.
– Мы не можем доставить ее к нему в той одежде, в которой она сейчас, – ответила женщина. Коффи заметила, что она понизила голос. – Она грязная. Нужно ее переодеть.
Коффи ощутила, как ускоряется пульс. Она надеялась, что у нее будет больше времени, чтобы придумать план. Она в отчаянии окинула взглядом комнату. Из мебели поблизости были только столик и еще диван в дальнем левом углу, но ни то ни другое не получится использовать в качестве оружия или щита. У этих людей, кем бы они ни были, преимущество. Нужно двигаться быстро, чтобы застать их врасплох.
Золотистый луч солнечного света заставил Коффи снова обратить внимание на поднос, стоявший слева. Рядом с ним лежал серебряный нож для масла. Она медленно вдохнула, собираясь с духом, затем закрыла глаза и попыталась представить, что будет делать. Если она чуть-чуть сдвинется в сторону, то сможет дотянуться до ножа. А если она дотянется до ножа…
– Ладно.
Коффи по-прежнему держала глаза закрытыми, но услышала голос мужчины справа, еще ближе к ней. Она слегка сдвинулась влево.
– Кена, может, лучше тебе…
Коффи рванулась вперед, скатилась с кровати и схватила нож одним не слишком изящным движением. Она почти сразу пожалела об этом – в голове взорвались звезды, потемнело в глазах, но пальцы по-прежнему крепко сжимали тонкую рукоятку ножа. Она сосредоточилась на этом ощущении, на холодном металле, который касался ладони. Комната яростно раскачивалась из стороны в сторону, словно палуба невезучего корабля посреди открытого моря. Коффи споткнулась. На этот раз она не сдержала стон. Она все еще не могла ничего разглядеть, но услышала вскрик. А затем мужской голос:
– О. Ты очнулась.
Коффи яростно заморгала, пытаясь успокоить барабанную дробь в груди и хотя бы сделать вид, что она остается невозмутимой. В ушах звенело, поле зрения по-прежнему перекрывали вспышки, но она разглядела, что мужчина и женщина, которые стояли у окна, теперь оказались по другую сторону кровати, и оба смотрели на Коффи с тревогой. Она поняла, что они оба младше, чем ей показалось поначалу: не мужчина и женщина, а юноша и девушка, которым лет примерно по шестнадцать – как и ей. Юноша нарушил молчание первым.
– Значит, – сказал он, подняв бровь, – наш приветственный завтрак тебе
Коффи ответила не задумываясь:
– Кто вы?
Голос ее звучал хрипло, словно она не говорила несколько дней. Это пугало. Она попыталась оглядеться, одновременно не выпуская из поля зрения юношу и девушку, но от этого у нее закружилась голова. Она покрепче сжала нож, но, к ее возмущению, юноша лишь бегло окинул его взглядом и ухмыльнулся.
– Это и правда необходимо?
– Это на случай, если вы попытаетесь меня раздеть.
– Мы не собираемся тебя раздевать, – с ноткой усталости в голосе сказал юноша. Он замолчал, затем усмехнулся: – Ну, технически говоря…
– У вас пять секунд. – Коффи не знала, раздражает ли ее это спокойное нахальство или пугает. – Скажите мне, кто вы, где мы и зачем я здесь.
– Или что? – Юноша снова взглянул на нож. Происходящее его явно развлекало. – Бутерброд нам сделаешь?
–
Юноша – Зайн – ненадолго задумался, а затем пожал плечами и направился к двойным дверям на другом конце комнаты. Он пробормотал что-то, прозвучавшее как «нож для масла», а затем вышел. Коффи выдохнула.
– Извини, – сказала девушка. Она смотрела на Коффи, как на раненое животное, но, как и Зайна, нож для масла ее, похоже, не пугал. Коффи вздохнула и разжала пальцы, позволив ему упасть на пол.
– Я понимаю, все это, наверное, очень обескураживает, – мягко продолжила девушка. – Но Зайн и я не хотим тебе навредить, мы…
– Кто вы?
– Меня зовут Макена, – ответила она. – А ты?
– Коффи.
– Коффи, – повторила Макена. – Я дараджа, как и ты.
– Из какой ты ветви? – спросила Макена. – Я из Уфунди.
Коффи растерянно посмотрела на нее. В вопросе Макены, похоже, не было подвоха, но в нем не было и смысла.
– Я…
– Ничего страшного. – Макена взмахнула рукой. – Можем поговорить об этом позже. Но пока что… – Она посмотрела на двойные двери, а затем виновато взглянула на Коффи. – Тебе нужно переодеться.
Коффи окинула себя взглядом впервые с момента пробуждения. Ее туника из мешковины была перепачкана землей и грязью, но она понятия не имела, как это произошло.
– У меня есть для тебя кое-какая одежда, – сказала Макена. – Если ты не против. – Она отошла на другой конец комнаты и остановилась у дивана. Коффи разглядела на нем аккуратно сложенные вещи. Когда Макена развернулась к ней, она держала в руках платье без рукавов. Оно было длинное, со свободным подолом и узкой талией. Ткань покрывал черно-белый набивной геометрический орнамент, а края были расшиты золотой нитью.
– Я сама его сшила, – прошептала Макена. – Я… надеюсь, что тебе понравится.
– Нравится, – отозвалась Коффи. – Оно очень красивое. – Это было еще слабо сказано, но других слов у Коффи не нашлось. Она определенно понимала, что не спит, и все же происходящее походило на бессвязный сон. Она чувствовала себя отстраненной, растерянной, словно пыталась ухватить паутину воспоминаний и сплести их во что-то логичное.
Макена положила платье на кровать.
– Я попрошу принести полотенце и лохань с водой, чтобы ты могла помыться, – предложила она. – Но поспеши, у нас мало времени.
– Почему? – Коффи напряглась. – Куда мы спешим?
Макена нервно оглянулась через плечо и направилась к выходу.
– Я отведу тебя в главный зал. Хозяин Тернового замка не любит, когда его заставляют ждать.
Сердце Коффи колотилось в груди, когда Макена вела ее по узкому коридору.
Как и в спальне, где она проснулась, каменные стены здесь были сложены из сланца, который ничуть не защищал от холода. Вокруг по большей части царствовала тьма, и лишь кое-где свет проникал в узкие, как бойницы, окна. Коффи хотелось выглянуть в каждое, мимо которого они проходили, но она заставляла себя смотреть вперед. С каждым шагом в ее сознании возникало все большое вопросов, и ее тревожило, что ответа ни на один нет. Как она сюда попала? Зачем она здесь? Почему она не помнит ничего, что происходило до сегодняшнего утра? В ее сознании эхом отдавались слова Макены.
По крайней мере, ясно, что она в Терновом замке, но кто его хозяин и что ему от нее нужно?
Они свернули в очередной коридор с большим окном слева – через него проникало достаточно утреннего света, чтобы рассеять тьму. Макена прошла мимо не останавливаясь, но Коффи на этот раз удалось выглянуть наружу. У нее перехватило дыхание.
За окном виднелся роскошный сад – перед ней расстилалось безупречное пространство изумрудно-зеленой травы. Через каждые пару метров попадались маленькие пруды, выложенные по периметру алебастром, а их зеркально гладкая поверхность отражала оттенки синего и индиго, сверкая на солнце. Ее взгляд метнулся налево, затем направо, тщетно пытаясь различить тысячи цветов, высаженных вокруг беседок и газебо[1], – бесполезно. Она заметила, что все цветы, вне зависимости от размера и расположения, были различных оттенков синего – как небо над головой.
– Восточный сад Тернового замка, – сказала Макена. Она остановилась рядом с Коффи. – Его еще называют Синий сад. Здесь есть еще три, но этот – мой любимый.
Коффи кивнула, хотя едва расслышала слова Макены. Она по-прежнему пыталась осознать увиденное. Восточный сад Тернового замка был, несомненно, прекрасен, но чем дольше она рассматривала его, тем острее ощущалось беспокойство. Ее взгляд скользнул дальше, мимо прудов и клумб, и остановился на аккуратно высаженных в ряд деревьях, явно отмечавших границу сада. Она тут же узнала их – только у акаций такие узловатые и шипастые ветви, – но внимание Коффи привлекло не это. Вокруг них висела стена тяжелого тумана. Вершины большинства акаций были скрыты за ним – за тяжелой и неподвижной серебристо-белой завесой. Даже с этого расстояния Коффи могла представить, как ощущает холод тумана и сырость, которая пропитывает все, к чему он прикасается. Ее пробрала дрожь.
– Это Туманный лес, – не дожидаясь вопроса, сказала Макена. – Он отмечает границу Тернового замка.
Коффи не ответила. Она не могла объяснить, в чем дело, но что-то в этом тумане, в этих деревьях удерживало ее, словно заставляя задержать взгляд еще на секунду. Макена снова заговорила.
– Нужно идти дальше, – сказала она. – До главного зала недалеко.
В молчании они вышли из коридора и двинулись дальше. Когда темнота снова окружила их, мышцы Коффи расслабились. Чем дальше они отходили от окна, в котором был виден туман, тем легче становилось на душе, хотя она и не понимала почему.