Баба Яга против!

Окошко тут же открылось. Мег, довольная очередной победой в манипуляции, грациозно вышла к царевичу. Кафтан у него красивый, червленый.

— Ко мне ли ты, царевич? — томно закатила она глазки, забираясь на ель, чтоб смотреть на юношу сверху.

— К... бабе Яге... — пробормотал Иван-царевич. — А ты... ее кошка?

— Ох, что ты, — махнула Мег лапкой игриво, — какая там «ее» кошка. Яга бы от меня избавилась с удовольствием... Сегодня, например, едва не утопила меня в реке Смородине — отправила останки врагов искать, потом воронам своим повелела меня за шкирку таскать.

Кошка Мег, вздохнув, не договорила, а Иван-царевич побледнел и поднес руку к горлу.

— Это за что же?

— Ну, она ведь баба Яга, — тут Мег пожалела, что нет у нее плечей, чтобы ими пожать. — Профессия у нее такая. И призвание — она как раз белый свет ненавидит. Говорит, одни царевичи кругом и дураки. А по-моему, царевичи — это ведь прекрасно, да?

Иван-царевич не знал, что сказать, но на сердце тепло как-то сделалось.

— А с дураками ничего не сделаешь... — продолжила разливаться соловьем Мег, вкусившая уважения да почитания. — Но я-то что поделаю, я маленькая и беззащитная, мне на роду начертано... И сделать ничего нельзя.

Вздохнула еще раз для красного словца. Если можно так выразиться.

Иван-царевич к месту вспомнил Ивана-дурака. И браво блеснул мудростью подслушанной:

— Служба без дружбы — не дело!

— Не дело, — вздыхая снова и снова, согласилась Мег. — А ты куда путь держишь, царевич?

— Жар-птицу ищу, — пригорюнился тот.

Раз баба Яга даже кошку собственную утопить готова, что ж она с ним сделает?.. А без бабы Яги — найдет? И коня бы, ой коня бы...

— Ой, как интересно! — Мег почесала за ушком задней лапой. Птицы — это, вообще, ее страсть и слабость. Если они не носят ее по воздуху за шкирку, конечно. — А возьми меня с собой!

— Да зачем же мне...

— Тут все просто, пригожусь я тебе, царевич, дорогу показывать стану, — предложила Мег. — А ты красну девицу из беды выручишь.

— Это кого же?

— Меня, мурр.

Так Иван-царевичу кошка Мег лапши на уши навешала, он и поверил, будто она — красна девица зачарованная. А, как водится, в поисках счастья да славы девиц красных оставлять в беде никак нельзя. Вот он, глупенький, и согласился на все. Даже пешком.

— Охо-хо, кто к нам пожаловал! Ягуся! А что не в ступе? Быстрей бы добралась, и без грязи на башмаках, дороги ведь у нас... Ну, нету их вовсе!

Кикимора была тщедушной и зеленоватой — жизнь на болоте здоровья не прибавляет — но в целом бойкой и веселой старушкой, несмотря на легенды, какие о ней слагали люди. Если лесной народ не обижать, Кикимора и тебя беречь станет.

Сидела Кикимора у костра в своем домашнем овражке да в котелке варила похлебку.

— И тебе здравствуй, Кики! Знаешь ведь — люблю я пешком ходить, — развела Яга руками. — Французская привычка, для здоровья полезная и фигуры. А вообще, так и не освоила я все эти местные гаджеты, руки не доходят.

— До сих пор, — с укоризной покачала Кики головой. — Уже два лета, как ты у нас обосновалась, а ни с избушкой, ни со ступой... Тебе неинтересно даже?

Яга вытащила из сумы апельсины, бананы, киви. И шоколадку. Без пальмового масла, особую.

— Я медленно адаптируюсь к новым условиям, а притворяюсь хорошо. Знаешь, можно быть на ты, на вы и на «эй ты, козел!». Вот я пока на вы. Но это лучше, чем на «эй, ты козел», правда?

Лицо Кики выражало непонимание, и Яга махнула рукой.

— Это айтишные шуточки, не обращай внимания. В общем, если мои нужды удовлетворены, я дальше лезть не вижу смысла. Вот, гостинцы обещанные.

— Это что ж за диво такое? — поставила Кикимора руки в боки, разглядывая и нюхая разноцветные дары.

— Фрукты заморские. Служба у меня такая — перепадает излишков. Гастрономия называется. Шоколадка — это уже на сладкое. Не абы какая, бельгийская. Еще кофе потом сварим, я Лешему обещала, он любит все горькое.

К этому тезису Яга достала свою любимую старинную турку.

— Мудреными словами говоришь, Ягуся, как всегда. Но это мне в тебе и по сердцу. Народ честной уж испужался — утопла баба Яга, с самого листопада никто ее не видел. Но я-то всех утопленников в лицо знаю. А тебя гастрономия в Тридевятое царство не пускала?

— Она самая, родимая. Праздники, знаешь ли... Самый сезон. Полный аншлаг.

— Праздники?

— Ну да, Новый год — народ веселится на всю катушку, а мы — к их услугам... Сначала подготовка, потом празднества, потом кошелек пустой да пояс затянутый, ведь дальше — дни влюбленных, мужчин, женщин... Богаты, в общем, зима с весной на праздники. Ах, да, ты же не знаешь, Кики: Новый год — это вроде самой длинной ночи в году.

— Так мир у вас и вправду перевернулся, в длинноночь положено у печи сидеть, глаз не смыкать да истории рассказывать, а не веселиться.

— Перевернулся, кто ж спорит. Никто уже не боится солнцестояния, поверь. И, вообще, природы. Ее теперь покоряют да к ногам бросают... Или в религию зеленого пальца впадают... Ох, заговорила я тебя глупостями. Давай нож, Кики, это богатство надо порезать сначала. И миску какую. А банан можешь сразу попробовать.

Кики осторожно приняла подношение), призывно выглядывающее из кожуры, откусила. Кстати, пальцы ее были именно зелеными, но там без религии. Зажмурилась Кики блаженно, а потом глаза широко раскрыла.

— Понимаю, что зовет тебя обратно в этот перевернутый мир... Наслаждение ведь неземное!

— Их еще испечь можно. С шоколадом. Или без, это уж как нравится. Ухожу я, Кики, потому что люблю свою работу — то есть, службу — это да.

Правда, насчет людей — сложнее. Ну, как объекты — да, как субъекты — редко. Пока эти миры просто видишь и смотришь — все окей, а когда взаимодействовать... Впрочем, работа с людьми — чем тебе не взаимодействие?.. Но рабочие отношения и личные — это ж разное?..

Яга почесала в парике и махнула рукой, теряя надежду найти ответ.

— А что мир перевернутый — так это каждый мир перевернут. И всюду люди, люди, люди, которые что-то от тебя хотят, а о деловой этике и не слыхивали. И ни друг ты им, ни враг, ни партнер. Так, инструмент. Отсюда первозданный хаос получается. Сегодня вот — еще дверь не открыла, а уже и гость пожаловал.

— А этот чего хотел-то?

— Счастье искал... Не там искал, — засмеялась Яга, за ней захохотала и Кики. — Ну и так вышло, что избушка его запульнула в лес куда-то.

— Само вышло?

— Ну, я чуть помогла, что уж греха таить.

— Правильно. Хотя счастье ему найти мешал твой нос, — подмигнула Кики.

Верно — Кикимора знала тайну Яги. Она и Леший, соседи ближайшие. А что — соседи оказались ребятами что надо, сразу Яся с ними и сдружилась, как знакомиться прилезли: товарищи древние, по ерунде не парятся, положиться на них не боязно, ибо ничего им от нее не требуется — сами все могут, что нужно. Можно прийти и просто... за жизнь поговорить. Выпить чаю, посмеяться, загадки позагадывать, и не надо быть добрым, милым или вообще каким-угодно. И даже если пропадешь на всю зиму и пол-весны, ничего не изменится. И так же будут тебе рады. Просто тебе. Просто тому, что ты есть вот здесь и пьешь чай или приносишь фрукты заморские.

А у людей как — пока ты есть и исправен, все хорошо, все довольны, все тебя любят. А вот тебя нет или поломка случилась — внутренняя ли, внешняя ли — подождут для приличия, а коль в систему вернуться не можешь, не хочешь, выпадаешь, молчишь в камышах, заявить о себе сил нет — память о тебе стирается, а ты теряешь всякое значение.

И есть тому логичное объяснение: у людей достаточно своих хлопот, твои вмещать просто некуда, особенно если из тебя про них надо полчаса выспрашивать. И как-то вечные несостыковки получаются.

И вроде все нормально, и ничего нет в этом страшного, а все ж... Мир не для тихих улиток, которые без домика никуда — выманивать их выглянуть наружу никто не станет.

И так удачно вышло сделаться бабой Ягой.

— Да я и без носа ему не счастье, — фыркнула Яга, хорохорясь. — Ну, какое из меня счастье? Знаешь, Кики, что в нашем мире еще выдумали?

— У вас чего там только нету, — отвечала Кикимора, отбрасывая в огонь кожуру банана, и потянулась за вторым.

— Придумали такую штуку — агенства знакомств. Приходишь, или, вообще, из дома регистрируешься и — та-дам! — можешь посмотреть портреты тех, кто ищет вторую половинку, выбрать по своим запросам...

— Ого! — присвистнула Кики. — Это ж как царевичам портреты невест привозят на подбор? Удобно. И что, каждому можно посмотреть?

Яга кивнула и кровожадно разрубила апельсин пополам. У Кики водились только отличные кинжалы. Хозяйкой она была отменной. Да и муженек Леший руку не только на ножах набил.

— Понимаешь, наврать о себе можно ведь что угодно. И портрет отправить любой.

Яга скользила ножом по апельсиновой кожуре туда и сюда, и аромат наполнял овраг, а оранжевые шкурки падали ей на колени в старый балахон. А она все думала о своем.

— Не понимаю я людей, Кики. Они вместо того, чтобы думать, говорят. Часто совсем не то, что думают. Потому что не знают, что думают, или думают, что знают. Или вовсе не думают. А зачем говорить, если это все равно сдует все ветром? Это как несоответствие внутри и снаружи... Мне мешает. Не знаю.

Кики наклонила голову и кивала.

— Люди, — снисходительно развела она руками, — что ты от них хочешь? Народ глупый и посредственный. Хотя и ты ведь одна из них, все время забываю. Хотя ты другая, будто по-между миров.

— Потому мне и приятно возвращаться в Тридевятое, — рассмеялась Яга снова и протянула подруге почищенный апельсин. — Попробуй вот. Здесь спокойно и не надо спешить, чтобы жить. Люди такие же, как в перевернутом мире, но есть лес, есть вы, есть то, что незыблемо и неизменно. И я здесь будто другой становлюсь. Пусть для того и нужно нацеплять нос с париком. И про жар-птицу рассказывать с умным видом. Да на испытания посылать.

Кикимора засунула за щеку дольку солнечного апельсина. Пожевала, признала:

— Хорошая у тебя служба, если можешь есть такие заморские фрукты каждый день.

— Хорошая.

— И про жар-птицу хорошо. Спрашивают? Вроде снова награду царь Берендей обещает.

— Да сегодняшнему дураку она не нужна оказалась, можешь себе представить?

— Действительно, дурак. Ну, и поделом. А что, Яся, ты свой портрет давала другим посмотреть? Настоящий?

— Я?! Да кому там показываться? Да и зачем? Говорю: людские души — потемки, и зачем мне туда свой нос совать, пусть и приклеенный?

Кики пожала худыми плечами.

— Ну, для опыта, например. Может, бабе Яге пригодилось бы. Помолодеть.

И подмигнула многозначительно. Яся вспыхнула и содрала нос. Поморщила свой настоящий — покраснел от клея-то. И парик сняла.

— Вот и славно, мы любим тебя самой собой, Ягуся, — одобрила Кикимора. — Как раз супруг мой разлюбезный идет, слышишь?

Ветром в деревьях шумело звонче обычного — а и верно, идет хозяин лесов.

— Ягуся! — обрадовался и Леший. — Ну, наконец-то, почтила лесной народ своим присутствием, порадовала стариков!

Яга рассмеялась и обняла бородатого хозяина. От него пахло молодой листвой и кострами.

— И я рада к вам вернуться. Так приятно знать, что тебя где-то ждут. Я ж сама старик, — приложила она парик к лицу и подмигнула.

— С ночевкой пришла, — объявила Кикимора. — Фруктов заморских принесла. Снимай свой кожух, садись к огню, отец.

— А еще кофе и шоколад, — похвасталась лесному старику Яся гостинцами.

— Рассказывала ты про эти явства дивные. Значит, длинная перед нами ночь сегодня, — закивал Леший своей седой большой головой. — О чем говорили-то?

— О том, как люди безнадежны, — фыркнула Яга. — Во всех мирах.

Леший кивнул задумчиво.

— Дело обычное, — подтвердила Кики. — А ты что скажешь?

— Да вот утром видал Ивана-царевича... За жар-птицей идет. Если дойдет — коня он проворонил.

Кики и Яга прыснули.

— А что так?

— Волк серый съел. К тебе он собирался, кстати, Ягуся, дорогу спрашивать.

Яга переглянулась с Кикиморой и пожала плечами.

— У меня только дурак был. Недолго, правда.

Кики покачала головой и встала проверить котелок.

— Не любит наша Ягуся гостей.

— Вот, корешков докинь, — вытащил Леший из сумы добычу. — Иван-царевич поболее дурака умом слаб. Еще его увидишь, наверное... Корил он волка серого и гнобил. Да так, что тот готов был в слуги себя ему на всю жизнь и отдать.

— За что же это?

— Так за коня. Съеденного.

Вся троица долго смеялась.